Суринам

Олег Радзинский, 2008

Герой романа “Суринам” Илья Кессаль, советский эмигрант, живет в Нью-Йорке и собирается стать инвестиционным банкиром. Жизнь Ильи неожиданно меняется, когда его возлюбленная Адри приглашает Илью посетить своих родных в Южной Америке. Выясняется, что не только приезд Ильи в Суринам, но и вся жизнь были предопределены и подчинены Плану, которому служат окружающие его люди. После загадочного обряда в джунглях Илье открывают главную тайну всех религий: как человеку стать Богом. В буквальном смысле. Выбор за ним.

Парамарибо 5

Илья не знал, кто такие маруны. Адри объяснила, что так в Южной Америке — от испанского cimarrones, непокоренный, — называют бежавших с плантаций африканских рабов и их потомков. В Суринаме в старое время наказание за побег было простым и варьировалось лишь в зависимости от настойчивости беглеца: на первый раз беглому рабу ампутировали левую руку, на второй — обе ноги. Третьего раза, как правило, не было: с ампутированными ногами бежать нелегко.

Все маруны были колдуны; это знал каждый суринамец. Они продолжали жить в мире незримого, неявного, скрытого. Они умели летать и управлять природой. Они могли убивать врагов без оружия. Их обряды оставались тайной, скрытой от чужих. Их верховный бог, Гаан Гаду, не являл себя людям; он использовал меньших богов, Куманти, для манифестации своей воли. Если шаман служил одному из Куманти, он мог становиться животным, подвластным этому божеству.

Так, прадед мистера Рутгелта, сын пойманной девочки-марунки и плантатора-португальца, был человеческим медиумом Куманти-Джебии и, когда возникала необходимость, превращался в пуму. Когда необходимости не было, он помогал отцу управлять плантацией и предпочитал светлые шляпы с лентами.

Ома собрала всю семью на Семейной террасе, как только они вернулись. Илья сидел в дальнем конце веранды отдельно. Он пил холодный домашний лимонад. Лимонад был настоящий: в нем плавала мякоть лимона. Лимонад приносили в длинном кувшине и разливали в высокие матовые стаканы с монограммами. На серебряном подносе рядом с кувшином лежали стеклянные трубочки дымчато-синего цвета; один конец у трубочек был чуть сплющен, другой круглый. Пить полагалось из сплющенного конца.

Разговор шел по-голландски. Сначала Адри переводила, потом перестала, и Илья сидел, бесполезно вслушиваясь в поток “х” и “г” голландской речи, заполнившей веранду.

Он знал, что Ома требовала показать его Ам Баке, который, как объяснила Адри, был семейным колдуном Рутгелтов.

Семейный колдун, сказала Адри, это как семейный врач: он “смотрит” каждого члена семьи и проводит для него обряды, что нужны лично ему. Раз в год он проводит общий обряд для всей семьи, чтобы ее не покинули здоровье, богатство, удача. С ним советуются во время сомнений и трудностей, к нему приходят в болезни. Ам Баке был марун из племени бони, что жило вдоль границы с Французской Гвианой. Он пришел оттуда в Парамарибо, когда Ома была маленькой. Ам Баке оставался такого же возраста, как и был, только растолстел и женился.

Илья сидел и слушал чужую речь. Ему было хорошо на этой веранде. Он не очень понимал, из-за чего весь переполох и что тут обсуждать, но его никто и не спрашивал. Из темной, прохладной глубины дома вышел мастиф, который хотел лечь на свое обычное место рядом с креслом Омы, но Ома оттолкнула его босой ногой, словно это он был оборотень. Мастиф шумно вздохнул и побрел в дальний угол веранды, к Илье. Он безразлично взглянул на Илью и тяжело лег на пол из светлого камня. Неровные каменные плиты были испещрены оспинами дыр, и сквозь них было видно структуру горной породы.

Говорила Адри. Она стояла посреди террасы — высокая, тонкая, длинноногая, в коротких белых шортах; своя — и такая недоступная. Илья все еще не мог привыкнуть, что он физически владеет ее телом. Что имеет на нее право. Он подумал о тех вещах, что она делает с ним по ночам, и желание жаркой дрожью скользнуло в низ живота.

Адри — для Ильи — говорила по-английски. Она была против визита к Ам Баке. Она говорила что-то, что Илья не мог понять. Но что она не хочет, чтобы его показывали колдуну, Илья понял.

Илью удивляло, что все серьезно обеспокоены тем, что сказали никому не известные люди на рынке. Маруны они или нет, что им верить? И почему оборотень? Он решил вмешаться в беседу.

— Адри, что происходит? Вы что, серьезно думаете, что я оборотень? И в кого я оборачиваюсь? Ерунда какая-то.

Все посмотрели на Илью, словно он только вошел и они не понимали, кто он и откуда. Ома что-то сказала по-голландски. Ей никто не ответил.

Кэролайн повернулась к Адри:

— А он вообще что-нибудь знает про Уатта-Водун?

— Нет, — сказала Адри. — Он со своими интеллектуальными друзьями в Нью-Йорке ищет эзотерическую мудрость. А про Уатта-Водун он не знает ничего.

— Эзотерическую мудрость? — Мистер Рутгелт по-британски протяжно акцентировал слова. Он повторил: — Эзотерическую мудрость? И какого сорта?

— Папа. — Адри нашла глазами Илью и отвернулась. — Обычного сорта. Того сорта, что ищут люди, начитавшиеся разной эклектической чепухи. Тамплиеры, исторический Иисус, Грааль. Мир как иллюзия, как обещание чего-то еще.

— Чего же? — Мистер Рутгелт повернулся к Илье. — Что же, вы думаете, вас ожидает за этой дымкой иллюзии? Что там спрятано?

Он был явно заинтересован: мистер Рутгелт действительно хотел знать мнение Ильи о мире как обещании.

Илья решил принять вызов. Он не боялся; он просто хотел, чтобы Адри была на его стороне.

Илья не знал уровня информированности мистера Рутгелта о предмете и потому начал с базовых вещей.

— Так называемый реальный, видимый мир — это не все. Я совершенно уверен. Имеется куча свидетельств паранормальных явлений, которые наука не может объяснить. Вы же не будете это отрицать.

— Не буду, — согласился мистер Рутгелт. — И вам не советую. Но позволю себе процитировать Ньютона: “Ни один закон природы не может даже на мгновение перестать работать”. Например, закон гравитации: притяжение Земли не позволяет телам с определенным удельным весом подниматься в воздух и находиться там продолжительное время без внешнего воздействия. Что же происходит, например, в случае левитации? А ничего любимого вами паранормального: мы присутствуем при работе другого закона природы, который пока неизвестен науке. То есть закон гравитации остается в силе, но работает и другой закон, пока науке неизвестный. А кто-то его знает и использует. Вот те, кто эти законы знают, и есть маги. Как если бы кто-то включил карманный фонарь во времена керосиновых ламп. И это не паранормальные, а вполне нормальные явления. Ничего паранормального вообще нет. Есть лишь то, что наука пока не узнала.

Илье стало скучно: мистер Рутгелт говорил очевидные вещи, и в этих вещах не было тайного знания. Магия Илью не интересовала. Его интересовало тайное знание, что поможет ему обрести понимание всего. Он попытался это объяснить. Все слушали молча, только Кэролайн тихо переводила для Омы.

— Вот почему, например, так важна тайна Грааля, — закончил Илья. — Тайна, которую пытались раскрыть все секретные общества на протяжении веков. А не люди, живущие на парамарибском рынке и толкующие об оборотнях.

Какое-то время все сидели молча. Свет начинал редеть по краям, и небо стало сворачиваться лиловым. Затем кто-то из Рутгелтов рассмеялся. Илья поднял голову; смеялся Руди.

— Прости, — сказал Руди. — Все, что ты говоришь, так глупо. Ты живешь в плену иудео-христианских символов, которые люди придумали сами. Они сами выдумали эти мифы и делают вид, что мифы были даны свыше и требуют разгадки. Они сами написали тексты своих священных книг и теперь пытаются разгадать тайну этих текстов. А ничего тайного и сакрального в этом нет: просто образы-символы, придуманные людьми. И все. Ты здесь ничего не разгадаешь: нечего разгадывать. И не во что верить.

— Илуша. — Он научил Адри этой форме своего имени; она любила так его звать, но ей никак не давалось мягкое “л”. — Руди прав. Ты любишь мистику, потому что она не имеет конечного решения и не требует действия. А в магии нет ничего мистического: магия — это практика, это действие, это то, как мир работает на самом деле. Особенно Уатта-Водун. Не путай, — продолжала Адри, — не путай африканскую магию с другими. Многое, что известно как магия, просто мистификация: зритель видит то, что ему внушается. Законы реальности при этом не меняются; лишь временно меняется наше видение этой реальности. Нам кажется, что белое становится черным, но оно остается белым. В Уатта-Водун, напротив, маг манипулирует не восприятием реальности, а ее тканью, ее составными элементами. Он действительно летает, действительно меняет форму, действительно исчезает. Понимаешь? Исчезает, а не становится невидимым.

— О’кей, о’кей. — Илья устал. — Я понял: исчезает. А почему ты тогда против того, чтобы меня повезли к вашему колдуну?

Ответа ждали все, не только Илья.

Адри помедлила, а потом произнесла тихо, словно для себя самой:

— Я не хочу знать, чей ты оборотень. Не хочу знать, кто еще в тебе живет.

Какое-то время все молчали.

Затем мистер Рутгелт сказал:

— Мы едем к Ам Баке. — Мистер Рутгелт остался сидеть в кресле, но произнес это так, будто он уже встал и идет к машине. — Сегодня. Сейчас.