Цена хлеба. Защитникам Родины посвящается

Олег Иралин

Повесть возвращает к прошедшей чеченской войне, открывает взгляд на события глазами чеченских жителей, участников бандформирований и силовиков, восстанавливающих правопорядок, проблемы межнациональных отношений. В повести нашли отражение личные впечатления автора от служебных командировок и имевшие место события. Действия разворачиваются вокруг чеченской семьи, которую война расставляет по разные стороны.

Глава 2

Наперекор ожиданиям многих, скорого боя не предвиделось. Битый месяц отряд слонялся от села к селу. Время от времени Салман пропадал на несколько дней или же встречался с какими-то людьми в их присутствии. Через неделю снова меняли насиженные места и всё повторялось снова, пока однажды их командир, вернувшись после очередной своей отлучки, не заявил:

— Завтра идём в бой, хватит нам без дела бродить! Дождёмся одного приезжего репортёра, и выступим!

Следующим утром, когда один из родственников Цагараева подвёз ожидаемого незнакомца, весь отряд уже был на месте засады — опушке леса, примыкавшего своим уступом к дороге. Дорога эта вела к месту дислокации подразделения, окопавшегося в восемнадцати километрах отсюда. По ней часто сновал воинский транспорт, причём без надлежащего охранения и абсолютного отсутствия инженерной разведки. Район считался благополучным, до сих пор нападений на воинские колонны здесь не случалось и армейцы вели себя беспечно.

— Хороший ракурс! — хмыкнул довольный репортёр, осматривая прилегающую местность.

Несмотря на его старания, он совсем не был похож на того, за кого себя стремился выдать. В нём совсем не замечалось той суеты, которая присуща журналистской братии, бросалась в глаза небрежность, допускаемая к камере, и вместе с тем цепкость во взгляде и скупость в словах. Впрочем, данное обстоятельство нисколько не тревожило чеченцев, с первого взгляда распознавших в нём украинца, чьи земляки давно уже не были редкостью среди защитников Ичкерии. Поэтому никто не удивился, когда Дмитро потребовал автомат.

— Зачем он тебе? — рассмеялся Салман, однако же выполняя просьбу прибывшего — Ведь видеокамера — главное оружие репортёра!

— Нехай под рукой будет! Я когда кацапов вижу, рука сама к оружию тянется!

— А успеешь сразу два дела делать: и стрелять, и снимать? — спросил Далаев Нуради, тоже отчего-то веселясь — Или, как Шварц, с одной руки палить будешь?

— Что я, дурак, в рост подниматься с оптикой перед русскими? Сначала вас, героически пуляющих, сниму, потом сам развлекусь. А когда всё закончится, тогда и трупы с разбитой техникой!

— Ну ты жук! — хохоча, сказал Нуради, вспомнив высказывание русской соседки, которую он же впоследствии продал перекупщикам из Турции.

— А я и есть Жук! — ответил Дмитро, довольно улыбаясь — Фамилия у меня такая, так что в самый цвет попал!

— Отснимешь нас, а потом кассету куда? — не отставал молодой чеченец — К себе в Украину отвезёшь?

— Что там в Украину! — ухмыльнулся Жук — Бери выше! Я на Штаты работаю, и Европа тоже заинтересована, между прочим!

— Ну хватит трепаться! — прикрикнул Салман, видя, что разговор затягивается — Расходитесь и выбирайте себе позиции для засады!

Они прождали половину дня, прежде чем из-за поворота дороги показалась БМП с пятью солдатами на борту. За ней тащились два открытых ЗИЛа, в кузовах которых никого не наблюдалось. Как только БМП поравнялась с воткнутой на обочине меткой, Цагараев резко взмахнул рукой, и подрывник прокрутил рычаг пульта. Импульс побежал по проводам и через секунду под самым днищем бронированной машины прогремел взрыв. Тут же к неподвижным уже целям устремились выпущенные из гранатомётов заряды, и вскоре от колонны остались три груды металлолома, густо поливаемых свинцовым дождём.

— Хватит, прекратите стрелять! — закричал Салман, стараясь перекрыть грохот автоматов и пулемётов.

Ему не сразу, но всё же удалось добиться выполнения команды и вывести своих людей из укрытия к недавним целям. Они шли, всё ещё дивясь той лёгкости, с которой досталась им победа. Казалось, что после такого шквального огня никто не может уцелеть, и чеченцы шагали в полный рост, хохоча и переговариваясь друг с другом, когда откуда-то из изрешечённого корпуса БМП раздалась очередь. Сразу же вскрикнул и осел на землю раненный в плечо Дугаев, и следом поспешили упасть в траву и другие, шагавшие с ним. Опять поднялась стрельба, за стрёкотом автоматов забухали пулемёты, и Цагараеву стоило большого труда прекратить ведение огня второй раз. Его люди долго вслушивались в тишину, но ответных выстрелов больше не раздавалось и они, не торопясь, осторожно приблизились к дороге.

Ибрагим подошёл к остаткам БМП первым. Сказать, что в ней зияли дыры, значило бы не сказать ничего. Её корпус словно весь состоял из распахнутых окон, метрах в десяти валялась перевёрнутая башня. Со стороны двигателя занимался огонь, и обгоревший труп механика издавал сладковатый, тошнотворный запах, что заставляло ускорить шаг. Он быстро обошёл два залитых потемневшей кровью трупа и, удерживая наготове пулемёт, подступил с другой стороны машины. Там тоже лежало двое. Лицо и грудь первого представляли сплошное месиво, второй лежал лицом вниз, головой в сторону леса. Правая рука бойца так и осталась на прикладе автомата. Разглядывая его, Сулейманов заметил сгущающуюся струйку крови из-под левой руки. Штанина в районе голени также пропиталась кровью, но она не засохла полностью, продолжая алеть у края пятна. Он склонился над телом, перевернул его и обнаружил, что солдат ещё жив. Чеченец снял с него каску и осторожно подложил под обритую голову, затем отцепил от пояса флягу и брызнул на лицо воду. Ибрагим брызгал до тех пор, пока солдат не пришёл в сознание и не открыл глаза.

— Что ты там копаешься! — услышал он крик Салмана, раздавшийся по ту сторону БМП.

— Тут живой! — привстав с корточек, сообщил Сулейманов и снова опустился, поднося флягу к пересохшим губам бойца.

Но через несколько секунд его оттянули в сторону, окружив полулежавшего солдата плотным кольцом. Подойдя, Цагараев с размаха пнул по залитой кровью ноге и, когда воздух огласился воплем, сразу же из нескольких глоток вырвался оглушительный хохот.

— Эй, Салман, я ещё одного нашёл! — донёсся со стороны переполненный ликования голос Далаева.

В ту же минуту часть глазевших на раненного бойца чеченцев бросилась к разбитым ЗИЛам и возвратилась, волоча абсолютно невредимого солдата. Его втолкнули в круг из живых тел, заставив сесть рядом со своим товарищем. Цагараев дал знак, и из-за сомкнутых спин с камерой в руках пробился украинский нацист.

— Снимай! — коротко бросил командир.

Он дождался, когда оператор изготовится, и только тогда приступил к наглядному допросу.

— Звание, фамилия, номер полка? — спросил он сурово второго бойца, стараясь придерживаться официального тона.

Солдат отвечал, испуганно глядя на вопрошающего и бледнея лицом с каждым произносимым словом. Его била мелкая дрожь и оттого речь его вышла прерывистой.

— Повтори! — потребовал Салман, нависая над допрашиваемым так, чтобы оставаться в ракурсе направленной на него камеры.

Солдат повторил с прежним заиканием, и Цагараев едва заметно усмехнулся.

— Что ты делаешь в Чечне? — продолжил он допрос после выдержанной паузы.

— Я солдат, мне что прикажут, то и делаю… — чуть не хныча, промямлил парнишка и, не находя больше слов, замолчал.

— Сколько мирных жителей убил? Признавайся! Это ты сейчас по нам стрелял?

— Я никого не убивал! — воскликнул пленный и совсем уже блеющим голосом продолжил — Я и сейчас ни разу не выстрелил, у меня все патроны на месте. Да вы сами мой автомат посмотрите — у него ствол до сих пор в смазке!…

— Не скули, урод! — зло оборвал его раненный солдат, с трудом разворачиваясь всем телом к сослуживцу.

Внимание чеченцев разом переключилось на него, и раздосадованный таким оборотом Цагараев с издёвкой протянул:

— Что, смелый, да?

Он снова с размаха ударил по раненой ноге, но боец стиснул зубы и вырвался лишь глухой стон.

— А ты сам стрелял?! — сорвался на визг Салман.

— Да.

— Ты нашего Алихана ранил?

— Не знаю. — искренне признался солдат и добавил — Надеюсь.

— Надеешься?! — в крике переспросил чеченец и в голосе его явственно проступили истеричные нотки — Посмотрим, каким ты героем через минуту будешь!

Он повернулся к одному из своих людей и, проведя ладонью у горла, кивнул в сторону другого, стоявшего на ногах, солдата. Бородач, к которому обратился командир, тут же достал из ножен внушительных размеров клинок, но с дальнейшими действиями замешкался. Его мигом опередил Далаев Нуради. Он одним прыжком подскочил со спины к впавшей в оцепенение жертве, потянул на себя взмокший от липкого пота подбородок и, довольно ухмыляясь, погрузил лезвие ножа в хрустящую плоть. Рядом продолжала работать камера, многочисленные соратники по борьбе с интересом глазели на бьющую из-под покрасневшего лезвия кровь, и только некоторые украдкой отводили взгляд.

— Смотри! Хорошо смотри, собака! — надрываясь, исходил в крике главарь, обеими руками вцепившись в голову раненного бойца, и развернув её лицом к происходящему действу — Смотри, это и тебя ожидает!

Нуради уже закончил и брошенное тело зарезанного, перестав биться в конвульсиях, лежало в луже собственной крови.

Тогда Салман рывком приподнял раненного с земли и насильно усадил его перед собой на колени. Тот мычал от боли, но Цагараев, продолжая давить на плечи, вынуждал его оставаться в таком положении. Насытившись причиняемой пареньку болью, он, раздельно чеканя слова, произнёс:

— Ну что, жить хочешь? Ты попроси, а я подумаю! Или слова от страха позабыл? Говори: «Я, грязная русская свинья…» Говори!

Салман встряхнул бойца и всем показалось, что голова его вот-вот сорвётся с тонкой шеи.

— Говори! — требовал чеченец, подставив нож к горлу солдата.

— Я человек. Русский! — прохрипел тот и толпу сразу же всколыхнули злобные выкрики.

Цагараев выпрямился, натужно рассмеялся и громко объявил:

— Что от него ещё ждать! Он же ранен, ему боль испугаться мешает!

Солдат с самого начала расправы не надеялся на великодушие своих мучителей. Догадываясь о следующем шаге чеченцев, он обвёл их коротким взглядом. Юноша ни в кого отдельно не всматривался и сейчас все они для него были на одно лицо, но Сулейманову почудилось, что глаза русского искали его. Ибрагим опустил голову и не поднимал её долго. Он не смотрел, как с двумя добровольцами Салман перерезал горло обнаруженному им раненному, как они выпускали из рук обмякшее окровавленное тело. Откуда-то доносились ликующие крики стоявших рядом людей, но доносились словно издалека. На душе было муторно, а к горлу подкатил такой ком, что невозможно стало дышать. Ибрагим всё же поднял голову и взглянул на лежавшие рядом тела. Взгляд выхватил юношеское лицо с припухлыми губами и чуть выступающими скулами. Прямо в упор, не мигая, смотрели голубые глаза.

Цагараев ещё попозировал перед продолжающим снимать украинцем на фоне остатков машин и трупов. Напоследок он произнёс перед камерой короткую речь, декламируя лозунги, уже неоднократно произносимые им ранее, и наконец отдал команду на выдвижение обратно в лес. Прошло уже достаточно времени и приходилось опасаться других колонн — на этот раз не только с одной БМП и двумя грузовиками, набитыми продуктами и прочим хозяйственных скарбом.