Пасмурный полигон

Олег Кириллов, 2022

Действие остросюжетной повести происходит в фашистской Германии накануне Великой Отечественной войны. В центре повествования – советский разведчик Эккерт, выполняющий особое задание командования в самом логове врага.

День солнечный

1

Утром к Эккерту вошла секретарша.

— Господин советник, к вам хочет зайти какой-то господин. Имя? Он не говорит. Он требует свидания с вами и говорит, что он старый ваш друг.

— Что он собой представляет? — Эккерт поднял голову от бумаг. — Ну? Я жду вашего ответа, Инга… Женщины всегда так наблюдательны…

Секретарша смущенно опустила глаза.

— Вы знаете, он, скорее всего, по денежным делам… Мой отец работал в банке… я знаю этих господ. Может быть, у вас какие-либо долги?

Эккерт расхохотался.

— Вы прелесть, Инга! Ваша характеристика настолько исчерпывающа, что я, пожалуй, приму этого господина.

Но посетитель не хотел ждать. В тот момент, когда секретарша готовилась выйти в приемную, гость распахнул дверь и втиснулся в кабинет.

— Ты недоступен, как сам господь бог, Фриц… — брюзжащим голосом сказал он и аккуратно отодвинул вставшую на его пути секретаршу. — Не обижайся, крошка, раньше я бы с удовольствием пощупал твои перышки, вот старина Фриц не даст соврать… Годков десяток тому назад я бы показал тебе, на что способен порядочный мужчина в расцвете лет, но вот сейчас… Шестьдесят девятый стукнул! Ох, я не буду ждать твоего приглашения, Фриц, и сяду в это кресло… Отошли, пожалуйста, в свое гнездышко перед твоей дверью эту крошку… Я не выношу таких разгневанных взглядов с той поры, как схоронил свою Хильду.

Это был Штумпф, Зигфрид Штумпф, человек, двадцать лет назад устроивший германское гражданство вышвырнутому революцией из России волжскому немцу Эккерту. Человек, в усадьбе которого Эккерт познакомился с бывшим пилотом эскадры Рихтгофена Германом Герингом, разыскиваемым французскими военными властями за зверские бомбардировки мирных городов Ломбардии. Тот самый Штумпф, чей сын Карл является одним из фаворитов рейхсмаршала Геринга и генерал-майором люфтваффе.

— Ну что ты на меня смотришь, Фриц? — Штумпф потер ладонью изборожденное морщинами красное лицо. — Не узнаешь? Или я постарел так сильно? Ты, я вижу, выглядишь молодцом. Только седой… Да-да… сколько годков мы с тобой не встречались? Да, с тридцать третьего… Семь лет! Ты вон какой шишкой стал и птичку эту у своих дверей держишь… И дорого она тебе обходится? Ну ладно, ладно, не поверю, чтобы ты упустил свое. У нее на груди значок союза немецких женщин, а с правилами этой организации я знаком, сам иногда пользуюсь кое-какими услугами девочек оттуда. Мы же с тобой арийцы, старина… Фюреру нужны солдаты, и совсем необязательно, чтобы они имели узаконенных отцов… ха-ха…

Если бы Эккерт мог позволить себе роскошь завести списки и анкеты на наиболее значительных лиц, с самого начала снабжавших фашистскую партию средствами, то старый Штумпф был бы в этом списке на пятнадцатом-шестнадцатом месте. А в анкете Эккерт написал бы следующее: «Зигфрид Штумпф. Один из владельцев пароходной компании “Штумпф”. Состояние к 1935 году оценивалось в сорок — пятьдесят миллионов рейхсмарок. Колоссальное влияние лично на Геринга. После тридцать шестого года влияние это внезапно упало, и старый Штумпф оказался в немилости у власть предержащих. Восемь лучших судов компании реквизированы для нужд флота. Два из них уже переоборудованы в рейдеры и под названиями “Орион” и “Виддер” готовятся выйти на коммуникации англичан в Атлантику. Правительство наложило арест на вклады компании в гамбургском банке и таким образом лишило Штумпфа третьей части всех средств. Не помогла аудиенция у Геринга. Рейхсмаршал топал ногами и кричал на своего старого друга. За последнее время старый Штумпф перестал даже получать пригласительные билеты на торжества в Нюрнберге, которые устраивала национал-социалистская партия».

Так выглядела бы анкета, которую завел бы на Штумпфа Эккерт, если б имел такую возможность. А сейчас все эти сведения промелькнули у него в памяти за те считанные секунды, когда он обходил стол, чтобы пожать руку старому приятелю.

— Ты держишься молодцом, Зигфрид, — сказал он. — Я бы сказал, что ты выглядишь совсем не похожим на отца тридцатидевятилетнего сына. Рад, очень рад тебя видеть. Ну, рассказывай, как твои дела?

Штумпф махнул рукой.

— Дела… Не устоял я на ногах, Фриц. Плохи дела. Пару недель назад я передал флоту еще два судна… Чего им стоять у причала и гнить? В море их топят англичане, а содержать их слишком дорого. Я был у Карла, советовался, куда вложить наши деньги. Он послал меня к тебе. Ты стал величиной, старина… В твой коридор, как и к Карлу, нужно идти мимо часового. Но Карл солдат, а ты… Ладно, я просто так. Не обижайся. Дал совет старому приятелю. Ты можешь мне не говорить прямо, я понимаю все, но ты намекни… Старый Зигфрид еще не потерял ума. В берлинских коридорах я еще могу заблудиться, но ты меня сейчас спроси про прибыли Мессершмитта или Флика, и я тебе отвечу с точностью до трех пунктов, как на самой лучшей европейской бирже. Мне обидно, старина, что я не могу хлопнуть перед тобой пачкой ассигнаций… Я беден, Фриц, то, что у меня еще есть, — это деньги Карла, я при них просто управляющий.

Штумпф оставался Штумпфом. Старый скряга пытался и сейчас, по своему обыкновению, прикинуться бедняком, чтобы отбить охоту у простоватого Эккерта, натуру которого он уже, как ему казалось, изучил, требовать комиссионных. Ведь получить какие-либо сведения в ведомстве Фрица Тодта было невозможно, а то, что Министерство авиации имеет свою экономическую службу с широко разветвленным статистическим аппаратом, было ему хорошо известно.

Эккерт задумчиво разглядывал свои ногти, слушая пылкую речь «старого друга». Когда Штумпф замолк, Эккерт поднял глаза.

— Вот что, Зигфрид, я хочу знать всю эту историю с тобой. Что случилось, почему полетели твои шансы у фюрера? Для меня все это непонятно…

Штумпф криво усмехнулся:

— Долгая история, Фриц… Я не хотел бы тебе ее рассказывать. Это слишком тяжело для меня.

Эккерт сказал жестко:

— Придется рассказать, Зигфрид. Иначе я не смогу выговорить для тебя у рейхсмаршала одно дельце, которое не только пахнет жирными комиссионными, но и откроет для тебя вновь кое-какие двери… Ты меня понимаешь?

Штумпф оживился:

— Если ты говоришь об этом деле с бельгийским рыболовным флотом, то я согласен… Правда, это рискованная штука, но я готов вновь поточить свои старые зубы…

— Речь не о флоте… Тут кусок пожирнее. Но об этом потом. Я слушаю, Зигфрид…

Штумпф расстегнул ворот рубашки, потер ладонью щеку.

— Ты меня убедил, Фриц. Только я не пойму, зачем тебе нужна эта история?

— Я не хочу, чтобы возражение рейхсмаршала против твоей кандидатуры застало меня врасплох. Я хочу иметь на этот счет свои доводы.

Штумпф закрутил головой.

— Ты прав, ты прав, Фриц… Он будет возражать. Я тебе все скажу. Когда была «хрустальная ночь», ну, ты знаешь, когда били евреев, я прихватил кое-что из имущества банкира Бендлера… Мои парни взяли малость из наличности в его кассе, коллекцию картин… ну, ты понимаешь. Откуда мне было знать, что все это по списку намечено для Геринга? У Карла начались неприятности, а тут еще до фюрера дошло, что мой братец, Альфред, да ты его знаешь… Так вот, этот идиот подался в Испанию и воевал на стороне коммунистов… Хорошо, что не под своей фамилией, это избавило меня от еще больших бед… Ты же знаешь, как фюрера настораживает то, что связано с коммунистами. Мне пришлось потом возвратить Герману… тьфу, господину рейхсмаршалу все эти камешки… Да и картины тоже, но было поздно… Я взял у Бендлера на восемьсот тысяч марок, а у Геринга по описи значилось на миллион и сто тысяч. Мне пришлось вложить свои денежки, Фриц, а после того как началась эта самая централизация и мне пришлось отдать фюреру все свои суда и заводы для их ремонта, я остался нищим, Фриц…

Эккерт вертел в пальцах карандаш. Штумпф замолк. Он тяжело дышал и не сводил настороженного взгляда с лица Эккерта.

Эккерт думал. Уже с первых минут визита Штумпфа у него возник вариант, который сейчас принимал окончательные формы. В Стокгольм должен ехать Штумпф. Уладить вопросы с рудой он не сможет — слишком явно проглядывает в нем желание погреть собственные руки. Да и тонкий это вопрос. Игорь запутал его, как только мог, намекая осторожным шведам на возможную реакцию Англии и США. А вот в качестве курьера его кандидатура самая лучшая. Ведомство Гиммлера не заподозрит ничего. Только под каким предлогом всучить ему пакет? И как сделать, чтобы он доставил его гарантированно, не заглянув в содержание? Как?

Штумпф глядел на него ожидающе. Эккерт достал сигару, срезал кончик ее специальными ножницами, повертел в руке, прежде чем закурить.

— Ты знаешь ситуацию, Зигфрид… Заводы Пензгена, Цангена, Лёзера, Флика и других задыхаются без руды. Генеральный директор объединения «Герман Геринг-верке» Плейгер докладывал рейхсмаршалу, что без нового поступления руды мы не сможем обеспечить рейх и армию новым оружием. А руды более чем достаточно в Швеции, Зигфрид… Ты понимаешь меня?

— Да-да, я понимаю, Фриц… Эти проклятые шведы сидят на руде. И я должен…

— В Швеции работает несколько наших групп. Там есть люди Маннесмана, Круппа, Хеша… Они давят на шведов, как могут, но интересы концерна «Герман Геринг-верке» представлены одним Гаупнером. Там нужен деловой и опытный человек.

— Спасибо, Фриц… — Штумпф растроганно пустит слезу. — Я знал, что ты хороший товарищ. Ты помнишь, что я когда-то сделал для тебя… О-о, ты пошел далеко, старина Фриц, и ты сделаешь для старого Зигфрида хорошее дельце, не так ли?

Эккерт встал.

— Еще не все сделано, Зигфрид… Сейчас я иду к рейхсмаршалу. Разговор будет тяжелый, я знаю… Еще не все в моих руках, ты понимаешь… Этими вопросами ведает доктор Вольтат, я просто анализирую промышленность стран Востока, и все. Так что ты пока не радуйся. Ты можешь посидеть у меня в кабинете, если хочешь, но знай, что я вернусь не раньше чем через час.

Штумпф встал.

— Я пойду к Карлу, старина. Я должен перемолвиться с ним парой словечек. Ты же понимаешь… Старый Штумпф уже совсем ничего не значит в своем доме. Хозяин — Карл. А он занят своими делами, и я выполняю его обязанности. Такова наша участь, Фриц, участь стариков при взрослых сыновьях… Я пойду к Карлу и попрошу твою птичку сообщить мне, когда ты вернешься.

Он торопливо выскользнул из кабинета.

Этого и хотел Эккерт. Он прикрыл за Штумифом дверь, постоял у окна и сел на диван. Игорь вез «план Отто» в голове. Он два вечера сидел над списками названий и цифр. Для его памяти это было трудно, но доступно. А вот как сделать теперь? Давать пакет Штумпфу — сумасбродство. Думай, думай! Ты обязательно должен придумать. Обязательно…

Эккерт вспомнил о сегодняшней встрече с Гельмутом Вольтатом, холеным, молчаливым, с надменным презрительным взглядом. Вольтат занимал в министерстве должность чиновника для особых поручений при Геринге. Рейсмаршал как-то проговорился Эккерту, что Вольтат был его личным посланником в Англии в июльские дни 1939 года. Через него Геринг пытался предотвратить вмешательство Англии в войну между Германией и Польшей. Вольтат провел плодотворные беседы с виднейшими деятелями британского правительства, но успеха не достиг. Тем не менее его обстоятельный доклад о предложениях англичан, подтверждающих их нежелание воевать с фюрером, очень понравился Гитлеру, и Вольтат был удостоен личной аудиенции и беседы. С ним даже стал вежливо здороваться Гиммлер, а это означало многое.

Вольтат пригласил Эккерта заглянуть к нему в кабинет. Они долго сидели друг против друга, потом Вольтат сказал:

— Мне рекомендовали вас как знатока России. Как вы оцениваете ее обороноспособность? Новые заводы в Днепропетровске, Кривом Роге? Производительность предприятий в Никополе?

— Я писал докладную записку рейхсмаршалу. Там все выводы.

Вольтат усмехнулся:

— Я читал ваш доклад. Он тороплив и ошибочен. Рейхсмаршал им недоволен. Вы слишком переоцениваете силу русских. Наши офицеры были на маневрах под Киевом. Ворошилов показывал устаревшие танки. В Испании мы видели их самолеты. Они хуже наших. Наши агенты в Прибалтике сообщают, что эти самолеты на вооружении Красной армии до сих пор. Нужен новый доклад, господин Эккерт. Я знаю, что ваша работа была выполнена очень быстро, это хорошо, но проанализируйте факты еще раз: рейхсмаршал предупредил, чтобы доклад был оптимистическим. Его, возможно, покажут фюреру… Вы понимаете? Вы знакомы с высказыванием фюрера на совещании в Бреннере? Так вот, фюрер сказал, что мы вынуждены будем схватиться с Россией еще до того, как пойдем на Британию. Исходите из этого, подготавливая ваш доклад…

— Я не хочу убеждать кого-то в заведомо неверных мнениях. — Эккерт побледнел. — Я знаю, что потенциал России так велик, что мы не скоро будем готовы к противоборству с ней. Я сообщу все, что считаю нужным сообщить. И лакировать факты я не буду.

Вольтат с любопытством глянул на него.

— Мне вас жаль, Эккерт, — спокойно сказал он. — Вы поймите одно: фюрер уже все решил. Все, Эккерт. На восток уже перебрасываются войска… Идите и подумайте, Эккерт.

Через несколько минут Эккерт вызвал Пауля. Шофер явился немедленно. На клочке бумаги Эккерт написал: «Немедленно свяжитесь с Анжелой. Любыми способами. Гитлер принял решение напасть на нашу страну. Подробности потом. Информация от личного советника Геринга фон Вольтата. Согласен на запасной вариант. Пусть кто-либо свяжется с неким Штумпфом в Стокгольме, где он будет находиться в промежутке между двадцатым и двадцать пятым октября, назовется Лейфом Рюдигером, шведским коммерсантом, и примет посылку для Центра. Штумпф ни о чем не подозревает. Рюдигер — агент по сбыту руды».

Эккерт глянул на лицо Пауля. Он стоял бледный, настороженный. Эккерт подождал, пока Пауль прочтет несколько раз записку. Вот он кивнул головой. Эккерт чиркнул спичкой и сжег листок.

— Идите, — строго сказал он. — Я прошу вас приготовить мне машину на завтра. Проверьте мотор. Может быть, нам придется ехать в Гамбург…

И вот сейчас ему нужно идти к Герингу. Уговаривать послать в Стокгольм Штумпфа. Впрочем, если бы Эккерт обратился к нему с просьбой послать туда кого-либо другого, рейхсмаршал был бы насторожен. Ведь только что состоялся его разговор с Гиммлером относительно частых контактов Эккерта со Стокгольмом. А вот Штумпф… этот будет вне подозрений!

А может быть, Вольтат что-то перепутал? Ведь в ноябре ожидается визит советского наркома. Его пригласил Риббентроп. Правители Третьего рейха закупили кинофильм «Петр Первый» и показывали его в зале рейхсканцелярии. Присутствовали Гитлер, Геринг, Геббельс… Лицемеры. Они еще аплодировали. Нет, теперь задача номер один получить точные данные по поводу сказанного Вольтатом. Подтвердить или опровергнуть… Такими вещами не шутят. А к чему тогда «план Отто»? Ведь это первый этап подготовки. А отмена операции «морской лев» — высадки в Англии? Значит, все верно?

Эккерт прикрыл глаза. Вчера на приеме, посвященном прибытию в Берлин представителя советских торговых организации, показывали несколько выпусков советской кинохроники. Чистые улицы Москвы, милиционеры в белых гимнастерках, смеющиеся ребятишки, кормящие голубей у стен Кремля… Родина. Любимая, единственная на всем свете… Как тяжело без тебя, без твоих полей, без русских березок над волжскими водами… Как тяжело одному из первых твоих часовых!

2

Геринг отодвинул в сторону бумаги.

— Это плохо, Фриц… Плохо. Ты ведь старый, опытный волк. Я тебя не узнаю. Твой доклад произведет самое неприятное впечатление на фюрера. Я знаю, что ему нужно, Фриц… Ты заблуждаешься. Ты пасуешь перед гигантизмом России. Ты знаешь, как назвал ее однажды фюрер? Колосс на глиняных ногах. Это очень метко. Россия хотела бы, чтоб мы остановили наши дивизии. Но ты скажи мне, Фриц, для чего создаются армии? Разве не для того, чтобы воевать?

— Я ничего не понимаю, господин рейхсмаршал… От меня требуют анализа. Я двадцать лет специализируюсь на России, на изучении ее экономики, вы же знаете это сами… — Эккерт судорожным движением придвинул к себе папки, принесенные для доклада. — Я считаю, что мы потерпим поражение в первые же две недели. Мои анализы точны как никогда… Это гибель — выступать против России. Это сумасбродство.

— Фридрих, ты переходишь грани… Даже друзьям не позволено такое. Гиммлер за эти слова содрал бы с тебя шкуру. Замолчи! В России мы возьмем сырье, земли, богатейшие земли Европы. Мы устроим там рай, Фридрих… И ты вернешься туда губернатором, ну, скажем, какого-нибудь Нижнего Новгорода. Ты хочешь быть гаулейтером? Вижу — хочешь. Так вот, я тебе обещаю этот пост, если ты будешь выполнять то, что тебе приказано. А мне нужно вот что: цифры и данные, которые бы подтвердили позиции фюрера и убедили наших трусливых генералов, что Россию можно сокрушить. Сколько тебе нужно времени для этого доклада?

— Две недели.

— Отлично. Считай, что ты их получил. Что еще?

— Я хотел бы знать, насколько все это серьезно. С Россией… Есть директива фюрера?

— Есть приказ фюрера. Директива Генштабу будет после визита русского министра. Мы попробуем повернуть дивизии Сталина на англичан.

Эккерт задумчиво пожевал губами.

— Я понял, господин рейхсмаршал… Я все сделаю.

Геринг прошелся по кабинету.

— Я тебе верю, Фридрих. То, что я сказал сейчас, это государственная тайна. Но двадцать лет, которые я тебя знаю, убедили меня, что тебе доверять можно. Я очень огорчен, Фриц, очень. Мы сделали глупость, что связались с англичанами. Да и Париж не так уж нужен был нам… Я сделал все, что мог, чтобы предотвратить вмешательство англичан и французов в наши польские дела. Я послал накануне войны в Лондон фон Тротта, ты помнишь того офицерика, который учился вместе с лордом Астором в Оксфорде? Да-да, ты его видел на совещании у Мильха, он в таких интеллигентских очках… Так вот, фон Тротт побывал в Кливдене, в усадьбе Астора. Там он встречался и беседовал с лордами Галифаксом и Лотианом, с министром Томасом Инскипом. Потом он встречался даже с самим премьером Чемберленом. Он говорил им, что дорога вермахта проляжет только на восток. Он предложил, чтобы англичане пригласили в Лондон Мильха или Удета, чтобы познакомиться с английской авиацией и договориться кое о чем… Да что там фон Тротт! Я сам на одном из приемов уговаривал французского военного атташе Стэлэна не вмешиваться в эту польскую заварушку. Я вернул Стэлэну отобранный у него личный самолет, чтобы он мог быстро сообщить о моих словах этому ублюдку Даладье. А генерал Боденшатц, по моей просьбе, сообщил Стэлэну, что мы к первому сентября будем с Францией и Англией в состоянии войны, если они не одумаются. Ты помнишь, Фриц, мы им сообщили фактическую дату нападения на Польшу. Мы хотели узнать: вмешаются ли они? Я знал, что до этого в Париже без приглашения побывал польский военный министр Каспржиск. Я знал, что Даладье и Боннэ шарахались от него как от чумного. Все было за то, что ни Чемберлен, ни Даладье не влезут в эту польскую историю. Но они струсили перед угрозой быть сброшенными со своих постов и отдали роковые приказы… И мы вынуждены воевать на два фронта. А ведь если б они были поумнее, мы бы сейчас уже были около Урала. А теперь Сталин перевооружает армию. Ид-диоты…

— Когда мы выступим против русских?

Геринг усмехнулся.

— Ты слишком много хочешь знать, Фридрих… Тебе это ни к чему. Сохраннее будет голова, если она не хранит таких тайн. Однако скажу тебе, что для подготовки такой кампании понадобится не менее трех-четырех месяцев… У нас нет нефти. В год нам нужно не менее двадцати трех миллионов тонн нефти, а у нас в наличии около трех миллионов… Нам нужны нефть и руда, Фриц. Много нефти и много руды…

Геринг сел в кресло, чтобы не лишать себя удовольствия время от времени краем глаза поглядывать на себя в огромное зеркало, занимавшее половину противоположной стены. Сегодня он был в баварском охотничьем костюме и шерстяных гетрах: рейхсмаршал ждал Гиммлера, с которым они уговорились поохотиться в государственном заповеднике. Рейхсфюрер должен был скоро прибыть.

— Кстати, Фриц, если хочешь, я тебе расскажу прелюбопытную историю о том, как наш грозный Генрих еще раз сел в лужу. Он предъявил фюреру какую-то бумагу, в которой доказывалось, что Мильх, генерал Мильх, мой ближайший помощник, имел в своем роду не то бабушку, не то дедушку еврея. Я его срезал сразу тем, что сказал: «В моем штабе я сам решаю, кто еврей, а кто нет». И ты знаешь, фюреру понравился мой ответ. Он отдал Гиммлеру его бумагу и засмеялся… Ты глянул бы на физиономию нашего грозного рейхсфюрера…

Эккерт неохотно улыбнулся. Геринг воспринял это как страх перед именем грозного главы гестапо.

— Фриц, ты можешь спать спокойно до тех пор, пока я за тебя. Скоро фюрер издаст декрет о провозглашении меня своим преемником и тогда… тогда… Кстати, моя жена уже спрашивала, почему ты перестал бывать в нашем доме.

— Я глубоко благодарен фрау Эмме… — Эккерт склонил голову. — Столько работы… Кстати, господин рейхсмаршал, я все же предлагаю направить нашего человека в Стокгольм. Мы можем потерять многое, если не поспешим. А ваше имя в Швеции еще помнят с той поры, как вы показывали в девятнадцатом шведским пилотам навыки германского аса… О, ваше имя в Швеции знают очень хорошо.

Геринг покачал головой.

— Ты льстец, Фридрих… За это качество тебя и боготворят женщины. Моя Эмми от тебя просто без ума. Твой такт ее всегда потрясает. Однако кого же ты предлагаешь? Уж не себя ли? Гиммлер сразу закричит, что ты повез англичанам все наши стратегические планы… Кстати, Фриц, а может, ты и впрямь работаешь на дядю Джона, а? Говорят, адмирал Годфри очень неплохо платит своим агентам… Так что, старина, может, я прав? — Он расхохотался, довольный своей шуткой.

Эккерт изобразил на лице ужас. Геринг захохотал еще сильнее.

— Боже мой, только идиот мог подумать что-либо подобное об этом человеке. А Гиммлер все время хвастается своими криминалистами… Ладно, ладно, Фриц, не буду больше так шутить. Ты слишком труслив для этой опасной роли, старина, и эта трусость убеждает меня больше всего в твоей невиновности. Так кто же твой кандидат?

— Вы его хорошо знаете, господин рейхсмаршал. Это старый Зигфрид… Он умен, может обвести любого и дока во всех делах, связанных с куплей-продажей.

Геринг настороженно глянул на Эккерта.

— Сколько тебе дал этот мошенник, Фриц? Вот уж с кем я не хотел бы иметь денежные дела. Он меня ограбит. И потом, он слишком нечистоплотен, Фриц…

— Зато против него ничего не будет иметь господин Гиммлер.

Геринг покачал головой.

— Фриц, ты работаешь у меня, а не у Гиммлера. Мне плевать, если ему что-то и не нравится.

Эккерт возразил:

— А он опять напишет какую-либо бумагу и пойдет к фюреру. Зачем вам лишние разговоры? Уж Мильха-то он вам не простит. После Фрича у него аппетиты разгорелись.

Геринг промолчал, из-под толстых, покрасневших век разглядывая Эккерта.

Конец ознакомительного фрагмента.