Цена хлеба. Защитникам Родины посвящается

Олег Иралин

Повесть возвращает к прошедшей чеченской войне, открывает взгляд на события глазами чеченских жителей, участников бандформирований и силовиков, восстанавливающих правопорядок, проблемы межнациональных отношений. В повести нашли отражение личные впечатления автора от служебных командировок и имевшие место события. Действия разворачиваются вокруг чеченской семьи, которую война расставляет по разные стороны.

Глава 4

Рота преследовала остатки банд до самого леса. Те пытались было закрепиться в селении, но с ходу были выбиты и оттуда. Спаслись немногие. Сразу по окончанию боя населённый пункт был зачищен, благо отработка полусотни лепившихся к лесу домов большого труда не составила. Как и следовало ожидать, без сюрпризов не обошлось: в подвале одного из строений обнаружили двоих — мужчину и юношу. Здесь же, под их ногами, нашли прикопанное на скорую руку оружие, что говорило само за себя. Обоих доставили к командиру роты и после короткого допроса усадили на землю вместе с ещё одним пленным — тем раненным пулемётчиком, что до последнего сдерживал атаку. Ибрагим, продолжая сжимать окровавленное плечо, хмуро оглядел опустившихся на корточки Далаева и своего бывшего командира. Он окинул их внимательным взглядом и отвернулся, не сказав ни слова. Молчали и вновь прибывшие. Совсем рядом, в десяти шагах, также сидели на земле и лежали на носилках раненные солдаты. Боец — санитар заканчивал перевязку последнего, раненного в ногу, когда подошли двое — командир роты капитан Завьялов, и командир второго взвода — год назад выпустившийся из училища лейтенант Ивашов.

Подойдя к раненым упругой походкой, капитан приказал не медля грузить всех для отправки в медсанбат. Затем он повернулся к пленным и зло сузил серые глаза.

— Всё молчишь, паскуда? — обратился он к раненному чеченцу — Вот товарищи твои разговорчивее оказались!

Чеченец ничего не ответил, и капитан обратил широкое лицо к лейтенанту.

— Знаешь кто это? Тот пулемётчик, что нашего Ботова срезал. Про второго — Климова, не скажу, но Ботов — на нём! Третий взвод на обратном пути нашёл. И чего только с ним цацкались, надо было на месте добить!

Ботов был бойцом его, Ивашова взвода. Мало того — он был его земляком — из того же города, в котором вырос он сам, Александр. Васю убили на его глазах, когда он бежал в цепи в четырёх шагах от лейтенанта. Били из единственно тогда действующего пулемётного гнезда, и сражён то он был самой последней очередью, как раз перед тем, когда Шумов выстрелом из подствольника успокоил того пулемётчика. Как всем показалось, навсегда. Лейтенант, поднявшись тогда со своим взводом на площадку, мельком взглянул на окровавленного чеченца, лежавшего в окопе лицом вниз, но принял его за мёртвого. И вот теперь убийца его солдата сидел перед ним, со спокойным видом разглядывая травинки у скрещенных ног. Ивашов вспомнил лицо Василия, затем такой же пасмурный день в прошлую осень, когда он, возвращаясь со службы, у самого КПП услышал:

— А это мой командир взвода! Тоже из нашего города!

Слова эти произносил Ботов и обращены они были к неброско одетой женщине с простыми чертами лица и руками, выдающими знакомство с грубым физическим трудом. На самом деле у солдата и в мыслях не было желания хвастать перед матерью своим землячеством с Ивашовым. Просто он вот уже битых полчаса пытался убедить её, что служится ему хорошо, что все эти телевизионные ужастики об издевательствах в армии — сплошной бред, что с таким вот командиром взвода ему и вовсе будет не служба, а мёд, и что совсем не обязательно тратить свои скромные сбережения на поездки к нему в часть. Услышав, что говорят о нём и перехватив изучающий взгляд женщины, лейтенант замедлил шаг и ответил на отданную ему солдатом честь. Его мать тут же подошла ближе и, заглядывая в глаза, попросила:

— Вы уж присмотрите за ним, пожалуйста, чтобы сам он не натворил чего, ну и с ним чтобы…

Женщина запнулась, не зная, как уместнее выразить главное, но Ивашов и так понял то, что сейчас тяжёлым камнем лежало на её душе.

— Не волнуйтесь Вы за сына, — с улыбкой произнёс он и уже другим, серьёзным тоном заверил — вернётся он домой живым и здоровым!

Конечно, уверения лейтенанта не развеяли всех сомнений матери, но тревоги в её глазах поубавилось и Александр, не желая больше быть объектом её внимания, поторопился к выходу. Уже за воротами части его окликнул командир роты. Капитан Завьялов шёл следом и невольно оказался очевидцем только что произошедшего разговора.

— Не торопился бы ты таких обещаний давать! — посоветовал Леонид взводному — Сегодня в штаб разнарядка пришла — похоже, в ближайшее время придётся нам на юг податься. Но то там нашей роте будет не до загара.

И вот теперь, рядовой внутренних войск Ботов Василий возвращался к матери в свой и его, Ивашова, город, возвращался раньше срока и в цинке, в то время как его убийца сидел напротив хоть и раненным, но живым! Надо заметить, что из всех троих пленных, этот бросался в глаза в первую очередь. Первый — самый старший, глядел загнанным зверьком, примостившийся к нему юноша в страхе скулил, то и дело хлюпая носом, и только пулемётчик, стиснув зубы и зажав кровоточащую рану, сидел с отсутствующим видом. Капитан тоже задержал взгляд на раненном чеченце. Что-то переменилось в его лице и он, повернувшись к санитару, бросил:

— Закончишь с нашим — того урода перевяжи. Какой ни есть, а всё же раненый!

Офицеры отошли и санитар, перевязав последнего бойца, не торопясь, подошёл к Сулейманову. Он осмотрел его и обнаружил два осколочных ранения: одно в плечо, а второе — по касательной, в спину. Ни одно из них опасным для жизни не было, но, как и все раны, причиняло страдания. Солдат достал из сумки шприц и приготовился вколоть его содержимое Ибрагиму, когда услышал вопрос:

— Что это?

— Это промедол, наркотик такой. После него болевой шок не чувствуется.

И, видя, что чеченец не торопится убирать ладонь с раненного плеча, санитар в свою очередь спросил:

— Так что, колоть?

— Не надо! — твёрдо отказался тот.

— Ну как знаешь! — пожал плечами парнишка и спрятал шприц обратно — Давай хоть раны обработаю. Сейчас больней будет, так что придётся потерпеть.

Ибрагим согласно кивнул. Он терпел, стараясь не издать ни звука, терпел, пока боец обрабатывал раны, перевязывал их и фиксировал руку. Но когда он закончил процедуру, действительно стало намного легче. Скулёж Далаева к тому времени прекратился. Теперь Нуради молчал, бросая вопросительные взгляды то на Сулейманова, то на своего бывшего командира. Сам же Цагараев шнырял глазами на окружавших их солдат. Он переводил взгляд с их лиц на перекинутое за спину оружие и с досадой думал: «До чего идиотская ситуация! Вот подойдут сейчас молча, отволокут вон к тому кустарнику и пристрелят…» Салман старался гнать мрачные мысли, цепляясь за зыбкую надежду, что удастся выйти невредимым и в этот раз. Ведь каких-то четыре месяца назад уже приходилась вот так же сидеть со связанными руками и ждать своей участи. Смерть тогда придвинулась вплотную, протянула костлявые руки и заглянула в лицо пустыми глазницами. И всё же обошлось. Он выжил, выжил! Так неужели для того только, чтобы погибнуть сейчас! Главарь продолжал беспокойно вертеть головой и рыскать глазами, пока взгляд его не выхватил приближающийся к выставленному посту УАЗ. В глазах его вспыхнула надежда и неведомая сила, уже сжимавшая в холодных объятиях сердце, отступила прочь.

На подъезжающий к охранению автомобиль обратил внимание не только чеченец. Капитан Завьялов ещё издали заметил выкрашенные в белый цвет диски, и отдал команду вызванному сержанту:

— Пленных в бээмпэ, быстро!

Сержант заторопился выполнять приказ, в то время как недоумённый Ивашов спросил:

— Что случилось, товарищ капитан?

— Вон ту машину видишь? На диски внимание обратил?

Лейтенант кивнул и командир роты продолжил:

— Это прокурорский уазик, его ни с каким не спутаешь. Как думаешь, почему они одни, без всякого сопровождения разъезжают? Да потому что даром чехам не потребны! Те ведь прекрасно знают, что вот эти ребята — гарантия их неприкосновенности. Я здесь их встречу, а ты бойцов предупреди, чтобы рот на замке держали, иначе эти правоведы наших чехов на четыре стороны нагонят!

— Почему нагонят? — изумился командир взвода, искренне не понимая озабоченности ротного.

— За недостаточностью улик, как они говорить любят! — повысил голос Завьялов, явно раздосадованный непонятливостью подчинённого — Или ещё за что. Эти найдут, к чему придраться!

Тем временем прокурорский УАЗ остановился у выставленного охранения и из него, не спеша, выбрались двое. Первый — в погонах майора, хмуро проследил за заметным оживлением в расположении роты, и с неожиданной злостью накинулся на представших перед ним солдат.

— Почему на технике закрашены номера?! На каком основании дорогу из села перекрыли?! Вы знаете, что своими действиями лишили граждан свободы передвижения?!

К нему присоединился спутник помладше, и оба сотрудника прокуратуры, надрывая голоса, принялись выкрикивать обвинения в адрес военных, чем немало озадачили четырёх застывших перед ними солдат. К повышенным интонациям бойцам было не привыкать, удивляло лишь одно — адресация упрёков именно к ним, солдатам срочной службы. Ведь даже дремучей старухе известно, что в армии любое мало-мальски значимое действие осуществляется по приказу командиров, то есть офицеров, и соответственно, вопросы нужно задавать именно им. Конечно, все четверо знали, почему в действующих на Кавказе подразделениях предпочитали не оставлять о себе сведений в виде номерных знаков и прочих автографов, но ребята здраво рассудили, что если дядям сия причина до сих пор не известна, то объяснять её уже поздно, во всяком случае, не им. У охранения собралось уже два десятка глазеющих на представление чеченцев. Они с удовольствием созерцали происходящее до тех пор, пока прокурорские работники не вымотались в своих усилиях. Закончив гневные речи, они снова водворились в транспортное средство и продолжили путь, преодолевая последние десятки метров до расположения роты. У первого же БМП их ожидал капитан Завьялов. Прибывшие поздоровались и представились. После внимательного изучения протянутых удостоверений, командир роты коротко спросил:

— Что интересует?

Вопрос прозвучал довольно сухо, что незваных гостей явно покоробило.

— Интересует порядок применения оружия, и в первую очередь в населённом пункте! — заявил старший следователь, и после короткой паузы многозначительно добавил — И не только это.

Последнюю фразу капитан Завьялов пропустил мимо ушей, предпочитая осветить первый, обозначенный следователями вопрос.

— А что рассказывать? — недоумённо произнёс он — Применяли в обычном порядке. Дождались, как и положено, когда чехи из всех стволов по колонне прошлись, и когда убедились, что они не праздничный салют дают, открыли ответный огонь!

— Похоже, Константин Трофимович, нас здесь не за тех приняли! — возмутился следователь помладше — молодой человек лет двадцати пяти — Шутками нас повеселить захотели!

— Вот уж нет, товарищи прокурорские работники, такими шутками не мы, а скорее вы нас смешите, прямо до слёз иногда…

— Почему пушки в населённом пункте применяли? — сурово прервал капитана майор — Кто ответит за материальный ущерб?!

— А как без него, без ущерба этого, когда ичкеры в селе закрепиться пытались? Не сбей мы их огневые точки с ходу, так не то что пару зданий — полсела развалить пришлось бы!

— Полсела… — передразнил Завьялова молодой — Геноцид решил здесь устроить, десятки людей ведь без крова остались бы!

— Подожди, Евгений Николаевич, не горячись! — остановил своего товарища старший следователь и, уже обращаясь к командиру роты, упрекнул — Но вы тоже хороши… Могли ведь и мирных задеть. По-другому как-то надо было!

— Как именно? Как по-другому? — недоумевая, развёл руками капитан — Трупами солдат пулемётные гнёзда забрасывать? Героев России плодить? Так у меня и так к тому времени одних только двухсотых два насчитывалось!

Произнося последние слова, командир роты на глазах помрачнел, с досадой махнул рукой и зло продолжил:

— Подумаешь, дали пару выстрелов из башенного ствола, так у него калибр какой? Из него не то что их кирпичные хоромы — глиняную мазанку разрушить невозможно — не меньше пяти снарядов вколотить пришлось бы. Всего-то разрушений — угол дома да край забора! Какую теперь мне ответственность нести прикажете?

Последний вопрос, как впрочем, и все предшествующие, был обращён к старшему следователю. В запале командир роты уже перешёл на повышенный тон, что Константина Трофимовича если не злило, то раздражало безмерно. Он вообще болезненно относился к любому крику, но на первых порах стремился умерить пыл оппонента подчёркнутым спокойствием. Вот и теперь, видя всё возрастающую разгорячённость капитана, старший следователь, выбрав соответствующий тон, спросил:

— Как вас, по имени отчеству величать, товарищ капитан?

— Леонид Анатольевич!

— Так вот, Леонид Анатольевич! С таким ущербом, но при отсутствии жертв среди мирного населения, ответственность минимальная. Можно сказать, ничего серьёзного. Государство хозяевам убытки компенсирует и…

— А если эти самые жертвы присутствуют, тогда что? — перебил Леонид, блестя глазами от возмущения.

— Тогда тюрьма. Вам, товарищ капитан, и тем, кто непосредственно стрелял.

— Это что же получается? Моих пацанов как угодно убивать можно, а нам в ответ и не выстрели даже, а то чеха мирного заденешь?! И вообще, с чьих слов вы судите, что они мирные, жертвы эти? Чеченцы никогда нам правды не скажут, в любом случае своих выгораживать будут!

Пока Константин Трофимович молчал, собираясь с мыслями, не находя ответа на столь сложный вопрос, возникшую паузу заполнил следователь помладше.

— Все подробности при возбуждении уголовного дела узнаете! — заявил он многозначительно, стараясь не отрывать взгляда от прищуренных в усмешке глаз капитана — Если придётся, конечно. И вообще, кроме всего прочего, в Кодексе такая статья имеется, как незаконное лишение свободы. А у вас, если я не ошибаюсь, только что группу людей куда-то в сторону увели. Вы что, чеченцев у себя удерживаете? Может, на них законно добытые показания имеются или прочие улики?

Командир роты сник на глазах.

— Каких таких людей? — переспросил он, глядя куда-то в сторону — Раненных моих на отправку повели, больше никого не было…

— Не было, так не было! — поспешил согласиться Константин Трофимович, не давая своему товарищу озвучить следующий, готовый сорваться с его уст вопрос — Мы у вас осмотримся тут немного. Любопытно, знаете ли, не часто ведь в действующее подразделение заезжать приходится.

«Вот ведь, поди разбери этого лиса! — в сердцах подумал Завьялов, глядя на совершенно спокойное лицо старшего следователя — Говорит так, что не разберёшь: то ли он все вопросы оставил, то ли только копать начинает!» С такими сомнениями капитан угрюмо оглядел незваных гостей и, прекрасно понимая, что те вполне могут обойтись и без его согласия, выдавил:

— Ничего интересного здесь не найдёте, но если желаете, я вас провожу.

— Зачем же от дел отвлекаться, товарищ капитан! — возразил старший следователь — Мы и сами разберёмся.

Командир роты не стал настаивать. Он повернулся было к ожидавшим невдалеке командирам взводов, но задержался и уже в спину недавним собеседникам крикнул:

— Разрешите вопрос, товарищ майор! А что, уже поступили заявления чеченцев о жертвах?

Оба прокурорских работника оглянулись и старший, не меняя выбранного тона, всё тем же бесцветным голосом ответил:

— Мы успели переговорить с жителями. Сведениями о гибели мирного населения не располагаем.

Они прошлись немного в полном молчании, пока пребывающий в недоумении старший лейтенант не озвучил вертевшийся на языке вопрос:

— Почему Вы этого зарвавшегося капитана на место не поставили, Константин Трофимович? И вообще — мы совсем в противоположную сторону от тех машин идём. Там ведь движение было и группу людей именно туда солдаты тащили!

Майор повернул озадаченное лицо и в свою очередь переспросил:

— Ты о тех трёх, что до бронетехники сопроводили, пока мы на кэпэпэ надрывались? Видел я их тоже!

И, наблюдая полное удивление в глазах товарища, продолжил:

— Месяц назад, перед самым твоим приездом, наш Гриневич на похожее происшествие выезжал. Вот как раз на этой самой машине, да и водитель тогда тот же был. Себе в помощь Заболоцкого взял и ещё кого-то. Приехали они на место, а у военных пять чеченцев содержатся — едва в расход их пустить не успели. Один из задержанных, как оказалось, вдобавок ко всему ещё и раненным в ходе обстрела оказался. В итоге все они на свободе, офицер и два солдата под следствием, а на коллег наших представления на внеочередные звания ушли, и на прочие очень приятные мелочи. И то сказать — не зря ведь ребята потрудились… Как думаешь, Жень?

Евгений с ответом не спешил. Из услышанного прежде всего резануло слух то, что среди выпущенных коллегами чеченцев был раненный, и этот факт его немало заинтересовал.

— А что с раненным? — наконец спросил он — Военные то в ответ как оправдывались?

— Что ты, словно вчерашний, вопросами глупыми забрасываешь? Пытались они там доказать что-то, будто чеченцы эти в бою по ним шквальный огонь вели, что раненный ими в тот момент подстрелен был, когда из гранатомёта бэтээр пытался подбить, но кто их слушал! Они ведь заинтересованной стороной выступают, какая им с юридической точки вера! Зато из чеченцев полсела показания дали, что выпущенные Гриневичем люди во время боя чай с рогаликами попивали и никакого отношения к боевикам не имеют вовсе!

— А их показания, значит, непредвзятые?

— Получается так.

Константин Трофимович закурил сигарету, долго с хмурым видом рассматривал заметно посиневшую даль и наконец внимательно посмотрел в глаза своему младшему спутнику.

— В общем, сам решай, в какую сторону идти. — решительно подытожил он, и подчёркнуто равнодушным тоном продолжил — Может, и в правду окажется, что те люди — чеченцы. И весьма возможно, что улик на них у капитана никаких, только лепет о том, что они на месте боя взяты. В таком случае, кстати, признательность чеченцев нам обеспечена… Спроси у Гриневича, сколько у него готового к отправке багажа прибавилось?

Высказываясь, майор не отрывал взгляд от глаз старшего лейтенанта и, читая замешательство на его лице, предложил:

— Ну что, вернёмся?

Евгений судорожно пытался изобразить полное безразличие, но разгоревшиеся глаза его выдавали кипевшую в нём борьбу чувств. Он достал из пачки сигарету, нервно затянулся и выпустил клуб дыма. Раздумья длились недолго, всего в две глубокие затяжки. Когда старший лейтенант отбросил окурок, то в глазах его восстановились прежняя уверенность и спокойствие.

— Что нам шариться здесь без толку! — устало произнёс он — Поедем, что ли, Трофимович, а то стемнеет уж скоро.