Семейные оковы

Олег Пустовой

В повести описываются события конца 90-х, лет. Благополучная чета Залесских, как и любая семья моряка, живёт своей размеренной жизнью, пытаясь нормально сосуществовать в те трудные годы. Ввиду сложившихся обстоятельств, в семье начинаются осложнения в отношениях. В этот период Николай встречает свою старую знакомую, оставшуюся вдовой в начале 90-х. У них завязываются отношения, в результате которых в семье Залесских наступает кризис. Оценив ситуацию, Николай принимает правильное решение и умело приводит сложившуюся ситуацию в прежнее русло нормальной жизни.

1

Попав под сокращение штатов, шкипер Залесский находился некоторое время в глубоком унынии. Годами наработанные навыки и любимая, пришедшаяся по сердцу работа стали, вдруг, не нужны огромному пароходству. Все попытки попасть на любое речное судно боцманом, не увенчались успехом, а идти матросом, с понижением в должности и окладе, Николай сам не желал. На речном флоте, в то время, был переизбыток боцманов и предлагали только морские суда, и то, не престижные рудовозы Навашинской постройки, устаревшие как морально, так и физически. Переизбыток произошёл из-за внезапных перемен в Дунайском пароходстве. Югославский кризис больно ударил по финансовым возможностям пароходства. Для того чтобы содержать флот и оставаться на плаву, надо было иметь порядочные средства, так как, итоги военных действий американской военщины на Балканах, недобрым эхом аукнулись в пароходстве крупными потерями, исчисляемыми около двухсот тысяч американских зелёных долларов ежедневно. Чтобы, хоть как-то, латать дыры, пароходское начальство решило продавать на металлолом устаревающие и невостребованные суда. В число этих судов попали несамоходные баржи и танкера, ради которых и содержались в штатах буксиров-толкачей шкипера. Стали в отстой за ненадобностью и речные буксиры «малыши», австрийской постройки. За неимением возможности реновации флота, поставили в отстой, несколько судов толкачей, типа «Сергей Авдеенков» и «Брест», югославской постройки. По причине югославского конфликта были нарушены традиционные судоходные линии на Дунайварош (Венгрия), Комарно (Словакия), и Линц (Австрия). Повреждённые американскими ракетами мосты города Нови Сад, перекрыли русло Дуная и, судоходная линия прекратила своё существование до разрешения конфликта и устранения последствий американского вмешательства во внутренние дела суверенного государства Югославия. В силу всех этих событий, речной флот стал невостребованный в таком количестве как раньше, вот и произошёл переизбыток рядового состава, которых отдел кадров, просто, небыл в состоянии трудоустроить. Некоторым речникам везло, и они делали по одному или два рейса на Болгарию или, если повезёт, на югославские речные порты Смедерово и Нови Сад. Эти рейсы речники называли рейсами «для поддержки штанов». Вот и Николай несколько раз пытался выпросить у своего инспектора по кадрам такой рейс, но удовлетворённой его просьба так и не была. Залесский со своей семьёй проживали в Одессе. Жена Ирина преподавала историю в общеобразовательной школе, а сын Игорь был курсантом третьего курса Одесской морской академии. Жить приходилось в последнее время очень скромно. Мизерная зарплата жены, в то время, была одним из основных источников дохода, не считая одноразовых финансовых вливаний от случайных зароботков Николая. На курсантскую стипендию сына было стыдно рассчитывать, молодой парень имел право на какие-то свои карманные расходы. И, хотя, Игорь учился не по контракту, оплачивать учёбу, всё равно, приходилось. Не секрет, что зачёты и экзамены имели в академии свою таксу, так сказать, «негласный гонорар» преподавателям. Поэтому для учёбы в ОГМА его стипендия погоды не делала, там даже зарплата мамы отдыхала, деньги нужны были конкретные, и Николай выкручивался, как мог, в силу своих возможностей и в силу своему правильному советскому воспитанию. Конечно случайные заработки за непосильный труд грузчика или разнорабочего на стройке это не те деньги, которые могли удовлетворить безбедное существование семьи. Ирина тоже вертелась, как могла, пыталась брать уроки репетиторства, но история это не английский и на ней много не заработаешь — не та востребованность. Маленькие стихийные деньги были пылью и растворялись в быту, как сигаретный дым при лёгком дуновении ветра. В конце концов, Николай решился продать свой старенький «Опель Кадет», привезённый во времена автомобильной лихорадки из Австрии, и пустить часть денег на восстановление морских документов, а часть истратить на семейные нужды. Однако выйти на прямой разговор с женой, не было подходящего случая. А разговор уже назрел. Иного выхода просто не было. Необходимо возвращаться на морские суда и не просто в Дунайское пароходство, а как говорят моряки «идти работать под флаг». Под флаг — значит работать на судне под удобным флагом. Чьи это были суда? Это никого не волновало, главное, чтобы зарплата была хорошей и выплачивалась своевременно. Контракты по тем временам для рядового состава были очень длинными: от шести и до девяти месяцев, а то и более. И это надо было сказать Ирине. Надо подготовить её заранее. Каждый день говорить на эту волнующую тему. А как? Когда она уже привыкла к его работе на Дунае, к коротким рейсам и возможности, хоть не так часто, но быть вместе. Николай был очень внимательным к жене и сыну. Сам он вырос в детском доме, не зная, отчего дома и материнского тепла, поэтому был очень кроток, старался никого не обделять своим вниманием. Его кроткость никак не сочеталась с его атлетическим телосложением и мужественными чертами лица. Лицо Николая было приятным и светлым, оно честно и открыто излучало добропорядочность, чередующуюся с огромной силой воли и крутым нравом, если вопрос стоял на уровне жизненно важных аспектов. Тяжёлый труд моряка и лишения многомесячных морских и речных рейсов, успели нанести на это, ещё совсем не старое лицо, свою суровую отметину в виде неглубоких морщин и, слегка, покрытых серебристой пыльцой, густых коротко стриженых волос. Весёлое и доброе выражение небесных сероватых глаз никак не сочеталось с его мужественным лицом, закалённым морями и океанами. Но, вопреки всему, чувствовалось, что за этой откровенностью спрятана горькая тайна, какой-то печально прошедшей драмы. Наряду с добрыми глазами и весёлостью, его массивная челюсть и широкий подбородок отмечали твёрдый и строптивый характер. Однако, в придачу к его мужественному рыцарскому духу, в нём преобладала, какая-то, женская, мягкость, часто подводившая впечатлительную натуру Николая. Его детские годы прошли в Винницком детском доме для детей сирот, куда принёс мальчика местный сторож дедушка Николай. Назвали Николаем, так как звали сторожа и отчество дали Николаевич, в честь нашедшего его, а фамилию вписали соответствующую, Залесский, на окраине леса его нашли, за лесом. Вот и вся предыстория будущего боевого пловца, моряка тихоокеанца, боцмана дунайского пароходства и просто хорошего человека.

После детского дома была школа-интернат в Херсоне, затем Одесская мореходная школа. Дальше служба на Краснознамённом Тихоокеанском флоте. Сначала морская школа спецназа в посёлке Холулай на острове Русском, затем служба в разведроте морского спецназа КТОФ во Владивостоке. За время службы приходилось старшине Залесскому бывать не только в «горячих точках», но и у самого «чёрта на рогах». Словом, служба дала свои коррективы в дальнейшей судьбе моряка. Вернувшись после службы в Одессу, он не смог трудоустроиться в ЧМП, где начал работать до службы, так как давал подписку сроком на пять лет «О неразглашении военной тайны», с которой, получить визу для загранплаваний, было невозможно, пока не закончится срок подписки. Вопрос стоял остро: работать в портофлоте или податься в Измаил, где была возможность устроиться матросом на суда рудовозы, ходившие на каботажной линии Херсон — Николаев — Измаил. Он выбрал каботаж и пять лет трудился на судах Навашинской постройки типа «Горьковская комсомолия». Там и постиг Николай азы флотской науки, набираясь опыта и навыков в работе. Часто бывая в Измаиле, он посещал с коллегами всевозможные молодёжные вечеринки. Как-то моторист пригласил Колю на танцы в Измаильский педин, где на выпускном курсе учителей начальных классов училась его сестра, которая и дала пригласительные. Так Коля Залесский попал на вечер танцев в общество юрких выпускниц педина. Было ему тогда всего двадцать один год. Выше среднего роста, широк в плечах, стройный торс, чёрные, как смола, немножко волнистые впереди, волосы, густые чёрные брови и совсем не подходившие к цвету волос небесно-серые весёлые и добрые глаза с живыми искорками задора. Ровный славянский нос, очаровательная белозубая улыбка. Чем не жених? Веселясь и танцуя в ритмах быстрого диско, он явно показывал своё физическое превосходство над другими парнями. Его ярко выраженная атлетическая фигура, подчеркнутая стильным прилегающим джинсовым костюмом фирмы «Us top» отражала подлинность американского ковбоя с впечатляющей рекламы сигарет «Mallboro». Такой парень мог заинтересовать многих девушек института. Но на «белый танец» его пригласила именно Ира. Уловив её лучезарный васильковый взгляд, он будто окунулся в какой-то гипнотический сон. Он даже не понял, как ему удалось так прекрасно вальсировать с очаровательной студенткой, словно, всю жизнь занимался одними танцами. Вот, что значит правильная партнёрша. Он сразу почувствовал: как ему с ней легко и просто. Так, словно, они были давними старыми партнёрами. После танца Ира поблагодарила Колю, одарив его очаровательной улыбкой. Она хотела пойти в направлении своих подружек, но Николай тронул её за локоток, сам проводил её и больше не отходил от неё ни на шаг. В это время он забыл о друге, с которым пришёл сюда, забыл, что ночью отход на Николаев. Он забыл обо всём на свете. В этот вечер он хотел видеть только Иру. Видеть только её весёлые беззаботные васильковые глаза и эту обворожительную белозубую улыбку. Только её остренький, как у лисички, слегка вздёрнутый к верху, носик. Её сочные пухлые губы цвета спелой вишни. Только её пунцово-розовые щёчки с маленькими, ярко выраженными ямочками, которые придавали ей ещё большее очарование и лёгкий шарм. Весь этот вечер он был только с ней. Они приятно танцевали, весело шутили, обольстительно смеялись, словно были давно знакомы. Им было хорошо и легко вдвоём. После танцев Коля проводил свою новую знакомую домой. Она жила недалеко от нового учебного корпуса на частной квартире по улице Репина. Пришли быстро, а расставаться не хотелось. Особенно в тот весенний апрельский день, когда только зацвела смородина и одаривала их своим чарующим ароматом. Спрятавшись за кустом сирени, они немножко посидели на деревянной скамеечке, где вечерами сидели местные старушки. Сидели молча, глядя друг другу в глаза верным изучающим взглядом. Потом немножко разговаривали: о жизни, о кино, о современной музыке, пока Ира не взглянула на часы. Уже полночь, — тихо, словно извиняясь, сказала она. Сколько? — быстро переспросил Коля, опомнившись после глубокого гипноза. Если точно, то десять минут первого, — уточнила Ира, ещё раз взглянув на часы. Ирочка, извини, но мне пора бежать в порт, — словно провинившийся мальчишка признался Залесский, — я тебя обязательно найду, ты не против? Я, нет, — коротко и без стеснения призналась она. Тогда до встречи, — с грустинкой в глазах сказал Николай и протянул на прощание свою жилистую руку, в которую словно пушинка, прилипла нежная мягкая рука Иры. Они простились и разошлись. Разошлись, чтобы встретиться при первой случившейся возможности.

Таким было это первое знакомство. Потом они стали встречаться. Почти через каждые две недели Залесский был в Измаиле. Судно стояло по три, а то и четыре дня и эти дни, а вернее вечера, свободные от вахт, он полностью посвящал свиданиям с Ирой. Вместе посещали кинотеатры, дискотеки и просто прогуливались по набережной Дуная у морского вокзала. Одним словом вели нормальную молодёжную жизнь того времени. Потом был выпускной вечер в институте. Получив распределение в городок Татарбунары, Ира уехала на работу. Они по-прежнему встречались, но эти встречи были короткими, буквально несколько часов, и Николай уезжал в Измаил. Ему явно этого было мало. Он давно понял, что их отношения переросли во, что-то большее, чем дружба и любовь. Они стали очень близкими и желанными друг для друга. Как каждый порядочный парень, Николай предложил Ире свою руку и сердце. К тому времени она знала все подробности его жизни и страстно полюбила своего избранника, хотя старалась не показывать свои чувства. Она больше любила, когда Николай сам проявлял к ней свои искренние чувства. Вскоре они поженились и Ира, как и любая мужняя жена, имела право переехать к мужу, а так как у мужа своего жилья небыло, то она рада была вернуться в лоно родителей. Так она переехала в Одессу и стала жить с родителями в трёхкомнатной квартире на улице Сегедской, там же и работу нашла, в ближайшей школе. И стали они жить, поживать и, как говорится, добра наживать. С Одессы было ближе ездить в Херсон и Николаев, поэтому Ира часто встречалась с мужем в этих портах. Они были счастливы вместе и ни о чём другом не задумывались, как и все влюблённые. Позже, накопив выходных дней, Николай сошёл на берег, передохнуть, и приехал к жене в Одессу. Тесть с тёщей приняли зятя тепло и с радушием. Коля им сразу понравился. Хозяйственный и покладистый, он как-то шестым чувством понимал, когда надо было что-то помочь тестю или тёще. Любая работа спорилась у него в руках, и в квартире становилось заметно уютней, так как тестю, профессору медицины, зачастую было просто некогда заниматься домашними делами. Помимо домашних хлопот Коля всегда старался угодить жене, которая к тому времени, уже была в интересном положении. Вскоре у молодожёнов родился мальчик, которого назвали Игорем. Ну, очень всем понравилось это имя. Игорь Николаевич, было очень созвучно, вот и назвали. И снова в доме была радость для всех.

Отработав в каботаже положенные пять лет, Залесский подал документы на визирование. Хорошая характеристика-рекомендация этому способствовала и вскоре его перевели на морские суда загранплавания. Это были небольшие контейнеровозы румынской постройки, прозваны моряками «пионерами-героями» из-за их названий: «Петя Шитиков», «Нюра Кижеватова», «Петя Коваленко» и другие. Свои первые загранрейсы Коля сделал на «Пете Шитикове» обыкновенным матросом. За знание морского дела и флотскую сноровку он получил направление на курсы боцманов и после окончания курсов стал трудиться на этой же серии судов, но уже в качестве боцмана. Линия была отлажена: Измаил — Бейрут. Иногда это были рейсы по Средиземному морю в порты Италии и Греции. Во всяком случае, раз в месяц они заходили в Совпорты, и Николай имел возможность видеться с семьёй. Материальное положение в семье было стабильным и с каждым рейсом только улучшалось. Тогда моряки имели возможность привозить всякий ходовой товар и реализовывать его через сеть комиссионных магазинов. Товар хорошо уходил, и появлялись живые деньги. В это время умирает Ирина бабушка, мать отца, и Ира становится наследницей трёхкомнатной коммуналки в самом центре Одессы по улице Розы Люксембург. Настало время вить своё гнёздышко, и они занялись перепланировкой наследства. Из неказистой трёхкомнатной коммуналки, вскоре, получилась приличная двухкомнатная квартира с удобствами. А жизнь набирала обороты. Игорь подрастал, стала ощущаться нехватка отцовского воспитания. Как-то на семейном торжестве, в очередной день рождения сына, этот вопрос, сам по себе, напросился на повестку дня. Прения были жёсткие. Всё сходилось к тому, чтобы проститься с морем и профессией. Но Николай нашёл другой выход. Подкормив нужного инспектора в отделе кадров, он получает направление на курсы шкиперов и переводится на речные суда. Настала нормальная интенсивная работа: три недели рейс до Австрии по Дунаю и обратно в Измаил, потом недельку перестоя в подмене и снова короткий рейс. Снова все стали довольны такой работой, которой можно только позавидовать. Сделал рейс, привёз из Вены коврик или дублёнку на «рыбьем меху», сдал товар в комиссионку, получил законные свои кровные шестьсот или семьсот советских рублей — и в семью. К этой сумме добавлялась месячная зарплата супругов, и сто червонцев на семью получалось легко. О такой зарплате можно только мечтать. Живи и радуйся. И Залесские жили и радовались такой жизни. За эти деньги можно было себе позволить жить хорошо и безбедно, даже помогать родителям. Не жалко было дать и в займы родственникам или хорошим соседям. Отпуск, без зазрения совести, проводили в Крыму: Ялта, Алушта, Судак, ездили и в Сочи, всё было возможно. Но самый большой экономический подъём в семье начался во времена «автомобильного бума» в начале девяностых годов. Машины брали все, кому было не лень и имелось на кармане, хотя бы, двести долларов. Первая волна автомобильного бума имела шальной спрос, цены колебались от пятнадцати тысяч до двадцати пяти тысяч советских рублей. Это было что-то! Это стоимость половины дома или кооперативной квартиры. Многие работники пароходства тогда успешно решили свои жилищные проблемы. Николай тоже успел улучшить свои жилищные условия. Пригнав за полгода работы два авто: десятилетнюю «Ауди-100» и одиннадцатилетний «Мерседес-Бенц-240Д», он сумел их выгодно продать и поменять свои две комнаты на трёхкомнатную «чешку» в районе «Привоза» с небольшой доплатой. Он успел своевременно. Он успел ещё заработать и купить себе «Опель Кадет» и «Фиат-Ритмо». Потом начался раздел Югославии. Первая война и раздел с Хорватией, затем вторая война и авианалёты американцев. Итоги были печальными для всей Европы. Прекратилось интенсивное судоходство и, речной флот потихоньку становился в долгий отстой. Николай больше года остался без стабильной работы. Иногда ему перепадали короткие рейсы в Болгарию на больших толкачах «трёхтысячниках», но это были рейсы «для поддержки штанов». Валютных дней в этих рейсах было совсем мало: двенадцать-пятнадцать дней всего-то. Потом месяц работы в подмене несамоходного флота на рейде Измаила. Работа была не денежная, а жизнь дорожала.

Жизнь дорожала с каждым днём. Дорожала она и в Одессе. Залесские это стали чувствовать, когда пришлось отказаться от привычной пищи, а вскоре и вообще от привычного образа жизни. Сын подрастал, заканчивал школу и мечтал о морской академии. Снова стал вопрос о постоянной работе, и Николай переводится на море. Теперь его направляют боцманить на теплоход «Венедикт Андреев», овощевоз, типа «река-море», хорошее автоматизированное судно австрийской постройки конца восьмидесятых годов. И снова стал налаживаться привычный жизненный уклад.