Гарем ундер-лейтенанта Говорова

Олег Колмаков, 2020

События романа переносят нас в восемнадцатый век, во времена правления Петра Первого. Балтика, фрегат «Полтава». Копенгаген. Именно в этом европейском городе русский морской офицер становиться обладателем мистического предмета, позволяющего проводить каждую ночь с новой красоткой. Ну, а чем закончатся те невероятные сексуальные приключения, вы узнаете, прочитав данную книгу. Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Проснувшись, Герман сразу схватился за колоду, по-прежнему лежавшую на каютном столике. Переворошив её, он тотчас отыскал в ней то, что собственно и искал.

Так и есть, «двойка треф». Именно на этой карте было изображено то же самое лицо, те же черты, что и у Кризанты. При этом, пристально вглядываясь в картинку «двойки треф», офицеру вдруг показалось, будто бы девушка с карты ему подмигнула.

Перебирая в памяти последние события, Говоров, похоже, начал осознавать, какое счастье свалилось на него с Небес, какое невероятное вознаграждение он получил от голландского штурмана, за переданную ему золотую монету. Словно сказочный волшебник, тот оборванец одарил русского офицера фантастической колодой, которая обещала ему самый разнообразный интим на каждую ночь. Вновь развернув колоду веером, у Германа едва не потекли слюнки — вон их сколько, рыжих, блондинок, брюнеток, шатенок, одна другой краше.

«Ну, а как иначе?.. — довольный собой, усмехнулся ундер-лейтенант. — …Лишь я один отозвался на просьбы нищего, облагодетельствовав лишенца, едва ли не недельным содержанием, в то время как остальные офицеры были готовы гнать голландца взашей!..»

Правда, всё вышеозначенные размышления были пока что на уровне неких догадок, предположений. А быть может, то были лишь тайные желания и фантазии самого Говорова.

Чуть повернувшись, дабы дотянуться до камзола, офицер вдруг почувствовал острую боль в области спины. Подошёл к зеркалу и глянул на своё отражение. Вся спина Германа оказалась располосованной глубокими царапинами. Не оставалось никаких сомнений в том, что нанесены они, были женскими коготками.

Выходило так, что две ночи подряд ундер-лейтенант бодрствовал, вовсе не погружаясь в волшебные сновидения. Складывалось полное ощущение, будто бы Говоров переходил в какой-то иной мир, иную реальность, расположенную на границе реального и нереального. А быть может, по своей или чужой воле, он включился в некую загадочную и увлекательную игру, так и не успев познать её правил. При этом отыгравшие карты не сбрасывались в отбой, а доставались ему в качестве трофея. Если принять вышеозначенное за истину, в этом случае оставался открытым ещё один вопрос: с кем именно офицер играет, и что в итоге он может проиграть, либо напротив, приобрести?

«Да, собственно, какая в том разница?.. — весело ответил сам себе Говоров. — …Если данная игра доставляет мне неслыханное наслаждение и невероятное удовольствие, так чего ломать голову над второстепенными мелочами!»

Примерно в том же, весьма приподнятом настроение Герман проснулся и на следующее утро. Минувшей ночью в его постели побывала рыжеволосая прелестница по имени Берта. Именно эта самая Берты, ныне смотрела на него с карты номиналом: «двойка червей». Причём, укладываясь минувшим вечером спать, Говоров, конечно же, предвкушал очередное интимное приключения, однако он вовсе не предполагал, с каким, доселе неиспытанным благоговением, офицер будет вспоминать о прошедшей ночи. Дело в том, что Берта не просто лежала под Говоровым, тупо раздвинув ноги, как ранее это было с Кризантой и Карин. Да, собственно, и весь прежний интимный опыт офицера был связан лишь с одним положением тел. Речь ныне идёт об исключительно горизонтальной проекции, когда мужчина находился непременно сверху. Потому и любое новшество воспринималось Говоровым, как нечто диковинное, непознанное, приносящее самые изысканные наслаждения. На протяжении всего последующего дня офицер с приятной истомой будет вспоминать, как Берта приподнимала свои стройные ножки и опускала их на плечи Германа. Именно в этом положении Говоров ощущал свои интимные движения более плотными, более чувственными. Когда ж ночная гостья и вовсе, выскочив из-под ундер-лейтенанта, вдруг уселась на него сверху… Причём, оседлала она его так, что в лунном свете офицер мог видеть всё её стройное и гибкое обнажённое тело. Тут-то Говоров и вовсе поплыл от счастья. В данном положении от Германа и вовсе ничего не требовалось, потому, как рыжеволосая проказница сама принялась вырисовывать просто немыслимые телодвижения. Офицеру оставалось лишь расслабиться и получать непередаваемое удовольствие.

Миновало уже три ночи. В постели Говорова побывали три разные барышни, причём, ни одна из них, ни в чём не уступала иной, у каждой имелась своя изюминка. Все они оказались девственницами. Потому и воспринимал Говоров события последних дней не иначе, как щедрый подарок Небес.

Весь последующий день Герман был полон сил. Он шутил, поднимался вместе с матросами по бушприту, фок — и грот мачтам натягивал и подвязывал фок-марсель; прохаживался по орудийной палубе, спускался в носовой трюм — в общем, был весьма активен и достаточно энергичен. При этом любое занятие, даже самое грязное или чересчур трудоёмкое, было ему исключительно в радость.

— Говоров, тебя кто укусил или ужалил? — глядя на энтузиазм ундер-лейтенанта, в шутку поинтересовался Демидов.

— Почему «укусил»? — не понял вопроса Герман.

— Да, просто ты какой-то нынче чересчур активный!

— Глеб, а ты вспомни, слова Петра-батюшки: «За благо изобрели Воинской устав учинить, дабы всякой чин знал свою должность, и обязан был своим званием, и неведением не отговаривался…»

— Ты это сейчас к чему? — переспросил Глеб.

— К тому, что службу нужно нести, а не с британцами по кабакам кулаки чесать!

— Да, пошёл ты! — отмахнувшись, недовольно пробурчал Демидов.

«Ну, и пусть злится! И вообще, пускай считает меня кем угодно. Эти придурки даже представить себе не могут, как порой может быть счастлив молодой человек!.. — покидая оружейную палубу, весело присвистнул Говоров. — …Точнее, даже не «счастлив». Речь сейчас идёт о некой гордости, повышенной самооценки… Как не крути, а я действительно горд за то, что мне ныне подвластна, едва ли не всякая баба. Горд за то, что я вовсе не озабочен поиском скорых и беспорядочных любовных утех с грязными девками из портовых борделей. Нет-нет, о своей тайне я никому, никогда не скажу. Не дай-то Бог, сглазят!..»

К вечеру, вернувшись в каюту достаточно уставшим, Герман аккуратно взял в свои руки заветную колоду, осторожно её перебрал, мысленно представляя, какие ещё сюрпризы она может ему преподнести. После чего, завернул ту колоду в белоснежный платок и спрятал её от посторонних глаз, под подушку.

Ближайшей ночью Говорова действительно поджидал сюрприз. Правда, он был скорее со знаком «минус». Причём, как позже признается самому себе Герман, те неприятности напрямую вытекали из его прежней самоуверенности, связанной с доступностью прежних дам… Впрочем, ближайшая полночь началась для ундер-лейтенанта, как и прежде. Не было и намёка на возможные неприятности. Открыв глаза, офицер увидел очередную нимфу. На сей раз перед ним предстала черноволосая девчушка, скромно присевшая на краешек его койки. Полностью обнажённая юная особа, похоже, была вовсе не против ночных утех. По крайней мере, именно так показалось на тот момент Говорову.

— Как твоё имя? — абсолютно без эмоций поинтересовался Герман, будто бы данная информация для него вовсе ничего не значила.

— Хейла! — очень тихо ответила та.

— Надеюсь, ты не против, разделить со мной любовное ложе? — проговорил хозяин каюты, и несколько бесцеремонно попытался притянуть к себе брюнетку.

Барышня легко вырвалась из рук хозяина каюты и встала посередине корабельного помещения. Дама выглядела несколько испуганной, если не сказать сильно перепуганной и порядком опешившей. У неё будто бы пропал дар речи, потому как ночная гостья лишь открывала рот не в силах вымолвить и слова. Меж тем, Говоров времени зря не терял. Встав с кровати, он мигом снял с себя минимальный набор нижнего белья, после чего, закрыл дверь каюты на ключ. Не дав гостье опомниться, Герман развернул даму к себе спиной, и попытался наклонить брюнетку вперёд, в аккурат над расправленной постелью. По сути, он прибег к своему небогатому интимному опыту. Ведь, именно так он иногда поступал с одной из чересчур игривых горничных своего родового имения. Та деревенская барышня, старше Германа лет на семь, любила изображать из себя недотрогу. Правда, то «насилие» было лишь игрой, забавой, прелюдией перед весёлым барахтаньем в мягкой постели. Горничной нравилось, когда ей овладевали после небольшого сопротивления. В данном же случае, всё обстояло несколько иначе.

Похоже, девушка пыталась воспротивиться офицеру на полном серьёзе. Высвобождаясь от жёсткой мужской хватки, Хейла активно принялась работать руками и коготками, при этом, она ещё и извивалась всем своим телом. Однако было уже поздно. Говоров как-то удачно (причём, с первого раза, без холостых тыканий неизвестно куда) сходу вошёл в неё. И не просто вошёл, а проник на всю длину своего твёрдого стержня. Герман держал Хейлу за бёдра, сильно прижимая к себе и совершая очень короткие толчковые движения.

— О-о-ох, какая ты сладкая!.. — шептал Говоров. — …Какая горячая!..

Дама упёрлась ладонями в кровать, ноги её слегка подрагивали. Кажется, она совершенно не слышала слов агрессора, пребывая в каком-то непонятном отрешённом состоянии. И вдруг Хейла звонко вскрикнула, потом ещё раз. Кричала вовсе не от возбуждения, а от испытанного ею сильнейшего болевого синдрома.

— Не ори!.. — прикрикнул на неё Герман. — …Если б ты не дёргалась, я бы сделал всё более аккуратно!

— Мне больно, у меня нет сил, терпеть!.. — всхлипнула Хейла. По её щекам ручьём текли сейчас слёзы. Однако Говоров этого вовсе не видел, потому, как перед его взором была лишь её спина, точёные бёдра и два полушария упругих «булочек». И всё же, офицер замер. Сейчас он не двигался. Это помогло даме справиться с изначальными болевыми ощущениями. Впрочем, если б мужчина немедленно вышел из неё, Хейле было бы гораздо легче.

Слившись в одно целое, парень и девушка стояли довольно-таки долго. Офицер прекратил всякие движения своим тазом, он лишь продолжал осторожно ласкать своими ладонями спину партнёрши, мял булочки и, чуть нагнувшись, несильно сжимал её грудь. Возможно поэтому, то, что было нынче внутри дамы, вовсе не думало уменьшаться. Детородный орган был таким же твёрдым, как и в момент проникновения. Именно этот факт наводил барышню на мысль о том, что рано или поздно, этот самый зверь возьмёт то, зачем он, собственно, и пришёл (точнее, вошёл).

— Заканчивай уже быстрее!.. — тяжело вздохнув, безучастно проговорила Хейла.

Детородный орган начало понемногу двигаться. Опасаясь почувствовать прежние болевые спазмы, дама сильно напряглась всем своим телом. Однако очень скоро барышня безвольно обмякла. Очевидно поэтому, сделав ещё пару более сильных толчков, Говоров облегчённо застонал…

Разомлевший офицер плюхнулся на кровать. Удовлетворив свою плоть, можно было, расслабиться, послав всё к чёртовой матери. В то время, как девушка вдруг уткнулась в подушку и разрыдалась в полный голос.

— Ты меня использовал!.. Какой же ты сволочь!.. Просто взял и надругался, лишив меня невинности!.. — причитала она, уливаясь слезами.

— Хейла, перестань! Я ведь не знал!.. — офицер принялся поглаживать даму по спине, словно то был маленький обидчивый ребёнка. — …Не надо!.. Успокойся!..

— Чего ты не знал?.. — оторвавшись от подушки, Хейла уставилась на ундер-лейтенанта. — …Ты даже не удосужился узнать кто я, откуда. Лишь спросил, как моё имя и тотчас вогнал в меня свой шампур!..

— Ну, извини! Подскажи, чем я могу искупить свою вину? — почувствовав некоторую слабинку, Говоров перешёл из глухой обороны в осторожную контратаку.

— Мог бы для начала налить девушке вина, поговорить, расположить!.. А уж после и начинал свои похотливые приставания…

— На военном корабле спиртного нет!.. — Говоров попытался возразить, однако тотчас встрепенулся. — …А впрочем, обожди!..

В голову Германа вдруг пришла идея, сбегать к Лазареву, отвечавшему за продовольственное снабжение корабля. У этого прохвоста всегда можно было разжиться чем-то этаким. Но в самый последний момент что-то заставило его заглянуть в свой сундук. Именно там он и обнаружил две бутылки французской наливки. В сознании офицера тут же мелькнула мысль: «Ну, конечно. Ведь это сон, потому и всё здесь возможно».

Молча выпили. Дама чуть повеселела. На её лице появился румянец, кое-какой намёк на улыбку.

Следующая их близость была уже обоюдно желанной. И, тем не менее, под самое утро, когда мужчина и женщина в блаженной истоме оторвались друг от друга, Хейла вновь закрыла лицо одеялом и тихо расплакалась.

— И всё же, ты меня подло опорочил!.. — её голос, прорывающийся сквозь тяжёлые всхлипывания, звучал несколько отрывисто и весьма сумбурно. — …Ведь я тебя никогда более не увижу!.. Как и ты меня… Поматросил, и бросил!..

Герману ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть, закрыть глаза и погрузиться в блаженную полудрёму.