Зелёный лёд

Олег Севрюков, 2022

Проза Олега Севрюкова завораживает. Она легка, как полёт майского мотылька, изящна и во многих рассказах возвышенно-поэтична. Она привлекает нравственной чистотой автора и его глубокими философскими размышлениями, его удивительной наблюдательностью и желанием открыть перед читателями тот сокровенный мир, который они подчас не замечают, или просто не задумываются о его существовании. Красной нитью через все рассказы Олега Севрюкова проходит мысль о том, как важно иметь в жизни твёрдые точки опоры, те основополагающие вещи, которые связывают наше настоящее с прошлым и выстраивают надёжный мостик в будущее.

Стена

I

Стена была красного кирпича, местами выщербленная, в тёмно-зелёных пятнах обомшелой сырости. Она отгораживала один двор от другого, и трёхметровая высота её являлась серьёзным препятствием для желающего скрытно пробраться дворами, минуя оживлённые улицы. Вероятность того, что преступник, бежавший вчера из городской тюрьмы и теперь прятавшийся где-то в трущобах, попытается уйти из города этим путём, была невелика. Поэтому у основания стены лежал в кустах, кряхтя и чертыхаясь, выходивший в тираж агент по кличке Унылый, прозванный так за свою вечно постную физиономию.

Какое-то фатальное невезение мешало ему отличиться там, где другие загребали жар обеими — и не только своими — руками. Время от времени из-под носа у него уходили замечательные, жирные и блестящие золотом, как караси, преступники, головы которых оценивались в тысячи. Причём при обстоятельствах, когда для их поимки шевелить нужно было лишь указательным пальцем правой руки на спусковом крючке. Поэтому, вместо того, чтобы набивать карманы солидными фиолетовыми купюрами энного достоинства, приходилось два раза в месяц затыкать многоглотый рот скандальной семьи тощими пачками красненьких.

Всегда сопливые и голодные дети, вонючая кухня, где он проглатывал наскоро невкусную, приготовленную кое-как дрянь, хрустящие под ногами ночные тараканы, растрёпанная, пропахшая всеми миазмами дешёвой квартиры жена — уложили множество морщин на его блёклое, невыразительное лицо средней руки служащего за двадцать лет сыскной суеты.

Голова преступника, ловимого сегодня, стоила тоже недёшево, даже, можно сказать, дорого — 50 тысяч. Этой чести он удостоился за то, что возглавлял сверхсекретно-подпольную организацию каких-то анархистов-сепаратистов, «имевших целью ниспровержение установленного государственного порядка». Даже фотографии его не было в сыске — так быстро он сбежал, и агентам раздали только особые приметы: высок, худощав, волосы рыжие, глаза голубые, правым слегка косит, на левой щеке шрам от сабельного удара.

«Точь-в-точь — Рыжий, номер пятый, если бы не шрам и косоглазость», — подумал тогда Унылый и наверняка приволок бы Рыжего в участок, не стой тот с ним рядом, плечом к плечу, при получении очередной порции внеочередной информации о сбежавшем преступнике.

II

Было тихо. Робкая птаха занудно попискивала где-то рядом, и только после того, как Унылый запустил в неё окурком, она смылась, и тишину нарушал лишь врывавшийся клочками шум большой улицы.

Внезапно за стеной послышался хруст, как если бы выломали неплотно сидевший кирпич. Унылый насторожился, приник ухом к стене. Отчётливое поцарапы-вание указывало на то, что второй кирпич последует за первым.

Сердце агента застучало неровно, быстро, зашебурши-лось в такт выдираемому камню. Он привстал на четвереньки, зачем-то понюхал торчавший перед самым носом цветок одуванчика, пошарил по карманам. Пистолет был на месте, сталь наручников приятно охладила вспотевшие ладони. Затем он профессионально бесшумно прошёлся вдоль стены, прикладывая ухо через каждый шаг, пытаясь определить место, где лезет преступник. Явственно ощущалось, что тот ползёт вверх. Унылый, высчитав время и прикинув примерно, где он вылезет, встал, плотно прижавшись к стене, за небольшой выступ на расстоянии вытянутой руки от предполагаемого места приземления негодяя, с омерзением чувствуя, что сырость охватывает его спину от шеи до поясницы. Волосы на икрах приподнялись и, неприятно шурша о скверно выглаженные брюки, шевелились, как это всегда бывало с ним в минуты сильного возбуждения. Он весь напрягся, впившись глазами в гребень стены, волнивший неровно голубизну весеннего неба.

Сначала одна, затем другая рука, голова медленно вползли на сетчатку глаз Унылого, фотографически ясно горбя недвижную доселе стену. Осмотревшись, голова кивнула чему-то, и через секунду на стене уже сидел человек. Он был рыж, худ; Унылый даже различал на щеке нечто похожее на шрам. С явным удовольствием хихикнув, человек прыгнул вниз.

Мгновения было достаточно Унылому, чтобы ловко, расчётливым движением выхватить левой рукой наручники, правой — пистолет и, дёрнув рыжего за ноги, прижать его, перевернув, лицом к земле. Затем, сунув пистолет под мышку, он защёлкнул наручники на запястьях преступника и, откинувшись, рассмеялся, захлёбываясь радостью, веря и не веря своему счастью.

Вдруг он услышал, что преступник как-то забулькал горлом, весь содрогаясь от приступа не то плача, не то хохота. Но шум шагов сзади не дал Унылому времени выяснить, в чём дело. Обернувшись, он увидел толпу со-агентов, подходящих и разевающих рты с каким-то непонятным ему удовольствием. Звуков он не различал, но его явственно обдало плещущей через край чужой радостью.

Ещё ничего не понимая, он привстал, перевернул схваченного им преступника на спину и обомлел: перед ним был Рыжий, агент номер пять, который давился от смеха, глядя на Унылого.

Жалобно всхлипнув, Унылый присел на корточки и, прикрыв лицо ладонями, заплакал.