Первая кровь осени

Олег Рогозин

Прошлое неопределенно и зыбко, чуть приглядишься – рассыпается на цветные осколки, точно разбитый витраж. Будущее не разглядеть в густом тумане, что укрыл зеленые холмы Ирландии. В настоящем же – один бывший полицейский, начинающий жизнь с чистого листа, его напарник, любитель страшных сказок, и ведьма-викканка, мечтающая возродить древнее искусство. А в темных городских подворотнях кружат в хороводе осенние духи, воспевая хвалу Матери. И не каждый уйдет живым с кровавого праздника урожая. Книга содержит нецензурную брань.

3. Eihwas (Граница)

Когда Дэйв вернулся, туман за окном уже начал приобретать сиреневый оттенок, предвещая наступление сумерек. Мэтт распахнул окно, вдохнул холодный воздух и покорно добавил очередной цвет в обновленную палитру сознания.

— Проветриваешь башку или комнату? — поинтересовался Дэвид, появляясь в дверях.

— Разгоняю облако дешевого пафоса, — отозвался Мэтт. — Твой редактор ни разу в разговоре не упоминал, что сейчас двадцать первый век, и Лавкрафт с Дансени давно истлели в своих гробах?

— А, я смотрю, ты ознакомился с моим монументальным трудом…

— Самую малость. Первой истории мне хватило для начала.

— Пойдем, — Дэвид сделал приглашающий жест. — Продолжишь играть в критика за ужином, идет? Но сначала нам придется его приготовить. Трудотерапия, говорят, творит чудеса.

Некоторые из пациентов клиники действительно ходили на подобные сеансы, трудотерапии или чего-то подобного, факт. Клеили игрушки из бумаги, рисовали картинки. Хотя это уже скорее арт-терапия, верно? Мэтт вздрогнул, вспомнив бледные лица с отсутствующим взглядом и узловатые пальцы, отчаянно стискивающие карандаши.

Там был один парень, настоящий художник, не иначе. Даже пребывая наполовину в галлюцинаторном тумане, он умудрялся создавать поразительно живые, объемные портреты неведомых существ. Твари смотрели с его полотен с нечеловеческим равнодушием. Мэтт никогда не признался бы в этом даже себе, но он боялся заглядывать в глаза нарисованным монстрам.

Иногда бедняга забывался и не замечал, что грифель сломался, карандаш треснул в его руке, щепки впиваются в пальцы и ранят их. Он дорисовывал картины кровью, и это никого не удивляло. Чем же еще питаться тварям, которых он рисует, как не кровью…

Мэтт не сразу сообразил, что замер посреди лестницы, вцепившись в перила. Дэвид опять смотрел на него очень внимательно, но, к счастью, пока молчал.

— Извини, я зависаю, — пробормотал он, поспешно спускаясь.

На разговор о книге Дэйв его все-таки «развел». За столом от собеседника не скрыться, не убегать же с тарелкой в ближайший темный угол, затыкая уши, чтоб не слышать вопросов. А хотелось.

— Ну что я могу сказать, я же не литературный критик, — Мэтт старательно ухмылялся, чтоб не демонстрировать растерянность. — Этакий небрежный, панибратский, можно сказать, стиль. Будто разговор в пабе между приятелями. Но ты выбиваешься из образа местами, серьезно. Кровь, понимаешь ли, «алеет экспрессионистскими мазками»! О господи, Дэйв, ты что, и правда думаешь о такой вот херне, когда смотришь на труп?

— Ты и представить себе не можешь, о какой херне я иногда думал на работе, — Дэвид был неожиданно серьезен, и это было хреново. Его поведение оставляло все меньше шансов свести все к шутке. Мэтт понимал, о чем именно этот разговор, но оттягивал решительный момент до последнего.

Черт бы его побрал с этими откровениями. Вроде и так все достаточно паршиво, ну зачем добавлять в жизнь Мэтта еще и тот факт, что единственный человек на свете, к которому он приполз, потеряв все — законченный псих?

— Ладно, только не говори мне, — не выдержав, Мэтт с шумом отставил кружку. — Не говори мне, что ты это всерьез. Все эти… духи. И мертвецы.

— Кое-что я приукрасил, конечно, — Дэйв не смотрел ему в глаза. Смотрел на свои руки, бесцельно теребящие край скатерти. — Я не всегда их вижу, иногда просто чувствую. Как чувствую связи между людьми. Их настроение, прежде чем они откроют рот. Слушай, я не знаю, что из этого мистика, а что наблюдательность. Но ты же сам видел, ты же сам говорил мне, что я будто насквозь их вижу, помнишь? А как я раскрыл тот «висяк» с утонувшей девчонкой? Ты же не верил тому, что я плел детективам. Ты не дочитал еще про это?

— Извини, я не могу это читать, у меня башка лопается, — Мэтт обхватил голову руками, словно иллюстрируя высказывание. — Духи. Духи, мать твою. Я чего угодно ждал, только не этого.

— Ладно, — он не видел движения Дэвида, но по звукам понял, что тот занялся чайником. — Знаешь что, забудь. Это неправильно, ты сам только что вылез из своего персонального ада, и тут я со своими духами, глюками, чем бы они ни были.

— Скажи мне вот что, — Мэтт выпрямился. — Прямо здесь и сейчас, в этой комнате, есть кто-то, кроме нас?

— Нет, — совершенно серьезно ответил Дэвид. — Конечно, нет.

— Тогда ладно, — Мэтт усмехнулся. Кривоватая вышла усмешка, но что поделать, других в запасе не нашлось. — Тогда я могу с этим жить. Пока ты не разговариваешь при мне с пустыми углами, все нормально.

— Здесь их вообще гораздо меньше, и они другие, — Дэвид с заметным облегчением пустился в рассуждения. — Более древние, и ведут себя… с достоинством, что ли.

— О господи, — Мэтт беззвучно рассмеялся. — Нет, не настолько нормально. Давай пока не будем, а?

— Понял, — Дэйв жестом показал, что закрывает рот на замок.

— Знаешь, проще всего ни о чем таком вообще не думать, — через некоторое время продолжил Мэтт, склонившись над тарелкой. — Не верить ни в какую мистику. Не верить и не видеть ничего. Либо видеть и… принимать как должное, что ли. А вот поверить, но по-прежнему не видеть… это же страшнее всего.

— Я понял. Слушай, ты потом когда-нибудь все-таки дочитай книгу. Серьезно, тогда будет понятно гораздо больше…

— Кто о чем, а ты о своей книге… Ладно, обещаю. Если раньше не свихнусь.

В доме по-прежнему был зверский холод — непонятно, как Дэйв тут жил все это время. После ужина они наконец вплотную занялись камином и вытряхнули из трубы чертову тучу свалявшихся дубовых листьев.

— Где-то в доме были щипцы и кочерга, точно их видел, — сообщил Дэвид, вытирая пот со лба.

Руки у него, конечно, были в золе, и на физиономии остались черные полосы. Мэтт усмехнулся.

— Помню твою квартирку времен стажировки, да… Так и не научился наводить порядок?

— Что есть порядок? — выпрямившись, Дэйв принял горделивую позу, достойную греческого философа. — Существует ли идеальное, единожды установленное и незыблемое расположение вещей и явлений на оси мироздания, или же мир есть бесконечно текучее, динамичное множество форм единой энергии, перетекающих друг в друга?

— Да ну тебя нахрен, — все еще смеясь, Мэтт направился к лестнице. — Откуда хотя бы начинать поиски?

— Рядом с моей спальней комната мамы. Я не разбирал ее с момента переезда… Если честно, я вообще только в гостиной и спальне прибрался. Посмотри там… Если найдешь еще что-нибудь, свистни. Какую-нибудь давно потерянную историками средневековую рукопись, Святой Грааль или кости динозавров…

Вот так вот просто взял и впустил его в комнату не так давно умершей матери. Мэтт чувствовал себя почти расхитителем гробниц, осторожно поворачивая ручку старой, рассохшейся двери.

В комнате пахло пылью и влагой, может, даже плесенью. Он брезгливо повел носом. Развести бы печь пожарче, и протопить весь дом, чтобы выгнать сырость.

Мутное зеркало в углу, казалось, уже разучилось отражать окружающую действительность. Большая старинная кровать еще хранила остатки кружевного полога. Когда-то, вероятно, эта комната была обставлена со вкусом и со знанием дела. Что за человек жил здесь? Мэтт покопался в памяти и был вынужден признать, что о родителях Дэвида он не знает практически ничего.

Он поискал взглядом фотографии на стенах или полках, но там обнаружилась только пара пейзажей в рамках.

На полу беспорядочными стопками были свалены старые вещи, в углу возвышалась пирамида из перевернутых стульев — похоже, Дэйв убрал из прихожей всю лишнюю мебель. Слой пыли подсказывал, что произошло это давно. Кочерга действительно обнаружилась здесь — лежала себе на прикроватной тумбочке, покрытая вездесущей пылью.

«Как он здесь жил два года, интересно? Как зимовал, не растапливая печь? И еды нормальной в доме не водится… и…»

Мэтт замер. Остановился посреди комнаты, врос в ковровое покрытие нелепым соляным столпом из библейской притчи.

А потом сполз на пол, судорожно хватая ртом воздух. Он вспомнил.

В сознание вихрем ворвались воспоминания, точно осколки разбитого зеркала взлетели с пола, собираясь в причудливую мозаику.

«Ты же умер, сволочь такая. Тебя же убили на задании».

Он тогда сбежал из больницы, чтобы попасть на похороны. Это его ранили в руку, а Дэйву повезло меньше, пуля пробила легкое. Он не дотянул до приезда «скорой»…

Перед глазами мелькали картинки. Мэл держит его под руку, заботливо прикрывает от дождя огромным черным зонтом, они все под зонтами, словно стая неторопливых летучих мышей, на мгновение сложивших крылья… он почему-то смотрит на кладбище сверху, поднимаясь все выше, и вся картинка будто выцвела, ни единого цвета, только оттенки серого…

Почему все черно-белое, почему почемупочему

И тут же, будто издеваясь над ним, память подбрасывает совсем иное. Разговоры, смешки, ненавистные рожи старых-новых сотрудников. Некто Фиббс, рыжеватый тип с длинным носом, он держит в руках ярко-красную кружку и говорит: «Ты читал книгу Дэвида?»

Ярко-красную, рыжий, синяя форма, сизые прожилки на носу под кожей, все цветное

Почему они так говорят, ты же умер, ты умер, я вспомнил, ты умер и бросил меня

Мэтт провел по лицу ладонью, оставляя, наверное, такие же черные следы на лице, как Дэвид парой минут назад.

«Я же подсел на наркоту, чтобы сбежать от боли, я не смог спасти тебя, не успел…»

Влажный сумрак комнаты навалился на него, обнимая липким ватным пологом. Тишина была оглушительной. Тишина пустого заброшенного дома.

Мать Дэвида умерла и оставила ему в наследство этот дом, вроде так говорили. И дом стоял заброшенный, пока один псих не приперся туда в поисках потерянных воспоминаний, так, что ли?

«А потом в салон зашла женщина и села на то же место. Села прямо сквозь него, понимаете?»

Только вот если верить этой невесть откуда возникшей книге, мертвецы бесплотны. А Дэйв подхватил его на пороге. И…

И девчонка из магазина, она же не предлагала Мэтту посетить могилу писателя, в самом деле. Господи, да что за бред. У него просто шестеренки в мозгах заело, и все. Или…

Или ты тоже умер, приятель. И пришел в страну мертвых, автостопом приехал, можно сказать. А местные духи были столь любезны, что указали дорогу. Начиная с той старухи.

Руна Вирд, пустая руна. Нет у тебя судьбы, имя стерли из книги жизни, а глаза уплыли в океан и превратились в морских ежей.

Ты сдох на ступеньках очередного инспектируемого притона, где задержался на несколько дней для «проверки». А психушка была вратами чистилища, где томятся такие же потерянные души. Или…

Ты умер во сне, придавленный транквилизаторами, привязанный к койке, залитый собственной блевотиной. Скачок давления в истерзанной наркотиками башке, кровоизлияние в мозг, коллапс. И тогда они обмыли и отпели тебя, дали в руки несуществующую книгу и вывели на порог. Или…

Тот дальнобойщик приложил тебя башкой о камень, и ты остался валяться там, лицом к океану. Или…

Волны унесли твое тело, а растерянная душа осталась на месте, и мерзкая старуха пришла засвидетельствовать появление еще одного пленника в своих владениях.

Или тебя пристрелили еще там, в доках, и ваши с Дэвидом тела спихнули в океан, бок о бок, и все это — предсмертные фантазии агонизирующего мозга…

Дэйв послал его за кочергой, потому что сам не может ее взять. Мертвецы и духи не выносят холодного железа, каждый это знает. Они не разводят огня, ведь огонь разрушает магию фейри. Окружи колыбель тлеющими угольками, чтобы они не подменили ребенка, подвесь над дверью подкову. Не ходи танцевать на холме, чудная девушка Ли, этот холм слишком любит маленький народец, что если они захотят увести тебя в чертоги своего короля?

Одним рывком добравшись до тумбочки, Мэтт потянулся к кочерге. На какое-то невообразимо страшное мгновение ему показалось, что пальцы сейчас пройдут насквозь, но потом ледяной металл коснулся кожи, почти обжигая ладонь, и он облегченно выдохнул. Перехватив кочергу поудобнее, на манер более привычной руке полицейской дубинки, он выскользнул из комнаты.

Книга все еще валялась на постели, небрежно заложенная уголком одеяла. Мэтт схватил ее, лихорадочно пролистал с конца. Реклама издательства, данные о тираже… а вот и последняя глава. Кажется, она должна заканчиваться словами «я умер». Или «мы оба умерли». Это будет… разумно, да. Самый честный финал любой истории.

Однако слова на последней странице были иными. «…Будьте осторожны», — прочитал он и поднял глаза.

Дэвид стоял в дверях, глядя на него с совершенно нечитаемым выражением лица.

— Все в порядке? — спросил он. Мэтт невольно попятился к окну.

— Я помню твои похороны, — пробормотал он. — Господи боже мой, я их помню. Как будто это было со мной и одновременно не со мной. Я стоял там и одновременно летел, и поднимался все выше, и не было ни единого цвета. Сукин ты сын, скажи мне, что ты не помер. Тебя же убили в доках, в тебя всадили пулю, я прибежал, а ты хрипел, истекая кровью.

— Я не хрипел, я орал, мне было больно, мне же попали в руку, — очень осторожно, не спуская с него глаз, произнес Дэвид. — Ты перепугался, как девчонка, и выл надо мной «не умирай, не бросай меня!» Тут они и тебя подстрелили. Мы оба провалялись в больнице больше, чем положено по стандартной страховке. Потом я уехал. Мэтт, положи кочергу, мне очень не хочется получить ею по башке из-за твоих галлюцинаций.

— Ты прожил тут два года и ни разу не затопил камин. Дом совершенно заброшен, в холодильнике не было еды, когда я приехал. Ты питался одним молоком, да? Фейри воруют молоко у людей, каждый ребенок знает…

— Так я теперь фейри? Или все-таки мертвец? — Дэвид осторожно приближался к нему, не спуская глаз с его импровизированной «дубинки».

— Откуда я знаю? Может, ты вообще никогда не рождался на свет. Может, твоя мать растила подменыша.

— Была и такая версия, — Дэйв бегло улыбнулся. — Каждый раз, когда я не слушался родителей. А еще мне всегда было плевать, что есть и на чем спать. Помнишь, как ты ржал, когда впервые увидел мою квартиру? Эй, мы же только что об этом говорили!

Мэтт замер. Он вспоминал.

— Твои шмотки валялись повсюду, а из мебели — одни ящики с логотипом транспортной компании…

Картинки мелькали в голове, цветные и черно-белые вперемешку. То, что было. То, чего не было. Мэтт ловил их, пытаясь прикрепить булавками к белому полотну сознания, точно бабочек, опрометчиво залетевших на огонек.

— Мне просто лень было разбирать их после переезда… — голос Дэвида заставлял образы вспыхивать ярче. Правильные картинки, цветные.

«Пусть так и будет, перепишем мою память заново, я согласен».

— Я никак не мог понять, как же так, ты приходил на работу весь такой правильный, с отглаженным воротничком…

— А сейчас я наконец-то никому ничего не должен, и вот, посмотри, у меня нет ни единой чертовой рубашки, которую нужно гладить, ни одного накрахмаленного воротника. Мэтт, посмотри на меня. Ты же меня знаешь. Господи, да только ты меня и знаешь на этом свете.

Он подошел ближе. На расстояние удара. Мэтт вытянул перед собой треклятую кочергу.

— Возьми ее.

Дэвид осторожно высвободил металлический прут из его пальцев и прислонил к стене.

— Я не топил камин, я ходил по дому в двух свитерах. Я писал книгу, мне было не до того. Я закупался консервами и жрал их, не запоминая названий. И не всегда замечал, день на улице или ночь. Мне так многое нужно было вытащить из памяти, отряхнуть от пыли и разложить по полочкам, по строчкам, по метафорам и иносказаниям. Может, в каком-то смысле я и умер. Но сейчас возвращаюсь к жизни. И камин я растопил.

— Я думал, ты не сможешь коснуться железа, — выдохнул Мэтт. — Черт бы тебя побрал, а того черта чтоб кошка унесла…

— Вообще-то наоборот, — Дэвид усмехнулся. — Так легко сбросить маску цивилизованного человека, правда? И дня не прошло, а ты уже веришь в призраков и силу холодного железа… Пойдем вниз, ты весь трясешься, надо согреться. И морду умой, а то похож на хренова угольщика или шахтера.

— На себя посмотри, — огрызнулся Мэтт. — Такой же.

Он спустился по лестнице, с трудом вспоминая, как это — сгибать и разгибать ноги. Дэвид накинул ему на плечи плед, почти силой впихнул в кресло у камина. В руках у него невесть откуда появилась бутылка и стаканы.

Благородный, темно-янтарный виски чуть искрился в отсветах пламени.

— А днем этот человек запрещал мне кофе, — усмехнулся Мэтт, забирая второй стакан.

— Не буду врать, выпить нужно в первую очередь мне, — Дэйв ответил похожей усмешкой. — Я чуть со страху не помер, когда увидел тебя с кочергой, и рожа безумная — дальше некуда. Вот тут, думаю, эта история и закончится. Проделают мне дыру в голове, и поделом. Нечего людям картину мира переворачивать, когда у них и без того крыша протекает.

— Бывает такая штука — ложные воспоминания. Наверное, это оно и было…

— Или тебе на секунду открылся… ну, параллельный мир, что ли. Может, судьба — она не как нить, а как дерево. Одна ветка так, другая этак… Могли и пристрелить меня тогда, чего уж там.

Он снова пытался имитировать «деревенский» говор, словно подчеркивая легкомысленный тон. Может, только так и надо говорить о серьезных вещах, подумалось Мэтту. Одна ветка так, другая этак… В иной ситуации Дэйв сослался бы на какую-нибудь заумную хрень, припомнил бы «многомировую интерпретацию квантовой механики», к примеру. Но с деревом, конечно, понятнее. Вот так пусть в книжках и пишет, правильно все. Легкомысленно, будто в пабе языком чешет. Призраки вокруг, обычное дело, почему нет?..

— Я судьбу свою уже поменял. Когда взял вторую фамилию, — неожиданно продолжил Дэвид.

— Да, что за история? — Мэтт встряхнулся.

По крайней мере, в этой истории не должно быть призраков и духов.

— Дед, — короткая реплика сопровождалась секундной гримасой. — Дед с маминой стороны, у него пунктик был, знаешь, продолжение рода, все дела… Очень гордился нашей родословной, нашел там кучу важных лиц… и ни малейшей примеси англосаксов, как он всегда орал. Хрен его знает. Если семья поддерживает чистоту крови, рано или поздно начинают уроды рождаться. У меня аж два кузена… с отклонениями. Я вот тоже, видишь… по башке стукнутый, хотя мне-то что хвалиться чистотой крови, отец ведь совсем не из этих мест.

— Про деда ты рассказывал, — кивнул Мэтт. — Получается, некому было продолжать… фамилию?

— О чем и речь, у него только дочери были. Получается, прервался славный род О'Хэйсов, растворился в других. Собственно, этот дом — последние, так сказать, осколки родового гнезда… В общем, это дед постарался. Наследство я мог получить, только если возьму его фамилию. Как старший из внуков, хотя, конечно, откажись я от дома, братишки подсуетились бы тут же, не сомневайся. А мне что, я генеалогией никогда не заморачивался… Но свалить в глушь — ровно то, что мне было нужно. Да и звучит круче. Писателю звучное имя только на пользу, верно же?

Мэтт заторможенно кивнул. Он смотрел в пламя, и пляска огненных языков, жадно пожирающих стопку дров, довольно успешно вводила его в легкий транс. А может, алкоголь подействовал. Чертов Дэвид, ленивая задница, не мог за два года толком прибраться в собственном доме. Лови из-за него глюки из параллельных миров теперь…

Он засмеялся, и ему показалось, что смех срывается с губ разноцветными облачками. Разно-цветными. Не черно-белыми. Если это правда, если он в стране мертвых или в заколдованной земле фейри, пусть будет так, пока здесь есть цвета. И пока живы те, кто мог бы умереть. Только…

— Быстро тебя развезло, — проворчал Дэйв и убрал бутылку. — Не стоило мне…

— Ерунда, — Мэтт поднялся, кутаясь в плед. — Слушай, я хочу позвонить. Нужно сказать родителям, что я жив, по крайней мере. Мэл наверняка их уже просветила, но и мне не стоит быть совсем уж бездушной скотиной, как думаешь?

— Конечно, — Дэвид подошел к двери прихожей, махнул рукой, указывая, где искать телефон. — И кстати, я не совсем понимаю, почему ты не поехал к ним. То есть, конечно, мне лестно осознавать, что я оказался твоей последней надеждой, но…

— Стыдно, — Мэтт замер над телефоном, вспоминая номер и код графства. — Отец и так мной вечно недоволен. А сейчас… сейчас, он, наверное, просто плюнет мне в рожу, и будет прав. Меня всегда учили, что из проблем я должен выбираться самостоятельно. Ты говоришь, что единственных детей балуют, а вот хрен там. Не могу я приползти к ним и сказать «моя жизнь в руинах, сделайте что-нибудь». Это я им должен помогать, черт возьми, моя очередь.

— Ладно. Не буду мешать…

Дэйв исчез за дверью гостиной, и словно растворился — даже шагов его не было слышно. Мэтт поспешно снял трубку и потянулся набрать номер.

Бесполезно. В трубке не было гудка, только свист и треск, точно из радиоприемника, не настроенного ни на одну станцию.

Этот телефон вообще не подключен к линии, придурок.

Он нажал на рычажок, постучал им несколько раз. Никакого эффекта.

Рука сама собой потянулась к нагрудному карману — за несуществующей сигаретной пачкой. Когда стадия истерики и стадия отрицания пройдена, что остается? Закурить и подумать.

«Тебе не хочется курить, все эти дни ни разу не тянуло. Все, что осталось — привычное движение руки. Мертвецы не курят».

— Это потому что я лечился от наркомании, мать вашу, — прошипел в пространство Мэтт. — Какие уж тут сигареты, когда и жить-то не особо хочется.

В комнате был полумрак, только свет из-за стеклянных квадратов в двери и позволял видеть цифры на диске. В голове уже сложилась очередная черно-белая картинка.

Он стоит среди пыльного, заброшенного дома и пытается набрать номер на давным-давно отключенном телефоне. А в гостиной горит камин, который он растопил из обломков мебели, потому что дров не было. И никого там нет, никого больше нет в доме, господи

Мэтт ворвался в комнату, не замечая, что плед соскользнул с его плеч, не замечая охватившего тело холода. Изнутри поднимался холод пострашнее.

— Что опять? Темноты испугался? — за ехидным тоном Дэвида проглядывало неподдельное беспокойство.

— Связи нет, — сказал Мэтт, глядя на него в упор.

« — Дом писателя? Не знаю, может кто и был из них писателем, да только мы ничего такого не слышали. Старый дом О'Хэйсов, у холма он стоит, у подножия. Лет десять уже как заброшен, как Мэдди померла, никого не осталось, последняя она была, — толстушка поправляет шарфик на шее. — Земля там плохая, никто не позарился.

Серый шарфик на серой шее. Серая девушка за прилавком кивает, подтверждая ее слова. У нее темно-серые волосы».

— Помехи на линии, значит, где-то гроза, а может, и подстанцию залило… Мэтт, да что с тобой?

— Я хотел, чтобы они сказали мне, что я живой, — Мэтт рухнул в кресло и до боли стиснул подлокотники. — Мне уже не выбраться из этого тумана, так? Скажи мне правду, Дэйв, черт тебя дери, ты же никогда не врал мне…

— Сразу видно, ты не дочитал мою книгу, иначе не был бы так уверен насчет вранья.

Мэтт смотрел на огонь. Хотелось прикрыть глаза и забыться, но было слишком страшно, казалось, только моргни — и окажешься в пустом доме, перед погасшим камином, в одиночестве.

На колени ему шлепнулся мобильник.

— Звони. Уже поздно, но лучше ты их разбудишь, чем сойдешь с ума окончательно.

Мэтт не сразу сообразил, какие кнопки нажимать. Телефон казался вещью из иного мира, магической диковиной. У него мобильный отобрали еще при аресте… окей, это не было формальным арестом, просто бывшие коллеги решили активно поспособствовать возвращению его на путь истинный. Что есть истина и что есть путь, спросил бы он, будь у него настроение пофилософствовать. Но не сейчас.

Длинный гудок. Длинный гудок. Длинный, мать его в бога душу, гудок.

— Они спят, — предположил Дэвид, на этот раз решивший не исчезать тактично за дверью. — Или поехали куда-нибудь в гости. Или развлекаются на осенней ярмарке. Они молодцы у тебя, я помню. Живут активной жизнью. Не сидеть же им у телефона в ожидании звонка. Черт, да они же у Мэллори, наверное. Приехали встречать тебя, а что? Вполне себе вариант.

— Ладно, — Мэтт вздохнул, прерывая вызов. Знакомый звук гудка несколько примирил его со взбесившейся реальностью вокруг.

Может, Дэвид и сам не знает, что умер.

Может, он тоже звонит кому-то по выключенному телефону.

Заткнись заткнись заткнись

— Ладно. Все нормально, правда. Позвоню им утром. Я лягу спать тут, на диване, ладно?

— Ты можешь лечь в спальне, все равно я ночью собирался работать, — Дэйв мотнул головой в сторону стола с ноутбуком.

— Как скажешь, — Мэтт поднялся. — Твори, раздвигатель границ реальности или как там тебя в рецензиях обзывают. Пойду посплю, может, и правда крыша на место встанет.

Стоило бы добираться до постели с закрытыми глазами, чтоб не увидеть ничего лишнего. Но ему захотелось проверить, не скрылся ли чертов туман. Из-за него все и так напоминало дурной сон.

Ветер действительно чуть рассеял туман, и над открывшимися взору ночными холмами даже виднелись редкие звезды в прорехах облаков. Посреди пустоши мрачной россыпью глыб возвышались развалины. На верхушке потрепанной временем каменной башни Мэтт с удивлением заметил свет.

Туристический объект? Конечно, не стоять же руинам замка или крепости без дела…

В памяти всплыла карта автодорог, подсмотренная у случайных попутчиков. Там, естественно, были отмечены все мало-мальски интересные «культурные ценности». Со всей сопутствующей, как это называется, инфраструктурой. Придорожными мотелями, сувенирными киосками.

К этому замку даже дороги не было. Он прятался за холмами, на границе пустоши и маленького городка в стороне от трассы.

И какого же хрена там светится?

Мэтт некоторое время всматривался в неверный, дрожащий огонек, и тот вдруг погас, будто испугавшись столь пристального взгляда. На фоне темных замшелых камней, когда-то составлявших, видимо, внешнюю стену замка, появилось белое пятно и целеустремленно двинулось в сторону поселка… или в сторону дома. Деталей на таком расстоянии было не разглядеть, но по движениям похоже было, что человек в длинном белом одеянии неспешно идет по тропинке, огибающей холм.

Все верно, должен же кто-то присматривать за «памятником старины». Погасил подсветку и пошел домой, в поселок. В длинном белом дождевике.

Фигура ненадолго скрылась за изгибом холма, и Мэтт почему-то не смог заставить себя отойти от окна, пока не увидит ее снова. Потому что если этот белый силуэт так и не покажется из-за поворота, это будет значить, что он растворился в воздухе.

«Если он исчезнет, куплю сигарет», — загадал Мэтт. «Невозможно же без курева в этом дурдоме».

Но загадочный смотритель замка не исчез, он появился на положенном месте, на едва заметной тропинке, ведущей к поселку. Он… или она, потому что теперь стало видно длинные светлые волосы, рассыпавшиеся по плечам, и одеяние, скорее напоминающее легкое платье, нежели плащ-дождевик. Перед собой женщина несла то ли фонарь, то ли свечу, и свет окутывал ее силуэт мягким желтоватым ореолом.

Тропинка сворачивала к поселку, и женщина сошла с нее, направляясь прямиком к дому — теперь уже сомнений быть не могло. Она шла по высокой траве, не касаясь ее, не сдвинув ни единой травинки, вопреки законам физики не приминая к земле высокие куртины чуть побледневшего по осени вереска. Там, где из-под платья должны были выглядывать ступни ног, клубился туман.

Мэтт выскочил из комнаты, матерясь сквозь зубы.

— Дэйв, посмотри в окно спальни. Поднимись и посмотри. Сейчас же, мать твою.

Наверное, тон его голоса говорил о многом — Дэвид даже не стал уточнять, в чем дело. Поднялся, встал рядом с ним у окна, окинул взглядом пустынные холмы.

— Она была здесь, — тихо сказал Мэтт. — Клянусь тебе чем угодно, сюда шла женщина. Через поле, в одном платье, со свечой.

— Это… ничего страшного, — Дэвид, кажется, нисколько не удивился. — Не надо ее бояться. Она не придет сюда.

— Кто… она?

— Ложись спать, Мэтт. Я тебе обещаю, никто не войдет в этот дом. Он защищен от духов надежнее, чем две трети церквей в этом графстве.

— Духи… опять духи, — Мэтт обессиленно опустился на край постели и спрятал лицо в ладонях.

— Она ведь молчала? — зачем-то уточнил Дэвид. — Не говорила ничего?

— Еще не хватало, чтобы говорила!

— Тогда все нормально, правда. Не беспокойся ни о чем.

— Ты что же, знаком с ней? Это… часто такое здесь творится?

— Это просто один… ну, семейный дух, скажем так. Эти развалины на холме когда-то принадлежали моему семейству.

— А, так ты у нас из знатного рода, к тому же? — нервный смех неприятно царапнул горло. — Столько открытий за один вечер.

Выйти на трассу, поймать первого встречного на четырех колесах и бежать, бежать отсюда… куда?

Дэвид внимательно смотрел на него, словно что-то решая.

— Погоди-ка…

Он вскоре вернулся со свернутым в рулон одеялом, швырнул небрежно на постель.

— Во-первых, ложись спать и прекращай, наконец, бредить наяву. Во-вторых, подвинься.

— Какого хрена ты делаешь?

Стянув через голову свитер, его напарник с невозмутимым видом забрался в кровать. На пока еще относительно белой постели немедленно отпечаталась каминная сажа — видимо, просто отряхнуть штаны после чистки камина было недостаточно.

— Я не смогу всю ночь сидеть там внизу и беспокоиться, какого хрена еще тебе взбредет в голову. Ложись спать, кровать широкая. И не беспокойся насчет духов, ладно? Я буду рядом.

— Внизу, в конце концов, теплее, — пробормотал Мэтт, сдаваясь. Стыдно признаться, но так и правда было спокойнее. А на этой постели могла разместиться еще пара человек.

Дэйв тут же накинул на него край второго одеяла.

— Не замерзнешь.

— Оно воняет, бля, овцой, — Мэтт подтянул к себе ткань, с сомнением принюхиваясь.

— Потому что его сделали из, бля, овцы. Тоже мне, городской ребенок, шерсти не видел?

— Пидорство какое-то, — проворчал Мэтт, заползая под одеяло глубже. Дурацкий треп его странным образом успокаивал, возвращая к реальности.

— Если тебя это утешит, на этой самой кровати я трахался с двумя девчонками одновременно, — довольным тоном сообщил Дэвид.

Он явно все прекрасно понимал, насчет трепа, насчет состояния Мэтта, насчет чертовых духов, которые бродят в тумане за окнами. И старался как мог.

Мэтт не смог сдержать смешок.

— Да ладно?

— Читательницы. Приехали издалека, пообщаться про… духов и все такое. У одной грудь офигенная, у другой жопа. Не смог выбрать. Хотя они не очень-то и настаивали на выборе…

— Теперь мне все понятно. Вот зачем тебе это писательство.

— Вот для этого самого, точно. Ну и еще — раздвигать границы реальности.

— Ну нахрен, — резюмировал Мэтт и повернулся на бок, чтобы не видеть треклятое окно. Ему все время казалось, что некто вот-вот посмотрит на него сквозь стекло.

Он хотел вспомнить слова хоть какой-нибудь молитвы, но этот участок памяти был запрятан где-то глубоко меж сумбурных пятен, заполненным всеми оттенками черного и белого.

И, словно подсказывая альтернативу, глубоко в голове возник шепот — чужой и странно знакомый голос:

— Я взываю к семи дочерям моря…

«Ну нахрен», — уверенно повторил про себя Мэтт, и голос исчез.