Дзынь

Олег Сергеевич Малахов, 2019

Это произведение можно считать любовным романом, путевыми заметками, эротическим опусом, мистической утопией, антиутопией или просто изысканной фантасмагорией. Содержит нецензурную брань.

Основано на реальных событиях

Солнцестояние, или «дзынь» в летнюю ночь

— Дзынь.

Фривольно барахтаясь в своей двуспальной постели, он подумал, что ему послышалось. «Неужели» — потом подумал он.

Подумал он и о том, что звук он наладил только этому абоненту. Звук «дзынь». В меню популярного мессенджера itsup он именуется как «стекло». «Разбивается» — думал он ещё тогда, когда наделял абонента этой функцией, додумывая: «сердце так сердце».

И вдруг.

21.22

Еще рано для неё.

Это он не подумал. Так и есть.

Так и есть. Он не подумал об этом.

Его вставание было омрачено тем, что ему пришлось бежать в ванную, чтобы выблевать из себя всё, что накопилось в нём за прошедшие без «дзынь» месяцы.

«Ничего себе» — в итоге подумал он, выходя из ванной, нервно посмеялся от неожиданности и потух, но «дзынь».

Он оставлял телефон на зарядке, на тумбочке, под телевизором. «Дзынь».

«Три раза» — подумал он, осознавая, что такого не было… Давно… Ощущение, ощущённое им в тот момент, было более, чем ощутимым.

Подойдя к тумбочке, на которой под суперплоским экраном телевизора лежал на зарядке издавший трижды «дзынь» телефонный аппарат, он дрожащими руками отсоединил от провода зарядки свой старый кайфон.

Четвертый «дзынь» прозвучал уже в одной из его дрожащих рук.

— Дзынь, — ещё больше задрожала одна из его рук, и он подумал: «Она».

Он думал о ней, как ему казалось, за сотню лет до первых «дзынь», но нажал на кнопку «открыть», набрал пароль: две тройки, две семерки. На иконке мессенджера itsup светилась цифра 4 в красном кружочке.

«Она» — не подумал, а знал он.

«Она» — не мог поверить он.

Она писала следующее в порядке появления сообщений:

1. Олег

2. Умоляю

3. Помоги

4. Ты где

«Она ли?» — задумался он.

«Она» — убедил себя он.

Ответил сдержанно: «Да, Алёна. Я помогу. Ты где?»

5. На улице.

6. Но ты не перживыю.. вск ок

«Опять напилась» — подумал он.

7. Спасииииии.

Думать было некогда.

«Какая улица, где, адрес…??? Солнце… Где??!» — разрывал клавиатуру кайфона он.

Но ответов не последовало. Он нажал на кнопку вызова.

Телефон временно заблокирован.

«Временно заблокирован» — слышал он.

«Временно.. временно…» — хватался он за время…

«Значит, разблокируется» — утешал себя он, но множество «и» в слове «Спасииииии» не давало ему покоя.

«Еду, куда, пиши, где, ты… ты… где, бегу, еду, лечу, люблю… чёрт… где ты» — писал он в кайфон.

Одна галочка.

«Значит не дошло» — думал он.

«Что делать?» — спрашивал он себя, и ждал «дзынь».

— Дзынь-дзынь.

— Дзынь.

— Я рядом

— С магазином

— Приветики-конфетики

«Бегу» — даже не позвонив, написал он.

Полминуты и восемнадцать секунд понадобилось ему, чтобы выбежать из дому и добежать до магазина. Он был ещё открыт. Он зашёл внутрь.

— Вам, как всегда? — поинтересовалась она, продавщица Камилла, которую он когда-то представлял в своих эротических снах.

— Дзынь, — кольнуло чуть левее паха.

«Она… шутит» — подумал было он, но, судя по тексту сообщения, она, похоже, не шутила.

— Спасииииии — опять светилось на экране.

Камилла удивилась фразе «Ничего не надо», ответив «Хорошего вечера».

21.48

«Телефон отключён, или абонент находится вне зоны доступа сети» — слушал он семнадцать минут и бежал, не зная куда…

На остановке в 22.13, как и прежде, было нелюдно.

Он не знал, куда ехать, ждал «дзынь».

Подъехал автобус и был пуст.

Он зашёл внутрь.

Он зашёл внутрь пустого автобуса и не удивился. Внутри никого не было. В это время никто не ездит по кругу.

Его мысль «куда» с каждой новой остановкой приобретала новый смысл.

«Куда?» — спросил он себя, но не смог ответить на этот вопрос.

«Она» — почему-то у него с этими тремя буквами олицетворялась она, а именно:

— склонность к

— невозможность в

— бесконечность из

— утренний сон

— бульвар

— роман

— дзынь

— Дзынь — прозвучало при 68% на его кайфоне.

Пусто. Сообщение без текста, но «Я здесь» — прокричал его внутренний голос.

Пытаясь ей позво/перезвонить, он нажал на кнопку «Алёна».

Начались гудки.

«Лучше бы её губки» — подумал он.

Гудки есть. Ответа нет.

38 минут безответных звонков.

Он. Вне себя.

Тех оков, в которые его заковало отсутствие ответа, хватило бы на миллиард космических преступников.

Он вышел на очередной остановке.

Проценты заряда для общения в его кайфоне неумолимо таяли.

«Так тает снег в моих объятьях в декабре» — придумал фразу он, чтобы себя немного подбодрить.

«Звонить ей или не звонить» — опять, пытаясь пошутить, он на «Алёна» вдруг нажал.

Услышав фразу «Данный номер абонента заблокирован или не существует», и продолжив её словами «или не существую я», он заказал себе бокал, уже зайдя в знакомый бар.

Ему были рады. Он здесь бывал. То Harp, то Warp заказывал. Пил с наслаждением.

«Она» — подумал он.

«А что, она?» — опять подумал он.

Так бесконечные тысяча семьсот двадцать четыре секунды думал он.

«Она, она» — так думал он.

— Дзынь.

«Я не могу, привет! я сдесь» — он прочитал.

«Она» — он понял по ошибке в слове «здесь».

«Она» — потом он произнёс раз девятнадцать.

Двадцатый раз произнеся «Она», звоня до этого раз столько, что не вспомнить, он произнес: «Она», и вместо «абонента нет», услышал «Дзынь».

— Дзынь

«Зачем, зачем, поставил звук на этот номер. Он ранит больше, или так же, как тогда, когда звучал и был приемлем» — он думал так, а «дзынь» звучал.

— Дзынь

— Дзынь

— Дзынь-дзынь.

Сорокадвухлетним взглядом читает он то, что за «дзынь» творится, но общность фраз ясна:

— Олег

— Я здес

— ч жду

— тебя

«Ах… где она…» — он призадумался.

«Да… там она.. да. Там. Там я найду её» — подумал он, но «дзынь».

«Она не там» — вот вам и «дзынь».

«Она не там?» — силясь стереть мысль о её утрате, он полагал, что это точно шутка.

Он в своих мыслях тщетно приводил её домой.

«Она не там» — так «дзынь» звучал, а он задумался: «Кто пишет этот «дзынь»», спросив себя:

«Она ли, не она?»

«Дзынь-дзынь»

— Всё норм

— Мой пупсик.

При тридцатипятипроцентной зарядке он прочитал, и понял, что «она» (его так «пупсиком» никто не называл).

Он написал:

— Я рад! Ты где? Люблю…

Ответа нет. «Не отвечает абонент»

«Казалось бы.. вот только что и «норм», и «пупсик»… это же она» — так думал он, но абонент не отвечал.

Так «пупсиком» его никто не называл, кроме неё, но «абонент не отвечал».

21-ое июня превращается в 22-ое.

«Сегодня, солнце, — он вспомнил то, что год назад писал ей, — солнцестояние. Ну ты же понимаешь… Приезжай».

«Ровно год тому назад. И она приехала». Беспутно идя в никуда, покинув знакомый бар, вспоминал он тот год.

«Вот, пленила она меня» — он продолжал вспоминать.

«Но где же она сейчас? Почему пропадает связь?» — не мог он никак понять.

Он начал судорожно вспоминать все те места, где она была, могла бы быть, будет, и есть.

Peace Toy — вспомнил он… Одно из её любимых мест.

Клуб «Мон шэр» — да, любила его, но он сдулся.

Ага.. Вот.. Всё ещё клуб «Вздохи» — это её формат…

Вот так он и приступил к выбору места, где её искать.

«Там» — сказал он себе и намерился направиться на поиски, наверное, в клуб «Вздохи». Уж больно часто она там бывала, а он отправлял её туда и ждал оттуда.

— Дзынь.

Он встрепенулся вновь, как будто зашелестели крылья за спиной.

Смотрит, читает:

— Я в клубе «Дзен».

Очередное «дзынь» со словом «приезжай» звучало, как «люблю, хороший мой».

А где он, этот клуб. Эх, чёрт возьми… Кайфон.

Сейчас он сядет.

Как мне найти клуб «Дзен»…

И кто-то вдруг к нему (турист или никто) вдруг обратился:

— проститекакпройтинаулицусемаш

— Ко мне не приставать, устал я, и ищу её, не знаю, знал бы — показал… — прервал он незнакомца. — Куда же мне идти? — сам задался вопросом.

Турист или никто куда-то, но пошёл.

Клуб «Дзен».

«Ах, как смешно» — подумал он. — Созвучно с «дзынь»».

«Дзынь»

— Хватит морочить мне голову, я же девочка. — Так прозвучал тот «дзынь», что выше.

— Не знаю, где находится клуб «Дзен»… Что делать мне??? — ответил он.

Две галочки — дошло.

И дзынькнуло в ответ: «Ищи подсказки».

Она ли, не она. Он думал. Без ошибок пишет.

Зачем играть со мной ей в игры эти?

А… Ну да… Солнцестояние. Решила разыграть. Ведь год назад всё было так чудесно, что ещё триста дней мы жили, как в раю, а после всё пошло, пошло не так…

Всё пронеслось в его мозгу. О, да! Мы были счастливы.

Недалеко от улицы с автобусом по кругу он вдруг услышал из проезжавшей мимо фиолетовой машины песню, но пелось в ней не «when I’m sixty four», а «when I’m sixty five».

Так, как второй родной, он знал английский, и мог смотреть на нём кино, а значит ошибиться он не мог.

«65 — именно столько дней длится разрыв».

Подумал. Он.

И вспомнил.

Год назад.

Солнцестояние.

Да. Было всё, как в сказке.

Она лежала рядом, отвечала на предложения его: «Да, да, Олежа, в Рим поедем. Да, будем жить у моря. Ты мой хороший».

И вот. Однажды… Разрыв.

Ты где???

«Вздохи», «Мон шэр», а всё закончилось в «Peace Toy»…

А тут ещё и «Дзен».

Где этот чёртов «Дзен»??????

— Дзынь.

Он на экране пятнадцатипроцентно заряженного кайфона сумел в итоге прочитать:

«Мне надоело здесь, уехала. К тебе».

«Вновь без ошибок. Явно не она» — подумал он.

А что, если поверить, что она. Писала так, старалась.

И он опять звонит. Жмёт на «Алёна».

— Гудок, другой. — Обрыв в ответ.

Но палец машинально продолжает в иконку вызова подушечкой давить, и вдруг:

— Такого номера не существует. — Ответил женский голос.

— Ответила она!

Он прокричал себе.

— Она, она, это же её голос, — продолжил восхищаться он.

— Еду к себе, — себе сказал он.

Но вдруг:

дзыньдзыньдзыньдзыньдзыньдзыньдзыньдзынь,

что выглядело так:

ятебяобманываю,нотымневерь,или

А на такси он уже мчал к себе.

«Ох уж, Алёнка, выдумщица…» — ласково он лицезрел её в трёхминутном сне, сидя на заднем диване безупречного беспилотника.

К нему: хоть по кругу, хоть сквозь — одинаковые расстояния.

Он уже почти возле дома с двумя номерами, их разбивает дробь.

— Дзынь

— Я же писала, что еду к тебе.

— Дзынь

— Я уже у тебя.

— Дзынь

— Ты где. Я зайду. Ты же оставлял мне ключи.

— ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА! Ключи не подойдут. Я — перестраховщик. Я ей не доверял. До конца. Сменил замки…….. — взвопил он и, выскакивая из машины и спотыкаясь, побежал к подъезду номер 2.

— Дзынь

— Не подходит.

— Дзынь

— Ну всё, пока…

— ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА

Он был не он и нервно усмехался.

— Не уходи… — он всё твердил, а, добежав к двери и запах её тела уловив, как будто миг назад дверь ту она пыталась отворить, и дверь открыв, надеясь лишь на чудо, он обнаружил, что за ней царила тьма.

— АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА

Он был взбешён собой.

— Как мог я сомневаться? Я же люблю её! — он заорал, будто новорождённый.

— Дзынь

— Всё, пока..

Как реагировать?

«Ты где, люблю, вернись, я здесь, я жду. Ты мне, тебя не хва.. я твой… спаси. Иииии».

«Абонент недоступен или временно заблокирован».

«А» с бесконечными «А» вырывались из него.

Потом.

Надежда.

«Временно».

Он был где-то между двух колец города. Да.

«Да, пусть обычные, ничего нестоящие колечки, но нужно было» — думал он.

О лоне её думал больше он.

Такси довезло его до клуба «Вздохи».

«Здесь друзья, здесь пустят» — знал он.

Но фэйс-контроль был строг.

Без объяснения причин.

Однако.

К счастью, есть спасительная опция: звонок другу. Она порой спасает.

— Гоша, прошу, приехал, не пускают.

Гоша помог.

— Ну так бы и сказали, — ему на входе так сказали всё те же, не пускавшие его пару минут тому назад шкафы.

— А то мы тут.. — ему там вслед пытались что-то досказать, но он был поиском Алёны увлечён.

Достал кайфон, пытаясь позвонить.

На нём процентов пять.

Вокруг народ. Люди танцуют. Пьют. Едят. Хотят. Уходят и идут.

«Кайфон, живи» — он приказал кайфону.

Кайфон пытался, даже перестал звонить, от всех закрылся и ушёл в себя. Он так живёт, когда не отдаётся.

— Воскресни, — вот что он кричал среди угашенных плясуний-плясунов.

— Ну так бы и сказал, — похлопал по плечу его танцор, один из, но хороший.

Совсем не слышно «дзынь». И музыка. И ор. И танцы без конца.

«Пора уйти» — подметил верно он, — «чтобы услышать «дзынь»», — додумав.

Но как? Кайфон потух, молчал, как недосказанность в глазах.

«Ах» — вновь он чуть не упал, но тот, кого он воскресил, его любезно поддержал и посоветовал:

— Дружок, пора бы выпить энергетик…

И он, уверенно шатаясь, устремился к бару.

— Зарядка для кайфона есть? — спросил он сразу у бармена.

— Конечно, есть, заказывай, ковбой.

Он протянул кайфон бармену и попросил:

— Мне дзынь, пожалуйста… Ой, джин…

— Со льдом и с тоником, — всё уточнял бармен.

— Нет, только джин. — Ответил он.

Он вспомнил, как она всегда брала обычный джин сначала, и даже не пила его, а просто просила его выполнить её три желания. Они всегда были разными, и она смеялась над ними. Одно из тех сотен желаний он запомнил навсегда. Звучало оно так: «Хочу, чтобы мы всегда были рядом».

Но. Её. Рядом. Нет. Имела, может быть, она в виду другого человека…

— Ваш джин, — бармен прервал мыслей поток.

Тут шум утих. Ди-джей запил остановил.

Он не успел произнести «Спаси-», как прозвучало: «дзынь». Кайфон уже немного зарядился. А наливавший джин и принявший кайфон бармен был занят тем, что три коктейля «Малибу» готовил он. Другой бармен был слишком недоступен, или делал вид.

А он взывал: отдайте мой кайфон, там «дзынь», и выпил рюмку с джином залпом. Без желаний.

3 ночи между тем. Взглянул он на часы наручные.

«Время летит бесчеловечно быстро» — он произнес беззвучно.

— Отдайте мой кайфон, — он заорал потом, — там «дзынь», — ещё раз крикнул он.

— Спокойно, мэн, кайфон не зарядился, выпей ещё, — вещал ему бармен, и без особого азарта добавил, — сейчас, закончу «Малибу» — верну.

Он был не сдержан, но сдержался.

Бармен закончил «Малибу», смеясь, отдал ему кайфон едва оживший, а он к экрану, как к воде прервавший сухую голодовку человек, прильнул.

А там:

— Сейцас же позвоин мне, я прошу! Я жду. люьимый мой!

— Это она! Это она!

А очередные «А» летели из него, когда звонил и слышал он:

«Абонент находится вне зоны доступа сети».

Покинул он тот клуб.

8% процентов на кайфоне.

«Жить можно» тут не скажешь.

Беречь и ждать, лелеять и беречь.

На улице светало.

«Лишь зона доступа» — он утешал себя.

«Она окажется ещё в доступной зоне» — он утешал себя.

Он брёл уныло от дома к дому, понурив голову. Деревья пели — в их кронах обитавшие певцы крылатые обменивались трелями.

Вдруг:

— Дзынь.

Какой-то парень на лавке возле особняка, которому за сто, сидел и рылся в телефоне, а того, кто брёл уныло в поисках её, будто тока разряд ужалил, и он без промедлений подскочил к парню на лавочке и выпалил вопрос:

— От Алёнки?

— Да, откуда знаешь? — ответил парень и продолжил. — Но что за фамильярность? От Алёны Евгеньевны.

— Как Евгеньевны? Она же, вроде, Александровна… — и погрузился в разговор с самим собой поникший вновь заложник «дзыня».

«Или опять обман…» — всё бормотал, всё спрашивал себя.

Он шёл вперёд. Ласковый летний ветерок по-утреннему, как всегда, приятен. Но не ему. Он слышит молодые голоса, смех девушек, парней. Встречает утро молодёжь после весёлых вечеринок. Помимо смеха их, в любви признаний, слов «пиши», «звони», «пока» и «жду» ещё и «дзынь» позвякивает кое-где.

— Не от Алёнки ли? — стремится он спросить, но юные создания его в упор не видят.

Вдруг люди начались.

8 часов, восьмёрка, бесконечность. И люди начинают покидать дома со своими «дзынь», «рр-ра», «клок», «пинг», «тук», «цок» и прочими «пам-пам» и «тралала».

— Рр-ра — прорычал менее популярный мессенджер Frider на его всё ещё живом кайфоне, будто солнце заряжало его своей энергией. А день обещал быть солнечным.

В настройках мессенджера Frider звук «дзынь» отсутствовал.

У него дернулись обе губы, и он устремил свой взгляд в даль. А потом губы невольно изобразили кривую улыбку на его лице.

Он посмотрел на экран и понял, что это была она. На экране светилась фраза: «я зьдес». Да, сюда она ему давно не писала. Он открыл переписку и ответил: «я тоже».

Одна галочка.

Но это не важно. Может быть, она включила режим «невидимки», или забыла его отключить.

Утро 22-го. Он уже на остановке. Он безостановочно смотрит на экран. Автобус наполняется желающими прокатиться по кругу. Он уже в нём, в автобусе, держится за поручень, возможно, левой рукой, и, вероятно, правой, будучи правшой, пишет ей бесконечное письмо в своём всё ещё живом кайфоне: «Здравствуй, солнце! Помнишь, год тому назад я говорил тебе, что наступает время солнцестояния? И знаешь, прошёл год, и вот я проснулся оттого, что услышал твой «дзынь»…