Дни освобожденной Сибири

Олег Помозов

В книге рассказывается о драматических событиях, происходивших на территории Сибири в период с мая по ноябрь 1918 г. Предлагаемый материал является продолжением исторического исследования того же автора под названием «День освобождения Сибири».

ЧАСТЬ II

НА ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОМ

ФРОНТЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ОБРАЗОВАНИЕ ВРЕМЕННОГО СИБИРСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

Мавр сделал своё дело,

мавр может уйти.

Ф. Шиллер. Заговор Фиеско в Генуе

1. Сибирские министры собираются в Омске

Так заканчивался июнь 1918 г. — месяц эсеровского социализма* на территории Сибири. Трое членов Западно-Сибирского комиссариата по-прежнему находились в Омске, а Павел Михайлов — в Томске с больной женой и полностью вне политики. В тот же день, которым была датирована вызвавшая такую панику среди членов Частного совещания телеграмма, то есть 21 июня, по линии железной дороги (до Красноярска) была распространена ещё одна телеграмма на этот раз из Новониколаевска: «Члену правительства Патушинскому. Ввиду срочных дел, считаю совершенно необходимым немедленный приезд ваш и Крутовского [в] Новониколаевск. [О] дне выезда прошу телеграфировать — Новониколаевск, комиссариат, мне. Член правительства Иван Михайлов» (ГАТО. Ф.1362, оп.1, д.213, л.15).

_______________

*О том, что это был действительно умеренный социализм, а не радикальный, как у большевиков, свидетельствует хотя бы тот факт, что в конце июня комиссары ЗСК, как и обещали, издали постановление от 28-го числа о денационализации предприятий и о возвращении бывшим владельцам конфискованного при советской власти недвижимого имущества. Однако при этом были учтены и права трудящихся. Во-первых, их интересы на вновь возвращаемых буржуазии заводах, фабриках, торговых учреждениях и пр. защищали сохранённые волей Западно-Сибирского комиссариата органы рабочего контроля, а также профсоюзные организации. Плюс к этому, даже те рабочие и служащие, которые всё-таки подпадали под увольнения при вновь вернувшихся хозяевах, должны были, согласно ещё одному распоряжению (от 29 июня), извещаться об этом за две недели и обеспечиваться выходным пособием, равным среднемесячному заработку. Данное постановление распространялось также и на персонал государственных предприятий. Исключение составляли лишь служащие чисто советских учреждений, которые все до единого закрывались, для них денежной компенсации не предусматривалось, а днём предварительного извещения об увольнении считался день совершенного в том или ином населённом пункте противобольшевистского переворота.

Григорий Борисович Патушинский и Владимир Михайлович Крутовский являлись членами Временного Сибирского правительства*, избранными вместе с другими министрами в конце января в Томске на тайном заседании разогнанной Сибирской областной думы. Григорий Патушинский 26 января был арестован большевиками и направлен для содержания под стражей в Красноярск. Без малого пять месяцев, до 18 июня, он находился в тюрьме, причём сидел в одной камере с ещё одним видным политиком новой, революционной Сибири, председателем Сибирской областной думы Иваном Александровичем Якушевым. Их обоих, за день до того, как сдать город наступающим частям Чехословацкого и Средне-Сибирского корпусов, выпустили на свободу красноярские большевики. Чем было вызвано такое великодушие со стороны советской власти объяснить сейчас достаточно сложно** и не менее трудно в это поверить, однако факт такой есть и от него никуда не деться. 19 июня Патушинский, по некоторым сведениям, находился уже в Мариинске, но, получив известие об оставлении красными столицы Енисейской губернии, он опять вернулся в Красноярск, где его, по всей видимости, и застала телеграмма Ивана Михайлова о вызове в Новониколаевск. Владимир Михайлович Крутовский почему-то замешкался с отъездом, а вот Патушинский и Якушев в воскресенье 23 июня (в пять часов дня) в спешном порядке выехали из города по железной дороге на запад, по направлению к Новониколаевску, но перед этим они сочли своим долгом посетить в обязательном порядке Томск.

_______________

*Вот полный список первого правительства автономной Сибири:

Пётр Яковлевич Дербер — председатель правительства и временно министр земледелия, Пётр Васильевич Вологодский — министр иностранных дел, Владимир Михайлович Крутовский — министр народного здравия, Аркадий Антонович Краковецкий — военный министр, Александр Ефремович Новосёлов — министр внутренних дел, Иван Адрианович Михайлов — министр финансов, Иван Иннокентьевич Серебренников — министр снабжения и продовольствия, Григорий Борисович Патушинский — министр юстиции, Элбек-Доржи Ринчино — министр народного просвещения, Михаил Алексеевич Колобов — министр торговли и промышленности, Леонид Александрович Устругов — министр путей сообщения, Иван Степанович Юдин — министр труда, Виктор Тимофеевич Тибер-Петров — министр туземных дел, Дмитрий Григорьевич Сулим — министр экстерриториальных народностей, Николай Евграфович Жернаков — государственный контролёр, Валериан Иванович Моравский — государственный секретарь; Михаил Бонифатьевич Шатилов, Сергей Андреевич Кудрявцев, Евгений Васильевич Захаров, Гариф Шегибердинович Неометуллов — министры без портфелей.

**Обстоятельства чудесного освобождения Григория Патушинского его коллега по ВСП Иван Серебренников объяснил тем, что красноярским революционным трибуналом весной 1918 г. руководил некто Лакуциевский, которого на одном из дореволюционных процессов Патушинский в качестве адвоката защищал и добился для него сравнительно мягкого приговора. Процесс проходил в Иркутске, иркутянин Серебренников это вспомнил и написал письмо Лакуциевскому, в котором «попросил его посодействовать освобождению Патушинского и пытался усовестить его… не знаю, возымело ли какое-нибудь влияние моё письмо… но Патушинский был всё же из тюрьмы освобождён».

Зачем их так срочно вызвали и Патушинский, и Яковлев уже, видимо, знали или, по крайней мере, догадывались. Им в компании с другими находившимися на освобождённой территории министрами ВСП предстояло перехватить инициативу по управлению Сибирью у членов ЗСК и взять власть, что называется, в собственные руки. Такой, по-сути, политический переворот давно назревал, как мы смогли понять из вышеизложенного, его конструированием занимались многие сибирские политики, как в Томске, так и в Омске, и вот, наконец, настал тот момент, когда оттягивать до бесконечности процесс принятия окончательного решения стало уже, практически, невозможно. Невозможно по многим причинам, и главная из них заключалась в том, что по ту (западную) сторону Уральского хребта, а точнее в Самарско-Пензенском Поволжье к этому времени также была низложена большевистская диктатура, и к власти, как и в Сибири, пришли социалисты — эсеры, создав Комитет членов Учредительного собрания, сокращённо Комуч. Доблестные чехословацкие легионеры громили части Красной армии на всём протяжении восточной железнодорожной магистрали и вот-вот должны были соединить Поволжье и Сибирь в единую антибольшевистскую коалицию (огненную дугу). И для кого же, спрашивается, они добывали победу? Получалось, что для тех же самых красных, но — только умеренных, в лице эсеров и меньшевиков, а это, как многим представлялось, была уже своего рода точка невозврата.

Прозреть сибирским политикам наверняка кто-то помог; не без этого, что называется. По сведениям омской печати в июле в городе находились французский и английский вице-консулы, а также американский военный атташе, по-всей видимости, именно тот, который помогал в проведении переговоров представителей Центросибири с командованием восставших чехословацких войск в районе Мариинска. А если так, то он находился в Омске уже где-то с середины июня и, вполне вероятно, что принимал какое-то косвенное участие, как, впрочем, и другие иностранные гости, в описываемых событиях. Не берёмся утверждать, что всё было именно так, как мы сейчас предположили, это тема для отдельного исследования, и, тем не менее, высказать некоторые свои догадки на сей счёт мы посчитали нужным и даже своевременным, поскольку все дальнейшие события уже находились в прямой зависимости от иностранного влияния на сибирскую политику, что является на сегодняшний день научно доказанным и абсолютно неопровержимым историческим фактом.

Но вернёмся опять в Томск. Якушев и Патушинский прибыли сюда 24 июня, совсем ненадолго, всего на сутки, каждый по своим делам. Якушеву конечно же первым делом необходимо было снестись со своими коллегами из Сибирской областной думы, для чего члены Частного совещания опять-таки в экстренном порядке организовали своё внеочередное собрание, а точнее — два: 24-го и 25-го числа. Вопрос о передаче власти от Западно-Сибирского комиссариата пяти министрам ВСП, судя по протоколам тех заседаний, официально не обсуждался. Зная, каким образом совсем недавно прореагировали члены Сибирской думы на газетный заголовок телеграммы о «создании правительства», Якушев, видимо, так и не решился поднимать этот вопрос во время своего посещения заседаний Частного совещания, но наверняка обговаривал данную тему где-то в думских кулуарах и, уж точно, — с членами Потанинского кружка. Здесь, видимо, и было принято окончательное решение, — не ставя в известность находившихся в Томске членов СОД, осуществить, как и планировалось, передачу власти в руки Совета пяти министров, при этом данную смену политических декораций оформить лишь одним, что называется, волевым решением председателя Сибирской областной думы.

Из Томска Якушев и Патушинский выехали ещё с одним министром ВСП Михаилом Шатиловым, который вполне себе без всяких проблем только что (21 июня) вернулся из Омска, как вдруг срочно был туда опять вызван. В Омск, минуя Новониколаевск, все трое прибыли в четверг 27 июня, и уже на следующий день состоялось совместное совещание четырёх министров Временного Сибирского правительства — Петра Васильевича Вологодского, Григория Борисовича Патушинского, Ивана Адриановича Михайлова, Михаила Бонифатьевича Шатилова — и председателя Сибирской областной думы Ивана Александровича Якушева. По мнению комментаторов, участники того собрания в первую очередь определились в своём отношении к главным политическим вопросам текущего исторического момента, как то: категорическое неприятие большевистской диктатуры, Брестского мирного договора с Германией, национализации предприятий и имуществ, а также осуждение мероприятий советской власти, связанных с разгоном Всероссийского Учредительного собрания, Сибирской областной думы, органов городского и земского самоуправления.

Далее все согласились с тем, что, во избежание угроз политического реванша, как справа, так и слева, находящимся на территории Сибири министрам ВСП необходимо как можно скорее принять на себя власть на освобождённых территориях. Эсеры с их широко разветвлённой сетью нелегальных организаций, с их связями в двух российских столицах и даже за рубежом сыграли уже, как посчитали тогда ведущие сибирские политики, свою историческую роль, совершив в Сибири вооруженный переворот и восстановив власть демократии на местах. Теперь на смену им должны были придти совсем другие люди, те — которые занимались проблемами родного края на протяжении многих предшествующих лет и сумели плодотворно потрудиться на благо Сибири. За это министры, надо полагать, проголосовали единогласно.

2. Конструкция новой омской власти

Теперь нужно было определиться с названием вновь создаваемого органа высшей исполнительной власти и с его составом. Совет министров Временного Сибирского правительства — так решили назвать себя новые претенденты на власть. В состав Совета предполагалось включить пока лишь пять человек — присутствовавших на совещании четырёх министров, а также несколько подзадержавшегося в Красноярске Владимира Михайловича Крутовского. Находившегося в занятом ещё большевиками Иркутске Ивана Иннокентьевича Серебренникова учли как бы на перспективу, он должен был присоединиться к своим коллегам, как только это станет для него возможным. Всех этих людей, в отличие от комиссаров ЗСК, объединяла не партийная принадлежность, а приверженность идеям сибирского областнического* движения, все они являлись видными сибирскими автономистами, продолжателями дел Афанасия Прокопьевича Щапова (спился и умер в нищете), Николая Михайловича Ядринцева (покончил с собой) и Григория Николаевича Потанина (прошедшего через тюремное заключение, каторгу и ссылку, но Божьим промыслом всё-таки убереженного и дожившего до тех великих дней).

_______________

*Давно уже нам надо было объяснить непосвящённой части нашей читательской аудитории почему движение сибирских автономистов называлось областническим, а Сибирская дума областной, как-то не до того было, но сейчас, кажется, представился, наконец, случай. Итак, всё повелось со времён научных трудов одного из отцов-основателей нашего сибирского областничества, его первого теоретика Афанасия Прокопьевича Щапова, провозгласившего однажды (в середине XIX века), что «русская история, в самой основе своей, есть по преимуществу история различных областных масс народа», что в областных особенностях народной жизни и заключена, собственно, живительная сила всей великорусской нации. «Изучая русскую историю, — писал Щапов, — [мы] оставляем почти без всякого внимания этот областной элемент, сколько загадочный, столько же быть может, зиждительный, плодотворный элемент нашей будущей цивилизации». Под одной из областей России в этом смысле подразумевалась и Сибирь, весь Сибирский край с Дальнем Востоком включительно с автономиями по территориальному (Западная, Средняя, Восточная Сибирь, Забайкалье и т.д.) и национальному признаку (алтайцы, хакасы, буряты и т.п.).

Первым забил тревогу, по поводу случившегося, как ни странно, полковник Гришин-Алмазов, командующий Западно-Сибирской повстан-ческой армией и одновременно управляющий военным отделом ЗСК. Он ещё 27 июня, как только узнал о приезде в Омск сразу трёх министров, отправил в Томск в адрес Павла Михайлова срочное сообщение следующего содержания: «Ваше присутствие здесь крайне необходимо, и я очень прошу Вас приехать в ближайшие дни». Скорей всего командарм опасался не столько за своих друзей эсеров, сколько за собственные властные полномочия. Так или иначе, но ход был сделан совершенно правильный,

хотя, впрочем, уже и изрядно запоздалый. Павел Яковлевич в ответ пообещал Алексею Николаевичу приложить все силы «к экстренному выезду» из Томска, что, собственно, он и сделал, так что к 30 июня, ко дню решающей политической схватки, лидер Западно-Сибирского комиссариата уже находился в Омске.

И вот, наконец, тот день настал. Четверо членов ЗСК сидели напротив четверых министров ВСП*, а между ними Якушев. («Случайно попавшего» на эту встречу Гинса можно как бы не считать, хотя…) Чисто математически получалось так, что чью сторону примет председатель СОД, та группа окажется в большинстве и сможет одержать победу в развернувшемся противостоянии. Якушев выбрал группу сибирских министров. По какому-то совершенно невероятному стечению обстоятельств, по данным сарафанного радио и томской газеты «Понедельник», подписание капитуляции проходило (что, с нашей точки зрения, вполне символично), якобы, в том самом пульмановском вагоне военного министра Сухомлинова, в котором 2 марта 1917 г. подписал своё отречение от престола последний русский император Николай Александрович Романов. Большинство участников того совещания не дожило, к сожалению, до периода написания своих мемуаров, кто-то погиб во время Гражданской войны, кто-то сгинул в сталинских лагерях, кто-то — в эмиграции. И так получилось, что лишь Георгий Гинс, сторонний наблюдатель той исторической встречи эсеровских комиссаров и сибирских министров, сохранил для нас свои воспоминания о ней. Для тех, кто их читал, не лишним будет ещё раз восстановить в памяти этот текст, ну а тем, кто не знаком с ним, тем более должно быть интересно.

_______________

*Пятого, Вл. М. Крутовского, не стали дожидаться, он в тот день только ещё выехал из Красноярска и прибыл в Омск лишь 2 июля.

«Случайно я попал на совместное заседание членов Западно-Сибирского Комиссариата и членов Сибирского Правительства вечером 30 июня. Присутствовал и Якушев. Председатель Сидоров заявил, что Комиссариат, прежде чем сдать власть, просит членов Сибирского Правительства ознакомить с их программой.

— Это любознательность или условие? — спросил Ив. Михайлов.

Сидоров не сумел уклониться от ответа. Тогда все прения направились в русло формального вопроса: может ли Комиссариат противодействовать вступлению во власть министров Сибирского Правительства или ставить им какие бы то ни было условия? Имеют ли право пять министров требовать присвоения им прав, принадлежащих пятнадцати избранникам Думы, и кто правомочнее: пять министров или четыре члена Комиссариата, получившие специальные полномочия от всего правительства? Прения обострялись. Уже Патушинский заявил, что если Комиссариат не сдаст власти, то министры объявят об этом отказе всему населению. Уже, казалось, происходил разрыв сношений и переговоров, когда я взял слово и стал горячо убеждать Комиссариат передать власть Сибирскому Правительству, потому что Сибирскому Правительству, а не

отдельным лицам, присягали войска, от имени Сибирского Правительства действуют все власти, за Комиссариатом никто не пойдёт, а авторитет власти будет расшатан.

— Вы правы! — сказал мне Якушев, которого я тогда впервые видел.

Подействовали мои слова и на членов Комиссариата. Власть была передана. «Переворота» не потребовалось».

Передача власти формально была «узаконена» так называемой грамотой председателя Сибирской областной думы*:

_______________

*За то, что Якушев «оформил» передачу власти от ЗСК омскому Совету министров, в 1921 г., когда уже «по долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд, чтобы с боем взять Приморье — Белой армии оплот», Иван Якушев по решению приморского областного комитета партии социалистов-революционеров был исключён из рядов ПСР. Но это уже спустя три года, а после драки, как известно, кулаками не машут.

«Со дня низвержения советской власти в Сибири высшим представителем государственной власти являлся западно-сибирский комиссариат, назначенный сибирским правительством. Ныне по прибытии в г. Омск достаточного числа членов правительства, избранных Сибирской Областной Думой, сибирское правительство в лице председателя совета министров и министра иностранных сношений Петра Васильевича Вологодского и членов совета министров министра внутренних дел Владимира Михайловича Крутовского, министра финансов Ивана Адриановича Михайлова, министра юстиции Григория Борисовича Патушинского, министра туземных дел Михаила Бонифатьевича Шатилова принимает на себя всю полноту государственной власти на всей территории Сибири.

Подлинную подписал председатель Сибирской Областной Думы Иван Якушев» («Сибирская жизнь», №50 от 3 июля 1918 г.).

Как видно из только что приведённого текста, председателем нового правительства стал пятидесятипятилетний Пётр Васильевич Вологодский, сибирский областник из самых виднейших, ученик самого Ядринцева, юрист по образованию, томич по сути своей, поскольку большую часть сознательной жизни Пётр Васильевич провёл именно в нашем университетском городе. Став председателем Совета министров Вологодский сохранил за собой и пост Министра иностранных дел. Первым заместителем председателя правительственного кабинета, как свидетельствует Иван Серебренников, стал шестидесятидвухлетний красноярец Владимир Михайлович Крутовский, также один из самых авторитетнейших общественных деятелей, одним из первых, в период первой русской революции, выдвинувший идею по созданию общесибирской земской Думы. Поскольку Владимир Михайлович являлся врачом по образованию, его сначала, ещё в январе 1918 г. определили на должность Министра народного

здравия, теперь же, учитывая его общественно-политический статус (а может быть для того чтобы поскорее уговорить его войти в Омское правительство), ему доверили более ответственный пост — министра внутренних дел*.

_______________

*Министерство внутренних дел Сибирского правительства по своим основным функциям несколько отличалось на первых порах от общепринятого, так скажем, шаблона. В его ведении находился, главным образом, контроль за деятельностью местных органов власти, губернских и уездных комиссаров, городского и земского самоуправлений. Задачи по охране общественного порядка и управление милицией весь июнь и июль 1918 г. осуществляли непосредственно местные выборные органы демократической власти (губернские и уездные), и лишь в августе всё это перешло (вернулось на круги своя) в ведение министерства внутренних дел.

Четверо остальных министров нового Правительства являлись представителями молодого (уже третьего) поколения сибирских областников. Старшему из них Григорию Патушинскому было сорок пять, он так и остался на посту министра юстиции, тридцатишестилетний Иван Серебренников также сохранил за собой прежнюю должность министра снабжения, а Иван Михайлов — министра финансов. И лишь Михаил Шатилов, в январе получивший скромный статус министра без портфеля, теперь стал министром туземных дел, приняв в своё ведение весь спектр проблем, связанных с автохтонным населением Сибири и Дальнего Востока.

От имени всех находившихся тогда в Омске министров, как новой верховной исполнительной и распорядительной власти, в тот же день 30 июня вышло обращение к населению:

«Народам Сибири. Избранное Сибирской Областной Думой правительство в лице совета министров, вступая в верховное управление страной в полном сознаниии стоящих перед ним исторических задач неуклонно пойдёт по пути создания и укрепления на всей территории Сибири, как нераздельной части великой Всероссийской демократической Республики, незыблемого правопорядка, мощной государственности, осуществления воли Сибирской Областной Думы и дальнейшего развития деятельности комиссариата Западной Сибири, заменявшего до сего времени высшие органы управления. Совет министров призывает всё население без различия национальности, классов и партий, все государственномыслящие элементы, всех кому дорого возрождение России и свобода Сибири, объединиться вокруг правительства в его государственном строительстве на предуказанных Сибирской Областной Думой началах народоправства.

В то же время совет министров считает себя вынужденным заявить о своей непреклонной решимости обеспечить нормальные условия жизни в стране путём самой решительной борьбы со всякими противогосударственными выступлениями, откуда бы таковые не исходили и не потерпит ни малейшего поползновения каких-либо общественных групп на незакономерное вмешательство в деятельность органов правительственной власти; всякие в этом направлении попытки будут подавляться со всей суровостью, к которой обязывает правительство лежащая на нём в условиях настоящего исторического момента ответственность перед страной и народами Сибири.

Подлинное подписали председатель совета министров, министр внешних сношений Пётр Вологодский, члены совета: министр финансов Иван Михайлов, министр юстиции Григорий Патушинский, министр туземных дел Михаил Шатилов» («Сибирская жизнь», №50 от 3 июля 1918 г.).

Ещё одной важной персоной во всём тогдашнем правительственном раскладе являлся командующий Западно-Сибирской армией Алексей Николаевич Гришин-Алмазов. Он, как известно, поначалу выразил некоторое неудовольствие по поводу назревавших в Омске перемен и, возможно, даже готовился к какому-то противодействию им, но потом, поняв, видимо, в чью сторону клонится чаша весов, отступил и на несколько дней сказался больным, толи опять чего-то выжидая, толи просто ожидая решения со стороны новых властей относительно своей «скромной» персоны и дождался. Распоряжением Совета министров ему была объявлена благодарность*, он был назван уникальным военачальником и администратором, за ним сохранили должность командующего армией и назначили управляющим военным министерством. Почему не министром, вместо находившегося на Дальнем Востоке эсера Аркадия Краковецкого? Вопрос не простой и не однозначный; скорей всего потому, что Краковецкий имел тесные связи с иностранными представителями, в частности, с французскими дипломатами**, а это была, понятно, очень серьёзная по тем временам (и не только по тем) охранительная грамота.

_______________

*Её мы, к сожалению, не смогли найти на страницах сибирской печати того времени, однако о ней упоминается в сборнике документов «Временное Сибирское правительство», изданном под редакцией В. И. Шишкина в Новосибирске в 2007 г.

**Сблизиться с ними Краковецкому удалось в Киеве, куда он в ноябре 1917 г. бежал из Петрограда, преследуемый пришедшими к власти большевиками. Несколькими месяцами ранее этот молодой тридцатилетний эсер приказом

А. Ф. Керенского был из подпоручиков произведён сразу в подполковники и назначен командующим Восточно-Сибирским военным округом, потом переведён в Петроград, откуда после Октябрьской революции он и бежал на Украину, в Киев. Там его в конце декабря нашли товарищи по партии из Сибири и предложили занять пост комиссара по формированию на противогерманских фронтах отдельных подразделений сибиряков для последующей переброски их на родину в целях защиты созываемой Сибирской областной думы и формируемого Временного правительства областной Сибири. Вот тогда-то Краковецкий и попал в поле зрения иностранных представителей, уже тогда заинтересовавшихся процессами, происходившими в Томске (два сибирских областных съезда), давшими толчок мощному политическому движению, вполне способному, по мнению многих, противостоять диктатуре большевиков на востоке страны. В январе 1918 г. на тайном заседании «охвостья» СОД его избрали военным министром Временного Сибирского правительства.

В ответ Гришин-Алмазов в тот же день (переворота или просто смены власти, — называйте как хотите) издал приказ по армии, в котором заверил новое руководство Сибири в полной лояльности, — как своей, так и подконтрольных ему войсковых частей.

«Приказ войскам западно-сибирской армии от 17 (30) июня 1918 года. Объявляя войскам вверенной мне армии и округа грамоту председателя Сибирской Областной Думы и сибирского временного правительства, я ещё раз от имени всех офицеров, казаков и солдат сибирской армии объявляю, что мы клянёмся до последней капли крови служить нашей родине России и Сибири и законному сибирскому правительству, которое доведёт нас до Сибирского и Всероссийского Учредительных Собраний, не вмешиваясь в политику и стоя вне каких бы то ни было партий и классов, Сибирская армия обещает своему законному правительству до конца выполнять свой воинский долг, не давая пощады врагам сибирского временного правительства.

Приказу дать самое широкое распространение путём прочтения во всех ротах, помещениях в газетах и расклейки на улицах.

Командующий армией полковник Гришин-Алмазов» («Сибирская жизнь», №50 от 3 июля 1918 г.).

Что касается членов Западно-Сибирского комиссариата, то им, естественно, тоже воздали по заслугам. Все они сохранили, указом Совета министров, теперь уже, конечно, чисто формально, свои права в качестве уполномоченных Временного Сибирского правительства. Их лидер Павел Михайлов получил реальную должность товарища (заместителя) министра внутренних дел, Борис Марков был направлен в Самару для установления связей с представителями Комуча, Василия Сидорова вскоре отправили в освобождённый от большевиков Иркутск для координации общих усилий победившей демократии; а Михаил Линдберг в начале июля выехал в Томск, с какой целью непонятно, возможно, это была его собственная инициатива. Прибыв в город, он первым делом посетил 5 июля внеочередное, специально организованное по такому случаю, заседание Частных совещаний членов Сибирской областной думы, где сообщил собравшимся депутатам о том, почему он и его товарищи по ЗСК добровольно сложили с себя полномочия верховной исполнительной власти и передали их Совету министров. Основных причин было две: во-первых, в связи с успешным наступлением частей Сибирской армии существенно расширилась за пределы Западной Сибири территория, освобождённая от большевиков, в связи с чем могли возникнуть, по словам Линдберга, «нарекания, что Западно-Сибирский Комиссариат управляет фактически не только Западной Сибирью, но и другими областями, отсюда могли проистекать ряд неудобств. Во-вторых (далее в отчёте Михаила Яковлевича шла весьма расплывчатая формулировка, основной смысл которой, на наш взгляд, состоял в следующем), — после того как в освобождённой Самаре начали собираться члены Всероссийского Учредительного собрания, трое комиссаров ЗСК, являвшиеся членами этого Собрания (Михайлов, Марков и Линдберг), решили, что они сейчас должны именно в его составе продолжить свою деятельность (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.15, л.45).

В знак благодарности за несопротивление члены ЗСК, также как и командующий армией, получили благодарственную грамоту от Совета министров, опубликованную во всех ведущих периодических изданиях Сибири. Вот её текст:

«Членам западно-сибирского комитета; уполномоченным сибирского правительства Сидорову, Линдбергу, Михайлову и Маркову.

Грамота совета министров.

Василий Осипович, Михаил Яковлевич, Павел Яковлевич, Борис Дмитриевич!

Вступая в верховное управление всею страной и упраздняя одновременно западно-сибирский комитет как учреждение временное, мы почитаем своим приятным долгом отметить ваши крупные исторические, по своему значению, заслуги перед Сибирью и государственностью. Упорным и самоотверженным трудом, исполненным тяжелых испытаний и постоянных опасностей, вами совместно с ныне командующим войсками Западно-Сибирского округа полковником Гришиным-Алмазовым заложены основания районной военной организации, заключившей затем соглашение с доблестными чехословаками и свергнувшей при их содействии большевиков, разбив банды красногвардейцев.

Вами же спаяны и объединены общностью целей, первоначально разнородные по своим стремлениям и симпатиям, группы в различных местностях для совершения государственного переворота. Помимо этой неоценимой самой по себе заслуги, Сибирь не забудет вашей неустанной и плодотворной работы в деле создания гражданской власти и направления государственной жизни в первые смутные дни так тяжело доставшейся свободы. Выражая вам глубокую признательность, сибирское правительство уверено, что вы все, оставаясь его уполномоченными, будете содействовать с тем же успехом дальнейшему укреплению и развитию государственной жизни Сибири.

Дана в ставке совета министров. Председатель совета министров, министр внешних сношений Пётр Вологодский, члены совета министров: министр финансов Иван Михайлов, министр юстиции Григорий Патушинский, министр туземных дел Михаил Шатилов».

Ну и, наконец, последнее, о чём необходимо поговорить в связи со всеми произошедшими событиями, это дальнейшая судьба отделов ЗСК, а также их руководителей. Все они были сохранены в целости и продолжили свою деятельность, но только уже под названием министерств Временного Сибирского правительства. И лишь один отдел лишился этого высокого статуса — административный, его хотя и сохранили, но передали в министерство внутренних дел в качестве одного из его подразделений. Владимира Сизикова сняли с должности руководителя, а куратором этого отдела назначили Павла Михайлова, теперь заместителя министра внутренних дел. Ещё одним замом, как бы в противовес Михайлову, стал вызванный из Томска в середине июля член Потанинского кружка Александр Грацианов. Некоторые изменения произошли и в министерстве (прежде отделе) финансов, его возглавил вместо Александра Мальцева сам министр — Иван Михайлов, а на должность его товарища (заместителя) был утверждён кадет с дореволюционным стажем известный нам уже Николай Буяновский.

Те ведомства, министры которых находились на тот момент вне Омска (то есть, главным образом, во Владивостоке, также уже осовобождённом к тому времени из-под власти большевиков), временно возглавили так называемые управляющие министерствами. Министров владивостокской группы Сибирского правительства, как их стали теперь называть, никто пока полномочий не лишал, более того, омский Совет министров официально объявил о том, что их «кабинет сформирован временно до прибытия всего состава Сибирского правительства». Управляющими министерств, оставшихся, таким образом, «временно» без своих первых руководителей, автоматически утвердили бывших начальников отделами ЗСК, которые, как мы уже выяснили чуть выше, являлись ставленниками, главным образом, омского военного промышленного комитета, заправляли в котором общественные деятели буржуазно-демократического толка.

В связи с этим нужно отметить следующий немаловажный и как бы подводящий всему итог факт: новая сибирская власть значительно поправела в сравнении с прежней; не только некоторые министры, но и подавляющая часть их заместителей, а также управляющих министерствами оказались представителями уже не социалистического, а буржуазно-демократического политического лагеря. Разместился Совет министров в доме бывшего гражданского губернатора на Соборной площади.

Омское Сибирское правительство летом 1918 г. Сидят слева на право: Г. К. Гинс — управляющий делами Совета министров; Г. М. Степаненко — управляющий министерством путей сообщения; А. Н. Гришин-Алмазов — управляющий военными делами; И. А. Михайлов — министр финансов; П. В. Вологодский — председатель Совета министров; В. В. Сапожников — управляющий министерством народного просвещения; П. П. Гудков — управляющий министерством торговли; А. А. Гра-цианов — товарищ министра внутренних дел; стоят слева на право: Т. В. Бутов — помощник управляющего делами Совета министров; Л. Н. Шумиловский — управляющий министерством труда; Н. И. Петров — управляющий министерством земледелия; И. С. Зефиров — управляющий министерством продовольствия;

Н. Д. Буяновский — товарищ министра финансов; А. П. Морозов — товарищ министра юстиции; М. С. Виттенберг — товарищ министра торговли; П. Я. Михайлов — товарищ министра внутренних дел; В. М. Миронов — помощник начальника Главного управления почт и телеграфов. Настольный календарь на 1919 год /под редакцией М. Н. Пинегина. Томск. 1919. Фотография из сети Интернет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

СОБЫТИЯ В ПРИМОРЬЕ

В действительности, конечно,

события на Дальнем Востоке

текли своим особым порядком,

завися в гораздо большей степени

от интервентов, чем от той или

иной русской власти.

В. Г. Болдырев

1. Мятеж чехословацкого корпуса во Владивостоке

29 июня, то есть днём ранее тех судьбоносных для Сибири омских событий, о которых мы только что говорили, произошел очередной вооруженный антибольшевистский переворот, на этот раз во Владивостоке. Он также имел свою предысторию, которую конечно же хотя бы в нескольких словах имеет смысл сейчас освятить. Дело в том, что в течение апреля-мая 1918 г. в город прибыло около двух десятков эшелонов Чехословацкого корпуса с целью дальнейшего продвижения на противогерманский фронт. В Европу, а точнее на территорию Франции, чехословаки должны были попасть морем, посредством, главным образом, американского торгового и пассажирского флота, однако ни одного из этих кораблей во владивостокской бухте Золотой Рог на тот момент не оказалось. Страны Антанты не выполнили (причём, по всей видимости, вполне намеренно) своих обязательств перед советским правительством. На рейде близлежащего залива вместо грузовых судов стояло на якоре лишь несколько иностранных военных кораблей: два японских крейсера, один английский и один американский. Они находились здесь с начала года и, понятно, что совсем с другими целями…

Всего, по разным подсчётам, во Владивостоке к началу июня месяца скопилось что-то около 13 или 15 тысяч чехословацких легионеров. Их разместили в пустующих в связи с роспуском старой Российской армии казармах, а также в крепости на острове Русский. До поры до времени они вели себя тихо и спокойно, днём несли службу по охране военных складов, вечерами играли в футбол и даже устроили международный командный турнир с участием русских, американских и английских матросов (японские самураи отказались), который, кстати, и выиграли. Другими словами они настолько хорошо зарекомендовали себя, что по отношению к ним у местных советских властей не возникло абсолютно никаких подозрений, причём даже тогда, когда из Сибири пришли первые известия о вооруженном мятеже нескольких чехословацких полков. Вернее подозрения, возможно, и возникли, но их тут же развеяли политические руководители легионеров, представители отделения Чехословацкого национального совета*, которые убедили большевистские власти в полной лояльности подчинённых им частей. Более того, один из них, доктор Вацлав Гоуска (социал-демократ по своим политическим взглядам), тут же собрался и срочно выехал из Владивостока в Иркутск, клятвенно заверив, что приложит все силы для того, чтобы как можно скорее прекратить возникшее, по его мнению, странное недоразумение — вооруженный конфликт между советской властью и легионерами. А вперёд Гауски по линии железной дороги в адрес капитана Гайды и других мятежных командиров была послана телеграмма следующего содержания: «Вновь настойчиво напоминаем, что единственной нашей целью является как можно скорее отправиться на французский фронт, поэтому надлежит соблюдать полнейший нейтралитет в русских делах».

_______________

*Во главе политического руководства чехословаков во Владивостоке стояли три члена филиала (Одбочки) Чехословацкого совета Народной Рады в России: В. Гирса, Вл. Гурбан и В. Гоуска. Они образовали так называемую «Коллегию отделения ОЧСНР во Владивостоке»; старшим же воинским начальником был русский генерал М. К. Дитерихс.

В то же самое время, то есть в конце мая — начале июня у приморских большевиков возникли серьёзные проблемы в районе находившейся на границе с Китаем железнодорожной станции Пограничная. Со стороны китайской Маньчжурии там скопилось значительное количество рвущихся в бой белогвардейских войск (по разным данным от 300 до 800 бойцов с пулемётами и несколькими артиллерийскими орудиями) под командованием есаула И. П. Калмыкова и полковника Н. В. Орлова. Особый казачий отряд (ОКО) Ивана Калмыкова был сформирован добровольцами из числа станичников южных районов Уссурийского казачьего войска, а под началом Николая Орлова собрались тоже добровольцы, но только, главным образом, солдаты и офицеры бывшей Российской армии, а также охранники из военизированной стражи КВЖД. Значительную часть того же отряда составляли китайские наёмники, так называемые хунхузы. Все «добровольцы» — и калмыковцы, и орловцы щедро оплачивались из средств союзников, особенно преуспела в тех «спонсорских» делах Япония, имевшая тогда очень большие виды на русский Дальний Восток и вкладывавшая в этот свой проект большие финансовые средства.

От станции Пограничная железнодорожная ветка вела к городу Никольск-Уссурийску, а уже от него открывалась прямая дорога как на Владивосток, так и на Хабаровск. Сознавая столь явную и достаточно серьёзную угрозу, местные большевики 5 июня объявили на всей территории Приморья и Приамурья военное положение, сосредоточив на опасном участке границы достаточно внушительные силы. Мобилизовав сюда пролетарские отряды сразу из нескольких городов, они значительно ослабили тем самым красногвардейские гарнизоны, в том числе и в столице Приморья, чем в

полной мере, собственно, и воспользовались находившиеся во Владивостоке иностранные легионеры. Наступление частей Калмыкова и Орлова, предпринявших 20 июня попытку прорыва на советскую территорию, красным удалось тогда отбить, однако достаточных сил для противодействия частям Чехословацкого корпуса у них уже не нашлось. Воспользовавшись этим обстоятельством и получив указания от представителей дипломатических кругов стран Антанты, военное руководство легионеров во главе с генерал-майором Дитерихсом 29 июня предприняло попытку вооруженного мятежа в городе Владивостоке.

За три недели до этого 8 июня в столицу Приморья прибыл тайный курьер с запада от мятежного капитана Р. Гайды, и из его сообщений командование дальневосточной группировки чехокорпуса узнало, наконец, всю правду о тех событиях, что произошли за последний месяц с их товарищами на территории Сибири. Так им стало известно, что в Москве по приказу большевиков были арестованы ведущие руководители российского отделения Чехословацкого национального совета, а на все железнодорожные станции поступило распоряжение Троцкого об окончательном и полном разоружении корпуса и о расстреле на месте каждого чехословака, у которого будет найдено оружие. В ответ представители легионеров на своём экстренном съезде в Челябинске приняли решение начать вооруженное восстание против советской власти, и данная «рекомендация», как сообщил курьер, распространялась в обязательном порядке на все без исключения подразделения корпуса, в том числе и на находящиеся во Владивостоке.

Теперь, когда выяснились все обстоятельства произошедших в Сибири событий, ни у кого не осталось никаких сомнений в том, что мятеж находившихся там полков являлся пусть даже и стихийной, но всё-таки вполне обоснованной и даже закономерной акцией, ставшей ответом на нарушенные большевиками договорённости, касающиеся беспрепятственного выезда военнослужащих Чехословацкого корпуса с территории России. Таким образом, повод для того, чтобы в корне изменить своё отношение к советской власти, у руководства владивостокских легионеров теперь нашёлся вполне достаточный, достаточный для того, чтобы им воспользоваться в своих интересах. Однако ни у кого не было полной уверенности в том, что вооруженное восстание в Сибири окажется успешным. И только после того, как во Владивосток стали поступать первые известия об одержанных чехословаками победах и после предварительных консультаций с представителями иностранных дипломатических миссий, руководство владивостокских легионеров решило, наконец, выступить.

Таким образом лишь три недели спустя, после того как в столицу Приморья прибыл курьер от капитана Гайды (причём — ровно через три недели), т.е. 29 июня, началось во Владивостоке вооруженное восстание. Впрочем, началось оно вполне мирной акцией, 9.30 утра в здание местного исполкома Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов явились 4 представителя легионеров, которые предъявили большевикам ультиматум о сложении полномочий и о передачи власти в руки городского и земского самоуправлений. В случае если до 4 часов дня эти условия не будут выполнены, заявили парламентёры, части Чехословацкого корпуса «вынуждены будут исполнить свои требования посредством силы». Ультиматум легионеров в исполкоме внимательно выслушали, но выполнять его условия пока отказались, мотивируя своё решение отсутствием на рабочем месте руководителей Совета. Один из них Константин Суханов, председатель Приморского областного исполкома, в 11 часов того же утра прибыл с ответным визитом в штаб восставшего корпуса, намереваясь, видимо, каким-то образом уладить конфликт, но его, недолго думая, тут же арестовали и отправили под конвоем на военную гауптвахту. Вслед за этим последовал приказ занять здание исполкома, городской управы, почты, телеграфа и тюрьмы (откуда тут же освободили всех политических заключённых), потом был блокирован порт, и вскоре на всех центральных перекрестках Владивостока появились чешские патрули. С этого момента, собственно, и началось на Дальнем Востоке вооруженное противостояние с иностранными интервентами, затянувшееся на долгих 4 года.

Отряд владивостокской городской Красной гвардии, значительно поредевший вследствие вынужденной командировки в район боевых действий у станции Пограничная, не смог, конечно, дать достойный отпор противнику, имевшему в своём распоряжении целую дивизии легионеров, хотя и в значительной степени разоруженных советской властью, однако всё-таки имевших некоторое количество боевого снаряжения* и главное — богатый фронтовой опыт для того, чтобы взять верх в развернувшемся, теперь уже далеко не спортивном, противостоянии. Единственной силой, способной оказать настоящее сопротивление восставшим, являлись тоже иностранцы, но только находившиеся на стороне большевиков — венгерские воины-интернационалисты, засевшие за стенами владивостокской городской крепости. Собственно у её бастионов и произошли главные бои того неспокойного дня. Посильную помощь красногвардейцам во время сражения за крепость, продолжавшегося с 4 часов дня до 6 часов вечера («Свободная Сибирь», Красноярск, №120 за 1918 г.), пытались оказать матросы четырёх

русских миноносцев, открывших огонь из своих орудий (лёгких пушечек) по

_______________

*Если верить Сергею Кудрявцеву (министру без портфеля Временного Сибирского областного правительства), находившемуся во время тех событий на Дальнем Востоке, то получается, что некоторым количеством оружия за несколько часов до выступления чехословаков снабдили японцы и англичане («Голос народа», Томск, №94 за 1918 г.). С охраняемых самими чехословаками военных складов они ничего кроме 200 винтовок устаревшего образца (берданок) взять не смогли. Основная часть вооружения по приказу Ленина ещё весной была вывезена из Владивостока и передана частям Сергея Лазо, сражавшимся с атаманом Семёновым в Забайкалье, а оставшееся оружие большевики отправили от греха подальше в Никольск-Уссурийский, как только узнали о мятеже чехословаков в Западной Сибири.

наступающим чехословацких легионерам*. Это на некоторое время остановило натиск мятежников, однако вскоре в дело вмешался японский крейсер «Асахи», который в нарушение всех дипломатических приличий демонстративно навёл свои грозные крупнокалиберные орудия на русские корабли и вынудил их прекратить огонь, после чего японцы захватили эти суда и, по некоторым сведениям, даже использовали их для высадки собственного десанта во Владивосток, в помощь восставшим чехословакам.

Непосредственного участия в противостоянии советских и чехословацких частей японцы, как, впрочем и другие иностранцы, не принимали, они лишь, после того как всё закончилось, посредством патрулирования помогли новым городским властям организовать порядок на улицах Владивостока (японский городовой!). То же самое стали осуществлять и английские моряки в районе такого важного стратегического объекта, как железнодорожный вокзал, а начальником иностранной полиции во Владивостоке вскоре был назначен английский майор Денлоп. Американцы, по свидетельству источников, вроде бы, сохраняли пока полный нейтралитет и абсолютно никак не проявили себя в те дни.

Что же касается участия самих русских в перевороте, то их роль во владивостокских событиях конца июня 1918 г., оценивается их современниками весьма скромно**. Сохранились, правда, некоторые свидетельства относительно того, что некая группа подпольщиков под руководством прапорщика Н. А. Галкина поддержала мятеж чехословацких легионеров («Сибирь», Иркутск, №79 за 1918 г.) и заявила о себе даже как о воинском подразделении, подконтрольном Временному Сибирскому областному правительству***. Этот отряд, в частности, около шести часов вечера захватил управление городской милиции и арестовал его начальника, некоего Мельникова, которого также увели на гауптвахту Чехословацкого корпуса, где к тому времени, кроме арестованного в самом начале мятежа Суханова, находились уже многие руководящие работники Владивостокского совдепа и исполкома.

_______________

*Эти миноносцы носили названия: «Бравый», «Точный», «Твёрдый» и «Лейтенант Малеев». Печать победившей в результате событий 29 июня буржуазной демократии отмечала тот факт, что эти миноносцы, с находившимися на них большевиками, пытались, что называется, по-тихому выйти в открытое море. Однако советская историография твёрдо придерживалась мнения, что миноносцы не спасались бегством, а вступили в боевое столкновение с чехословацкими мятежниками.

** См. например: Никифоров П. М. Записки премьера ДВР… С.56

***В июле постановлением ВПАС прапорщик Н. А. Галкин был назначен правительственным комиссаром крепостного района Владивостока, ему было дано право координировать распоряжения командующего российскими вооруженными силами Приморской области полковника Толстова. Прапорщик Галкин стал известен в антибольшевистских кругах ещё со времён декабрьского 1917 г. вооруженного восстания в Иркутске, когда он отвечал за связь с забайкальскими подпольщиками.

2. Владивостокская группа сибирских министров

Итак, к шести часам вечера 29 июня сопротивление красных во Владивостоке было полностью подавлено, последняя их надежда — венгерские интернационалисты в военной крепости — к этому времени уже прекратили сопротивление и сдались на милость победителей, а все важнейшие объекты городской инфраструктуры оказались под контролем восставших чехословацких легионеров. Власть перешла в руки восстановленного в своих правах местного самоуправления, избранного законным порядком, путём всеобщего, равного и тайного голосования в конце 1917 г. и разогнанного большевиками в мае 1918-го* (то есть буквально за месяц до описываемых событий). А к концу дня в здание городской управы явилось несколько молодых людей во главе с одесским евреем Петром (Пинкусом) Дербером («Свободная Сибирь», Красноярск, №109 за 1918 г.) и объявили всем, что они есть законно избранные сибирские министры — высшая исполнительная власть на всей той огромной российской территории, что восточнее Уральских гор. Круто, ничего не скажешь!

Конечно, о них уже многие знали в городской Думе. Министры Временного правительства автономной Сибири** (не все, но большинство),

_______________

*Надо отметить, кстати, что владивостокские большевики самыми последними в Сибири (да и в России, пожалуй, тоже) распустили органы местного городского и земского самоуправления, это произошло в конце мая, ровно за месяц до мятежа. Одни комментаторы объясняют такую «веротерпимость» тем, что советские руководители Приморья опасались как раз иностранного военного вторжения (четыре крейсера под японскими, английскими и американскими флагами стояли на расстоянии прямой видимости от владивостокской набережной) и поэтому долго тянули с разгоном Владивостокской городской думы и Приморской областной земской управы. Другие исследователи считают, что причиной проявленной толерантности была всё-таки относительная приверженность и Константина Суханова, и Петра Никифорова (руководитель городского исполкома) идеям революционной демократии (кстати, Суханов имел далеко не пролетарское происхождение, поскольку родился в семье весьма высокопоставленного царского чиновника). Сторонники последней версии подтверждают свои предположения тем, что вскоре после переворота состоявшиеся перевыборы городской Думы принесли победу, как ни странно, владивостокским профсоюзным объединениям (руководили которыми, главным образом, друзья большевиков, социал-демократы) за которых проголосовало 53% избирателей, и лишь вторую половину поровну разделили между собой демократический блок и местные кадеты, соответственно получившие 22 и 25 процентов («Сибирь», №41 за 1918 г.).

**Или сокращённо — ВПАС, именно так стала обозначать себя владивостокская группа министров Временного Сибирского областного правительства, омские же министры приняли для своего наименования аббревиатуру ВСП — Временное Сибирское правительство. Так мы и будем теперь их отличать.

гонимые советской властью, прибыли на Дальний Восток ещё в конце февраля месяца, и хотя они поселились сначала в китайском Харбине*, слух о них весьма скоро докатился и до Владивостока, а также до других дальневосточных городов. Находясь в Харбине, они налаживали контакт с иностранными дипломатами, пытались организовать сеть подпольных организаций в Благовещенске, Хабаровске и Владивостоке, но не очень успешно, как мы выяснили. Специальными уполномоченными в проведении этих мероприятий были назначены: тридцатитрёхлетний эсер Иван Степанович Юдин (министр труда и социальных реформ ВПАС) и тридцатидевятилетний Михаил Алексеевич Колобов (министр торговли и промышленности в том же правительстве). Миссия их, однако, оказалась малоудачной, после посещения Благовещенска Юдин был арестован в Хабаровске и содержался в тюрьме до тех пор, пока его в начале сентября не освободили ворвавшиеся в город казаки атамана Калмыкова. А Колобова сразу же выследили и задержали во Владивостоке, потом, правда, выпустили из тюрьмы, после чего он уехал назад в Харбин и больше уже не появлялся на советской территории.

29 июня во Владивостоке, кроме Дербера, находилось ещё четыре министра Временного правительства автономной Сибири. Это были: Виктор Тимофеевич Тибер-Петров (министр туземных дел), Сергей Андреевич Кудрявцев (министр без портфеля), Гариф Шегибердинович Неометуллов (министр без портфеля) и Евгений Васильевич Захаров (тоже министр без портфеля, но в ранге секретаря правительства). Остальные — Михаил Алексеевич Колобов (министр торговли и промышленности), Николай Евграфович Жернаков (министр государственного контроля), Александр Ефремович Новосёлов (министр внутренних дел), Аркадий Антонович Краковецкий (военный министр) и Валериан Иванович Моравский (государственный секретарь) — остались пока в Харбине** и прибыли во Владивосток немного позже. Леонид Александрович Устругов (министр путей сообщения) на момент восстания также находился в Харбине, но к тому времени он уже вышел из состава ВПАС и примкнули к группе правых политиков из Комитета защиты Родины и Учредительного собрания. Ещё двое: левый эсер Дмитрий Григорьевич Сулим (министр экстерриториальных народностей) и меньшевик Элбек-Доржи Ринчино (министр народного просвещения) перешли уже тогда на сторону большевиков и занимались организацией сопротивления белогвардейскому мятежу, один — на Алтае, а другой — в Забайкалье. Ну и, наконец, ещё шесть министров из двадцати образовали в Омске, как мы выяснили выше, Временное Сибирское правительство во главе с Петром Васильевичем Вологодским. Таков, собственно, был, что называется, расклад к началу июля 1918 г., на момент развернувшегося на востоке России, от Самары и до Владивостока, широкомасштабного антисоветского мятежа.

_______________

*В Харбине находилось управление Китайско-Восточной железной дороги, возглавлял которое шестидесятилетний русский генерал Дмитрий Леонидович Хорват. Территория КВЖД была арендована Россией у китайского правительства, поэтому в Харбине было очень много русских, действовало российское законодательство и российская система управления. Дмитрий Хорват после Февральской революции получил полномочия комиссара Временного правительства России даже после Октябрьского переворота сохранил свои полномочия политического руководителя всей территории КВЖД. В декабре

1917 г. большевистские активисты, пытавшиеся захватить власть в Харбине, были оттуда выдворены, так что Харбин стал, по-сути, единственной российской территорией свободной от власти Советского правительства.

**В Харбине находились также и около двух десятков депутатов Сибирской областной думы (см. например: «Забайкальская Новь», Чита, за 5 октября 1918 г.).

Ещё в 4 часа дня 29 июня, в то время, когда в районе владивостокской крепости шли бои восставших легионеров с красногвардейцами, по центральным улицам города мальчишки-разносчики раздавали прохожим листовки с воззванием ВПАС. В нём, в частности, сообщалось:

«Граждане свободной Сибири!

Кровью лучших сынов, горящих святой любовью к измученной и опозоренной родине нашей, тяжелое и позорное иго большевиков и военнопленных (немецко-австрийских. — О.П.) сброшено в Западной и Средней Сибири.

Но это только первый шаг в великой борьбе за возрождение родины.

Сибири угрожает смертельная опасность быть раздавленной с Урала и Востока большевистско-германо-мадьярскими отрядами.

В этих условиях Правительство автономной Сибири, избранное в январе месяце 1918 года Сибирской Областной Думой, вступает твёрдо и решительно на путь власти и законного порядка.

Правительство автономной Сибири, остающееся верным интересам и счастью Великой Сибири, твёрдо уверено, что оно своими силами многомиллионных народностей и демократии, без иноземного вмешательства, освободит дорогую Сибирь от большевистского засилья и установит истинное народовластие. Немедленно по очищении Сибири от большевиков, Правительство созовёт Областную Думу, которая даст работу — безработным, землю — без и малоземельным.

В первую очередь Дума озаботится созданием новой, объединяющей всё население, власти. Правительство, стоящее на страже народоправства, всемерно будет восстанавливать все органы местного самоуправления, охватывающие разнообразные классы и группы населения. Правительство Автономной Сибири, считая Сибирь составной автономной частью всей России, будет энергично бороться за восстановление единого федеративного устроенного Великого Российского Государства и как его символа и носителя — Всероссийского Учредительного Собрания.

Будьте граждане Великой Сибири, рабочие и крестьяне, казаки и туземные племена, все классы населения, едины в своём стремлении к спасению родины и в этом стремлении окажите деятельную энергичную поддержку Правительству.

Министр-председатель П. Дербер

Члены совета В. Тибер-Петров, С. Кудрявцев, Г. Неометуллов

Государственный секретарь Е. Захаров».

Среди велеречивого славословия (процитированного нами, надо признаться, далеко не полностью) этого агитационного листка, следует выделить, как нам представляется, три основных положения. Во-первых — признание автономной Сибири «составной частью всей России»; данная потанинская формула была, есть и, хочется надеяться, что будет в среде сибирских областников абсолютно непререкаема. Во-вторых, власть на местах передавалась в руки восстановленных в своих правах органов городского и земского самоуправления. Ну и, наконец, в-третьих, — создание «объединяющей всё население власти», т.е., надо полагать, — коалиционного правительства с участием, в том числе, и представителей правого политического лагеря. Это был шаг, что называется, навстречу. Напомним, что согласно решению декабрьского (1917 г.) Сибирского областного съезда, цензовые элементы, т.е. представители крупной буржуазии, были лишены не только права голоса на съезде, но и права участия во Временном Сибирском областном правительстве. Теперь времена изменились, власть большевиков сильно зашаталась, поэтому дружба с представителями крупного капитала, как в России, так и за её пределами, стала весьма и весьма актуальна для меньшевиков и эсеров. А для того, чтобы навести мосты, необходимо было создать коалиционное правительство из умеренно левых и умеренно правых политиков. Казалось бы, ничего проще, однако не тут-то было.

Поскольку в России исторически так сложилось, что у нас всегда более популярным является единоначалие везде и во всём, тенденция к созданию коалиционного правительства в Сибири летом 1918 г. преломилась, собственно, на этом самом вопросе. А именно: кто возглавит коалиционное правительство, левый или правый политик?..

Однако мы забегаем немного вперёд, этак почти на целый месяц, поскольку лишь в конце июля начались во Владивостоке консультации по созданию коалиционного кабинета министров. У нас же на календаре пока что лишь 29 июня. Как свидетельствует газета «Сибирь» (№41 за 1918 г.), в первый же день переворота была провозглашена власть Временного Сибирского областного правительства, в лице пяти его представителей, находившихся на тот момент в столице Приморья. Надо отдать им должное, публично объявившись во Владивостоке в день мятежа, министры Сибирского правительства сразу же оказались, что называется, «в дамках», переиграв тем самым на первых порах конкурирующую с ними «фирму» правых политиков из Харбина во главе с генерал-лейтенантом Хорватом. Последние явно не доглядели за своими оппонентами, прозевав тот момент, когда Дербер и часть его команды неожиданно исчезли из Харбина, направившись с тайной миссией во Владивосток. А когда последние вечером 29 июня в сопровождении охраны из мятежных легионеров явились в здание Владивостокской городской думы и предъявили свои права на верховную власть не только на Дальнем Востоке, но и во всей Сибири, им в этом не смогли отказать, поскольку других претендентов «на трон» на тот момент во Владивостоке не оказалось.

3. Претензии на власть генерала Хорвата

Когда в Харбине узнали о перевороте 29 июня*, а также о том, что ненавистный Дербер объявил себя полным хозяином положения, правых политиков, близких к Дальневосточному комитету защиты Родины и Учредительного собрания, а также представителей крупной буржуазии охватила «лёгкая» паника. Необходимо было что-то предпринять, причём сделать это нужно было как можно скорее, поскольку дело шло к тому, что эсеровских «выскочек»**, чем чёрт не шутит, могли признать и в союзном _______________

*Если верить генералу В. Е. Флугу («Отчёт о командировке»), то получатся, что первые известия о событиях во Владивостоке достигли Харбина лишь 4 июля. Однако пять дней — это слишком долго, даже для сарафанного радио, не говоря уже о телеграфе и пр.

**Дальневосточные деловые круги и общественные деятели с дореволюционным стажем не были против Сибирского областного правительства как такового, идея его долгое время вынашивалась в умах и сердцах истинных автономистов, вдохновлённых трудами Н. М. Ядринцева и Г. Н. Потанина. Это нужно ясно понимать. Другое дело, что многих смущал и более того приводил в полное негодование тот факт, что в рядах прибывших в Харбин, а потом и во Владивосток сибирских министров не оказалось ни одной более или менее значимой личности, которая бы хоть как-то зарекомендовала себя на поприще областнического движения. Вот что, например, писала по этому поводу харбинская газета «Призыв» (№37 за 1918 г.), обращаясь к этим самым «выскочкам»: «Прежде, по-хорошему, назовите все себя и укажите, кто что из вас собою представляет и каковы ваши заслуги перед сибирским обществом. Не забудьте указать, кто из вас откуда родом, чтобы можно было определить, насколько вы действительно сибиряки. Тогда, может быть, мы тоже заговорим с вами по другому, а пока, извиняюсь, вы для нас только „правительство“ в кавычках, а, следовательно, и претендовать на признание вас не за анонимы, а за действительных избранников сибирского народа вы не имеете права».

Вместе с тем, та же газета «Призыв» (№148 за 1918 г.) совсем по другому отзывается об омском кабинете министров, в котором имелось, по крайней мере, хотя бы три человека, достаточно хорошо известных в сибирских областнических кругах (П. В. Вологодский, Вл. М. Крутовский и И. И. Серебренников): «Пока наше „правительство“ плело здесь свою сложную интригу, в Западной Сибири, оказалось, работало другое, настоящее Сибирское правительство».

дипломатическом корпусе, а это означало бы уже полное и окончательное поражение для консерваторов из правого политического лагеря. А процесс в плане признания ВПАС иностранными дипломатами, как могло показаться, действительно пошёл. Так уже в первые дни после победы восстания открыто заявили о своей поддержке группы Дербера чехословацкие легионеры; в тех же симпатиях, по данным разведки, были замечены и американцы, делавшие ставку на ВПАС в пику японцам, симпатизировавших группе Хорвата. Французы тоже склонны были в большей степени признавать левых прогрессистов, чем правых консерваторов. Таким образом, одна лишь Япония твёрдо стояла на позициях поддержки правых политиков. Решающее слово должна была сказать крупнейшая мировая держава того времени — Великобритания. Но чью чашу весов положили бы англичане свой самый весомый голос, та сторона и должна была, по-сути, победить в схватке за власть, но они почему-то медлили, видимо, выжидая, какая из сторон сможет лучше себя преподать*.

Чтобы быть поближе к эпицентру событий генерал Д. Л. Хорват принял решение двинуться вместе с подконтрольными ему частями под общим командованием генерала Б. Р. Хрещатицкого** по направлению к Владивостоку. Прорвав 4 июля линию обороны красных, основные силы которых, в связи с чешской угрозой, оказались оттянуты к Никольск-Уссурийску, белогвардейские части сумели, наконец, перейти русско-китайскую границу и, развивая успех, устремились вдоль линии железной дороги вглубь приморской территории. Не встречая, практически, никакого сопротивления со стороны красных, Хорват надеялся, по всей видимости, уже в ближайшие дни въехать во Владивосток на белом коне и там, перехватив инициативу у министров Сибирского правительства, преподать

_______________

*В конце концов, после долгих раздумий, англичане решили сделать ставку ни на тех, ни на других и ни на третьих (под последними имеется в виду Уфимская Директория), они поставили на вице-адмира А. В. Колчака, утвердив его на роль единоличного правителя Сибири, и, как известно, проиграли в итоге.

**Это были казаки есаула И. П. Калмыкова, два отряда русских добровольцев, главным образом офицеров, один под командованием полковника Н. В. Орлова, второй — конный дивизион ротмистра В. В. Враштила, а также так называемые пластуны (большую часть которых составляли китайские наёмники) полковника А. Е. Маковкина. Командовать всеми этими частями должен был А. В. Колчак, но его в конце июня по каким-то неотложным делам срочно направили с визитом в Японию, поэтому руководить операцией на Гродековском фронте Д. Л. Хорват поручил генералу Борису Ростиславовичу Хрещатицкому. В конце апреля 1918 г. правление КВЖД, по настоянию англичан, назначило А. В. Колчака главноначальствующим российскими войсками на всём протяжении этой железной дороги, от станции Маньчжурия на западе и до станции Пограничная на востоке. Заведовать штабом у Колчака стал Б. Р. Хрещатицкий, а исполнявшего до Колчака должность начальника российских войск генерала от кавалерии М. М. Плешкова перевели помощником по военным делам главноуправляющего КВЖД генерал-лейтенанта Хорвата.

себя как истинного хозяина положения, постольку у него и его команды имелась и реальная воинская сила (которой не было у группы Дербера*), и обещанная (правда, пока что только на словах) весьма значительная финансовая поддержка со стороны крупного дальневосточного капитала.

Однако всё пошло сразу как-то не так, и Хорвата с его воинством не пустили не только во Владивосток, но даже и в Никольск-Уссурийский. Не пустили всё те же чехословацкие легионеры, 5 июля выбившие красных из Никольска и таким образом вставшие на пути у харбинских добровольцев. Вследствие этого пульмановский вагон Хорвата, вместе с сопровождавшими его японскими советниками (полковником Араки и майором Такеда), застрял на станции Гродеково, примерно в 80 километрах к востоку от китайской границы. Передовой отряд харбинцев под командованием есаула Калмыкова смог продвинуться ещё немного вперёд до станции Галенки (на полпути от Пограничной до Никольск-Уссурийска), где вступил уже в непосредственное соприкосновение с чехословаками, командование которых, ссылаясь на распоряжение Приморской земской управы и Временного правительства автономной Сибири**, заявило, что не пустит никого далее во избежание вооруженного гражданского противостояния. Целая дивизия легионеров являлась весьма внушительной воинской силой, считаться с которой приходилось всем на первых порах.

_______________

*Приморская добровольческая дружина под командованием полковника Толстова, созданная на основе владивостокской подпольной офицерской организации, пока ещё только формировалась, да и подчинялась она фактически не ВПАС, а Владивостокскому городскому и земскому самоуправлению.

«По предложению председателя областной земской управы и городского головы и по передаче генерал-майором Дитерихсом, которому, к моменту моего вступления, фактически принадлежала власть в крепости Владивостоке и её районе, я вступил в исполнение обязанностей командующего вооруженными сухопутными и морскими силами Приморской области и коменданта крепости. Полковник Толстов» («Сибирь», Иркутск, №59 за 1918 г.).

**«Голос народа», Томск, №94 за 1918 г. (интервью с С. А. Кудрявцевым).

Выбора не было, и тогда Дмитрий Леонидович Хорват решил сделать, что называется, ход конём. Собрав в пять часов пополудни 9 июля в своём салон-вагоне на станции Гродеково представителей общественности и командиров воинских подразделений, он объявил себя, ни много ни мало, — «Временным Верховным правителем России… впредь до установления порядка в стране и до созыва свободно избранного Учредительного Собрания». Затем перед иконой Спасителя, поднесённой ему в 1899 году рабочими Никольск-Уссурийских железнодорожных мастерских, было отслужено молебствие о благоденствии Российского государства («Сибирская жизнь», №95 за 1918 г.).

Нужно отметить в связи с этим, что печать, подконтрольная правым политическим кругам, уже давно подготавливала общественное мнение

Дальнего Востока к пришествию «Верховного правителя». Сначала ставка делалась на великого князя Михаила Александровича (брата царя), якобы, счастливо избавившегося от большевистского плена и инкогнито пробиравшегося в Харбин. Однако идея возрождения монархии в России оказалась недостаточно популярна на тот момент, особенно в кругах наших великодержавных союзников, так что прибытие наследника русского престола сначала отложили на неопределённый срок, а потом о нём и вовсе забыли и начали на страницах той же печати поговаривать о том, что генерал-лейтенант Хорват, как последний оставшийся в своей должности комиссар Временного правительства России, является как бы прямым и единственным наследником власти этого правительства времён Александра Керенского или даже князя Львова.

Более того, среди политиков из ближайшего окружения генерала нашлись люди, непосредственно причастные к деятельности данного правительства, а именно: кадет Степан Васильевич Востротин, занимавший в одном из российских правительственных кабинетов пост товарища (заместителя) министра продовольствия, и беспартийный Леонид Александрович Устругов — бывший товарищ министра путей сообщения. Кроме того, С. В. Востротин и (продолжаем далее список) Сергей Афанасьевич Таскин (тоже кадет) являлись депутатами Государственной думы 4-го, последнего предреволюционного созыва. Вместе с тем С. А. Таскин, а также Александр Матвеевич Окороков до ноября 1917 г. находились в должности губернских комиссаров Временного правительства России, первый — в Забайкалье, а второй — на Алтае. Кроме того А. М. Окороков и Михаил Онисифорович Курский являлись действительными членами Сибирской областной думы. Ну и, наконец, двое из вышеперечисленных: Степан Востротин и Михаил Курский были виднейшими сибирскими областниками с многолетним стажем, находившимися в дружеских отношениях с самим Г. Н. Потаниным, к числу деятельных автономистов относился также и Сергей Таскин.

Судьбы всех пятерых общественных деятелей, о которых мы только что вели речь, были тесно связаны с Сибирью, более того, за исключением Устругова, все они родились в Сибири. Что касается их социального положения, то оно выглядело следующим образом: Степан Востротин принадлежал к одной из богатейших купеческих фамилий Сибири, занимавшейся также и золотодобычей; Александр Окороков являлся известным барнаульским промышленником, владельцем дрожжевого и винокуренного заводов; Сергей Таскин был крупным землевладельцем; Леонид Устругов и Михаил Курский числились выходцами из небогатых мещанских семей. Опираясь на мощный личностный авторитет и политические связи этих людей, Д. Л. Хорват только поэтому и решился, по всей видимости, на такой смелый и даже в какой-то степени авантюрный шаг — самопровозгласив себя с 9 июля 1918 г. «Верховным правителем» России, правда, — временным.

В 12-ти пунктах своей политической программы, обнародованной в тот же день на станции Гродеково, новый претендент на власть (в первую очередь, в Сибири и на Дальнем Востоке, конечно) выдвинул вполне демократические принципы в полном соответствии с умеренно консервативной идеологией кадетской партии. Он обещал восстановить прежние (досоветские) законы, гражданские и политические свободы, попранные большевиками, права собственности «с отменой социализации и национализации предприятий», а также пообещал возложить разрешение аграрного вопроса на новое* Всероссийское Учредительное собрание. Особым пунктом конечно же оговаривался вопрос о сибирской автономии. Здесь кадетские идеологи вынуждены были поступиться своими прежними принципами и признать право Сибири на автономию, правда, при непременном сохранении территориальной целостности и единства России.

_______________

*Кадеты, как, впрочем, и все, так называемые, несоциалистические политические группировки, одним из непременных условий возможного компромисса с умеренными левыми называли обязательные перевыборы Учредительного собрания, а также земств и городских дум, где они находились, как правило, в нежелательном для них меньшинстве.

В преамбуле этой своей программы Дмитрий Леонидович Хорват объявил о том, что им, как «Верховным правителем», создаётся собственный кабинет министров, составленный не по партийному принципу, а «из людей практического опыта», политиков с безупречной репутацией, готовых объединиться на одной общегосударственной программе. Именно по этой причине правительство генерала Хорвата и получило своё определённо специфическое название — Деловой кабинет. Возглавил его пятидесятичетырёхлетний Степан Востротин, взяв под своё руководство ведомство торговли и промышленности; сорокаоднолетний Леонид Устругов должен был заведовать управлением почт, телеграфа и железных дорог; тридцатилетний Александр Окороков занял должность управляющего ведомством продовольствия; сорокадвухлетний Сергей Таскин возглавил управление земледелия и государственных имуществ. Должность шестидесятитрёхлетнего Михаила Курского в правительстве генерала Хорвата нам, к сожалению, выяснить не удалось.

Спустя некоторое время этот основной список Делового кабинета пополнился ещё несколькими ответственными лицами. Финансовое ведомство, по некоторым данным, должен был возглавить крупнейший российский олигарх Алексей Иванович Путилов, но это назначение осталось только в проекте. Генерал Василий Егорович Флуг, совсем недавно завершивший тайный вояж через всю Сибирь в качестве личного посланника военного руководителя белого движения Юга России Лавра Георгиевича Корнилова, занял в правительстве Хорвата должность военного министра; его товарищ по тайной миссии полковник Владимир Алексеевич Глухарёв стал исполнять должность государственного секретаря и заведующего отделом вероисповеданий. За связи с общественностью и конкретно за переговоры с группой Дербера отвечал харбинский адвокат Владимир

Иванович Александров, основатель известного нам уже Комитета защиты Родины и Учредительного собрания.

Ещё два малоизвестных человека мелькали в сводках Делового кабинета, это некто В. Е. Алферьев, а так же китаевед доктор Я. Я. Брандт. Вот, собственно, и всё, кажется.

Несмотря на то, что «Временный Верховный правитель» объявил свой кабинет министров внепартийным, определённые политические приоритеты в нём всё-таки имелись. Несомненно, что в него вошли, по-преимуществу, политики правого толка. Степан Востротин и Сергей Таскин представляли в Деловом кабинете однозначно партию конституционных демократов; Александр Окороков и Михаил Курский являлись народными социалистами определённо правой политической ориентации; Леонид Устругов, Василий Флуг и Владимир Глухарёв хотя и считались беспартийными, но их политические приоритеты также ни у кого сомнения не вызывали. Все они, повторяем, так или иначе были связаны с Сибирью, а трое из них — и с сибирским областническим движением. В общем, действительно, подобралась довольно неплохая команда из достаточно авторитетных общественных деятелей, администраторов и даже политиков.

Уже буквально на следующий день в печати появились первые официальные сообщения по этому поводу, яркая политическая новость вызвала сразу же очень большой резонанс и неоднозначную реакцию в том числе и в «свободном» городе Владивостоке. Тот час же за разъяснениями на станцию Гродеково ринулись журналисты многочисленных изданий, как русских, так и зарубежных, и первыми среди тех, кто смог добиться аудиенции у Верховного правителя, стали американцы. Они задали генералу Хорвату целый ряд вопросов, на которые Дмитрий Леонидович почему-то предпочёл ответить письменно, видимо, желая предварительно проконсультироваться со своими коллегами по Деловому кабинету.

На вопрос: зачем генерал создал ещё одно правительство на Дальнем Востоке? — Хорват пояснил: как только до Харбина дошли известия о восстании чехословацких легионеров во Владивостоке, он немедленно отдал приказ подчинённым ему войскам охранной стражи КВЖД перейти границу и вдоль линии железной дороги начать наступление по направлению к Никольску. Отбив у красных первую крупную станцию Гродеково, генерал, по его собственным словам, не из-за своих честолюбивых побуждений, а исключительно «под давлением общественных элементов, которые не видели другого выхода из создавшегося положения», согласился взять на себя столь трудную ношу в такой непростой и ответственный для страны исторический момент. (Ответ, как мы видим, довольно уклончивый.)

На вопрос: как относится теперь уже «Верховный правитель» к мятежу чехословацких легионеров и вообще к присутствию иностранных воинских контингентов на территории России? — Хорват дал следующий ответ: с большевиками русские патриоты и государственники справились бы и сами, но поскольку на стороне красных выступили многочисленные отряды из числа германо-австрийских военнопленных, силы красных увеличились многократно и обойтись без помощи союзников русским теперь просто невозможно, тем более что противобольшевистской фронт это ещё и противогерманский фронт неокончившейся ещё мировой войны.

О своих дальнейших планах и, в частности, о военных Д. Л. Хорват заявил, что не собирается двигаться со своими отрядами на Владивосток, поскольку город уже освобождён от красных. Основная задача его войск теперь — это совместное с чехословаками наступление на Хабаровск, но только для этого ему нужно сначала попасть в Никольск, куда его — «Верховного правителя» — пока почему-то не пускают. Ещё было три вопроса и три ответа, которые мы из экономии времени оставим за рамками нашего изложения а, подводя первые итоги, заметим, что пиар-акция генерала Хорвата и его команды, таким образом, вполне удалась.

4. Отчаянное противостояние

Теперь уже министрам Временного правительства автономной Сибири нужно было что-то предпринять в ответ. И они нашли средство, как урезонить «самозванца». Во-первых, в третьем номере* «Вестника ВПАС» за _______________

*Первый номер «Вестника Временного правительства автономной Сибири» вышел 2 июля, в нём был опубликован уже более развёрнутый (по сравнению с воззванием 29 июня) список Правительства, пополненный за счёт тех людей, которые вслед за первой пятеркой министров устремились из Харбина в освобождённый Владивосток и уже, видимо, находились на полпути к нему. В качестве управляющих некоторых департаментов к работе в Правительстве, как видно из ниже приведённого списка, оказались привлечены находившиеся на тот момент в столице Приморья три ведущих сотрудника крупнейшего сибирского кооперативного объединения «Закупсбыт», а также бывший правительственный комиссар Камчатки.

«Состав Временного правительства автономной Сибири.

Из числа членов Совета министров, избранных Сибирской Областной Думой в заседании её, происходившем 28 января с. г. в городе Томске, на территории Дальнего Востока в настоящее время находятся следующие лица: председатель Совета министров, министр земледелия и колонизации Пётр Яковлевич Дербер, военный министр Аркадий Антонович Краковецкий, министр торговли и промышленности Михаил Алексеевич Колобов, министр туземных дел и экстерриториальных народностей Виктор Тимофеевич Тибер-Петров, министр самоуправлений Александр Ефремович Новосёлов, государственный контролёр Николай Евграфович Жернаков. Министры без портфеля: Евгений Васильевич Захаров, Гариф Шегибердинович Неометуллов и Сергей Андреевич Кудрявцев.

В виду того, что в настоящее время во Владивосток прибыли не все члены Совета министров из числа находящихся на Дальнем Востоке, временно исполнение обязанностей: министра иностранных дел возложено на П. Я. Дербера, министра внутренних дел — на В. Т. Тибер-Петрова, государственного секретаря — на Е. В. Захарова, управляющего военным ведомством — на Г. Ш. Неометуллова, а также назначены управляющими ведомствами на правах министра: управляющим ведомством иностранных дел Аркадий Николаевич Петров, управляющим ведомством продовольствия и снабжения Иван Петрович Тарасов, управляющим финансовым ведомством Александр Афанасьевич Трутнев, председателем финансово-экономического комитета Константин Прокофьевич Лавров.

Председатель совета министров П. Дербер. И. об. государственного секретаря Евг. Захаров».

11 июля была опубликована правительственная декларация, подписанная членами дерберовского кабинета министров и датированная 8 июля (т.е. задним числом), которая как бы давала всем понять, что ВПАС официально заявило о своих правах на власть гораздо раньше*, в любом случае как минимум за день до того, как Д. Л. Хорват объявил себя Верховным правителем и обнародовал состав своего Делового кабинета. Во-вторых, министры и управляющие ВПАС 12 июля телеграммой, отправленной на станцию Гродеково, потребовали от конкурирующей фирмы «отказаться от безумной попытки самозванства, могущего привести к новому витку гражданской войны».

_______________

*«Декларация Временного Правительства Автономной Сибири о принятии на себя прав центральной государственной власти в Сибири, июля 8 дня 1918 г.

Временное Правительство Автономной Сибири доводит до сведения дружественных России держав как союзных, так и нейтральных, что 29 июня н. ст. 1918 г. оно вступило в права и обязанности центральной государственной власти Сибири… Временное Правительство Автономной Сибири считает себя вправе принять на себя функции центрального правительства Сибири, так как оно получило на то 28 января с. г. полномочие от Областной Сибирской Думы, созванной на основе представительства почти всех общественных групп Сибири, как-то: земских и городских самоуправлений, туземных национальностей и племён Сибири, казачьих войск, Советов Крестьянских Депутатов, профессиональных и кооперативных союзов, высших учебных заведений и пр.».

Та же самая мысль была подчёркнута и в официальном письме правительства, направленном в адрес генерала Д. Л. Хорвата и опубликованном 28 июля в четвёртом номере «Вестника правительства автономной Сибири». В нём говорилось:

«Правительство Автономной Сибири осведомлено, что вы объявили себя диктатором, присвоив себе наименование временного правителя. Временное Правительство объявляет вам, что на территории Сибири единственно законной и признаваемой властью является Временная Сибирская Областная Дума и избранное ею Временное Правительство Автономной Сибири, призвавшее население к объединению и прекращению гражданской войны во имя спасения родины. Временное Правительство Автономной Сибири предлагает вам немедленно сложить с себя незаконно присвоенные полномочия. Если вы этого не сделаете и попытаетесь силой осуществить

свои преступные намерения, то вся ответственность за могущие быть тяжелые последствия падает на вас».

Итак, в июле 1918 г. на Дальнем Востоке в очередной раз лоб в лоб сошлись две как бы абсолютно непримиримые на первый взгляд силы: «выскочки» и «самозванцы», как они друг друга тогда называли. Обе политические группировки, оформившиеся ещё в начале весны в Харбине на почве борьбы с большевиками, с удивительным упорством не могли (или не хотели) договориться между собой, по-прежнему, как и несколько месяцев назад, оспаривая друг у друга права на «престол». Первые мотивировали свою легитимность тем, что они являются избранниками депутатского корпуса Сибирской думы; вторые же свои претензии на власть подкрепляли для многих известными и абсолютно реальными своими делами на поприще обустройства Сибири, — в перспективе — одной из самых значимых (что немаловажно) территориальных автономий России.

Большую, если не решающую роль в определении того, кто всё-таки окажется предпочтительней в схватке за власть, должны были сыграть иностранцы. О больших симпатиях со стороны чехословаков к правительству Петра Дербера мы уже упоминали. В точно таком же благорасположении многие во Владивостоке подозревали и американцев. Бизнес круги США, наладив в начале 1918 г. очень тесные связи с крупнейшими сибирскими кооперативными союзами, заправляли делами в которых, как правило, ссыльные социалисты-революционеры, очень рассчитывали теперь найти общий язык и с эсерами из Временного правительства автономной Сибири. Шаги навстречу в этом плане делал и сам Пётр Дербер вместе со своими коллегами. Так, видимо, далеко не случайно управляющим финансовым ведомством ВПАС был назначен видный иркутский кооператор Александр Афанасьевич Трутнев, до недавнего времени возглавлявший главную нью-йоркскую контору сибирских кооперативных союзов. Америка являлась потребителем сибирского сырья (мехов, шерсти, льна и другой продукции), с одной стороны, а с другой — крупным производителем товаров, необходимых как для населения Сибири, так и для её развивающейся промышленности.

Вместе с тем официального признания со стороны союзных держав, чего конечно же очень ждали министры ВПАС, всё-таки не последовало ни в первые, ни в последующие дни после свершившегося во Владивостоке вооруженного переворота. Представители союзников все как один безоговорочно признали полномочия возобновивших свою деятельность — Приморской земской управы (председатель правый эсер А. С. Медведев) и Владивостокской городской думы (председатель меньшевик А. Ф. Агарёв), но не спешили публично устанавливать дипломатические отношения с правительством автономной Сибири, а равно с этим не хотели в том же плане

замечать и Деловой кабинет генерала Хорвата*.

_______________

*«Могут ли союзники признать это правительство?» — задавала вопрос своим читателям владивостокская газета «Голос Приморья» (за 6 июля 1918 г.). И сама же отвечала: «Настоящий состав Сибирского правительства — однородный, социалистический, с преобладанием даже крайних элементов, он не даёт никаких гарантий твёрдого и устойчивого курса политики. Ведь неоднократно во влиятельной иностранной прессе выражалось мнение, что умеренные социалистические элементы гораздо более повинны в развале России, чем большевики, ибо неустойчивостью способствовали как развитию классовой розни, так и воцарению большевиков. Однородного цензового Сибирского правительства союзники тоже не могут признать, а кроме того, цензовый класс Сибири численно невелик. Остаётся принцип паритетного представительства, который способен примирить все слои населения».

Данное обстоятельство не могло не настораживать, а тут вдруг ещё вдобавок ко всему порт Владивосток и его окрестности были 6 июля официально объявлены «под временным протекторатом союзных держав». Формальным предлогом для оправдания такой «дружественной» акции (в очередной раз наводившей на мысли о вмешательстве во внутренние дела суверенного государства) стала, якобы, защита союзных ведомств от нападения со стороны германских агентов. По-сути же, иностранцы таким образом заявили о своём намерении контролировать политическую обстановку в Приморье (дабы победители, не ровен час, не передрались бы между собой на радостях).

Как известно, нет ничего более постоянного, чем временное, так вот и «временный протекторат» союзники ввели, понятно, ни на неделю и даже ни на месяц, а — на более продолжительный (неопределённый) срок. В июле Верховный военный совет принял решение направить в Россию ограниченный контингент союзных войск, и уже 3 августа во владивостокский порт прибыли первые воинские части, сначала появились англичане, потом французы и американцы. Тогда же по железной дороге из Кореи была переброшена на дальневосточный антибольшевистский фронт и первая японская дивизия. Чехословацкий национальный совет, заседавший в Вашингтоне, в июле также принял решение полностью приостановить эвакуацию из Сибири и направить все части корпуса легионеров «на помощь России», полностью переподчинившись Верховному союзному совету. Так было положено, — как это весьма точно, на наш взгляд, определяла советская историография, — начало широмасштабной иностранной военной интервенции на Дальнем Востоке (около 200 тысяч солдат и офицеров).

Как же прореагировало Временное правительство автономной Сибири на подобного рода демарш со стороны союзников? Двояко. С одной стороны вроде бы настороженно. Так из декларации от 8 июля мы можем узнать, что ВПАС рассматривало «самостоятельные выступления каких бы то ни было вооруженных сил в пределах Сибири без его согласия, как акты, противоречащие основным принципам международного права». Но с другой стороны, к вооруженному выступлению чехословаков оно относилось вполне терпимо «как к вынужденному сопротивлению тем враждебным действиям, которые были направлены прямо против их неприкосновенности». И далее, там же в декларации: «Временное Правительство, считая Сибирь нераздельной частью единой великой России, находящейся в состоянии

войны с коалицией центральных европейских держав, ставит своей безусловной и основной задачей… ведение боевых действий против… австро-германской коалиции, в полном согласии с союзными державами, во имя принципов международного истинно-демократического мира».

Несколькими месяцами ранее, находясь ещё в Харбине, министры ВПАС в одном из интервью высказались более определённо: «Вмешательство иностранных держав во внутренние дела Сибири правительство считает совершенно недопустимым. Борьбу с большевиками Сибирское правительство берёт только на себя, и лишь в виде содействия может встретить необходимость в помощи союзных держав. Ввиду того, что союзники, как и Сибирское правительство, заинтересованы в охране магистрали для переброски войск на уральский фронт, правительство может предложить союзникам взять на себя охрану железных дорог и примыкающей к ней полосы. Что касается ввода союзных войск для борьбы с немцами, то Сибирское правительство находит, что союзные с нами державы в полной мере могут использовать право борьбы с центральными державами, рассматривая Сибирь, как военную базу для этой борьбы по отношению ко всему Восточному фронту („Далёкая окраина“, Владивосток, за 23 апреля 1918 г.)».

Генерал Хорват, как мы помним, тоже, в общем-то, не возражал против присутствия иностранных войск, заявив в интервью американским журналистам на ст. Гродеково, что обойтись без помощи союзников русским теперь просто невозможно. И действительно, противостоять в одиночку более чем стомиллионной большевистской Центральной России Сибирь конечно же была не в состоянии. Таким образом в белом движении Дальнего Востока практически все как бы уже сразу смирились с иностранным военным присутствием, как со свершившимся и, более того, — во многом полезным с практической точки зрения фактом, а дальнейшая борьба двух политических группировок — левых и правых — за власть происходила именно в условиях иностранного политического и военного влияния, если не сказать преобладания.

Для того чтобы укрепить свои позиции владивостокская группа сибирских министров начала немедленно налаживать контакты со своими омскими коллегами, надеясь общими усилиями сдержать атаку харбинских «самозванцев». В своих публичных обращениях ВПАС заявляло, что обеим частям Правительства необходимо как можно скорее воссоединиться в месте заседаний СОД, там, где сибирские министры, собственно, и были выбраны, то есть в Томске. Однако расстояния в Сибири, как известно, немаленькие, средства же мобильной коммуникации тогда то и дело повреждались из-за происходивших во многих местах боевых действий, поэтому наладить нормальный диалог Владивостока с Омском летом 1918 г. так и не удалось. Группе Дербера, таким образом, пришлось действовать, практически, в одиночку, и хотя её как могли поддерживали Приморская земская управа и Владивостокская городская дума, ей всё-таки порой было очень и очень непросто выдержать натиск правых сил.

По воспоминаниям Георгия Гинса, буржуазные круги приводило в ярость одно только упоминание имени Петра Дербера. Приморская правая пресса называла его, а также Евгения Захарова интернационалистами циммервальдцами, а Виктора Тибер-Петрова вообще причисляла к большевикам* (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.72). Главный же козырь большинства публичных выпадов против ВПАС состоял в том, что от сотрудничества с Дербером из-за его неумеренно левых настроений отказался сам Г. Н. Потанин.

Что касается иностранцев, то особенно нетерпимо к владивостокской группе Сибирского правительства относились японцы, их пресса то и дело публиковала материалы, доказывающие, что ВПАС не имеет никакого авторитета в Сибири и является затеей «политических младенцев». Такого рода статьи потом с удовольствием перепечатывали дальневосточные газеты правого толка. В июле на их страницах также было опубликовано интервью с А. В. Колчаком, только что прибывшим в Токио из Харбина, в котором он отзывался о «так называемом Сибирском правительстве» в самых резких тонах. Дербера он называл «жидом», а членов его кабинета — людьми, «совершенно неопытными в деле управления»**. Это интервью, а также слухи о том, что Пётр Дербер — еврей, а бело-зелёный флаг ВПАС в действительности является-де национальным флагом евреев, усиленно раздувались, вследствие чего в самом Владивостоке председатель Сибирского правительства стал мишенью для местных черносотенцев, которые, вдобавок ко всему, обвинили его в провокаторстве, т.е. в работе на царскую полицию в предреволюционное время. В итоге Дербер, дабы хоть как-то ослабить давление на своё Правительство, вынужден был уйти с поста премьер-министра, оставшись в должности министра иностранных дел. Вслед за ним в отставку со своих постов подали подвергшиеся публичной «порке» Виктор Тибер-Петров и Евгений Захаров, а вместе с ними ещё один эсер-интернационалист (черновец) Сергей Кудрявцев.

21 июля пост главы ВПАС занял бывший иркутский комиссар Временного правительства России сорокасемилетний Иван Александрович Лавров***. В тот же день было принято постановление «О реконструкции Совета Министров», согласно которому министерские должности распределились следующим образом: И. А. Лавров (министр-председатель), П. Я. Дербер (министр иностранных дел), Н. Е. Жернаков (государственный контролёр), А. А. Краковецкий (военный и морской и министр), В. И. Моравский (министр продовольствия и снабжения и временно управляющий отделом путей сообщения), А. Е. Новосёлов (министр внутренних дел), Г. Ш. Неометуллов (министр туземных и экстерриториальных народностей), А. А. Трутнев (управляющий министерством финансов и временно управляющий отделом труда), М. А. Колобов (министр торговли и промышленности), Н. Я. Быховский (управляющий министерством земледелия).

_______________

*Он, действительно, в декабре 1917 г. в делегатской карточке чрезвычайного Сибирского областного съезда указал свою партийную принадлежность как члена РСДРП (б).

**«День Владивостока», №95 за 1918 г. или ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.168.

***Происхождением из дворян. В дореволюционный период Лавров являлся высокопоставленным чиновником иркутского губернского правления, возглавлял губернскую казённую палату (финансовое управление), а на общественных началах занимал пост председателя иркутского военно-промышленного комитета. Вскоре после Февральской революции Ивана Александровича назначили иркутским губернским комиссаром.

Таким образом из того состава Временного Сибирского областного правительства, который был утверждён в конце января 1918 г. на заседании депутатов Сибирской областной думы во ВПАС осталось теперь только 7 человек (Дербер, Жернаков, Краковецкий, Моравский, Неометуллов, Новосёлов и Колобов) *. Трое других членов владивостокской группы: Иван Александрович Лавров, Наум Яковлевич Быховский и Александр Афанасьевич Трутнев не были утверждены депутатами СОД в должности министров, однако имели все основания в будущем надеяться на это. Лавров, как опытный администратор с дореволюционным стажем, Быховский, как член Сибирской областной думы**, ну а Трутнев, как один из виднейших сибирских кооператоров. В качестве сотрудников к работе в правительстве были привлечены и некоторые владивостокские общественные деятели. Такая опора на местные кадры произошла не только вследствие дефицита нужных специалистов, но и по причине того, что в январских выборах министров Сибирского правительства в Томске не участвовали представители Дальнего Востока, что не всех во Владивостоке устраивало.

_______________

*Жернаков, Новосёлов и Неометуллов являлись правыми эсерами, Моравский во времена своей студенческой молодости также состоял членом этой партии, но в 1907 г. из неё вышел по причинам «личных противоречий с социалистическими тенденциями». Колобов был народным социалистом. Таким образом, только один Дербер представлял теперь в Сибирском правительстве левую часть эсеровской партии.

**В конце весны 1918 г. Наум Быховский в составе ревизионной комиссии от СОД проверял финансовую деятельность Сибирского правительства в Харбине, в результате чего, кстати, эта деятельность была признана неудовлетворительной.

Как видим, к последней декаде июля ВПАС полностью переформировалось и уже могло преступить, наконец, к исполнению своих прямых обязанностей по управлению, по крайней мере, хотя бы освобождёнными территориями Дальнего Востока. Все политики, вызывавшие наибольшее раздражение, как в среде правых, так и среди представителей союзников, были удалены из восточной группы Сибирского правительства, а вместо них к сотрудничеству привлекли местные деловые кадры. Да и процесс признания со стороны иностранных дипломатических кругов тоже вроде бы пошел в нужном для ВПАС направлении. Совещание

дипломатических представителей в Пекине приняло решение не признавать претензий Хорвата на власть, предложить ему отказаться от них и вернуться

назад в Харбин*. Такое развитие событий воодушевило группу Лаврова-Дербера, породило у неё надежды на скорое признание союзниками. Именно тогда ВПАС в ультимативной форме и потребовало от Хорвата (письмо, опубликованное 28 июля в №4 «Вестника правительства автономной Сибири») сложить с себя «незаконно присвоенные полномочия».

_______________

*Об этом свидетельствует достаточно добросовестный советский исследователь М. И. Светачев. См. его статью «Интервенты и сибирская контрреволюция… С.44

Как вспоминал министр ВПАС Валериан Моравский: «Попытка генерала Хорвата достичь Владивостока провалилась. Его „армия“ — небольшой отряд — была разоружена нами, и, следовательно, район станции Гродеково стал единственной территорией, подчинённой его правительству». В данном наблюдении много верных замечаний, кроме, пожалуй, одного: отряды Хорвата не были разоружены. Напротив, их авангард — уссурийские казаки во главе со своим самопровозглашенным атаманом Калмыковым, после нескольких проверок на лояльность к новым демократическим властям Приморья, в конце июля перебросили (с 2 артиллерийскими орудиями и 16 пулемётами) в помощь чехословакам, наступавшим на Хабаровск. Остальные отряды Хорвата действительно были заблокированы в районе станций Гродеково и Галенки, но опять-таки при полном вооружении. Видимо на всякий случай. Харбинские части могли понадобиться для поддержки наступления на Хабаровск, по-прежнему находившемся в руках большевиков, а также, если понадобится, и для наведения порядка в политически нестабильном пока ещё Владивостоке.

Там, кстати, на последние выходные дни июля (на 27 и на 28 числа) намечались выборы в Городскую думу, и по предварительным данным пробольшевистски настроенные левые, сделавшие ставку на список от центрального бюро профсоюзов, должны были получить весьма значительное число голосов. Мгновенно отреагировав на создавшуюся ситуацию, правые группировки сумели добиться от курировавшего город иностранного дипломатического корпуса, в качестве превентивной меры, разрешения на въезд в город военной делегации правительства Хорвата. 24 июля на владивостокский вокзал прибыл специальный вагон военного министра Делового кабинета генерала Флуга в сопровождении ещё нескольких служащих своего министерства.

Остававшиеся до поры до времени в полном неведении в отношении такого рода неожиданного визита членов Харбинского правительства представители Приморского земского самоуправления, а с ними и министры ВПАС, понятно, крайне отрицательно отреагировали на приезд делегации Флуга, а председатель земской управы Медведев и городской голова Агарёв даже отдали распоряжение силами городской милиции блокировать посланцев «Верховного правителя» прямо в вагоне, подкатить к их составу паровоз и выдворить таким образом непрошенных гостей с территории города. И тут

случилось неожиданное, по распоряжению, по всей видимости, всё того же консульского совета чехословацкие легионеры воспрепятствовали действиям милиции и позволили Флугу со товарищами сойти «на берег»*. Таким образом стало понятно, что политические симпатии иностранных союзников в целях соблюдения паритета опять начали слоняться слегка в правую сторону.

Ну а когда владивостокские левые действительно выиграли выборы в Городскую думу, получив абсолютное большинство мест в ней (53 из 101) **, в столицу Приморья пожаловал и сам «Верховный правитель» Д. Л. Хорват. Случилось это, как мы уже отмечали, 4-го, а по другим данным 5августа. Сопровождали Дмитрия Леонидовича члены его правительства, в том числе два таких высокопоставленных чиновника как Степан Востротин — председатель Делового кабинета и генерал М. М. Плешков — заместитель Хорвата по военной части. Ещё «Верховному правителю» удалось привести с собой во Владивосток и 50 человек своей личной охраны. По официальной версии делегация прибыла в город для возобновления переговоров с руководством ВПАС на предмет формирования коалиционного кабинета министров. Что же на самом деле было на уме у Верховного правителя и его спутников оставалось только догадываться.

Так, например, ещё накануне своего визита, а точнее 27 июля, Хорват опубликовал на первой странице газеты «Голос Приморья», выходившей во Владивостоке, приказ, гласивший ни много ни мало, а о переподчинении ему, как «Верховному правителю России», всех городских учреждений. В ответ на такое дерзкое заявление городское самоуправление Владивостока, во-первых, опровергло его, а, во-вторых, в качестве назидательной меры решило на время приостановить выход «Голоса Приморья» и обратилось за соответствующим разрешением (!) к старшине консульского корпуса. Однако иностранные кураторы запретил это делать, мотивировав свой отказ тем, что одним из совладельцев типографии газеты является японский бизнесмен и что он может понести убытки. В результате дальнейшие распоряжения и послания генерала Хорвата продолжили печатать в «Голосе Приморья», правда, теперь уже не в передовице, а на дополнительных вкладных листах. Так было безопасней для типографии с одной стороны, а с другой — очень удобно для публичного распространения, ибо теперь опубликованные в газете приказы правителя Хорвата можно было легко расклеивать на заборах в виде листовок***.

_______________

*См. доклад Ивана Лаврова в Иркутске 1 ноября 1918 г. («Свободный край», №№116, 117 за тот же год).

**Плюс к этому ещё 22 мандата получили представители умеренных левых, правые эсеры и меньшевики. Кадеты же провели лишь 17 человек в Думу (http://www.pkokprf.ru/personal/doc/war_dv.htm).

***См. указанный доклад И. Лаврова.

Также у министров ВПАС, а иже с ними и у представителей владивостокского самоуправления вызвал немалые опасения ещё и факт

присутствия в поезде самопровозглашенного «Верховного правителя» достаточно внушительного по своему количеству охранного подразделения. Тем более что несколькими днями ранее, а именно 2 августа, на узловую станцию Никольск-Уссурийска попытался прорваться один из вооруженных отрядов, подконтрольных Д. Л. Хорвату. В тот день, якобы, для обеспечения тылов наступавшего на Хабаровском фронте Калмыкова со станции Галенки по приказу генерала Хрещатицкого выдвинулся бронепоезд, но в нескольких километрах от Никольска он был остановлен чешской заставой и заблокирован. В ответ русские военные предприняли попытку прорыва, устроили перестрелку, в результате которой двух легионеров застрелили («Голос Приморья», №257 за 1918 г.). И хотя белогвардейцы в итоге так и не смогли прорваться, их настойчивость многих насторожила, поскольку дерзкий бронепоезд вполне мог в случае прорыва двинуться не в сторону Хабаровска, а в близлежащий Владивосток для разгона здесь новой «большевистской» Гордумы*, а вместе с ней и ещё кое-каких неугодных организаций и учреждений.

_______________

*Впрочем, вмешательства вооруженной силы для решения данного вопроса не потребовалось. В начале августа во Владивостокский окружной суд были поданы жалобы частных лиц, а так же протест исполнявшего обязанности областного комиссара Медведева по поводу имевших место нарушений законности во время выборов. Постановлением суда от 12 августа 1918 г. результаты выборов гласных во Владивостокскую городскую думу были отменены (http://www.pkokprf.ru/personal/doc/war_dv.htm).

Не меньшую опасность, по мнению владивостокских левых демократов, представляли и два взвода личной охраны Верховного правителя. Поэтому Приморская земская управа сразу же по прибытии харбинской делегации во Владивосток сделала по данному поводу официальный запрос в адрес консульского корпуса, в ответ на который всё тот же его несменный старшина японец Кикучи 10 августа сообщил, что «генералу Хорвату в лице Дитерихса предъявлено требование 50 человек его вооруженной охраны отправить назад на станцию Гродеково» (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.178). Можно отметить в связи с этим, что чехословаки на Дальнем Востоке, точно также как и в Сибири, стали своего рода балластом в противостоянии левых и правых группировок, в полной мере при этом подчиняясь иностранному дипломатическому корпусу. Главная же цель последнего по-прежнему заключалась в том, чтобы добиться от ВПАС и Делового кабинета создания коалиционного правительства.

Поэтому после прибытия Хорвата во Владивосток под неусыпным контролем консульского совета возобновились межправительственные консультации, во время которых, однако, как и полгода назад в Харбине, совершенно непреодолимым стал вопрос о том, чей кабинет будет взят за основу будущего объединённого правительства, и самое главное — кто его

возглавит*. Сибирские министры настаивали на том, чтобы полностью сохранить ВПАС и лишь в качестве дополнения кооптировать в его состав несколько человек из Делового кабинета, а также ряд представителей владивостокского бизнессообщества. Деловой же кабинет Хорвата настаивал, понятно, на совершенно ином, обратно пропорциональном варианте. Так что к концу августа переговоры вновь зашли в тупик, и тогда правые круги решили сделать очередной ход конём. 25 августа они попытались осуществить во Владивостоке очередной вооруженный переворот, но только теперь уже исключительно в свою пользу, а точнее в пользу группы генерала Хорвата.

Впрочем, подготовка к мятежу началась, можно сказать, уже с самых первых дней пребывания харбинской правительственной делегации в столице Приморья. Во-первых, в знак приветствия «Верховного правителя» кадеты вывесили по всему Владивостоку российские буржуазные триколоры, которые заметно потеснили бело-зелёные флаги сибирской автономии, получившие прописку на городских улицах с 30 июня, после соответствующего распоряжения ВПАС**. Этим правая коалиция опять же превентивно, то есть упреждающе, давала понять, что не намерена играть вторую скрипку в политическом оркестре. Во-вторых, как сообщает всё тот же Иван Лавров, несколько офицеров из числа хорватской группы сразу же по приезду во Владивосток начали переманивать военнослужащих из отряда полковника Толстова, якобы предлагая каждому значительные суммы наличными за переход на сторону Верховного правителя. При этом нужно учесть тот факт, что многие военспецы толстовского подразделения (официально именовавшегося, кстати, Сибирским стрелковым полком***), как утверждают некоторые источники, даже и не за деньги симпатизировали в большей степени патриоту государственнику Хорвату, нежели эсеру — федералисту Дерберу и политическим эмигрантам — Медведеву и Агарёву****.

_______________

*Видя крайнюю неуступчивость обоих министерских кабинетов по данному вопросу, иностранные дипломаты стали рассматривать кандидатуру бывшего комиссара Временного Всероссийского правительства по Дальнему Востоку тридцатисемилетнего Николая Русанова в качестве третьей силы на должность нового председателя правительства, но последний оказался слишком пассивен и безынициативен и не проявил решительности в осуществлении, предложенного ему проекта (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.116).

**«Утвердить для обнародования форму Сибирского флага, принятую Томской конференцией общественных организаций Сибири 5 августа 1917 г. (бело-зелёный), причем наряду с Сибирским флагом допустимо вывешивание и общероссийского трёхцветного флага». См.: Журавлев В. В. Государственная символика Белой Сибири.… С.12—13.

***Ещё, видимо, в шутку, этот полк иногда называли или «армией» ВПАС или Приморской земской ратью.

****До Февральской революции оба находились в эмиграции на территории США.

Отряд полковника Толстова, напомним, был сформирован в ходе июньского антибольшевистского мятежа во Владивостоке из числа, главным образом, бывших офицеров царской армии, оставшихся без работы в постреволюционный период. Их политические симпатии поэтому сформировались во многом явно не в пользу революционных преобразований, и разагитировать этих людей не составляло, таким образом, большого труда. Поэтому, когда в ходе августовского межправительственного диалога встал вопрос об объединении вооруженных сил Харбина и Владивостока, собрание командного состава Сибирского стрелкового полка вынесло решение подчиниться не ставленнику левых демократов Толстову, а представителю консервативных кругов из окружения Хорвата. Офицеры Владивостока решили покончить с двоевластием, писала газета «Свободный край» (№69 за 1918 г.) и установить, наконец, единое командование в лице старшего по званию воинского начальника генерала от инфантерии Плешкова. После принятия данного решения в подчинение к последнему начался массовый отток военнослужащих «земской рати», так что в её рядах вскоре осталось лишь 4 офицера и чуть более одного десятка солдат.

Таким образом, практически весь Сибирский стрелковый полк, основная воинская единица русского контингента владивостокских войск, оказался к двадцатым числам августа под контролем правых сил. Левые конечно же не дремали и как могли препятствовали данному процессу. Так две владивостокские газеты, печатавшие призывы генерала Плешкова к офицерам об объединении, были закрыты по настоянию Приморской земской управы, а муниципальная милиция получила негласное распоряжение срывать листовки Хорвата и арестовывать под любыми предлогами его агитаторов. Ну а когда 23 августа Плешков отдал приказ о смещении полковника Толстова с поста командира полка и о назначении на освободившуюся должность своего подчинённого полковника Бурлина, Временное правительство автономной Сибири, обвинив Деловой кабинет Хорвата в подготовке вооруженного мятежа, тотчас же прекратило с ним дальнейшие переговоры, официально известив об этом иностранных консулов (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, лл.115—116).

Оставшиеся в распоряжении Толстова военнослужащие, усиленные милицейскими нарядами, по приказу демократических властей города взяли на всякий случай под круглосуточную охрану важнейшие городские административные учреждения, а также здание госбанка и казначейства. То, что произошло далее, источники трактуют по-разному. Одни утверждают, что никакой попытки государственного переворота во Владивостоке осуществлено не было, другие же свидетельствую о том, что в ночь на 25 августа подконтрольные генералу Плешкову подразделения, окружили штаб

Толстова, а вслед за этим разоружили и сместили все милицейские караулы у административных зданий, заменив их своими. Утром того же дня ВПАС направило официальное обращение к консульскому корпусу с просьбой каким-то образом повлиять на происходящее.

Собравшиеся на совещание консулы вместе с представителями иностранных воинских подразделений решили вмешаться в конфликт, дабы не допустить перерастания взрывоопасной ситуации в настоящий вооруженный конфликт. Находившимся во Владивостоке частям Чехословацкого корпуса, а также собственным вооруженным контингентам был отдан приказ блокировать штаб полковника Бурлина и казармы подконтрольного ему (бывшего толстовского) полка, после чего предложить находившимся там военнослужащим сдать оружие. Общее руководство операцией поручили осуществить английскому майору Денлопу. Ввиду явного численного превосходства иностранных частей русским солдатам и офицерам ничего не оставалось как подчиниться оказанному на них давлению и полностью сложить оружие.

Вечером того же дня по городу было распространено следующее заявление Приморской областной земской управы. «В 6 часов 30 минут вечера майор Денлоп сообщил председателю земской управы, что генералу Плешкову вручена нота союзного командования о немедленном разоружении его отрядов и что в исполнении этого назначенный Плешковым командующий войсками полковник Бурлин отдал приказ о сдаче оружия отрядами Плешкова. Сдача оружия закончится сегодня к 8-ми часам вечера. Земская управа призывает население города к сохранению спокойствия» («Свободный край», №69 за 1918 г.). Однако, несмотря на такого рода призывы, уже на следующий день во Владивостоке начались массовые акции протеста общественности, а также самих разоруженных военнослужащих Сибирского стрелкового полка, которые перед зданиями консульств демонстративно срывали с себя имевшиеся у некоторых иностранные ордена и медали, а один из офицеров по фамилии Тулинцев в порыве патриотического возмущения выстрелил (честь имея) на глазах у всех себе прямо в сердце, здесь же у здания одной из дипмиссий.

Владивостокская печать, особенно правого толка, в едином порыве солидаризируясь с протестующими, печатала обращения оскорблённых русских офицеров*, союза георгиевских кавалеров, а также многочисленные письма представителей общественности города, требовавших от иностранцев официальных извинений по поводу случившегося. Звучали требования передать общее командование российских войск во Владивостоке русскому офицеру, подчиненному Плешкову, а в венный совет союзного командования включить российского представителя (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.96, л.134). Харбинские средства массовой информации оказались ещё более категоричными и характеризовали события во Владивостоке, связанные с разоружением русских отрядов, как полную оккупацию союзными войсками города Владивостока (см. например газету «Призыв», номер от 28 августа 1918 г.).

_______________

*Вот пример одного из таких обращений. «Это тягчайшее оскорбление нанесено вами по праву сильного тем, кто, отдав свои силы, здоровье, жизнь своих братьев, потеряв родину, жили одной надеждой — вновь доказать вам свою любовь и верность России своим союзникам в момент, когда верилось, что пришёл конец нашим ужасам, испытаниям, оскорблениям, издевательствам».

Видя такую реакцию со стороны владивостокцев, иностранные представители сильно забеспокоились о потере своего реноме и срочно стали искать выход из сложившейся ситуации. Для начала они пообещали вернуть конфискованное оружие, но им ответили, что обиженные офицеры рассмотрят данное предложение только после принесения им публичных извинений в торжественной обстановке на плацу для восстановления чести русского военного мундира. Пришлось консулам приносить официальные извинения в печати, оказывать всякого рода знаки внимания оскорблённым в своих чувствах военным и пр. Так во время похорон Тулинцева один из английских крейсеров даже просалютовал в его честь. А прибывший вскоре во Владивосток особоуполномоченный правительства Великобритании генерал Нокс организовал торжественное мероприятие с молебствием для возвращения военнослужащим Сибирского стрелкового полка их боевого оружия.

Что же касается прерванных переговоров между ВПАС и Деловым кабинетом, то на них решено было поставить окончательный крест и ждать приезда делегации Омского правительства во Владивосток для разрешения абсолютно тупиковой ситуации.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВРЕМЕННОГО СИБИРСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

Хочу я спросить без волшебств и чудес:

кто всё же коварнее — жизнь или бес?

Гёте

1. Первые назначения

В воскресенье 30 июня срочная телеграмма из Омска известила руководство освобождённых городов Западной и Средней Сибири об образовании нового органа высшей исполнительной власти — Временного Сибирского правительства, а точнее его Совета министров в составе пяти человек: П. В. Вологодского, Вл. М. Крутовского, И. А. Михайлова, Г. Б. Пату-шинского и М. Б. Шатилова.

На следующий день, в понедельник 1 июля, началась уже трудовая неделя, ставшая для ВСП неделей очень трудных решений, во многом может быть достаточно спорных по сути своей, но вместе с тем в чём-то и абсолютно исторически значимых. Три благодарственные правительственные грамоты от 1 июля открыли длинный список тех указов, распоряжений и постановлений, что появились на свет в период с 1 по 7 июля включительно. Первая из них выражала глубокую благодарность членам Западно-Сибирского комиссариата за проделанную работу в организации сопротивления большевистской диктатуре. Вторая — командующему армией А. Н. Гришину-Алмазову персонально. Ну, а третья была адресована чехословацким легионерам за вклад в вооруженную борьбу с советской властью.

Далее, после столь изрядной порции вполне заслуженной комплементарности, Совет министров подготовил и своё первое правительственное постановление «О высших государственных учреждениях Сибири», в котором сообщалось о том, что Западно-Сибирский комиссариат упраздняется, а его члены, соответственно, теряют прерогативы высшей исполнительной власти, но остаются «в распоряжении Сибирского правительства в качестве уполномоченных»*. Отделы и управления ЗСК, в соответствии с данным постановлением, не упразднялись, а напротив — преобразовывались в министерства и канцелярию Совета министров. Во главе тех министерств, руководители которых ещё не вернулись в Сибирь с Дальнего Востока, были поставлены временные управляющие, последним присваивались «в делах их ведомств права министров». Временное управление вводилось потому, что, как поначалу заявлялось в официальной печати, Омский кабинет осуществлял свои функции лишь до прибытия всего состава Сибирского областного правительства.

_______________

*Василий Сидоров был назначен уполномоченным в Восточную Сибирь, а Борис Марков — в Уфу, послом при Комитете членов Учредительного собрания.

Должности управляющих сохранили за собой в подавляющем большинстве все начальники отделов Западно-Сибирского комиссариата. Трое из числа последних стали товарищами (заместителями) министров и лишь двое не вошли в состав Временного Сибирского правительства. Владимир Сизиков, возглавлявший административный отдел и «проявивший себя посредственным администратором», был заменён на Павла Михайлова, занявшего 3 июля ещё и должность товарища министра внутренних дел*. А отправленного в отставку Александра Мальцева** сменил в ранге товарища министра финансов один из лидеров омских торгово-промышленных кругов, бывший директор омского отделения Русско-Азиатского банка Николай Буяновский. Управляющий делами ЗСК Георгий Гинс сохранил за собой тот же самый пост, но только уже при Совете министров ВСП.

_______________

*Административный отдел во главе с П. Я. Михайловым вошёл в качестве одного из департаментов в состав министерства внутренних дел.

**А. П. Мальцев был переведён на должность директора департамента Государственного казначейства при министерстве финансов.

Последний седьмой пункт постановления «О высших государственных учреждениях Сибири» повелевал «образовать совещание в составе управляющих министерствами, управляющего делами совета министров и товарищей министров для предварительного обсуждения вопросов, представляемых на разрешение совета министров». Данное собрание управляющих имело статус лишь совещательного органа при Совете министров. Его заседания проходили ежедневно, а по свидетельству Ивана Серебренникова, даже иногда и в выходные дни, после семи часов вечера, продолжаясь, порой, до полуночи. Выработанные совещанием предложения поступали потом для их окончательного обсуждения и утверждения Совету пяти министров (а после приезда в Омск И. И. Серебренникова — шести), совместные заседания которых, как правило, проходили с начала второй половины дня и до вечера.

Таким образом, 1 июля официально было объявлено о структуре новой высшей исполнительной власти, а также об основных назначениях на самые главные и ответственные посты во Временном Сибирском правительстве. Именной список назначенцев со временем немного менялся, конечно, но его основной костяк сохранился и действовал не только до переворота 18 ноября 1918 г., но даже и после — в департаментах уже колчаковского Правительства.

Итак, Временное Сибирское правительство:

Председатель правительства — Пётр Васильевич Вологодский

Совет министров ВСП:

Министр иностранных дел — Пётр Васильевич Вологодский

Министр внутренних дел — Владимир Михайлович Крутовский

(заместитель председателя Совета министров)

Министр юстиции — Григорий Борисович Патушинский

Министр снабжения — Иван Иннокентьевич Серебренников*

_______________

*Проживавший в Иркутске И. И. Серебренников только в конце июля, после того как войсками Временного Сибирского правительства Иркутск был освобождён, смог прибыть в Омск и стать полноправным шестым членом Совета министров. Так как Иван Серебренников был избран Сибирской областной думой в качестве министра снабжения и продовольствия, а в структуре правительства 1 июля уже было учреждено министерство продовольствия во главе с Н. С. Зефиро-вым, из состава последнего специально для прибывшего министра выделили самостоятельное министерство снабжения.

Министр финансов — Иван Адрианович Михайлов

Министр туземных дел — Михаил Бонифатьевич Шатилов

Совещание ВСП:

Управляющий делами Совета министров Георгий Константинович Гинс

Помощник управляющего делами Совета министров (он же секретарь Совета министров) — Тарас Васильевич Бутов

Помощник управляющего делами Совета министров — Иван Иванович Корнеев-Гребаров

Управляющий военным министерством — Алексей Николаевич Гришин-Алмазов с оставлением в должности командующего армией

Управляющий министерством продовольствия — Николай Степанович Зефиров

Помощник управляющего министерством продовольствия — Иван Герасимович Знаменский

Управляющий министерством путей сообщения — Георгий Макарович Степаненко

Управляющий министерством торговли и промышленности — Павел Павлович Гудков

Помощник управляющего министерством торговли и промышленности — Михаил Самойлович Виттерберг

Управляющий министерством земледелия и колонизации — Николай Иннокентьевич Петров

Управляющий министерством народного просвещения — Василий Васильевич Сапожников

Управляющий министерством труда — Леонид Иванович Шумиловский

Товарищ министра иностранных дел — Мстислав Петрович Головачёв

Товарищ министра внутренних дел (исправляющий должность товарища министра) — Иван Васильевич Павлов (через две недели его заменит Александр Алексеевич Грацианов)

Товарищ министра внутренних дел — Павел Яковлевич Михайлов

Товарищ министра финансов — Николай Демьянович Буяновский

Товарищ министра юстиции — Александр Павлович Морозов

Во главе Совета Государственного контроля находился некто Николаев

Во главе Главного управления почт и телеграфа — некто Миронов.

Надо отметить, что первоначально, в январе 1918 г., Вл. М. Крутовский был утверждён в должности министра народного здравия, теперь он стал министром внутренних дел, а находящийся в это время во Владивостоке законный руководитель данного министерства А. Е. Новосёлов таким образом терял свою должность. Все назначения министров на основании решений Сибирских областных съездов разрешалось производить только депутатам Областной думы, однако, судя по материалам июньских заседаний Частных совещаний СОД, никаких таких решений Дума не выносила. Таким образом получается, что всеми уважаемый Владимир Михайлович Крутовский был назначен министром внутренних дел самим Советом министров, принявшим на себя в данном случае функции Сибирского парламента и создавшего первый прецедент, нарушивший законодательные права Сибирской областной думы. Точно также и М. Б. Шатилова омские распорядители перевели из министров без портфеля в министры туземных дел, оставив, что называется, за бортом утверждённого в своё время Думой В. Т. Тибер-Петрова. Что же касается СОД, то её депутатов, заседавших уже целый месяц в Томске (правда, в количестве лишь двух десятков человек) тогда просто поставили перед свершившимся фактом, и всё.

Подробную характеристику каждому из членов ВСП мы здесь сейчас давать не будем*, поскольку о большинстве из них мы уже достаточно много говорили и раньше, особенно в той части нашего исследования, где речь шла о формировании управленческих структур Западно-Сибирского комиссариата. Однако, подводя некоторый итог, всё-таки заметим, что Временное Сибирское правительство несколько поредело, конечно, в сравнении со структурами ЗСК, в отношении социалистов**, но всё-таки сохранило их в своих рядах, и от того, видимо, ВСП как бы устроило на тот момент всех — и левых и правых, и даже некоторую часть консерваторов, не говоря уже об областниках из Потанинского кружка, которые, наконец, добились того, чтобы во главе высшей исполнительной власти Сибири впервые встал абсолютно свой в полном смысле этого слова человек — русский по национальности сибиряк и автономист Пётр Васильевич Вологодский.

_______________

*Желающих самостоятельно покопаться в деталях мы отсылаем к разделу «Досье» нашей книги.

**Три члена бывшего ЗСК (Борис Марков, Михаил Линдберг и Василий Сидоров), а также Владимир Сизиков, бывший заведующий административным отделом.

И тут, однако, ещё важна такая деталь: в числе управляющих министерствами и товарищей министров количество социалистов было весьма незначительным и, практически, незаметным, в то время как в составе Совета министров сохранялся как бы паритет и полное равенство сил между левыми и правыми, между социалистами и буржуазными демократами. С одной стороны это были Крутовский, Патушинский и Шатилов, а с другой — Михайлов, Серебренников и Вологодский, причём Пётр Васильевич Вологодский, как нам представляется, находился, когда это было нужно, как бы ещё и над схваткой, примиряя противоборствующие стороны и спасая Совет министров от излишней конфронтации. Таким образом, можно заметить, что Совет министров Временного Сибирского правительства основывался как бы на идейных принципах, а вот его управленческий аппарат подбирался, главным образом, по чисто деловым качествам из людей старой дореволюционной закалки, весьма и весьма далёких ещё от мыслей по социалистическому переустройства общества и поэтому в большей степени симпатизировавших, по мнению советских историков, кадетской, буржуазно-демократической партии.

Об отказе от левых «социалистических опытов», о намерении неуклонно идти «по пути создания и укрепления незыблемого правопорядка и мощной государственности» неоднократно заявлял в своих программных документах и сам Совет министров, позиционируя себя, в первую очередь, как власть надклассовую и надпартийную. В этом было ещё одно существенное отличие Временного Сибирского правительства от Западно-Сибирского комиссариата. Вместе с тем имелась одна немаловажная особенность, сближавшая эти два органа исполнительной власти, она характеризовалась полным неприятием большевизма и пролетарской диктатуры; в данном случае прослеживалась абсолютно очевидная в своей идентичности подлинная преемственность власти.

Постановление «О высших государственных учреждениях Сибири» от 1 июля 1918 г. подписали лишь четыре министра ВСП, пятый — Вл. М. Кру-товский прибыл в Омск из Красноярска лишь на следующий день. А 3 июля «выздоровел» А. Н. Гришин-Алмазов, появившийся, наконец, после пяти дней затворничества на заседании Правительства. Через два дня он получил от Совета министров особую привилегию: право производства в высшие чины в армии и в военном ведомстве, а 10 июля ему самому было присвоено воинское звание генерал-майора.

Но это, конечно, частности, теперь перейдём к главному. При внимательном прочтении пятого пункта разбираемого нами постановления «О высших государственных учреждениях Сибири» становилось ясно, что омский Совет министров намерен придавать всем своим постановлениям исключительную силу закона, а это в корне противоречило положению от 15 декабря 1917 г. II Сибирского областного съезда, определившего законотворчество прерогативой лишь Сибирской областной думы и Сибирского Учредительного собрания.

Ну, судите сами.

Положения Сибирского съезда от 15 декабря 1917 года:

«Ст. 4. До созыва Учредительного собрания Сибири, Сибирская областная дума является областным органом законодательной по местным делам власти.

Ст. 10. Временной Сибирской областной думе принадлежит право контроля над ответственным перед ней Сибирским областным советом (Сибирским правительством. — О.П.), издания законов по местным делам, а также выходящих за пределы компетенции исполнительной власти распоряжений (Бюллетень Временного Сибирского областного совета. 1918, №1)».

Постановление ВСП от 1 июля 1918 года:

5. «Все постановления совета министров, имеющие силу узаконений (выделено мной. — О.П.), опубликовывать в Собрании узаконений и распоряжений Сибирского Правительства за подписями председателя совета министров, по крайней мере, одного из членов совета министров и скрепой лица, стоящего во главе подлежащего министерства, или управляющего делами» (Собрание узаконений и распоряжений Временного Сибирского Правительства, от 5 июля 1918 г., №1).

А вот что говорилось в декларации Сибирской областной думы от 27 января 1918 года:

«С верой в народно-трудовые силы, с сознанием великой ответственности, с беззаветным стремлением спасти погибающую Сибирь Дума вступает на путь верховной законодательной власти в свободной отныне автономной Сибирской республике» (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.95, л.2).

Таким образом, как и в истории с Западно-Сибирским комиссариатом, в июле на территории Сибири вновь образовалось два центра силы, в равной степени претендовавших на верховную власть — Временное Сибирское правительство, подконтрольное в большей степени правым, нежели левым политикам, — и Сибирская областная дума, в которой всё большее и большее влияние приобретали социалисты. И вот, для того, видимо, чтобы перехватить инициативу у находившейся пока ещё в разобранном состоянии СОД, омский Совет министров подготовил и 4 июля опубликовал от своего имени главный программный документ лета 1918 г. — Декларацию Временного Сибирского правительства о государственной самостоятельности Сибири.

2. День государтсвенной самостоятельности Сибири

Заветная мечта сибирских патриотов —

идея сибирского областничества, выполненная

ещё в шестидесятых-семидесятых годах

основоположниками областничества

покойным Ядринцевым и ныне здравствующим

почётным гражданином Сибири Потаниным, —

осуществилась. Отныне Сибирь автономна.

И. Якушев. Из речи при открытии

Сибирской областной думы

Через автономную Сибирь к воссозданию

и объединению Русского государства!

«Сибирская жизнь». №86 за 1918 год

Декларация Временного Сибирского Правительства о государственной самостоятельности Сибири от 4 июля* 1918 года

«Временное Сибирское Правительство, приняв на себя всю полноту власти в стране после изгнания узурпаторов-большевиков, наряду с другими важнейшими задачами, полагает также необходимым вывести Сибирь из того неопределенного положения, в котором она находится вследствие разгона большевиками Сибирской Областной Думы и продолжающегося их господства в Европейской России.

_______________

*В некоторых источниках, особенно в Интернете, довольно часто указывается на 4 июля как на дату по старому стилю, что совершенно неверно, декларация о государственной самостоятельности Сибири появилась на свет уже по Григори-анскому календарю. На этот счёт есть специальная пометка — 4 июля [н. ст.] — в официально опубликованном документе (см.: Собрание узаконений и распоряжений Временного Сибирского Правительства, №2, 1918 г.).

Временное Сибирское Правительство отчетливо сознает, что всякое промедление в разрешении вопроса об определении государственной сущности Сибири чрезвычайно гибельно по своим последствиям в связи со слагающейся международной обстановкой, но, несмотря на это, оно было бы лишено возможности правомерно взять на себя тяжелый труд определения будущих судеб родины, если бы не имело в этом отношении авторитетного указания со стороны Сибирской Областной Думы, выраженного в её декларации от 27 января 1918 года.

Лишь опираясь на эту декларацию, в которой Сибирская Областная Дума совершенно определенно высказывается за предоставление Сибири самых широких прав государственного характера, Временное Сибирское Правительство почитает возможным, не дожидаясь нового её созыва, в

виду остроты момента, возложить на себя бремя разрешения этого вопроса.

На основании изложенного и принимая во внимание, что российской государственности, как таковой, уже не существует, ибо значительная часть территории России находится в фактическом обладании центральных держав, а другая захвачена узурпаторами народоправства — большевиками, Временное Сибирское Правительство торжественно объявляет во всеобщее сведение, что ныне оно одно вместе с Сибирской Областной Думой является ответственным за судьбы Сибири, провозглашая полную свободу независимых сношений с иностранными державами, а также заявляет, что отныне никакая иная власть помимо Временного Сибирского Правительства не может действовать на территории Сибири или обязываться от её имени.

Вместе с тем Временное Сибирское Правительство почитает своим священным долгом заявить, что созыв Всесибирского Учредительного Собрания, которому оно передаёт свою власть, является его непреклонным намерением, к скорейшему осуществлению которого оно будет стремиться всеми силами.

Однако Временное Сибирское Правительство полагает также совершенно необходимым объявить не менее торжественно, что оно не считает Сибирь навсегда оторвавшейся от тех территорий, которые в совокупности составляли Державу Российскую, и полагает, что все его усилия должны быть направлены к воссозданию российской государственности.

Временное Сибирское Правительство полагает, что, по счастливом достижении этой высокой цели, характер дальнейших взаимоотношений между Сибирью и Европейской Россией будет определён Всесибирским и Всероссийским Учредительными Собраниями. Исходя из этих соображений, Временное Сибирское Правительство приступает к своей ответственной работе с твёрдой уверенностью, что будет в ней поддержано всеми государственно-мыслящими элементами страны.

Председатель совета министров и министр иностранных дел Пётр Вологодский. Министр внутренних дел Владимир Крутовский. Министр юстиции Григорий Патушинский. Министр финансов Иван Михайлов. Министр туземных дел Михаил Шатилов» (Собрание узаконений и распоряжений Временного Сибирского Правительства, от 18 июля 1918 г., №2).

По чисто случайному совпадению или нет, но Декларация о самостоятельности Сибири появилась на свет в тот же самый день, что и Декларация независимости США 1776 года. Есть, разумеется, колоссальная

разница между словами самостоятельность и независимость*, поэтому нужно конечно же отличать два исторических документа, и, тем не менее, что-то общее между ними всё-таки есть. Возможно, это общее и хотели подспудно подчеркнуть создатели нашей Декларации, опубликовав её ни днём раньше и ни днём позже, а именно 4 июля. В качестве косвенной так сказать «улики», подтверждающей наши предположения, может служить также ещё и тот факт, что председатель Совета министров П. В. Вологодский являлся учеником Н. М. Ядринцева**, который первым из сибирских автономистов посетил США и, вдохновлённый перспективами этой страны, загорелся идеей превратить Сибирь в соединённые штаты на подобии американских (ну или хотя бы помечтать о чём-то подобном; оно ведь, как известно, не вредно, а иногда даже и полезно). Вот что писал основоположник сибирской областнической публицистики в одном из своих писем оттуда: «Америка меня поразила: это — Сибирь через 1000 лет, точно я вижу будущее человечества и родины… пишу вам 4 июля — праздник Независимости; представьте мои чувства… сердце замирает и боль, и тоска за нашу родину. Боже мой! Будет ли она такой цветущей?»

_______________

*Точно такая же, пожалуй, как и между современным, по-прежнему полуколониальным, состоянием Сибири и положением Соединённых штатов; ставших, кстати, спустя два века после своего освобождения, безжалостной метрополией по отношению ко многим другим странам и народам.

**Вологодский конечно же и Потанина считал своим учителем, но вот рукоположен он был в число сибирских автономистов всё-таки Ядринцевым, от него же Пётр Васильевич получил и первые свои «уроки французского», ставшие определяющими в его судьбе.

Что же касается подозрений в сепаратизме, могущих появиться в связи со столь серьёзными претензиями на обособленность, каковые были заявлены в Декларации ВСП, то нужно сразу же и в очередной раз подчеркнуть, что никогда (ну или почти никогда) основатели сибирского автономистского движения не призывали к отделению от России, то же самое всегда констатировали в своих программных документах и сибирские областные съезды, и Сибирская областная дума, а теперь вот и Временное Сибирское правительство. Целью провозглашенной 4 июля самостоятельности являлось лишь воссоздание твёрдого государственного порядка в Сибири, защита её территории от иностранного вторжения, продолжение совместной со странами Антанты войны против Германии и её союзников, а также самостоятельная вооруженная борьба с большевиками для воссоздания, в конечном итоге, обновлённой Российской государственности. «Через автономную Сибирь к возрождению свободной России» — такой плакат висел и над креслом председателя СОД в его томском офисе. Подобное единство взглядов, кстати, плюс ко всему прочему, уже само по себе было очень важно, поскольку использование, так скажем, областническо-автономистской темы помогло Правительству и Думе, несмотря на множество возникавших между ними противоречий, найти на первых порах

весьма значимую объединяющую идею для совместной борьбы не только с большевиками, но также и с другими внутренними и внешними врагами и даже часть из них победить.

По некоторым сведениям в ближайшие же дни был утверждён и гимн Сибири, им стала культовая песня славян Восточной Европы «Гей славяне», русский текст которой появился в 1912 г.

«Гей, славяне! Наше слово

Песней вольной льётся.

И не смолкнет, пока сердце

За народ свой бьётся!».

Дух Славянский жив навеки,

В нас он не угаснет,

Беснованье силы вражьей

Против нас напрасно.

Наше слово дал нам Бог,

На то Его воля!

Кто заставит нашу песню

Смолкнуть в чистом поле?

Против нас хоть весь мир, что нам!

Восставай задорно.

С нами Бог наш, кто не с нами —

Тот падёт позорно.

По сообщению газеты «Сибирская жизнь» (№86 за 1918 г.), в Омске 14 августа на благотворительном вечере под названием «Сибирский день» симфоническим оркестром был исполнен уже и непосредственно сибирский народный гимн; слова Н. К-ва, музыка А. Кондора.

Белая, тихая, снежная ширь;

Тёмно-зелёное море Тайги —

Вот она наша родная Сибирь.

Верьте, друзья, нам, страшитесь враги!

Тяжкие звуки кандальных цепей

Нас научили свободу любить.

Вольны, как вихри родимых степей,

Вольными, сильными будем мы жить.

Вольная песнь наша бодро звучит,

Сердце горячей отвагой горит.

Другу защита, гроза для врага,

Наша привольная Степь и Тайга.

Столицей Сибири 23 июля был провозглашен Омск, а 30-го числа того же месяца Временное Сибирское правительство подтвердило решение декабрьского Областного съезда о государственном флаге Сибири в виде бело-зелёного двуколора и рекомендовало его для официального использования. 5 июля Совет министров постановил учредить звание Почётного гражданина Сибири, и первым, кто удостоился чести получить столь высокий титул, стал конечно же Григорий Николаевич Потанин, великий сибирский патриот, уже на закате своей жизни, но всё-таки увидевший воочию воплощение того, о чём он и его единомышленники так долго и беззаветно мечтали — предоставить сибирякам реальную возможность почувствовать себя ответственными за судьбу своей родины.

Ну и, что называется, на десерт такая вот ещё почти «пикантная» новость, спустя два месяца в одном из своих сентябрьских номеров томская «Народная газета» сообщила читателям, что на территории Сибири, наконец-то, найдена нефть и что её теперь не нужно будет больше покупать в России…

3. Первые важнейшие указы и постановления

Вопрос о власти не был бы полностью разрешен, если бы ВСП не закрыло бы окончательно проблему Советов. Если Западно-Сибирский комиссариат ещё, так скажем, либеральничал и проявлял некоторую толерантность по поводу целого ряда законов, изданных большевиками (например, в области социального страхования), то омский Совет министров в этом отношении поступил более категорично и своим постановлением от 4 июля (тоже по новому стилю) полностью аннулировал все декреты советской власти, как «акты незакономерные, а потому ничтожные». Понимая, что такая решительная мера нарушит устоявшийся за прошедшие полгода порядок и внесёт неразбериху в отношения объектов и субъектов гражданского права, а также в хозяйственную деятельность региона, Совет министров уведомил население, что от центральных правительственных учреждений вскоре поступят на места необходимые разъяснения «для восстановления прав и отношений».

И действительно уже вскоре всеми отделами и ведомствами сибирских министерств была начата работа по восстановлению и практическому применению тех нормативных актов, что действовали на территории Российской империи до большевистского переворота, дополняя их некоторыми новыми установлениями, основанными на положениях Декларации о государственной самостоятельности Сибири, а также на других реалиях современного политического момента.

Через два дня, 6 июля, вышло очередное постановление ВСП под названием «О недопущении советских организаций», которое, собственно и закрыло уже полностью вопрос о власти. Все политические организации трудового народа, то есть Советы крестьянских, рабочих, а также солдатских депутатов отныне распускались, а их дальнейшая деятельность окончательно запрещалась. Что касается рабочих, то им для защиты своих экономических прав разрешалось по-прежнему объединяться в профессиональные союзы, а политические интересы населения призваны были теперь обеспечивать лишь политические партии, исключая запрещённые леворадикальные. Таким образом, на все попытки социал-демократов меньшевиков, а также эсеров создать обновлённые Советы, Правительство наложило вето, вынудив часть рабочих в поисках лучшей доли уйти в подполье и встать на путь нелегальной борьбы за свои права.

С крестьянами было ещё сложнее, поскольку у них даже и профсоюзных организаций не существовало, а проблем у сельских жителей было не меньше, чем у городских пролетариев и главная из них конечно же касалась вопроса о земле. В Сибири никогда не существовало крепостного права, у нас даже частнособственнических земель, по некоторым данным, было всего около восьми сотых процента от общей площади возделываемых угодий*. В основном земля принадлежала так называемому кабинету (т.е. как бы царю), ну и прочим государственным структурам. Крестьяне же пользовались своими наделами на правах аренды. Земли в Сибири, как известно, достаточно много, однако климат и другие суровые условия жизни относят наши края к зоне так называемого рискованного земледелия. А тут ещё со времён столыпинского великого переселения появилась проблема с пришлыми из Центральной России и Украины крестьянами. Их селили, как правило, вблизи обжитых уже старожилами территорий и точно также сдавали им во временное пользование и за плату пахотные угодья. Однако это были по-большей части земли совсем уже малопригодные для ведения хозяйства или даже для жилья, поэтому переселенцы бросали выделенные им участки и начинали всеми правдами и неправдами отвоёвывать наделы старожилов.

_______________

*Из общей площади земли в Сибири, почти в восемьсот двадцать семь миллионов десятин земли, частного землевладения всего лишь шестьсот шестьдесят девять тысяч десятин или около восьми сотых процента, — сообщала читинская кооперативная газета «Наш путь» (номер за 20 июля 1919 г.).

Последние, не в силах, порой, остановить нахрапистых переселенцев, видели единственный выход из создавшегося положения в приобретении земли в частную собственность и поэтому поддерживали земельную программу кадетской партии. В особенности на это рассчитывали зажиточные слои сибирской деревни, у которых и денежки водились, и связи в волостных да сельских управах имелись, люди умели жить, что называется. Эсеры, в отличие от кадетов, предлагали совершенно иной вариант раздела земель. Частную собственность на землю они отвергали, считая, что она со временем полностью разрушит сельскую общину и разорит большую часть крестьянства. Социалисты-революционеры планировали бесплатно раздать землю желающим на ней трудиться в вечное пользование, без права передачи другим людям и без права эксплуатации чужого труда, но с правом ведения рыночного хозяйства, индивидуального или коллективного. Этой эсеровской программе очень симпатизировали средние слои сельского населения, желавшие налаживать свою жизнь при помощи собственного труда, но не имевшие средств для приобретения земли в частную собственность.

Что же касается бедняков, то им больше по душе была земельная

программа большевиков, а точнее их политика: взять всё и поделить; а там видно будет. Программу большевиков по земельному переделу поддерживали и переселенцы, поскольку они, как правило, даже и к середнякам себя причислить не могли, заброшенные на край света столыпинскими реформами, но теперь всеми брошенные, они очень нуждались в скорейшем улучшении своего материального положения. Таков был расклад, и весь этот клубок противоречий Сибирскому правительству предстояло распутать, нелёгкая предстояла работа.

И она началась. 6 июля вышло постановление «О возвращении владельцам их имений». Его впервые вместе с членами Совета министров подписал ещё и один из управляющих, а именно: управляющий министерством земледелия и колонизации Н. И. Петров. Судя по тексту данного закона, над ним, действительно, хорошо поработали, однако сути аграрного вопроса он не решал, коснувшись лишь некоторых деталей, оговорив то, каким образом должна была осуществляться передача земель их прежним владельцам, чтобы всё осталось «как при бабушке»*. О чёрном

_______________

*После отмены крепостного права в 1861 г. большая и лучная часть земель осталась в частной собственности у помещиков; «освобождённые» же крестьяне через сельскую общину получили оставшуюся половину сельхозугодий в аренду. Малоземелье, скудоземелье, чересполосица и долги по выкупным платежам за землю не давали вести крестьянам передовое, рыночное хозяйство. Проблему могло решить только перераспределение на выгодных для крестьян условиях излишков помещичьей собственности, но правительство семьи Романовых, самых крупных в России землевладельцев, всячески оттягивало этот процесс (видимо полагаясь на Божью волю) и, как известно, доигралось с огнём… Сразу же после Февральской революции Временное правительство России объявило, что решением аграрного вопроса займётся Учредительное собрание, созыв которого намечался на конец 1917 г. Однако, не дожидаясь открытия «долго ящика» Пандоры, как только наступила весна и пришла пора сеять, сельское трудовое население начало осуществлять самочинные («незаконные») захваты помещичьих и царских земель. Министр земледелия Шингарёв, пытаясь остановить самовольный чёрный передел, распорядился созданным уже к тому времени земельным комитетам незасеянные частновладельческие земли отдавать в аренду тем, кто хотел бы их использовать по назначению, но данная полумера лишь ещё больше накалила обстановку на селе, так что Временное правительство вынуждено было срочно назначить на место кадета Шингарёва эсера Виктора Чернова, самого левого политика в правоэсеровской партии. Селянский министр, как стали с иронией называть Чернова его недоброжелатели, предложил стихийные земельные захваты узаконить и вообще — частную собственность на землю ликвидировать, все частновладельческие земли конфисковать и бесплатно передать их крестьянам; бывшим же владельцам компенсировать их потери в некотором денежном эквиваленте за счёт государства. Такая попытка аграрного радикализма, естественно, вызвала волну негодования со стороны землевладельцев и спровоцировала корниловский мятеж правых сил. Чернова отправили в отставку, на его место пришел некто Маслов и опять попытался сделать так, чтобы, как говорится, и волки были сыты, и овцы целы. По его проекту собственники земли сохраняли её за собой, а крестьянам арендуемая ими земля передавалась навсегда и по фиксированной также навсегда арендной плате. Но не вышло, «волков» накормить так и не удалось. 25 октября по старому стилю грянула Октябрьская революция, большевики пошли по пути селянского министра, конфисковали, как известно, все частнособственнические земли (однако, в отличие от черновского проекта, безвозмездно, т.е. без какой-либо компенсации убытков помещикам) и раздали их крестьянам на правах госаренды. Учредительное собрание 5 января 1918 г. успело принять большинством голосов черновский проект земельной реформы и тут же было разогнано большевиками…

переделе между нуждающимися речи не шло, тут Сибирское правительство проявило изрядную осторожность, благоразумно делегировав решение земельного вопроса в духе Всероссийского правительства Львова-Керенского Учредительному собранию. Более того, ВСП высказалось за роспуск созданных после Февральской революции и находившихся под контролем социалистов земельных комитетов*, а вместо них предложило создать земельные отделы при земствах. Однако этот проект не прошел, и в начале сентября министерство земледелия распорядилось контроль за исполнением своего постановления от 6 июля поручить специальным комиссиям, состоявшим по одному представителю от земства, земельного комитета и министерства земледелия («Свободный край», Иркутск, №59 за 1918 г.).

Итак — постановление Временного Сибирского правительства о возвращении владельцам их имений от 6 июля 1918 г. (в сокращённом виде):

«Имения, расположенные на землях собственных и арендованных, передаются в заведывание прежних владельцев впредь до решения вопроса о земле Всесибирским Учредительным Собранием…

При передаче имений, земства обязаны озаботиться охранением интересов тех лиц и учреждений, кои временно пользовались имением или его частью и произвели там затраты, подлежащие по закону возврату».

Недовольство по поводу намеченных возвращений (а, по-сути, — попытки восстановления частной собственности на землю) сразу же высказали и губернские крестьянские съезды**, и ЦИК Всесибирского объединения

_______________

*Земельные комитеты, согласно постановлению Временного правительства от 21 апреля 1917 г., существовали самостоятельно, вне земских учреждений.

**Из резолюции по земельному вопросу от 7 июля 4-го областного крестьянского съезда в Омске: «В основу разрешения земельного вопроса должны быть положены общие положения закона о земле, принятые Всероссийским Учредительным собранием» («Сибирская речь», №34 от 9 июля 1918 г.).

Томский губернский съезд крестьянских делегатов, состоявшийся в августе 1918 г., по аграрному вопросу заявил: «Отстаивать всеми силами отмену частной собственности на землю и переход всех земель… в общенародное достояние без выкупа, на началах трудового и уравнительного землепользования» (Цит. по: Захаров М. П. Социально-экономические причины… С.29).

трудового крестьянства*, и эсеровские организации**, и даже Сибирская областная дума***. Да и в самом Совете министров, по признанию П. В. Во-логодского, не было единодушного мнения по данному вопросу****. Всё это, а также целый ряд крестьянских выступлений, крупнейшим из которых стало Славгородское вооруженное восстание, вынудили Сибирское правительство, не меняя сути своего закона от 6 июля, всё-таки внести в него ряд дополнений и разъяснений по поводу того, как охранить имущественные интересы временных арендаторов (т.е. лиц, самовольно захвативших в ходе Февральской и Октябрьской революций земельные наделы). Они были даны в сентябрьском распоряжении министерства финансов, о котором мы уже говорили чуть выше. Засеянные поля разрешалось оставлять в пользовании лица, произведшего на земле прежнего владельца посев (по всей видимости, до той поры пока не будет собран урожай с засеянного поля); владелец же в таком случае получал «лишь вознаграждение за все понесённые расходы по данному полю или участку». И наоборот, «поля, только что распаханные пользователем», передавались «владельцу имения при условии уплаты им произведённых расходов» в пользу временного «арендатора» («Свободный край», Иркутск, №59 за 1918 г.).

_______________

*Бывший ЦИК Всесибирского Совета крестьянских депутатов, переименованный после постановления ВСП от 6 июля «О недопущении советских организаций».

**Томский губернский съезд эсеров в резолюции по текущему моменту записал, что он «протестует самым категорическим образом против постановления Временного Сибирского правительства о восстановлении частной собственности на землю, считая это прерогативой Всероссийского Учредительного собрания, и находит необходимым, чтобы Областная дума отменила это постановление Временного Сибирского правительства» (Цит. по: Захаров М. П. Указ. соч. С.29).

***СОД в своей программной декларации высказалась за закон «о безвыкупном переходе всех помещичьих земель, а также всех частновладельческих, казённых и других, с водами, лесами и недрами в общенародное достояние» (Цит. по: Плотникова М. Е. К истории эсеровской контрреволюции… С.178).

****Интервью корреспонденту владивостокской газеты «Голос Приморья» («Голос Приморья» за 30 января 1919 г.).

Ну и опять же на десерт ещё один небольшой исторический нюанс, касающийся данного вопроса: по сведениям достаточно осведомлённой в правительственных делах газеты «Сибирская жизнь» (№66 за 1918 г.), министерство земледелия в июле начало разработку положения о предоставлении земли чехословакам, принявшим участие в освобождении Сибири.

Ещё одним основополагающим актом Временного Сибирского правительства стало постановление от 6 июля «О восстановлении судебных учреждений Сибири», также провозгласившее возвращение к прежним порядкам и уставам, действовавшим в России до большевистского переворота. Судебная система, как и прежде, строилась теперь на принципах

отделения суда от администрации, несменяемости судей и следователей, прокурорского надзора, равенства всех перед законом, то есть на всём том, что появилось у нас в стране после эпохальных судебных реформ 1864 г., списанных с передовых по тем временам европейских формул буржуазного права. Однако практика, как известно, бывает, порой, достаточно далека от теории, и Сибирь в период правления в ней Омского правительства также не стала исключением из этого правила. Тем более, что сложные политические реалии в обстановке с каждым днём всё сильнее разгоравшегося пламени Гражданской войны накладывали, конечно, свой отпечаток, в том числе, и на деятельность судебных органов, а также на состояние судебно-правовой системы в целом.

Так 15 июля ВСП ввело на территориях, освобождённых от большевиков, «Временные правила о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия». В соответствии с данным положением министр внутренних дел, а также командующий армией и даже командиры отдельных корпусов (только в местностях близ театра боевых действий или в районах расположения крупных соединений войск) могли объявлять военное положение сроком до шести месяцев. По истечении указанного срока военное положение этими же лицами могло быть продлено. С прекращением военного положения автоматически восстанавливалась «полная сила действующих законов». Ответственными за соблюдение норм военного положения являлись областные и губернские комиссары или же специальные лица, назначенные министром внутренних дел, командующим армией или командирами корпусов.

Полномочия ответственных лиц по охране государственного порядка и общественного спокойствия были достаточно широки. Они могли издавать обязательные для исполнения постановления и подвергать тюремному заключению на срок до 3-х месяцев людей нарушавших эти постановления. Еще большими правами на территориях, объявленных на военном положении, пользовались: министр внутренних дел, командующий армией или командир корпуса. Они могли запрещать проведение любого рода общественных и частных собраний, воспрещать отельным лицам пребывание в зоне действия военного положения, приостанавливать издание газет, производить общие и частные реквизиции, задерживать и принудительно привлекать для нужд войны отдельных специалистов, а также грузы, орудия труда и прочее.

На основании ст. 13 постановления от 15 июля, как городская, так и уездная милиция передавались из ведения местных органов городского и земского самоуправления в непосредственное подчинение «руководству той гражданской или военной власти», на которую возлагались обязанности «по охранению порядка и общественного спокойствия» во время военного положения. Данная мера являлась средством временным и должна была действовать только в период военного положения, однако, так уж сложилось (ничего, как известно, нет более постоянного, чем временное), что даже и после отмены последнего, милиция так и оставалась в ведении местной военной администрации, губернских и уездных комиссаров, а также городских голов (мэров).

Таким образом, на основании исключительных положений Омское правительство санкционировало вмешательство военных властей в сферу компетенции самоуправлений, чрезвычайные меры заменили во многих местах Сибири обычный гражданский порядок, нарушив основные нормы политических свобод. Всё это дало повод левой земско-областнической оппозиции окрестить «Временные правила о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» новой «конституцией» автономной Сибири, приписав данному постановлению «все прелести царской охранки и полицейского режима», утверждая не без основания, что введённые чрезвычайные меры создают «великую опасность для неокрепших ещё начал народовластия при слабо развитом самосознании масс».

В то же самое время омская газета «Сибирская речь», ведущее кадетское периодическое издание, в своей редакционной статье от 11 июля открытым текстом заявила, что «городские думы изжили себя и свою бестолковость». Закрытая в январе 1918 г. советской властью, эта газета возобновила публицистическую деятельность в июне, сразу же после изгнания большевиков из Омска. Первые номера, правда, печатались на очень грубом, чуть ли не на обёрточном материале, но зато в июле, что примечательно, она уже стала выходить на бумаге самого высокого качества, почти лощёной, такую не могла себе позволить даже самая популярная на востоке России томская «Сибирская жизнь». Тезис о том, что думы изжили себя, являлся выражением мнения людей из крайне правого политического лагеря, введение военного положения устраивало их прежде всего потому, что таким образом они надеялись хотя бы на какое-то время ограничить ту самую «бестолковость» революционной демократии, которую они считали абсолютно губительным явлением, как для России, так и для Сибири в частности.

На полную отмену системы местного самоуправления Временное Сибирское правительство конечно же пойти не могло по определению, поскольку за то, чтобы учредить данный демократический институт в Сибири автономистское движение региона боролось, практически, с самого первого дня своего основания. По этому поводу в июле со всей определённостью публично высказался один из представителей левого крыла омского Совета министров, заместитель председателя правительства Владимир Михайлович Крутовский. За его подписью в июле было опубликовано разъяснение министерства внутренних дел, в котором ясно давалось понять, что органы местного самоуправления в обязательном порядке продолжат свою деятельность. Кое-где, правда, как подчёркивалось в разъяснении, работа городских дум и земских управ оказалась парализована, вследствие того, что из их состава выбыли представители большевистской и левоэсеровской партий. Исходя из этого, во многих населенных пунктах явочным порядком, без соответствующего на то разрешения со стороны правительства, состав местных органов демократического управления был пополнен новыми членами или путём дополнительных выборов, или путем назначений от общественных групп. Такое положение, резюмировалось в заявлении Крутовского, правительство считает недопустимым и даёт распоряжение своим губернским и уездным комиссарам пресекать подобные мероприятия и в дальнейшем производить довыборы состава органов местного самоуправления только после соответствующего на то разрешения со стороны министерства внутренних дел.

В новый закон о выборах правые рассчитывали внести целый ряд весьма существенных поправок, особенно в области избирательного права. В революционном 1917 г. оно было распространено на всех без исключения граждан Российской империи, достигших совершеннолетия, что давало возможность левым партиям одерживать победы на выборах любых уровней, начиная от волостного схода и кончая Учредительным собранием. Кадеты же всегда оказывались в меньшинстве. Теперь, получив в Омском правительстве, как мы выяснили, некоторое преимущество, они не преминули воспользоваться благоприятной ситуацией. Самые нетерпеливые из них сразу же предложили ввести два ограничительных ценза для избирателей, возрастной (с 25 лет) и оседлый (не менее двух лет проживания в данной местности), однако это предложение Совет министров не одобрил и остановился на более мягком варианте.

9 августа было подготовлено новое положение о выборах в городские думы, согласно которому от участия в выборах отстранялись военнослужащие, милиционеры, монашествующие, лица лишенные свободы, а также сумасшедшие и глухонемые. Однако лица, лишенные свободы, в отличие от всех остальных перечисленных категорий изгоев, теряли только активное избирательное право, но сохраняли за собой пассивное и поэтому могли быть избранны гласными городских дум. Таким образом, большевики, совсем недавно потерявшие власть и даже находившиеся на отсидке в тюрьмах, получали реальную возможность вновь вернуться к управлению на местах. Несмотря на возникшую угрозу некоторой красной реставрации, данный казус никого не пугал, поскольку левые радикалы автоматически исключались из состава городских дум решениями вновь избранных собраний по настоянию местных правительственных комиссаров на основании постановления Сибирского правительства от 27 июля «Об устранении представителей антигосударственных партий из органов самоуправлений».

С этим более или менее ясно. Теперь давайте вернёмся вновь к неделе первых, самых значимых, постановлений ВСП, то есть к периоду с 1 по 7 июля. 6-го числа была отменена введённая Временным правительством России 25 марта 1917 г. государственная монополия на торговлю хлебом и

мясом*. Заготовка данных продуктов для городов изымалась теперь из ведения продовольственных госкомитетов и передавалась в руки кооперативных объединений, биржевых обществ, союзам мукомолов, специальным отделам самоуправлений, торгово-промышленным объединениям и другим желающим производить заготовку продовольствия. Выдачу разрешений на производство таких коммерческих операций, а также контроль за ними осуществляли специальные уполномоченные министерства продовольствия (управляющий Николай Зефиров). На полном снятии ограничений в торговых операциях постоянно настаивали опять-таки представители кадетской партии**. Однако Сибирское правительство не только сохранило за собой исключительное право закупки и продажи некоторых товаров, таких, например, как сливочное масло, винно-водочные изделия и табак***, но и наложило ряд ограничений на свободную торговлю продуктами первой необходимости, в первую очередь для того, чтобы не допустить неоправданного роста цен в регионе.

За этим как раз и должны были следить специальные уполномоченные министерства продовольствия, которым вместе с формируемыми при них совещаниями из представителей кооперативов, земств, городских самоуправлений и частных торговцев вменялось в обязанность строго контролировать процесс закупки хлебных продуктов****, мяса, а также фуража для скота, допуская хотя и свободные, но всё-таки максимально фиксированные для каждой отдельной местности отпускные расценки. Те же самые совещания следили и за продажей закупленного продовольствия, сверяя по документам оптовые и розничные цены с закупочными и разрешая добавлять к последним лишь накладные расходы да небольшой процент маржи для прибыли. Таким образом, Сибирскому правительству за относительно короткий срок удалось восстановить пришедший в упадок при большевиках товарообмен между городом и деревней, а одновременно с этим и обуздать инфляционные процессы. Однако уследить за всем объёмом ценообразования министерство продовольствия было конечно же не в состоянии. Так, по сведениям авторитетной тобольской областнической газеты «Сибирский листок» (за 19 сентября 1918 г.), цены на товары не первой необходимости подскочили к осени в три-четыре раза, по сравнению с майскими советскими.

_______________

*Данный законопроект, по сведениям красноярской газеты «Свободная Сибирь» (№50 от 13 июля 1918 г.), был подготовлен ещё в недрах Западно-Сибирского комиссариата совместно с представителями кооперативных объединений, биржевых комитетов и самоуправлений.

**См. например красноярский орган партии народной свободы газету «Свободная Сибирь» (№45 за 1918 г.) и другие подобного рода издания.

***В августе государственная монополия на табак также была отменена.

****К хлебным продуктам относились: пшеница, овёс, ячмень, рожь, просо, гречиха, горох, а также любая крупа, мука и отруби.

4. С особым вниманием к Сибирской областной думе

Ну и, наконец, в завершении «страстной» недели, 7 июля вышло последнее по счёту, но не по значению (любимая английская поговорка), постановление или точнее правительственное сообщение «О возобновлении работ Сибирской областной думы». В силу особой важности документа есть необходимость воспроизвести его полностью.

«Совет министров в согласии с председателем Сибирской Областной Думы и частным совещанием членов Сибирской Областной Думы (собравшихся в г. Томске на основании предложения Западно-Сибирского Комиссариата от 5 июня 1918 г.) постановил:

1) Внести в Сибирскую Областную Думу первым следующий законопроект о пополнении состава Думы:

«Законопроект об изменении ст. 8-й в „положении о временных органах управления Сибири“, принятого чрезвычайным общесибирским съездом на заседании 15 декабря 1917 года».

«Дополнить ст. 8 положения о временных органах управления Сибири словами: «От каждого биржевого общества городов, выделенных в самостоятельные земские единицы по одному. От каждого областного или губернского объединения золотопромышленников. углепромышленников, пароходовладельцев, лесопромышленников, рыбопромышленников, мукомолов, коннозаводчиков, скотопромышленников, кожевников и общества фабрикантов и заводчиков по одному от каждого, а всего от каждой области или губернии не более 3. От общества сибирских инженеров 2».

И примечанием: «Представительство губернских и областных Советов Рабочих Депутатов, объединенных Советов Рабочих Депутатов, городов, выделенных в самостоятельные земские единицы, и Центрального Комитета Всесибирского Совета Рабочих Депутатов, не выбравших своих представителей* в Думу, заменяется представительством соответствующих (губернских, областных, городских и всесибирской) профессиональных организаций, а представительство от губернских и областных Советов Крестьянских Депутатов, не выбравших своих представителей — представительством других соответствующих крестьянских организаций».

_______________

*В январе 1918 г. Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов всех уровней, под давлением большевиков, отказались направлять своих представителей в СОД.

2) В полной уверенности, что Сибирская Областная Дума, имея в виду необходимость объединения в данный грозный момент всех групп и классов населения, примет целиком приведённый в разделе 1-м законопроект и пригласит теперь же все упомянутые в этом законопроекте организации избрать кандидатов в члены Сибирской Областной Думы и, снабдив их мандатами, направить в г. Томск к 20 июля, чтобы они могли, в случае

утверждения Думою данного законопроекта, без промедления принять участие в работах Думы наравне с представителями других организаций.

За председателя совета министров, министр внутренних дел В. Кру-товский.

Члены совета: министр юстиции Григории Патушинский, министр финансов Иван Михайлов, министр туземных дел Mихаил Шатилов.

Гор. Омск, 7 июля [н. ст.] 1918 г.

Собрание узаконений и распоряжении Временного Сибирского Правительства, от 18 июля 1918 г., №2.

Необходимо напомнить, что согласно ст. 8 «Положения о временных органах управления Сибири» декабрьского чрезвычайного Сибирского съезда в Областной думе должны были быть представлены практически все слои населения и даже старообрядцы, однако делегатам от сибирской буржуазии, а по-другому — цензовым элементам, полностью отказали в такой возможности. Декабрьский съезд в условиях только что свершившейся социалистической революции решил таким образом перестраховаться, дабы «спасти завоевания русской революции от покушений контрреволюции». Однако после майского вооруженного восстания положение изменилось с точностью до наоборот, и теперь суть исторического момента требовала охранения завоеваний уже буржуазной революции от посягательства левых радикалов. И каким же образом, спрашивается, можно было это сделать, если в сибирском предпарламенте не числилось ни одного цензовика?..

Парадоксальность данной ситуации, а также то обстоятельство, что Частные совещания СОД за истекший июнь месяц не дали никакого ответа на поставленный вопрос, вынудили Совет министров принять срочные меры в отношении признания цензовиков полноправными членами Сибирской областной думы. Уже 30 июня, в первый день, собственно, прихода к власти, Совет министров принял однозначное и бесповоротное решение, — представителям от торгово-промышленных кругов в Сибирской думе быть. В тот же день председатель СОД Иван Якушев отправил в Томск в адрес Частного совещания телеграмму, известившую членов Думы о том, что на заседании Совета министров «постановлено… принять принцип равного представительства цензовых элементов и профессиональных рабочих и крестьянских организаций. Представительство профессиональных рабочих и крестьянских организаций установить взамен представительства Советов рабочих и крестьянских депутатов» (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.15, лл.32—33).

Данную телеграмму на правах председателя Частных совещаний получил 1 июля Александр Адрианов, очень обрадовался такому сообщению и на следующий же день опубликовал его в своей газете «Сибирская жизнь», приведя тем самым в полное недоумение по поводу случившегося не только своих коллег депутатов, узнавших о такой неожиданной новости лишь со страниц газеты (читаемой половиной образованного населения Сибири), но и весь левый политический лагерь. Реакция на произошедшее была равна, что называется, эффекту разорвавшейся бомбы. Возмущение находившихся в Томске членов СОД вызвало и поведение Адрианова, обнародовавшего текст правительственной телеграммы без предварительного уведомления об этом своих коллег по Думе, а также тот факт, что Временное Сибирское правительство присвоило себе полномочия Сибирского областного съезда, пытаясь изменить одну из статей его Положения об органах управления Сибирью.

На следующий день 3 июля состоялось очередное (плановое) заседание Частного совещания, почти целиком посвящённое данному вопросу. Александр Адрианов вынужден был давать объяснения по поводу мотивов своего поступка, в результате чего многим стало ясно, что он опубликовал телеграмму вполне намеренно, желая, по всей видимости, обнародовать таким образом факт решительного политического преобладания созданного областниками Правительства над эсеровско-меньшевистской Сибоблдумой. На период дальнейшего разбирательства Александра Васильевича временно отстранили от исполнения обязанностей председателя Частных совещаний, и его место опять занял профессор Вейнберг. Однако присутствовавших на совещании депутатов возмутило не только поведение Адрианова, но и повелительный тон телеграммы Совета министров (под которой, кстати, стояла подпись ещё одного думского руководителя — Ивана Якушева). Разбирательству последнего обстоятельства, наряду с другими вопросами, члены совещания посвятили целых пять заседаний (с 3 по 6 июля), причём, три из них были неплановые (одно — 4-го и два — 5-го числа).

4 июля по поручению депутатов Борис Вейнберг, используя канал правительственной связи, дважды (в 12 часов дня и в 5 часов вечера) пытался пообщаться по прямому проводу с находившимся в Омске Иваном Якушевым, но безрезультатно. И тогда Борис Петрович отправил телеграмму в адрес председателя СОД с просьбой «изложить возможно подробно приведённое Вами постановление Совета министров [от] тридцатого июня телеграммою на имя канцелярии Областной думы» (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.15, л.41). Вечером того же дня на своём внеочередном заседании члены Частного совещания после длительного обсуждения создавшейся ситуации единогласно (!) приняли решение считать «вполне допустимым включение в той или другой форме представителей цензовых элементов в состав Областной думы». Но вместе с тем в итоговой резолюции депутаты отметили, что «менять состав и положение о созыве Сибирской областной думы… может только сама Областная дума своей волей», причём только тогда, когда соберётся необходимый кворум*. А пока члены Частных совещаний готовы были вместе с ВСП поучаствовать в совместной работе по подготовке предварительного законопроекта (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.15, лл.39об.-40).

_______________

*Одна треть от 308 депутатов.

5 июля на дневном экстренном заседании депутаты в поисках выхода из запутанной ситуации заслушали и обсудили предложение Бориса Вейнберга о том, чтобы настаивать перед Правительством на следующих двух

моментах. Во-первых, собрать Думу в том составе, в «котором она была выбрана различными организациями, причём полномочия всех избранных депутатов остаются неприкосновенными». И, во-вторых, на первом своём заседании СОД «рассматривает вопрос о включении цензовых элементов, и при принятии такого законопроекта все цензовые элементы включаются, как равноправные члены» (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.15, лл.44—44об.). После окончания голосования по данной резолюции на заседании появился бывший член Западно-Сибирского комиссариата Михаил Линдберг (товарищ Линдберг — записано в протоколе). Он сделал сообщение о том, как и почему ЗСК сдал власть, а потом выслушал жалобы депутатов на самоуправство Омского правительства, заметив в конце, что по всей вероятности «телеграмма Якушева — некоторое недоразумение». Для того чтобы разрешить проблему Линдберг предложил депутатам срочно выехать всем составом совещания* в Омск.

На вечернем заседании того же дня присутствующие на нём члены Частных совещаний решили не ехать всем «кагалом» в Омск, а направить туда делегацию из пяти человек в составе: беспартийного Бориса Вейнберга, народного социалиста Нуруллы Карпова, меньшевика Сергея Неслуховского, правого эсера Валерьяна Никитина и сиониста-народника Зиновия Шкундина. Однако вечерним поездом в Омск с необходимыми документами и материалами по обсуждаемой проблеме выехали лишь два депутата: Карпов и Шкундин. 6 июля члены Частных совещаний заслушали сообщение Александра Адрианова о его разговоре по прямому проводу, состоявшемуся днём раньше, с председателем СОД Иваном Якушевым (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.16, лл.51—51об.). По словам Адрианова, Якушев ещё раз подтвердил, что Совет министров действительно намерен настаивать на том, чтобы в состав Думы были включены цензовые элементы, а кроме них ещё и представители от объединённых профсоюзных организаций и крестьянских съездов взамен делегатов от Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов**. В ближайшее время, как уведомил Якушев, Правительство планирует издать соответствующий указ и хочет знать по этому поводу мнение членов Частных совещаний. (Получалось, что больше от них ничего как бы и не требовалось.)

_______________

*26 человек на тот момент.

**Согласно грамоте И. А. Якушева «О созыве Сибирской областной думы», вышедшей, как и правительственное сообщение «О возобновлении работ Сибирской областной думы», 7 июля, в число членов СОД «приглашались» и члены Всероссийского Учредительного собрания от Сибири.

Ну, а 7 июля, собственно, и вышло уже процитированное нами чуть выше правительственное сообщение «О возобновлении работ Сибирской областной думы», и, нечего делать, — членам Частного совещания пришлось с этим смириться.

10 июля, спеша повидаться, наконец, к семьёй в Иркутске, в Томск ненадолго заскочил Иван Якушев, и в честь такого события срочно было созвано внеочередное (дневное) заседание депутатов*. Член Думы профессор С. П. Никонов опять поднял прежнюю тему, заметив «что смешение функций административной и законодательной (различие между указом и законом крайне растяжимо) есть путь очень опасный, и на этот путь вступило Правительство». Более того, с сожалением дальше констатировал профессор, к «рассмотрению многих важных вопросов, разрешавшихся впоследствии правительственными указами, привлекались лишь искусственно подобранные комиссии, но не Частное совещание». В ответ Якушев заметил, что Совет министров, что уж тут скрывать, «смотрит на Сибирскую думу, как на учреждение временное и верховного хозяина в Сибири видит в Сибирском Учредительном собрании, к скорейшему созыву которого принимаются уже первые шаги». И в довершение своих рассуждений председатель СОД предложил принять примирительную резолюцию, что, в конечно итоге, депутаты и сделали, но с условием: выносить «на предварительное рассмотрение Частного совещания проекты тех указов Правительства, которые не являются безотлагательными», и «что изданные Правительством указы и постановления законодательного характера сохраняют силу закона лишь до рассмотрения их Думой, причём, если какой-либо указ не будет рассмотрен Думой в течение срока, который ей самой надлежит установить для всех указов, указ этот будет считаться потерявшим свою силу» (ГАТО. Ф.72, оп.1, д.15, лл.56—56об.). На том заседании 10 июля кроме Якушева

Конец ознакомительного фрагмента.