Злачные места города Саратова

Олег Юрьевич Красильников, 2020

Автор в жанре серии рассказов описывает самые известные злачные места города Саратова, существовавшие на рубеже девяностых-двухтысячных годов: кафе, бары, рюмочные, забегаловки. Здесь можно было выпить и закусить, найти собутыльников и интересных собеседников, поговорить о политике и послушать местные байки. Книга будет интересна краеведам города Саратова, любителям истории малой родины и всем почитателям житейских рассказов. Содержит нецензурную брань.

3. АРЕНА

Это было милое кафе возле городского цирка. Что-то вроде заводской столовой со стойкой раздач, текстолитовыми подносами и дешевой едой. Однако водку разливали и здесь. Можно было взять еды на раздаче, а потом запастись стаканчиком или даже бутылочкой беленькой. Были и более благородные напитки, например, вино или коньяк.

Обычно заходил я сюда с сокурсниками. Однажды после занятий забрели мы в «Арену» с моим товарищем Володей. Тогда в кафе разрешалось курить. Мы расселись за столиком, выложили дорогие и редкие в те времена болгарские сигареты «ВТ», вальяжно затянулись и пригубили по рюмке коньяка.

За соседним столиком сидел не совсем трезвый, неопрятно одетый молодой человек. Он бросал на нас недвусмысленные злобные взгляды. Потом нестройной походкой подошел вплотную, бесцеремонно уселся на свободный стул и развязно спросил:

— Есть семнадцать копеек. На шафран не хватает.

Для тех, кто не знает, дешевое плодово-ягодное вино, в просторечии шафран, стоило в то время один рубль пять копеек. Еще двенадцать стоила бутылка, итого — рубь семнадцать. В кафе имелось и такое. Чтобы отвязаться Вовка отсчитал требуемую сумму. Но получилось как в известном анекдоте. Незнакомец вернулся с пузырьком и тремя стаканами. Он уселся за стол, откупорил бутылку и полностью разлил ее на троих.

— Ну, будем!

Отказаться мы не посмели. Уж больно грозный вид был у нахала.

— Поговорим? — Продолжил парень.

Мало по малу мы разговорились. Оказалось, не такой уж и страшный наш собеседник. Звали его Андрей. Из его грустной истории выходило, что служил он в Афганистане, в Кандагаре. Многое повидал, и войну, и смерть. Был ранен. Девушка его не дождалась. И после возвращения он пьет уже второй месяц. До службы Андрей увлекался спортивной гимнастикой, был призером области.

Слова собеседника вызывали сомнение.

— Не верите? Если дадите мне еще на шафран, я сяду на шпагат.

Это становилось интересным. Мы сбросились на пузырек. После очередного выпитого стакана Андрей действительно попытался усесться на шпагат. Неуклюже раздвинув ноги, плюхнулся на пол как мешок, да так и застыл в неудобном положении. Оказывается, он просто заснул. Слава богу, что шпагат оказался продольным.

— Что тебе снится, крейсер Аврора? — Вова потрогал выпивоху за плечо.

Но ответа не последовало.

— Может он снова в тучах мохнатых вспышки орудий видит вдали? — философски подытожил я.

Слушая пьяную болтовню нового знакомого о службе в Афганистане, я вспомнил историю, рассказанную мне отцом.

МАРШАЛЬСКАЯ ШИНЕЛЬ

Все мы вышли из гоголевской шинели. Шинель будет главной героиней и в нашем рассказе. Было это в конце 1957 года. Мой отец, ефрейтор Красильников, служил тогда связистом в Закавказском военном округе. Часть находилась в подчинении окружного командования и располагалась в Тбилиси. Отец много рассказывал мне об этом чудесном городе, где дома ютились на утесах, сбегавших неровными уступами к Куре. А по вечерам над окрестностями раздавалось протяжное мужское многоголосье.

Сослуживцами отца были почти одни грузины, а взводом командовал русский — капитан Козлов. Казалось бы, не по рангу капитану командовать столь мелким подразделением. Однако были на то свои причины. Раньше Козлов был целым майором и командовал батальоном связи. Но любил приложиться к рюмке. Как то раз приехал в полк проверяющий из штаба, а командир связистов лыка не вяжет. Ну и понизили в звании и в должности, чтоб другим не повадно было.

Как не странно капитан привычек своих не бросил. Зачастую спирт, который выделялся на регламентные работы, то бишь, на протирку контактов, шел на пропой. Бывало на дежурстве Козлов, которого все за глаза называли «козел», закрывался в кабине связи и пил всю ночь напролет.

Капитал Козлов был родом из Саратова. Когда он узнал, что отец его земляк, стал часто приглашать ефрейтора к себе в кабину или в каптерку старшины, чтобы выпить и поговорить по душам.

— Красильников, ну-ка зайди ко мне, — говорил он, и было ясно, что придется пить всю ночь.

Поэтому сослуживцы считали отца любимчиком и завидовали ему.

— Что, опят бухали с «козлом», — говорил наутро с грузинским акцентом непосредственный начальник отца командир отделения сержант Вибляни. — Меня бы хоть раз пригласили.

— Ты же спирт не пьешь!

— В боевых условиях можно и спырт, — парировал Вибляни, хотя все знали, что каждую неделю сержант ходит в увольнение и возвращается от родственников с парой бутылок «Саперави».

После ночных попоек часто болела голова. Капитан Козлов не пил помалу. А отказаться не было никакой возможности. Как говорил известный киногерой: «Ты меня уважаешь? Так пей!»

Однажды пришлось пить с капитаном весь день, у него там в Саратове кто-то родился, кажется, племянница. Отец пришел в казарму под вечер с больной головой и свалился на кровать, чтобы отоспаться. Но не тут-то было. Грузины, которых во взводе было большинство расселись под окном и затянули свои бесконечные песни. Грузинское многоголосье, кто его слышал, не может не понравится. В другое время отец с удовольствием послушал бы и «Сулико» и другие песни. Но только не сейчас, когда от выпитого раскалывался череп. Не спасала даже надвинутая на голову подушка.

— Да когда же они заткнутся?

А грузины все пели и пели. И не было тем напевам ни конца, ни края.

В итоге отец вылил со второго этажа ведро воды прямо на головы незадачливых певцов.

Гневу горячих горцев не было предела. Они ворвались разъяренной толпой в казарму, впереди всех сержант Вибляни. С криком «Зарэжу» он схватил отца за грудки, припер к стенке и изо всех сил стал его трясти.

Вдруг из-за широких грузинских спин раздался властный окрик капитана Козлова:

— Отставить!

Нехотя толпа мстителей разошлась. Но этим дело не кончилось. Впоследствии Вибляни водил отца к своим родственникам, угощал «Саперави» и, тыча пальцем, с восторгом говорил:

— Это тот, который вылил на нас ведро воды.

Грузины всегда любили храбрость.

Впрочем, вернемся к нашему повествованию.

18 октября 1957 г. было опубликовано Заявление ТАСС, где, в частности, отмечалось, что «…турецким генштабом совместно с американскими военными советниками разработан оперативный план проведения военных операций против Сирии. Ни у кого не должно быть сомнения, что в случае нападения на Сирию Советский Союз, руководствуясь целями и принципами Устава ООН и интересами своей безопасности, примет все необходимые меры к тому, чтобы оказать помощь жертве агрессии».

Войска Закавказского военного округа выдвинулись к турецкой границе. Надо вам сказать, что командовал округом маршал Рокоссовский, который как в свое время и Жуков, попал в опалу. Хрущеву не нужны были герои-победители. Помимо оперативного штаба, который расположился в городе Мцхета, в живописных лесистых предгорьях для командующего построили небольшой бревенчатый домик. Маршал не прочь был побаловаться охотой.

Но, даже на охоте маршалу нужна связь. Поступил приказ: протянуть кабель в домик командующего. Капитан Козлов взял с собой сержанта Вибляни и ефрейтора Красильникова. И вот наша троица, подключившись к ближайшей воздушной линии, а проще говоря к столбу, пробирается по лесисто-гористой местности, протягивая полевик. Впереди, сверяясь с картой, ковыляет капитан Козлов, за ним Вибляни, замыкает колонну ефрейтор Красильников. Скрючившись, он разматывает кабель из висящей на плече тяжелой бухты.

— Товарищ капитан, можно помедленнее, — стонет ефрейтор.

— Вперед солдат, маршал не любит ждать.

Вдруг капитан неожиданно останавливается. Слава богу, заблудился «козел», — думают остальные.

— Сержант Вибляни, вы разбираетесь в картах?

— Никак нэт, вон у нас Красильныков в политэхе учился.

— Ефрейтор, что означают эти полоски?

— Это бергштрихи, товарищ капитан.

— Берг.. что, что?

— Штрихи! Показывают наклон местности.

— Сам знаю, — делает умное лицо Козлов. — Так куда дальше идти?

— Судя по их направлению, вниз и направо.

Наконец наши герои выбрались на большую поляну, в центре которой стоял небольшой бревенчатый домик с крылечком. Сбоку виднелось еще одно строение, на двери которого красовалась прорезь в виде бубнового туза. Каждый советский человек в этом чуде архитектуры несомненно узнал бы сортир.

Подойдя метров на сорок к крыльцу, связисты в нерешительности остановились.

— Надо бы доложить, — негромко проговорил капитан. Лишний раз на глаза начальства, особенно такого высокого, лучше не показываться. Кого послать? Конечно самого младшего по званию, кому терять нечего.

— Ефрейтор Красильников. Пойдите, посмотрите что к чему. Если командующий на месте отрапортуйте по всей форме.

Хоть бы было закрыто, подумал отец и двинулся к домику. Он поднялся по лестнице, дернул за ручку и дверь отварилась. Озираясь по сторонам, на ватных ногах ефрейтор вошел внутрь. Домик был небольшой: прихожая и две комнаты. В передней на крючке висела маршальская шинель. Все говорило о том, что хозяин дома.

— Товарищ маршал, — срывающимся голосом почти прошептал отец.

Тишина.

— Товарищ маршал, — повторил он и переступил порог первой комнаты, представляющей собой импровизированный полевой кабинет командующего. Пусто.

— Товарищ маршал, — прошептал ефрейтор и толкнул дверь второй комнаты, где стояла пружинная кровать и нехитрая мебель.

Пусто.

— Ф-ух, — с облегчением выдохнул отец и, посвистывая, двинулся назад.

Он выглянул из входной двери и призывно махнул рукой. По довольному выражению лица связисты поняли, что никого нет и бодро потащили кабель ко входу.

И тут отцу пришла в голову безумная мысль. Он бросился в сени, быстро нацепил маршальскую шинель, надел фуражку и вальяжно вышел на крыльцо.

Капитан и сержант застыли на месте как вкопанные. При этом лицо капитана перекосилось. Он дико вращал глазами, силился что-то сказать, но словам не давал вырваться наружу застрявший в горле комок. Недаром говорят, что у страха глаза велики. В ужасе ни капитан, ни сержант не видели того, что шинель волочилась по полу. У отца рост был всего лишь 165 сантиметров, а у Рокоссовского под два метра. Никто из них не заметил, что фуражка свисала до самых глаз и болталась на голове, словно горшок на палке.

Наконец, нервно сглотнув слюну, Козлов заорал срывающимся голосом:

— Встать, смирно!

— Вольно, вольно, заносите, — небрежным жестом пригласил капитана ефрейтор.

— Я убью тебя, — закричал Козлов, а Вибляни давился от смеха.

— Ай, молодэц.

— Я тебя на губе сгною.

Впрочем, кончилось все благополучно. Связисты установили телефонный аппарат и получили благодарность от командования. К вечеру капитан отошел, и они крепко выпили. Козлов позвал и Вибляни, который по такому случаю тоже пил разведенный спит. Захмелев, капитан многозначительно прикладывал палец к губам и постоянно повторял:

— Только никому, ни-ни, военная тайна.

— Нет, товарищ капитан, мы — могила.

Но, как говорится, шила в мешке не утаишь. Отец молчал, но нельзя было заткнуть рот Вибляни. Он рассказывал о случившемся своим родственникам и всем сослуживцам, каждый раз приукрашивая и добавляя новые черты. История обрастала фантастическими подробностями и стала почти легендой, а мой отец — полумифической личностью. Казалось, скоро об этом будет знать вся Грузия, а о нем будут слагать песни как о витязе в тигровой шкуре.

Говорят, существовал еще один свидетель этой истории. По слухам, витавшим в штабе округа, маршал в это время сидел в нужнике, все видел и хохотал до слез. И хотя я знаю обо всем случившимся только со слов отца, а он как барон Мюнхгаузен никогда не врет, могу заключить, что так оно и было.