Всей землёй володеть

Олег Яковлев, 2019

Середина XI века. Всеволод, сын Ярослава Мудрого, чёрно завидует своему старшему брату Изяславу. Сказано: «Не возжелай дом ближнего твоего; не желай жену ближнего твоего», но нарушил Всеволод эту заповедь. Возжелал он и братову жену, и престол киевский, который достался Изяславу в наследство от отца. Всеволоду жизнь положить не жалко, чтобы заполучить желаемое, ведь несправедливо, что «дурак Изяслав» всем владеет… Началась братоубийственная распря, но разве оправдывается предательство и убийство стремлением разделить отцовское наследство «по справедливости»?

Глава 19. Явление Ростислава

Снова яростно бушевали за окном холодные зимние ветры, обрушивая клубы снега на людей, лошадей, дома, деревья, заметая до самых крыш утлые хижины переяславской бедноты. В ночном небе вдруг ярко вспыхнула молния и раздался чуть надтреснутый сильный глухой удар грома. Всеволод вскочил с постели, испуганно перекрестился и упал на колени перед ставником с образами.

— О, Боже! Что за знамение небесное?! Гром средь зимы! Господи, помоги рабу своему! — зашептал он, устремив взор на лик Божий.

Христос-Пантократор смотрел на князя с иконы грозно, с гневом, тёмные жгучие глаза его словно говорили: «Жди, берегись, лихо тебе будет! Грешен ты, раб Феодор!»

Всю ночь на дворе неистовствовала стихия, отрывисто свистел ветер за ставнями, кружила бешеная вьюга. Князь беспокойно ворочался под беличьим одеялом, тщетно пытаясь уснуть. К утру буря стихла, из-за туч проглянуло солнце и осветило землю слабым сиянием. Всеволод успокоился.

«Видно, сатана бесновался. Отвёл я беду жаркой молитвой», — решил он.

В хоромах привычно засуетились холопы, люди тихонечко перешёптывались о ночной грозе. Вдруг до слуха Всеволода донёсся стук копыт и громкое конское ржание. С тревогой в душе, набросив на плечи кожух, он поспешил на крыльцо.

Посреди двора на огромном вороном скакуне с долгой густой гривой восседал широкоплечий молодец лет немногим более двадцати. Светлые волосы его кудрями разметались по плечам, а синие васильковые глаза смотрели упрямо и твёрдо. Грудь пришельца защищала дощатая бронь, поблескивали гладкие металлические пластины, поверх брони с этакой высокомерной небрежностью был наброшен красный плащ-корзно. На голове молодца красовалась лихо заломленная набекрень островерхая соболья шапка.

Всеволод вздрогнул, узнав Ростислава.

— Ну что, стрый, не встречаешь?! Али не признал?! Коротка ж у тя память! — с громким смехом задорно крикнул ему молодец.

«О, Боже! Вот напасть! И чего ему надо от меня?» — с удивлением и тревогой подумал Всеволод.

Деланная широкая улыбка заиграла на его устах, он шагнул вперёд и, приложив руку к сердцу, вполголоса проговорил:

— Здравствуй, сыновец. Давненько не видались мы с тобою. Сколько и лет минуло — сразу не сосчитать.

«Провались ты в болото!» — скрипнул он с раздражением зубами.

Совсем не хотелось ворошить недавние события и вспоминать лишний раз о своей глупости и об этой развратной ведьме Гертруде.

Ростислав вынул ногу из стремени, спрыгнул на снег и, сорвав меховую перщатую рукавицу, протянул Всеволоду десницу. До чего же была она сильна!

— А ты, гляжу я, вовсе захирел тут, в Переяславле своём! Верно, охотою не балуешься, всё в тереме киснешь. Знаю, письмена иноязычные чтишь. Экое занятие! То для монахов! — Ростислав раскатисто расхохотался и хлопнул дядю по плечу.

У Всеволода внезапно позеленело в глазах, он пошатнулся и едва не осел в сугроб.

— Ну, ты не очень. Всё-таки я князь, не простолюдин, не гридень тебе какой, — недовольно морщась, Всеволод стряхнул с кожуха снежные хлопья.

Ростислав снова захохотал.

— Ну, веди ж мя в терем свой! Угощай олом^[185], квасом, брашном^[186]! Принимай гостя! — сказал он, с трудом сдерживая приступы смеха. — Не кажен день, поди, родичей принимать приходится.

…На столе в горнице выставлены были кружки с вкусным медовым квасом. Ростислав не спеша выпивал одну за другой. Лукавой синевой светились его большие глаза с длинными мохнатыми ресницами.

— Тут у тя, яко в келье монашеской. — Он презрительно скривился. — Стол да скамья.

— Земное величие бренно, — хмурясь, ответил Всеволод. — К чему мне излишняя роскошь? Было бы чем володеть, а остальное… — Он махнул рукой. — Зачем оно мне?

— А туры у тя в лесах как, водятся ли? Длани чешутся, поразвлечься б, ловитвою побаловаться! — Ростислав зачарованно закачал русой головой.

— Туров не так здесь много, не то что в лесах на Припяти да на Волыни. Там их целые стада бродят. Но и у нас есть.

— Как мыслишь, не затравить ли нам хотя б двух-трёх? Ловчие-то у тя, надеюсь, сыщутся?

— Можно бы и затравить, ловы устроить. Только иные вот туры здесь, бывало, встречаются. Лютые туры. Зовут их половцами, иначе — кипчаками. Нынешней зимой ворвались они в землю мою, под самый Переяславль подходили. Множество люду сгубили, пленных великое число угнали. Вот от этих злодеев советовал бы я тебе, сыновец, подальше держаться. Народ половцы дикий. Поклоняются они духам добрым и злым, а воинам знатным ставят на могилы бабы каменные. Иной раз, как в степь выедешь, глянешь — стоят, этакие страшные, огромные. Аж жуть берёт.

Ростислав опять звонко расхохотался.

— Ну, стрый, потешил ты меня! — Вытерев выступившие на глазах от смеха слёзы, промолвил он. — Видать, напустили на тя степняки страху, коли каменной бабы, и той испужался! Сидишь тут сиднем, дрожишь, яко лист осиновый!

— Тебе, сыновец, потеха, а мне не больно-то по нраву, когда вокруг Переяславля сёла пылают и смердов в полон уводят, и скот, и лошадей забирают. Обгорелыми брёвнами править кому в радость! — Всеволод злобно осклабился. — Ну да ладно. Этой зимой они больше не сунутся. Можешь себе охотиться без опаски.

— Да я их и не боюсь вовсе! — Ростислав молодцевато тряхнул кудрями.

— Ой, остерегись, сыновец. Половцы — лихие люди. Ты их, верно, и воочию-то не видел, а бахвалишься. Не возгордись, — поучительно изрёк Всеволод, придвигая к себе кружку с пенящимся олом.

— Ну да, не видал! Как же! — вырвалось из уст Ростислава.

Всеволод вздрогнул, поднял на племянника беспокойный, блуждающий взгляд и недоумённо спросил:

— Когда же ты их встречал?

Ростислав отмахнулся, недовольно пробормотав:

— Да было се.

«И где его носило? — подумалось Всеволоду. — Вроде сидел себе на Волыни, ни в какие большие дела не мешался, которы^[187] не ковал. И вдруг — на тебе! Объявился, как будто из-под земли вышел!»

Прервав воцарившееся неловкое молчание, он предложил:

— Давай, сыновец, в шахматы сыграем. Вот, видишь, экие чудные они. Резные, из слоновой кости, присланы из самой Ындеи. По юности мы, бывало, с отцом твоим покойным баловались ими, а теперь всё как-то недосуг. На-ка тебе белые, начинай. Одно только помни: не сила в этой игре, а разум нужен.

Ростислав поплевал себе на руки и с громким стуком двинул белую пешку вперёд.

…Партия затягивалась. Будучи оба достаточно искушены в игре, соперники хитрили и тщетно пытались обмануть один другого.

Вдруг Ростислав, задумавшись над очередным ходом, неожиданно спросил:

— Так как о Ростове порешим, а, стрый?

Всеволод вскочил со скамьи, словно ужаленный.

— О каком Ростове?! Ты чего, сыновец, белены объелся?! Смотри, не шути так.

— Да я не шучу вовсе, — усмехнулся Ростислав. — Грамоту имею деда покойного. Писано тамо чёрным по белому: Ростовская земля-де — моя волость.

— А ну, покажи грамоту. Чую, подложная она. Ростов мой. Так в отцовом завещании сказано.

Всеволод недовольно нахмурил чело.

Ростислав вытащил из сумы перевязанный шёлковой лентой харатейный свиток и показал великокняжескую печать.

Всеволод развязал ленту, повертел грамоту в руках, вскользь глянул на выведенные полууставом ровные буквицы. Размышлял, возвращая харатью племяннику: «Лукавая, ясное дело, грамотица. Состряпал её в Новгороде или на Волыни какой ловкач, да ещё и печать подложную привесил на шнурке. Но по чьей указке сработано? Ростислава? Нет, сыновец слишком прост и прям для подобных делишек. Кто-то из ближних мужей ему нашептал. Тот, кто жаждет ростовских богатых волостей, обширных лесных угодий, обильных пашен. Всюду, везде — боярские ковы, боярские переветы. Но что же мне теперь делать? Как быть? Как отвратить Ростислава от Ростова и избежать войны? Вот, пожалуй, выход».

— Ничего себе подарок — грамотка эта, — нарушая затянувшееся молчание, процедил Всеволод сквозь зубы. — Ну, давай же дальше играть. И на что тебе сдался Ростов?! Удел самый что ни на есть худой. Один раз посылал меня туда ещё отец покойный. Сперва на ладьях до Смоленска добрался, а оттуда… Страшно вспомнить. Двадцать дней через дрягву^[188] непролазную, весь вымок, в грязи. Домой воротился, так и мать родная не узнала. А городок-то захудалый, кругом леса глухие, топи. Народу мало селится, да и те, которые есть, по лесам хоронятся, язычники нераскаянные. А по прямой дороге отсюда, через землю вятичей, и того хуже. Вот второй год уже как послал в Ростов тиунов дань собрать, так с тех пор от них ни слуху ни духу. Видно, сгинули в пути. Эх, да разве это удел?! Я мыслю: солнце светит, море плещет о скалы, вот то — удел! А Ростов — слякоть, глухомань, сырость, лихорадка! Тьфу!

— Чего ты вдруг про море тут запел? — удивлённо приподнял брови Ростислав.

— Ну а возьми, к примеру, Тмутаракань. — Всеволод закрыл глаза, словно пребывая во власти сладостных воспоминаний, и причмокнул с наслаждением языком. — Мне бы такую волость. Хлопот бы не знал никаких. У ног — море, суда плывут в неведомые страны, рядом — прекрасноокие девы, дворцы давно усопших правителей — греков и хазар, а главное — золото, оно так и течёт к тебе в руки. Тут и доходы от пошлин. Огромные доходы, почитай, вся торговля со странами восходними идёт через Тмутаракань. А ты говоришь: Ростов. На кой чёрт он тебе?!

Кажется, хитрость удалась. Ростислав слушает, затаив дыхание. Вот он подался всем телом вперёд и взволнованно прошептал:

— Стрый, а правда ль се? В самом деле, вот лепо б было!

— Всё от тебя, сыновец, зависит. Собери дружину, добрых удальцов найти на Руси нетрудно. Пойди выгони из Тмутаракани Святославовых воевод, вот и добудешь ты княжеский стол. Зачем нужна Святославу Тмутаракань? Далеко, тянуться рук не хватит. А от Ростова-то что ждать? В Тмутаракани же богатства так и поплывут к тебе по морю. — Всеволод покосился на забранное слюдой окно. — Ну, вижу, устал ты с дороги. Идём-ка, отдохнёшь покуда. А над тем, что я тебе сказал, подумай, крепко подумай.

Он был почти уверен, что племянника удастся облапошить и тот польстится на солнечную доходную Тмутаракань, владение Святослава. А богатый и обширный Ростовский край, главную свою хлебную житницу, он, Всеволод, князь Хольти, не отдаст никому, зубами в горло вцепится, но не отдаст, чего бы то ни стоило.

Примечания

185

Ол — пиво.

186

Брашно — кушания, «хлеб-соль» в широком смысле.

187

Котора — распря.

188

Дрягва — болото.