Панцирь

Олег Геннадьевич Фомин, 2014

Уютную и стабильную жизнь менять не хочется, но порой перемены стучатся в дверь сами. Андрей обожает компьютерные игры: с утра до ночи (а то и с ночи до утра!) убивает монстров, выполняет квесты, собирает артефакты, получает уровни и качает навыки. Сегодня с мечом в Средневековье, завтра с дробовиком в ядерной пустыне, послезавтра с лазерной пушкой на космическом корабле. Ныряет из мира в мир – и везде становится прославленным героем. Не жизнь, а мечта!Но в часы отдыха его мучает один и тот же сон. Что это? Побочный эффект игр… или предвестник перемен?

В оформлении обложки использованы фотографии с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.

Воин идет за хранителем по сумрачному коридору из древних плит, в свете настенных факелов на мускулах блестят крапинки пота от боевого возбуждения. Близость битвы раскаляет лицо, швыряет сердце на ребра. Коридор содрогается и гудит под глухим эхом рева: там, наверху, армия кровожадных зрителей ждет гладиаторов в яростном нетерпении, еще немного — и сами хлынут на песок арены рвать друг друга.

Понять их можно. Грядущая схватка — одна из самых долгожданных, обещает как никогда много жестокости и накала. Враг опытный, невероятно сильный, и воин сознает: от выбора оружия напрямую зависит жизнь.

— Ты должен выбрать оружие, — говорит хранитель арсенала. — Но помни, время на выбор ограничено.

Коридор заканчивается красивой лиловой занавеской, по обе стороны стынут два стража с алебардами, в доспехи закованы наглухо, позы грозные, хозяйские.

Над занавеской на стене висит пара кинжалов крест-накрест, одноручный меч и топор.

Кинжалы — оружие легкое, удары быстрые и точные. К тому же, два, можно вести бой на левом и правом фронтах сразу, застать врасплох, а в удобный момент — метнуть. Но клинки короткие, урон невелик, а отражать ими можно лишь слабые удары. А если враг в доспехах, то исход битвы ясен и слепому.

Топор — союзник могучий: пробивает блоки, сминает доспехи, а благодаря длинной рукояти удары далекие, размашистые. Но сил отнимает много, быстро изматывает, атаки медленные как морские волны, да и защищаться трудно. Врагу легко уклоняться, просто выждет, когда хозяин топора выдохнется, и нанесет смертельный удар.

Воин не ловкач, рассчитывающий только на скорость и уловки, и не силач, который движет скалы как орешки. Он — где-то между. Потому нужна золотая середина.

Меч, однозначно меч.

Выбор сделан твердо еще до того, как они дошли до конца коридора, и воину гораздо спокойнее, будто враг уже ранен, остается лишь добить.

У занавески хранитель замедляется, тянет к ней руку.

— Выбираю меч, — уверенно говорит воин.

Спутник замирает, к воину обращается взгляд, полный удивления, брови подняты на лоб.

Воин тычет в меч над занавеской.

— Что? — Хранитель смотрит в указанном направлении. Усмешка. — Ах, это… Это не арсенал, это так… вместо вывески. Нам сюда.

Выпуклые доспехи стражей отражают растерянное лицо воина. Он сбит с толку, восприятие инстинктивно обостряется, гул толпы и факелов кажутся громче, даже приносят ощутимую боль, как кислотный туман.

Хранитель отдергивает занавеску, они входят в ослепительно яркий круглый зал.

У воина перехватывает дыхание, глаза как хрустальные шары.

На него обрушивается изобилие!

Всюду теснятся подставки с оружием, и все прекрасное, блестящее, одно другого мощнее, стен почти не видно из-за дебрей клинков, булав, молотов…

Ноги воина заплетаются, выводят в центр, голова крутится туда-сюда до хруста в шее, ошалевший взгляд не может задержаться на чем-либо дольше мгновения, скачет с одной великолепной вещи на другую. Мечи, кинжалы, перчатки с ножами, копья, алебарды, трезубцы, кистени, булавы, топоры, и каждого десятки видов, и еще многое другое. На подставках таблички, где написаны магические свойства оружия и способы применения.

— Выбирай, — говорит хранитель добродушно, — но торопись, у тебя всего минута.

Оружие украшено резьбой, магическими рисунками, зачарованными кристаллами самых разных расцветок. Воин раскаленный и взмокший, сердце колотится бешено, словно вокруг не сталь для убийства, а обнаженные девы. Уже не думает о битве, с таким вооружением, что бы ни выбрал, победа неизбежна, но все равно хочется жадно изучить каждый экспонат, выбрать лучший, чтобы победа вышла легко, красиво, покорила хищные сердца зрителей.

— Осталось полминуты, — напоминает хранитель.

Проклиная невозможность задержаться надолго, воин перебегает от одной подставки к другой.

Вот этот меч в чешуе оранжевой энергии не только идеально острый, сбалансированный и прекрасный, но и умеет изрыгать пламя.

Страстно хочется выбрать его, но рядом длинный зеленоватый крис, шедевр оружейного дела, повышает скорость владельца, источает смертельный яд, убивающий даже крошечной царапиной, а также способен порождать ядовитых черных кобр, они не трогают создателя, но яростно бросаются на его врагов.

С другой стороны покрытый инеем и барельефами чудовищ молот с пирамидальными половинами. Его удары по земле взращивают стену ледяных бивней, пронзающих врага снизу, и чем удар сильнее, тем стена длиннее, а бивни выше, можно выбить сразу крепость с башнями, от врага не останется и пыли.

А позади изящные розовые саи, дают хозяину власть над временем и способность к телепортации…

И это лишь капля в море — то, до чего руки дотягиваются, а кругом джунгли всевозможных артефактов, поражающих воображение красками, формами и свойствами.

Опьяненный богатством воин вбегает в чащу оружия наугад, словно хочет убежать, охладить рассудок, но натыкается на постамент с золотой сетью, она покрыта шипами как ковер ворсом, может скручиваться в разрубающий любые доспехи хлыст, а может быть и плащом, который возвращает удары врагу.

И рядом с такой же силой манят сотни и сотни…

О боги, что же выбрать?!

— Осталось несколько мгновений, — слышится откуда-то, как в бреду.

Изобилие и свобода выбора оглушают радостью, воин задыхается, голова кружится, горячая как у больного. Его бросает от подставки к подставке, рука тянется то туда, то сюда, и с каждой секундой быстрее, чаще. Чувства все жарче, необъятнее, он ощущает себя властелином мира.

— Пора! — оглашает хранитель. — Бой начинается!

Воин, превозмогая счастливое безумие, все же выбирает, тянется к двуручному мечу, который превращает своего владельца в трехглавую гидру, но внимание перехватывает огромная призрачная сабля, что создает множество близнецов хозяина, рука замедляется, ее дергает сомнение… В этот момент под руки подхватывают стальные грохочущие лапы стражей, волокут куда-то резко, стремительно, будто сносит ураган, все оружие проносится перед глазами воина широкой пестрой лентой.

Накрывает полумрак, под гром доспехов мелькает цепь настенных факелов…

Ослепительный свет, воин теряет ориентацию в пространстве, а когда свет рассеивается, вокруг — арена. Трибуны ревут: в первых рядах яркая цветастая знать, за ней, выше, грязные и тусклые, но густые толпы простолюдинов. Высоко над ареной сверкает магический купол из толстых, как крепостные стены, прозрачных островов энергии, похож на панцирь гигантской черепахи. Под коленями хрустит горячий песок, воин оборачивается и видит, как стражи захлопывают за ним ворота.

Опускает взгляд на руки…

Пустые!

С другого края арены гул зрителей прорывает кровожадное рычание. Земля начинает ритмично вздрагивать, каждый раз сильнее. На воина мчится враг — скала мышц, в рогатом шлеме словно минотавр, гремит доспехами, размахивает гигантским топором.

А у воина ничего. Был в сокровищнице оружия, мог выбрать любое, а вышел ни с чем. Нет даже того простенького меча, что выбрал у занавески в самом начале.

Враг взлетает в головокружительном прыжке, падает сверху, точно пикирующий на охоте сокол, виден окаймленный пеной оскал, глаза выпучены, топор слепит кривым бликом, как коса в лапах смерти.

Воин только и успевает разинуть рот, выдавливает остаток жизни в крик.

***

Андрей просыпается без криков и подскоков — открывает глаза и все. Кошмар сновиденческой гибели еще плавает полупрозрачной пленкой, как старый рентгеновский снимок, но стремительно тает. Андрей спокоен, дышит тихо, но подушка, простыня и одеяло мокрые, хоть выжимай.

Рядом мирно посапывает Маша. Чистенькая, сухая, опрятная, по детской улыбке видно, что ей снятся птички, радуги, варенье с печеньем и прочие декорации принцессы. Счастливая. И сама как принцесса, по всем канонам, — миниатюрная и светлая, хоть сейчас можно вести на пробы в фэнтезийный сериал. Волосы светлые, кудряшками, губки нежно-розовые, носик точеный, пальцы как лучики солнца, кожа медово-молочная. Принцессу нужно спасать от дракона или сопровождать из пункта А в пункт Б, но она почему-то живет с ним, Андреем, придурком, каких поискать, в этой семиэтажной развалюхе советских времен. Хотя… семиэтажная, древняя… Вполне себе драконья башня, только дракон какой-то хлипкий. И дышит не огнем, а послеспячной несвежестью, надо поднимать себя за шкирку и тащить в ванную — чистить зубы.

Андрей осторожно целует в щечку, Маша что-то мурлычет и натягивает на себя краешек одеяла. Андрей влезает в шлепанцы, утренний квест «Гигиена» открыт.

Шаг первый. Под душем смываются клочья сонливости, думать не хочется — только греться под струями воды, наливаться силами. Выполнен.

Шаг второй. За чисткой зубов вспоминает о ночном кошмаре. Точнее, об утреннем: ведь проснулся около восьми, но вскоре вырубился, и только сейчас — в десять! — разлепил веки. И то не сам: помогли с той, так сказать, стороны — топором по башке. От пересыпа почти всегда снится жуть, словно в наказание, что не поднял зад с постели согласно биологическим часам. Андрей вспоминает детали сна, сопоставляет — получается, что привиделась мешанина из компьютерных игр. В голову лезут мечи, топоры, копья, кинжалы, все в драгоценностях… Надо поменьше рубиться в онлайн-игры, да и в обычные тоже.

Совет бесполезный. Все равно что «надо поменьше дышать воздухом, да и кислородом тоже».

Закрывает кран, по лицу и рукам проскальзывает полотенце. Выполнен.

Квест «Гигиена» закрыт. Получен опыт в размере… Честно сказать, таким размером можно обидеть даже микробов. Что поделать, суровая игровая реальность, взятая из реальности обычной. Как только дело входит в привычку, делать его легче, но изо дня в день одно и то же, а лучше, чем есть, не становится. Хочешь левел — бери квесты сложнее. И дурака валяй меньше: в жизни, в отличие от игры, из-за простоя опыт падает.

Андрей встряхивает головой. Вечная проблема: задумается, мысли уведут в сторону, а когда очнется — время потеряно, а дела не двигаются.

Ладно, пора открывать квест «Завтрак»… Стоп! Забыл перед душем сделать гимнастику! Придется сейчас. Хотя… В это время Маша обычно на ногах, но вчера, бедняжка, после тяжелого рабочего дня устала, надо выспаться как следует, а Андрей будет пыхтеть, греметь гантелями… Нет, квест «Гимнастика» подождет.

Нашел-таки благородный повод увильнуть.

На кухне Андрей заваривает чай. Солнечный свет и бурление города за окном поднимают настроение. Обстановка простая и уютная, смотришь на нее — и мысли раскладываются по полочкам, в голове ясность, будто под черепом громадные степные просторы после грозы.

Порядок и стиль — вот в чем причина.

Ну, понятно, когда твоя девушка работает дизайнером интерьера, все вокруг, как ни крути, будет на своих местах и без единой лишней детальки, хотя Андрей просто мастер распространять бардак.

На цыпочках приносит из комнаты ноутбук. Пока тот с глухим жужжанием включается, Андрей хрустит галетами, на стол сыплются крошки, из чашки с вьюнками пара взвивается терпкий аромат лимона.

Почти всю жизнь Андрей жил беспечно, толком не учился, не работал, пинал воздух, в чем активно помогали друзья — Кир и Валек. Но Кир хотя бы бард: сочинил для гитары много песен, дал немало квартирных концертов, а пару раз настоящих — небольших, но с гонорарами. А Валек — эрудит. Мышление на тройку с плюсом, но зубрильщик первоклассный, глотает знания как червь, потому институт ему не проблема, а представить Валька без кроссворда невозможно — он их не только разгадывает с утра до ночи, но даже пишет и этим подрабатывает. Однажды, когда разгадывал в толстом сборнике подозрительно легкий кроссворд, до него лишь на половине разгаданных слов дошло, что кроссворд его собственный.

От Андрея же пользы было ноль. Универ бросил, а себя посвятил единственной настоящей страсти — компьютерным играм. Часто менял девушек, точнее, они меняли его: внимание Андрей уделял им мало, в основном, лишь по ночам. Куда больше внимания доставалось их ноутбукам. До того, как очередная девушка со слезами изрекала прочувствованный монолог, что он ее не любит, и выставляла за дверь, Андрей успевал пройти хотя бы одну игру и что-нибудь съесть. И этим был доволен вполне.

Но однажды появилась Маша. У нее такая объемная оперативка в ноуте, но дело даже не в этом. Маша ничего от Андрея не требует, не устаивает сцен. Он ждал, когда она его выпрет, но прошла одна игра, вторая, третья… уже в двадцать пятой главного босса добивал, а Маша все не гнала. И вообще, очень похожа на него. Как он пропадает в играх, так она пропадает на учебе, но еще дольше на работе. Сходит с ума по дизайну интерьера так же, как Андрей по квестам, скиллам и артефактам. Оба увлечены самозабвенно, а если в свободное время пересекаются — внимания уделяют друг другу с лихвой, потому что накопилось. Но если кто-то из них занят, то другой (или другая) не унывает: интересное дело можно найти всегда, было бы желание.

И Андрей влюбился.

Однажды перед сном… может, в ту ночь шалила магнитная буря, или съел что-то не то, а может, из-за страха потерять Машу, но Андрея ударила и наполнила собой неведомая сила. Ее было так много, что сон накрылся унитазом. Да какой там — Андрею хотелось рвануть на улицу и бежать, бежать, бежать спринтером марафонскую дистанцию, чтобы силу куда-то деть! Но выход нашел другой — привычно сел за ноут… и вместо игры открыл Word.

И написал повесть.

Так стартовала новая жизнь. Лентяи называют это «страдать фигней», а деловые люди — «браться за ум». Во-первых, Андрей начал писать рассказы и повести, рассылать по журналам, книжным издательствам и Интернет-магазинам. Во-вторых, взялся изучать разные полезные приложения для работы с текстами, таблицами, графикой и горами всего. В-третьих, занялся спортом: гимнастика, гантели, эспандер, пробежки, отжимания и тэдэ и тэпэ… Ну и немножко самообразования. Тут пригодился Валек — в роли ходячей Википедии.

С той ночи, когда Андрей осознал, что жизнь надо круто менять, прошел год, он и Маша переселились из съемной однушки в эту, что досталась от тетки Андрея. Маша перешла в другую фирму, на более оплачиваемое место, купили второй ноут, дорогой, мощный, а прежний перекочевал к Андрею насовсем. Ну, а сам Андрей за это время… В общем, ничего существенно не изменилось. Осваивал приложения, писал рассказы и повести, занимался спортом, пробовал устраиваться на работу, но нигде толком не продвинулся. Навыки владения программами так себе, применить негде, разве что помогает Маше делать мелкую дизайнерскую работу. В литературе тоже облом: вещей написал всего-то горстку, парочку издал в журналах, остальные в Сети, а за это гонорары не платят, да и качество прихрамывает, а конкуренция в писательстве сейчас яростнее, чем в дикой природе, пишут все кому не лень. Спорт тоже — время от времени и без особого усердия. Когда прочее не клеится, как-то и на спорт не тянет. На работу без корочки не берут. Пару раз было, но с одной работы Андрей ушел через неделю, не выдержав тягот графика, да и дело не нравилось, а на второй вошел в конфликт с сотрудниками…

Дисплей вспыхивает рабочим столом с фоткой Маши, динамик поет приветственную мелодию. Пока загружается Касперский, Андрей напрягает мозг: чем заняться в первую очередь? Дел, как всегда, разгребать и разгребать, а надо успеть все.

Пересматривает длинный список приложений, настроение с каждой минутой серее и серее. Программ очень много, большинство Андрей открывал всего-то пару раз, обещал себе, что разберется, но руки все не доходят. Программы нужные, но времени не хватает освоить даже те, что выделил как самые важные, а уж прочие… Вряд ли за них возьмется, но удалить жалко — ведь хотел же научиться, мечты были такие приятные, открывали перспективы…

Не лучше и в папке с текстами. Куча документов с грязными набросками и планами, в одних напечатано по абзацу начала, в других вообще пусто. Короче, порядка никакого, свалка. Уцепиться не за что, понять, какой из файлов продолжать тащить из болота простоя, очень трудно… Нет, ну их к бесам!

Андрей вдруг вспоминает, что надо полить цветы, эта мысль как глоток свежего воздуха, Андрей от компа с облегчением отстраняется, наполняет чайник до верхней отметки и прокрадывается в комнату… Маша спит, но пропускать поливку или даже делать ее с опозданием не любит, он как раз выручит, заодно оборвет сорняки, ведь Маша оборвать, как всегда, не сможет. С цветами, как и вообще с растениями, у нее отношения особые. Когда Андрей с ней познакомился, она сказала, чтобы цветы не дарил ни в коем случае. Она относится к ним слишком трепетно, очень чувствительна к их увяданию. Ей невыносимо в течение нескольких дней ходить мимо букета в вазе, поливать и… видеть, как медленно умирает, как бы Маша ни старалась. Это ее ахиллесова пята. А множество горшочков с цветами, что Андрей сейчас поливает, надарили знакомые, которые о слабости Маши не знали, и теперь приходится ухаживать. Маша с радостью бы от цветов избавилась, ей больно сознавать, что однажды она станет свидетельницей их смерти, но от мысли бросить их на произвол судьбы — еще больнее.

Когда с поливкой и прополкой закончено, Андрей возвращается к ноуту. Ощущение странное, вроде легкого удивления и даже недовольства, что дело закончилось так быстро. Может, остались где-нибудь еще дела, там, пыль протереть, мусор вынести? Возвращаться к рабочим файлам пока хочется как-то не очень…

Может, почитать книжку? Все лучше, чем просто пялиться в дисплей. Андрей ныряет в папку «Библиотека», там такой же завал: статьи, учебники, художественная литература, — все в куче. Море жанров и поджанров, одни книги дочитаны до трети, другие едва начаты, но больше всего тех, что до сих пор закупорены в WinRAR.

Приложения и тексты весят уже черт знает сколько гигов. Не считая фильмов, музыки, игр…

Изобилие.

Выбирай что угодно.

Год назад зажегся энтузиазм, и вроде бы краем сознания Андрей понимал, что это чувство погаснет быстро, как ему и положено, в самом начале, сменится рутиной, каждодневным и однообразным трудом. И все же попал в ловушку — взялся за гору дел разом, думал, осилит, рассчитает, войдет в ритм, привыкнет… А когда сломался, началось обратное: разочарование и уныние провоцировали отлынивание, находились оправдания в виде каких-то других «важных» дел. И в итоге планы множатся, мечты растут, материалы копятся, но реальных сдвигов — ноль. Конечно, малость есть, но для отмазки, мол, что-то же все-таки есть, время не прошло зря… совсем.

Еще минута столь мрачных мыслей, и руки опустятся окончательно…

Андрей всаживает в смартфон наушники, пальцы роются в меню плеера как лапы оголодавшего паука, который заматывает добычу в кокон, нить за нитью. Строчка за строчкой плейлист растет, почти весь из металла.

В ушах начинает звучать знакомая мелодия, Андрей вздыхает. Тяжесть растворяется в музыке медленно, но верно, как боль в новокаине. Музыка становится жестче, и вот уже чистый боевой рок помогает сосредоточиться.

Андрей задерживает внимание на одном из рассказов, написанном на треть, решает печатать его. Но проходит трек, второй, а дальше решения дело не движется. Оборванное предложение выдавливает из себя несколько слов — и все. Ступор. Фантазия скрипит как ржавый механизм, перебирает варианты продолжения, мысли смешиваются, пожирают друг друга, не оставляя ничего, кроме вздутых горячих нервов. Слишком много сразу, одно наслаивается на другое, картинка непонятная, мутная, — равносильно тому, как мысли не приходили бы вообще. Из трех идей выбрать можно легко, если не лезут одна на другую, зазывая и перекрикивая, но когда толпа ломится в маленькую дверь…

Хаос.

Андрей перечитывает кусок, что уже упорядочен и отшлифован. Он тоже когда-то был грязный, разваливающийся, но хватило воли выжать его из мозга и прополоскать. И сейчас перед глазами красивый, яркий текст, каждое слово на своем месте. Андрей улыбается: все-таки, труд, как ни крути, вознаграждается прекрасными плодами. Но его не избежать, стоит на дороге, как великан с дубиной, не обогнуть, не обмануть, — только с боем, матерясь и обливаясь потом.

Хочется еще чаю, Андрей начинает возиться с коробками и пакетиками. Какой выбрать: черный, зеленый, яблочный, с лимоном, с бергамотом?.. Решает яблочный, но, когда переливает воду из фильтра в чайник, на глаза попадается банка кофе, выбор меняется. Кофе — это весьма кстати, дополнительный тонус, хотя сейчас крепкого не хочется, вот если бы помягче, надо купить «3 в 1»… Чайник начинает шипеть, и Андрей вспоминает, что давно не пил какао. Вкус детства, блин, ностальгия! Правда, не знает, повышает ли какао тонус, его заваривают в молоке, а оно вроде бы даже усыпляет, да и готовить хлопотно, но идея прицепилась, сама не отвяжется.

Ищет коробку какао-порошка и возится с молоком. Крутится мысль, что не мог выбрать слишком долго, а ведь это лишь бытовая мелочь, да и выбор не сильно богатый: около десятка вариантов — по современным меркам, обычный.

С чашкой горячего какао возвращается к ноуту. Ноздри обжигают шоколадные вьюнки пара, из наушников по-прежнему льется музыка, Андрей меняет ее на легкую, позитивную. И как-то сразу становится ясно, чем именно закончить абзац рассказа. Андрей быстро допечатывает к нему три строчки. Настроение резко взлетает, радость поет, светится как сундук с драгоценностями. Все получится: в писательстве, в спорте, в работе, в домашнем обучении, вообще везде. Минувшая депрессия — помутнение временное, а настоящее положение вещей прекрасно, все получается легко и просто.

На волне душевного подъема Андрей думает, что при такой легкости найдется время и на развлечения, и довольно много, можно особо не напрягаться, поочередно работать и отдыхать… Андрей уже раскладывает пасьянс, а между ходами бродит по Сети, бегло просматривает ленту новостей «Яндекса»: та-а-ак… очередной коррупционный скандал на высших левелах власти… а вот опять кричат о возрождении русского футбола — после победы над какой-то страной, которую на глобусе не разглядеть и в лупу… мелькает обновленная сводка про обрушение многоэтажки в Иксовске, Андрей, прихлебывая какао и хрумкая печеньки, смотрит числа погибших и раненых… Портить настроение не хочется, Андрей сворачивает браузер, листает фотки, где он с Машей, с друзьями Вальком и Киром, в кафе, на природе, в универе, в торговом центре, на площади у фонтана…

На солнечных и радужных воспоминаниях громоздятся мечты, одна на другую, всплывают яркими сочными видениями, тают под наплывом новых. Все пестрые, блестящие, как изумруды, рубины, сапфиры, жемчуга, топазы, не счесть, настоящее изобилие, каждая мечта пьянит, манит, увлекает, сжимая и растягивая время будто тесто, каждую можно рассмотреть со всех сторон, просмаковать, прокрутить несколько раз, как видеоклип, но ни на одной нельзя задержаться надолго, ведь рядом соблазняют другие мечты, более яркие и дурманящие, хочется безудержно перебегать от одной к другой все чаще и чаще, захлебываться счастьем, быть уверенным, что все-все они сбудутся…

— Пора! — оглашает хранитель. — Бой начинается!

Андрея касается тревога. Откуда голос? Он точно был, но далекий и неясный, сквозь музыку… Наверное, от избытка впечатлений показалось…

Кто-то сзади снимает с него наушники, звонкий и веселый голос Маши:

— Андрей, пора на лекцию!

Андрей оборачивается.

Маша возвышается над ним, сверкает улыбкой, по пружинкам локонов блики бегут от малейшего качания, в светлой зелени глаз живые огоньки. Маша вся яркая и солнечная, в небесного цвета джинсах и лимонной футболке, будто со страниц аниме.

— Пойдем, — озорно мотает головой к дверному проему, руки в кармашках.

— Уже проснулась? — говорит Андрей растерянно.

Маша усмехается.

— Я похожа на спящую красавицу?

— Нет.

— Ха! Значит, я уродка?

— Нет, я… не это, в смысле…

— Ладно, — смеется Маша, взъерошивает Андрею волосы. — Идем уже, чудо.

Убегает в комнату, наверное, за сумочкой.

Андрей выключает ноут, шагает вслед за Машей заторможенно, словно проснулся только что, взгляд потерянный…

— А ты говорила, тебе нужно доделать доклад к сегодняшнему семинару. Как будешь выкручиваться? Попросишь отсрочку?

— Уже доделала. Надо еще заехать на работу, сдать проект и распечатать реферат.

— Какой проект?

— Ну, тот самый, для той бизнес-дамочки, помнишь?

— Он же не закончен!

— Закончен.

— Как?!

— Как обычно, — пожимает плечами Маша.

— Погоди…

Андрей хватается за голову, мысли врассыпную, как крысы с «Титаника».

— А что за реферат?

— По мелкодисперсной химии.

— Ты и его доделала? — почти шепотом выговаривает Андрей.

— Да, а что?

— А когда ты все успела?

— Сейчас. Встала, в порядок себя привела и сделала.

Андрей проваливается в задумчивость, вязкую и мрачную, как болото…

За два часа выдавил из себя три строчки текста.

А Маша проснулась на час позже, но закончила реферат, доклад и проект… И, наверное, еще гору дел.

— Андрей, ну что с тобой?

Маша возникает перед ним, его голова оказывается в чаше ее ладоней.

— Маша, как ты все успеваешь? — искренне спрашивает Андрей.

— Не знаю.

Маша задумывается.

— Просто делаю. Подряд.

Звонок в дверь.

— Открою.

Маша исчезает быстро, как призрак.

Хрустальный дворец, что Андрей возводил только что, рухнул, изобилие разбитых иллюзий похоронило под собой хозяина, померкло и давит, давит, мешает дышать, хочется осесть. Андрей тащит себя за Машей, взгляд погружается в себя, мутнеет, лишь заметны в полумраке коридора пружинки волос и желтая спинка: Маша щелкает замком.

В дверях возникает широченный высокий силуэт.

Андрей вздрагивает. Это же тип с топором, который во сне зарубил Андрея! Сходство ужасающее: такой же огромный, а рожа, пусть не в шлеме, а под черной бейсболкой, столь же звериная, улыбка похожа на оскал.

Андрей бросается к двери, загораживает Машу, кожа будто покрывается ледяной коркой…

— Добрый день! — говорит гигант приветливо. Как гопник, просящий закурить. — Здесь живет Небывалый Андрей Витальевич?

— Да, вот он, — невозмутимо чирикает Маша из-за Андрея, тыча в него носиком.

— Вам уведомление из городской администрации.

Громила достает из сумки на плече бумажку, вручает Андрею.

— Нужно явиться до конца недели.

— А по какому вопросу? — спрашивает Маша слегка растерянно.

Андрей косится на листочек, но старается не упускать из виду громилу, словно тот может в любой миг выхватить из-за спины топор.

Гигант лыбится как шакал, которому на помощь примчалась вся его стая.

— По вопросу выдачи нового жилья.

— То есть?

— Это здание признано аварийным, скоро его снесут.

***

Андрей идет по тротуару в квест «Лекция», ведет Машу под руку, она разговаривает по телефону, рев машин заглушает слова.

Авто несутся как стадо гигантских разноцветных жуков: красные, желтые, синие, черные, в серебре… От потрепанных бобиков и жигулей до сверкающих тойот и ниссанов, от миниатюрных дамских матизов до танков, что грязи не боятся… Везде мелькают вывески и рекламные щиты, не менее пестрые, чем машины, вооружившись красивыми фэйсами от Карнеги, наперебой зазывают войти и купить автомобиль, он Ваш верный товарищ и член семьи, у нас новая партия из Италии и Германии, прямо с выставки, огромный спектр марок и моделей, заходите или хотя бы задумайтесь, вот наши телефон и мейл… И таких ментальных ловушек столько, что если бы бродяге за их обезвреживание давали опыт, он бы прокачался до бога.

Такое солнечное цветастое бурление обычно заряжает жизнью, но сейчас краски слегка размытые, звуки приглушенные, Андрей словно в вакууме, под куполом мрачных мыслей.

— Андре-е-ей! — тормошит Маша. — Выйди из астрала, солнце мое! Ну чего скис? Из-за квартиры, что ли?

— Нет, — вздыхает Андрей, — волнуюсь, что курс иены упал по отношению к доллару. И как после этого жить?

— Да брось, Андрюш. Мы не на «Титанике», путь эвакуации есть.

— Ну, хоть на том спасибо. И что за путь?

— Квартиру же не отбирают какие-нибудь черные риэлторы. Нас переселяют в другую. В новую! В целую, крепкую, с нормальным отоплением и санузлом. Радуйся!

— Да понимаю, просто неожиданно.

— Есть такое. Звонила сейчас в администрацию, сказали, что такие дела вообще-то быстро не делаются, жильцов оповещают за месяц или даже за полгода до переселения, а потом еще тянут со сносом. Но из-за трагедии в Иксовске…

— А-а, та многоэтажка, что обрушилась?

— Да, три десятка погибших, десять чудом выжили, но у всех раны критические, могут и не выкарабкаться. Кремль постучал по головам губернаторов, те постучали по головам мэров, некоторые головы побрили и выдали полосатые робы, и так по цепочке. В общем, по всей стране переполох, комиссии каждый день забраковывают дома, либо совсем древние, либо построенные как попало этими…

— Гоблинами? — улыбается Андрей.

— Гостями… не совсем зваными… Короче, многих переселяют в спешном порядке, не мы одни такие «несчастные». Надо сдать в администрацию документы для оформления, они разберутся сами с регистрационной палатой, паспортным столом и прочей мозготрепкой, мы перевезем вещи в новую квартиру, и все дела.

— Как просто ты к этому относишься… Завидую. Это же большие перемены, хлопоты…

— Да не такие уж большие, Андрюш. Не война же, не эпидемия.

Андрей осматривает дома. Интересно, какие из них построены этими самыми незваными гоблинами, а какие… Хочет подумать, эльфами, но назвать русских эльфами мысль не поворачивается. Эльфы в Европе, а у нас скорее орки или полуорки.

— И то хлеб, — вздыхает Андрей.

— Не вешай нос, это временно.

— Потом случится еще какая-нибудь перемена, и еще…

— А как иначе? Перемены всюду, просто мелкие не так заметны. — Маша встряхивает волосами, Андрей это обожает, во все стороны рой бликов, густые пружины локонов качаются, растягиваясь под своей же тяжестью и подпрыгивая в невесомость. — Вот идем мы по тротуару, шагаем, шагаем, но скоро остановка — и сядем в автобус. Тоже перемена, но ты же не делаешь из этого трагедию.

— Живая ты, Машка, — вздыхает Андрей, смотрит восхищенно на нее, такую светлую, волшебную, словно городская локация, полная красок и солнца, написана специально, чтобы быть ей фоном. — Зачем я тебе такой зомби?

— А ну прекрати. — Маша легонько пихает Андрея кулачком в плечо. — Обыкновенная я, просто всегда в деле. Каждую минуту чем-то занята, одно сделаю, сразу переменю на другое, и так весь день. Вся жизнь — непрерывная цепочка перемен, уже не вижу особой разницы, где большие, где мелкие.

Как и предсказала Маша, доходят до остановки, и, согласно тому же предсказанию, трагедии в автобусе Андрей не испытывает. Народу, как обычно, битком, но это неудобство привычное. Куда ни глянь, взгляд упирается то в футболку, то в рубашку, то в пиджак, то в блузку, одни строгие, гладкие, из прямых линий, другие пестрые, в складках. Брендов и фасонов изобилие.

Сходят у здания фирмы, где Маша работает, Андрей останавливается на крыльце.

— Подожду здесь. — Усаживается на перила. — На меня там как-то странно косятся.

— Как?

— Ну, они-то, наверное, как раз видят, что я зомби, и не понимают, почему держишь такого при себе.

— Да перестань, Андрюш! Что значит «держишь»? Ты не собачонка, чтоб держать. Пусть думают, что хотят, это наша жизнь.

— Жизнь наша. Но я подожду здесь.

До ушей Андрея долетает едва слышный вздох, Маша ныряет под тень крыльца, стук ее каблуков обрывает захлопнувшаяся дверь.

Мимо идут разные, как картинки в Гугле, прохожие, машины плотным потоком текут рядом, будто их выпуклые отражения в кривом зеркале. На другой стороне улицы кинотеатр заклеен красочными афишами: комедии, исторические драмы, боевики, фантастика, триллеры… Премьера на премьере, каждый день что-то новое, пересмотреть даже самые кассовые и многобюджетные новинки физически нет времени, приходится выбирать. В киоске продают диски, там фильмов еще больше, накопились за десятки лет, а еще компьютерные игры, где изобилие набирает обороты стремительно, и музыка, где оно зашкаливает давно. А на перекрестке здание книжного. В печатной продукции изобилие самое пресыщенное…

Минут через десять Маша выходит с файлом в руке, Андрей щурится, ослепленный бликом на полиэтилене, внутри белая стопка листов.

— Ну как? — спрашивает Андрей.

— По проекту все норм, с рефератом, — Маша взмахивает файлом, — тоже. Спрашивали, куда делся тот чудной паренек, выгнала или ушел сам.

— И что ответила?

— Сам. Ты же ушел. На крыльцо.

— Тогда уж не дошел.

— А-а, ни к чему объяснять эти сложности, опоздаем на лекцию.

— И это говорит девушка, успевающая все.

— Потому и успеваю, что болтаю, когда есть время, а не когда хочется.

Вскоре они сидят в аудитории, в первом ряду. Народу не густо, на задних рядах спячка, торчат спины и сумки, что вместо подушек. Неудивительно: лекция по физике. Маша делает пометки в блокноте оперативно, но без суеты, лицо расслабленное, словно рука и остальное тело — существа разные, просто сейчас они в симбиозе. Андрей малость сонный, содержание преподавательской речи гипнотизирует, за спиной уже слышно похрапывание, но все же наблюдает за стариком увлеченно.

По документам Андрей среди студентов не числится, Маша уговорила охранников и лекторов пропускать его с ней. Просто чтобы не оставлять Андрея наедине с тоской, разнообразить его жизнь событиями, приучить к самодисциплине, ведь надо же регулярно делать то, что не хочется.

Андрей улавливает аромат роз, так пахнут духи Миры Снежиной, девушки, которая грустит рядом, она живет в том же доме, где Андрей и Маша: они на втором этаже, а Мира — на первом. Она довольно замкнутая, Андрей знает о ней мало, даже не помнит, в какой именно квартире живет. Но знает, что живет одна, отец умер еще в детстве, а мать — несколько лет назад, родственников и друзей нет, чтобы выживать, Мире приходится учиться и работать: зарплаты хватает сводить концы с концами только в паре со стипендией. Красивая, немногословная, старше Андрея на три года, в общении Мира мягкая, добросердечная, но легкая печаль — ее верный спутник. Сейчас печаль видна особенно, лицо на фоне прямых черных волос кажется половинкой луны, выглядывающей из ночного космического мрака. Андрей уверен: это из-за вести о сносе, Миру тоже посетил страшный громила и вручил бумажку…

Препод весь в морщинах, но бодрый, жилистый, очки сверкают как крылья стрекозы — то здесь то там, часто он бросается к доске, чертит с силой, аж мел скрипит и крошится, такому вдохновению позавидует любой художник. Рассказывает что-то о движении атомов в газах, слова прочувствованные, будто читает монолог Гамлета «быть или не быть», интонации, выражения лица и жесты сплетаются в нечто цельное, восхищающее. Физик что-то яростно доказывает, втолковывает, как пророк на площади, которому толпа гневно возражает и грозит забросать камнями, хотя вокруг лишь тихое сопящее редколесье бобров, хомячков и сусликов.

Андрей любит посещать его лекции. Не ради предмета, а чтобы наблюдать за этим человеком. Почти не вникая в смысл, Андрей жадно внимает перепады интонаций, узоры морщин, все эти метания и страдания.

Физик на своем месте.

В своей стихии.

Горы знаний в его голове давным-давно накоплены, упорядочены, рассортированы по степени важности и другим параметрам. Эта библиотека иногда пополняется, но основная ее масса, которой он пользуется регулярно, то есть, рассказывает баранам студентам, собрана еще до развала Союза. И с тех пор в его жизни ничего существенно не меняется, из года в год каждый день все по кругу. Бараны новые, а он рассказывает то же, что рассказывал баранам лет сорок назад. Словно проходит одну и ту же компьютерную игру, где все излюблено, предсказуемо, но хочет каждый раз пройти как-то иначе, и начинаются все эти поиски секретных артефактов, локаций, прохождения на высоких уровнях сложности, с одной монтировкой, без мыши, стоя на ушах… Только нет такого задрота, который прошел бы любимую игру столько раз, сколько физик пересказал, как атомы движутся в газе. Вот он и пытается рассказать то так то эдак: комедией, драмой, загадкой или еще как-нибудь. Ему нравится. Это занятие на все сто подходит его уровню интеллекта, он как заполненный ровно до краев сосуд, счастлив, что выполняет свою задачу — быть заполненным.

Изобилие его не мучает. Давно во всем определился. Много лет приходит в одном и том же свитере, в тех же ботинках, брюках, с тем же мобильником, с часами на запястье. Хотя зачем часы, если есть мобильник?.. Кажется, ему нет дела до красок, вывесок, афиш, никогда не купит ноутбук, милее привычная старенькая плита системного блока и монитор размером с тумбочку, не видел и никогда не увидит фильмов, что идут в избытке в кинотеатрах и на DVD, не побывает ни в Америке, ни во Франции, ни в Испании, ни в Японии, не узрит красоту иноземной природы и так не похожих на наши города мегаполисов, не узнает культуру других народов, не опробует достижения передовой зарубежной науки, не изобретет квантовый компьютер, не сыграет Гамлета на сцене столичного театра… Еще немного лет однообразной замкнутой жизни, и он умрет.

Всякий раз, когда Андрей смотрит на него, душой овладевает завистливое восхищение и какой-то тюремный ужас…

Между изобилием и чем-то одним он выбрал одно. Потратил на это одно всю жизнь. И она сложилась. Он счастлив.

Но никогда не пройдет остальные тысячи дорог, от которых отказался.

Быть может, увидит кусочек другой жизни по телевизору или прочитает в журнале, вздохнет мечтательно, мол, вот бы и ему тоже туда же и так же, но… вздохнет с сожалением, успокоится и вернется к счастливой жизни, а она заставит забыть о сожалении…

Только одна дорога. И никаких других.

Никогда.

До смерти.

— Андрей, — выводит из прострации голос Маши, в бок нежно подпихивает ее локоток, — я немножко не поняла про вывод формулы давления газа на…

— Я тоже.

— Не ври, — шутливо обижается Маша.

— Правда.

— Но у тебя лицо такое задумчивое! Смотри, вон те спят, этим по фиг, Мира, бедняжка, совсем грустная, наверное, из-за сноса, не видит и не слышит никого, а вон те только пишут слово в слово, стараются угнаться, но видно же, что ничего не понимают. А у тебя в глазах такая увлеченность…

— Думаю не о том, — шепчет Андрей отстраненно.

— А о чем?.. О Ларе Крофт?

— О тебе, конечно.

— Лжец! — усмехается Маша.

После лекции Маша сдает реферат преподавателю химии. Ему около тридцати пяти, он, в отличие от физика, сдержан и прохладен, видно, что тоже в своей стихии, но… вынужденно. Не от любви к предмету, а от мучительного понимания, что если не выбрать дорогу, не принять твердое решение, изобилие сведет с ума, разорвет, затопчет. Препод отличный, свое дело знает, но оно ему осточертело, и как бы в отместку обдает всех холодом и придирками.

Если на физика смотреть приятно, но позже, когда очарование растворяется, пугает определенность, косность этого человека, то рядом с химиком неуютно, как лесному микробу в ядерном реакторе, зато разум ощущает какое-то родство, понимание, как два узника в соседних камерах молча понимают друг друга.

Химик мрачно листает реферат Маши, почти на каждой странице делает замечания, иногда ледяные, но Маша инеем не покрывается, на ее губах улыбка, в глазах чистый объемный свет.

Файл, туго набитый белыми листами, ныряет в ящик стола, химик подводит итог, мол, реферат полная хрень, Мария, давайте зачетку…

Андрей вздыхает. Вот он — результат упорного труда. Поначалу не ощущается, просто делаешь и делаешь рутину, час за часом, день за днем, не всегда понимая, зачем, сплошная головная боль, уже думаешь бросить на фиг, но как-то доводишь до конца…

А потом настает миг — и вот, пожалуйста.

Зачет.

Квест сдан. Экспа и навык получены.

Только вот в жизни квесты Андрей, как правило, бросает на стадии, когда рутина едва начинается. Держаться за мысль, что в конце будут результат и награда, не удается.

А Маше — удается.

Держится.

Просто делает — и все. Без лишних переживаний и рассуждений. Без опасений и мечтаний. И совсем не выглядит измученной, наоборот. Меньше слов — больше дела, вспоминает Андрей пословицу. Надо бы вспоминать чаще.

Маша и Андрей пересекают просторное помещение кафедры на пути к выходу. У двери Андрей замечает, что на кроссовке развязался шнурок, приседает завязать.

— Иди, догоню, — говорит Маше.

Маша выходит, а он возится со шнурком, чувствует себя перед химиком неловко, к щекам приливает жар, мысли наперебой ругаются и обещают купить кроссовки на липучках, позади шуршат бумаги, постукивают ящики стола, препод, наверное, как обычно, занят канцелярскими хлопотами: пересчитать, разложить, выбросить, собрать… На Андрея внимания тактично не обращает.

Узел крепко затягивается. Андрей, спеша исчезнуть, вскакивает слишком резко, голова бьет полку, но боль тут же вытесняется ужасом: с полки падает термометр. Ртутный!

Поймать Андрей не успеет!

В полуметре от пола термометр замирает на широкой ладони, возникшей так быстро, словно из воздуха. Андрей чуть поворачивает голову увидеть владельца руки, и оцепенение сковывает сильнее, чем от минувшего происшествия, он даже забывает, что секундами ранее избежал локальной катастрофы и ответственности за ущерб.

Химик в строгом костюме, не подходящем для трюков, вытянут стрелой: одна нога позади и выпрямлена как тугой корабельный канат, упирается в пол носком ботинка, а другая впереди, согнута до упора, корпус сильно наклонен вперед, его продолжает прямая как копье рука, на «острие» которого термометр и покоится. Взгляд химика нацелен на опасный прибор, губы поджаты. Тело почти параллельно полу, неподвижно как статуя атлета.

— Охренеть! — шепчет Андрей, не сознавая, что рядом уши преподавателя.

Химик плавно выпрямляется, кладет термометр на полку, невозмутим как дворецкий.

— Внимательнее, юноша, — говорит с деликатной строгостью Андрею в глаза. Разворачивается и неспешной джентльменской походкой возвращается к столу. Андрей глазам не верит. От стола до полки расстояние о-го-го, а он за секунду… Ну и реакция!

Андрей поражен так, что Маше не рассказывает, делает вид, будто ничего не случилось. Все равно не поверит…

— Ну вот, — говорит Маша в буфете, жуя пиццу, — осталось два зачета и экзамен.

Андрей смотрит на свое отражение в кофе, щелкает ногтем по стаканчику, унылого кофейного двойника подергивает рябь.

— Мне бы с такой скоростью квесты сдавать.

— Да ладно, какой там квест, подумаешь — реферат. И вообще, эта учеба так, для развлечения, свободное время убить с пользой, а корочка пригодится или нет — дело десятое. Знаешь ведь, у половины выпускников корочки дома на полках пылятся. Главное, чтобы увлечение, навыки и работа в одном флаконе. Вот мне нравится дизайн интерьера, туда и рванула на голом энтузиазме, с горсткой доморощенных навыков, а потом пошло в гору, получила настоящий опыт, было где разгуляться творчеству, а там и заработок… Кстати, у меня же сейчас новые проекты…

Маша самозабвенно рассказывает о заказах, проектах, планах, показывает на телефоне эскизы, спрашивает Андрея о впечатлениях, тот кивает, мол, весьма, весьма… Маша с легкой укоризной вздыхает, но затем любимое дело вновь разлетается из нее звонким щебетом, девчонки за соседним столиком вслушиваются, одни искренне, чуть ли не моргая ушами, как фанатки поп-дивы, другие фыркают и отворачиваются, мол, я бы придумала лучше…

— Ты так похожа на нашего физика, — говорит Андрей зачарованно.

— У меня морщины? — Маша в шутку хватается за лицо. — Ну и сравнения у тебя, ЦРУ не расшифрует.

Андрей смотрит на Машу, опять это чувство: пьянящее восхищение на фундаменте какого-то неясного страха…

— Самое главное, — продолжает та, отхлебывая зеленый чай, — чтобы плоды творчества были кому-то нужны. Вот ты думаешь, кому нужен дизайн интерьера, у человека и так есть голова, может сам что-нибудь надизайнерить, лучше всяких там паразитов с корочками, которых расплодилось, еще и будет доволен, что все сделал сам, и не надо кучу денег платить. Верно?

— Верно.

— Да. Так делают многие. У кого с деньгами не очень, а времени хватает. Но к нам в студию приходят те, у кого наоборот, то есть, состоятельные деловые люди. Они рады сами бы оформить свое гнездышко, но времени нет, все в работе, в бизнесе, — иначе бы не стали состоятельными. А хотят квартиру стильную, чтобы можно было привести и друзей, и родственников, и партнеров по бизнесу и… по другим интересным делам. — Маша подмигивает. — В общем, показать каждому, что у него шикарно, все успевает, за всем следит, в том числе за жильем. Клиент говорит нам общие пожелания, например, хочу квартиру в египетском стиле, или в футуристическом, а мы, как джинны из ламп, исполняем, занимаемся тысячами мелких деталей, то есть, рутиной, а в конце — оп! Как по волшебству. И клиент доволен, вроде как сам придумал все до последнего завитка, и джинны с денежками…

— Через минуту семинар, волшебница. — Андрей допивает кофе, стаканчик и коробка от пиццы с хрустом падают в мусорную корзину.

— А-а, хочешь сказать, отстань, умная Маша, со своими поучениями?

— Беспокоюсь за твою репутацию, опоздаешь ведь.

— Мне можно, — отмахивается Маша беспечно, телефон возвращается в сумочку, а сумочка на плечо, — репутация как раз и позволяет. Если опоздал бездельник, значит, понятно, опять где-то шлялся, а если опоздаю я, значит, занималась делами, какая старательная девочка, столько хлопот у нее, столько хлопот… К тому же, девочкам опаздывать можно, добавляет шарма…

Андрей выводит Машу из буфета.

— Ладно, леди, успешно выступить с докладом. — Целует. — А я в берлогу.

— В стильную уютную квартиру, — поправляет Маша.

— Которую скоро разнесут так, что не потянет даже на берлогу.

— Вот гад. — Маша улыбается, примирительный вздох. — О'кей, чем займешься в будущих руинах?

Андрей поджимает губы, взгляд в окно, через серый внутренний двор универа, за крыши и в небо, к пушистым облакам, словно там надеется найти ответ.

— Самому бы знать…

Улыбка Маши становится печальной, в глазах желание помочь… и отчаяние, потому что не знает, как.

Андрей чувствует редкий драгоценный миг, когда маски вдруг спадают, правила игры нарушаются, позволяя увидеть за порядком полный хаос, крайнюю нестабильность, давая понять, что все висит на волоске и надо ценить порядок, который как-то держится, спасает Андрея. Все эти таскания по лекциям, веселости и отшучивания, любовь и забота Маши, — во имя порядка, чтобы жизнь не развалилась. Но даже Маше не вытащить его из болота.

Он один.

Против своих слабостей не поможет никто.

Андрей смотрит в полуоткрытую дверь буфета, удивительно, но даже отсюда и сквозь пряные кулинарные запахи нос чувствует аромат роз. За столиком в углу Мира глядит в стаканчик кофе, голова уперта в кулачек, волосы как густая река нефти, грусть на лице такая темная, что кажется, девушка вот-вот заплачет. Взгляд стеклянный, не в этом мире… Ее рука вынимает из сумочки пачку сигарет, губы вытягивают одну, зажигалка подплывает к кончику… И лишь сейчас глаза впервые моргают. Мира чуть-чуть оглядывается, вспоминает, что в буфете, сигарета возвращается в пачку, коробочка и зажигалка ныряют в сумочку. Мира прячет лицо в ладонях, волосы смыкаются как черный занавес.

— Ладно, Андрюш, побегу. — Маша едва заметно встряхивает головой, будто сбрасывает вязкие тоскливые мысли. — Вернусь поздновато, надо к Тамаре Васильевне, поговорить о дипломной.

— Дипломная только в следующем году.

— К ней готовятся заранее. Здравомыслящие люди. Чтобы потом не жаловаться, что времени жуть как не хватает.

По пути домой Андрей мучительно соображает, чем заняться, когда переступит порог квартиры. Ничего оригинального в голову не лезет, все уже проходил тыщу раз, безрезультатно. Кроме того, генерации идей активно мешает город — отвлекает красками, архитектурой, машинами, рекламой, пышной шелестящей зеленью, запахами духов и шашлычных, потенциально опасными компаниями парней, ржущих как кони, и красивыми девушками.

Проходя через подъезд, слышит крысиный писк. Голова рефлекторно поворачивается влево, на звук. В тени прямоугольной ниши — двустворчатая дверь в подвал, к трубопроводу и туннелям канализации, прибежищу крыс и бомжей. Дверь, как и весь подъезд, тусклая, в пыли, исцарапана любовными и матерными SMS времен отсутствия развитой мобильной связи. Не удивительно, что здание решено снести: все на соплях, лифт восстановлению не подлежит, нет даже почтовых ящиков — выдрали на металлолом. Подвальная дверь снизу прогрызена, из черной дыры иногда прокрадывается копошение и писк. Крысы, жирные как поросята, напоминают о себе почти каждый раз, когда Андрей проходит здесь, и ладно, если просто пищат и скребутся, но бывает и страшнее… В грядущем переселении один плюс бесспорный: на новом месте не будет этих тварей. Хотя кто знает, что там за новое место…

Вернувшись домой, Андрей сразу заваливается спать. Сначала подумал, как обычно, взять себя в руки, заняться делом, но вспомнил, сколько раз попадал в эту ловушку: ух, щас как начну, как начну, только вот сперва подготовлюсь как следует, обвешаю сей знаменательный момент ритуалами чаепития и уборки… В общем, размышлял, собирался, затем делал что-нибудь крошечное, убеждался, что да, начал неплохо, потом опять чай, думы, тщательная подготовка ко второму шагу и… как-то само собой выходило, что вскоре уже отстреливал мутантов в игре. Или в фильме, в лице киногероя. А зачем спешить? Дело-то идет, можно особо не париться, отвлечься, помечтать. Когда обнимала усталость — под одеяло, добивать мутантов во сне.

Но просыпался — настроение препоганое, очередное начинание провалилось, снова профукал эшелон времени, и не сделано ничего. Лишь после длительного самоуничижения, лечения музыкой и чая наконец-то приступал ко второму шагу.

Это в лучшем случае. И редко.

А в худшем и зачастую — просто забывал и опять садился рубить виртуальных врагов, смотреть фильм, читать книжку или устраивал с Машей романтический вечер с бурной ночной кульминацией. Если, конечно, у нее не было дел. А это редкость.

В общем, лучше себя не обманывать, сразу спать.

Это выглядит как поступок более низкий, отговорка не делать ничего вообще, но… Лучше так! Слишком много наступал на грабли.

Не лицемерить хотя бы перед собой, сказать:

«Свинья ты, Андрей. Свинюга, каких поискать. Вот и сгнивай быстрее, чтобы не вонять».

Должно помочь.

Силы, что ушли бы на мечты и подготовку, останутся, а после сна, быть может, пойдут на что-то полезное.

***

Воин идет за хранителем по сумрачному коридору из древних плит, в свете настенных факелов на мускулах блестят крапинки пота от боевого возбуждения. Близость битвы раскаляет лицо, швыряет сердце на ребра. Коридор содрогается и гудит под глухим эхом рева: толпа жаждет зрелища, арена вот-вот обагрится кровью в ожесточенной схватке двух гладиаторов.

В конце коридора лиловая занавеска, два стража в доспехах, а сверху висят кинжалы, меч и топор.

— Нам сюда. — Хранитель арсенала отдергивает занавеску.

Воин щурится от света, ноги заводят в круглый зал.

Изобилие смертоносного оружия сверкает со всех сторон ослепительными бликами на безупречно отшлифованных гладях и изгибах. Игра света зачаровывает. Сталь, драгоценные металлы и минералы, прошедшие через руки тысяч ювелиров, художников и магов, — от всего этого веет мощью, способной сокрушать целые армии…

— Торопись воин, у тебя всего минута.

Воин мучительно и с наслаждением выбирает, взгляд жадный как у дракона. Мечи, копья, топоры, все разноцветное, яркое, как гардероб принцессы. Внимание путается в сетях красивейших узоров, они сплетены миллионами тончайших штрихов, желобков, инкрустаций, мозаик, барельефов и потоков магической силы. Воин озирается, мечется от одной подставки к другой, жадно рассматривает каждый изгиб, каждый завиток и камушек, читает магические свойства, упивается предвкушением могущества, зеркальные поверхности отражают множество восторженных близнецов воина. Царство мощи и красоты пьянит, играет воином как куклой, небрежно кидает туда-сюда. Перед каждым экземпляром из груди рвется вздох, полный восхищения и страдания: такой шедевр, но рядом еще тысячи шедевров тоже манят неудержимо, он должен прощаться и бежать восхищенно рассматривать следующий.

— Осталось несколько мгновений, — говорит хранитель.

От слов больно как от раны кинжалом. Мысль, что этот дворец красок придется покинуть, пусть даже с одной из его бесценных крупиц в руках, не опробовав остальные, заставляет выть сквозь зубы. Воин, обливаясь потом, словно уже бьется на арене, беспорядочно бросает во все стороны панический взгляд.

Что же выбрать, что выбрать?!

— Пора! — оглашает хранитель. — Бой начинается!

Воин понимает: сейчас его швырнут на арену без клинка! Боль, гнев и страх смешиваются в одном мгновении, стражи, грохоча доспехами, несутся на него, но рука воина успевает метнуться наугад в сторону и что-то зажать. В следующий миг стальные лапы хватают его и волокут так быстро, что он летит как хвост мчащегося галопом коня. Оазис клинков стремительно исчезает, мелькает цепь ступеней и настенных факелов, затем — скрип ворот, вспышка, в голову вламывается рев толпы.

Пара секунд свободного полета — и воин катится по горячему хрустящему песку.

Ворота захлопываются.

Облако песка вокруг воина отпрыгивает от порыва ветра — что на самом деле не ветер, а вой зрителей, жаждущих крови, — и воин видит в руках моток длинной, как паразит, цепи с шипастым шаром на конце. С цепью переплетаются живые лозы в листьях, а меж шипов зреют какие-то тугие пульсирующие бутоны, словно шар — кокон, и из него скоро вылупится жуткая тварь…

Что это может значить? И как этим пользоваться? Проклятье, если бы успел прочитать табличку на подставке…

Зрителей на трибунах больше, чем травы в степи, как три гигантских кольца, одно на другом. Верхнее шире и гуще, но блеклое, непонятного грязного цвета, — это теснятся и орут простолюдины: крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы, бродяги, рабы… Среднее кольцо разреженное и спокойное… Яркое, пестрое, похоже на кусочек заоблачного царства богов: оттуда арену обозревают купцы, воины высших рангов, чиновники, сборщики налогов, владельцы крупных земель и цехов, словом, богатые и влиятельные люди с женами, детьми и телохранителями, вокруг каждого и каждой — роскошь свободного пространства и рой слуг. Нижнее кольцо тоньше всех, но самое броское, сверкающее, — закупоренные в доспехи стражи, как те, что выкинули воина из арсенала. Властные стерегущие позы, ни малейшего движения, полное равнодушие к возбужденной гудящей атмосфере, будто под пластинами никого, только стальные каркасы. Из прорезей на забралах глядит чернота…

В небе кружат грифы, разносится клекот. Слуги из ниши для знати достают хищных птиц из клеток, снимают с клювов и когтей чехлы, грузные падальщики хлопают крыльями, с трудом взлетают. Некоторых слуги-заклинатели призывают обратно, богачи и дети кормят пернатых громадин кусками свежего окровавленного мяса, разжигают их аппетит перед битвой.

А выше грифов отсвечивает магический купол, похожий на панцирь. На арену порой ступают воины такой силы и со столь мощными артефактами, что вместо того, чтобы резать друг друга и тешить публику, могут вздумать сбежать. Для того и создан этот панцирь. Запечатывает все пространство под собой наглухо — как доспехи закрывают стражей арены.

Землю сотрясают ритмичные удары, словно кузнец-великан долбит молотом по исполинской наковальне. Удары совпадают с шагами врага, который выходит из противоположных ворот.

Воин поднимается, разматывает конец цепи, шар падает на песок.

Враг — настоящий гигант, в его человеческую природу поверить трудно, каждый мускул огромный и блестящий, как шар на цепи воина. Из плеч грозно торчат широкие многослойные наплечники, на голенях и предплечьях щитки, голову закрывает шлем с длинными, как у минотавра, рогами.

Шаги противника учащаются до бега, земля трясется сильнее, вокруг рогов кружит, рассекая воздух белыми дугами, здоровенный топор, воину такой никогда не поднять. Толпа орет громче, пассивная разомлевшая знать с удобных лож и кресел подается вперед, ее крики вливаются в ужасный хор во славу крови и смерти.

Рев зажимает с обеих сторон как тиски. Воин неумело раскручивает цепь над головой, вокруг начинают заплетаться песчаные витки, перемешанные с листьями, что отрываются от лоз, скрученных со звеньями, этих витки сливаются в растущую воронку.

Колотит паническое предчувствие.

Воин не умеет обращаться с таким оружием.

Владеет мечом, копьем, кинжалами, немного топором, но с чем-то экзотическим вроде цепей, сетей, кистеней, в общем, со своенравным оружием лучше бы в бой не соваться. Оно требует определенной сноровки, специфической тактики, иначе вреда принесет больше хозяину, чем противнику. Кроме того, воин не успел прочесть магические свойства этой цепи. Придется действовать интуитивно, на удачу, хотя уже чувствует — дело гиблое.

Враг несется быстро, размах ног такой, будто летит, не касаясь арены, уже совсем близко, в Т-образной прорези шлема видна красная и бешеная, как у демона, морда, страшный выпуклый взгляд. Топор занесен для сокрушительного удара.

Песчаная воронка вокруг воина уже высотой с него самого, плотная как ворох тканей, листья шелестят словно книжные страницы на ветру, пляшут их яркие блики.

На очередном круге воин ослабляет хватку на цепи, шар стремительно улетает по широченной дуге вперед, воин, с силой удерживая, подается в его сторону. Вместе с шаром срывается с места и летит песчаная воронка, по пути мгновенно жирнеет, растет, завывает уже настоящим смерчем, на песке остается борозда, а в воздухе шлейф листьев.

Враг кидается в длинный приземистый прыжок, сверкающий иглами шар проносится над ним, но врага пожирает буря.

Шар падает, катится, воин неуклюже тянет на себя, чтобы самому не быть утянутым, задыхается, весь в песке, как ожившее изваяние.

Смерч, достигнув магического предела, постепенно оседает и уносится дальше, летучий песок выпускает врага.

Живого и невредимого.

Согнувшись, держится за топор, вонзенный глубоко в арену, от лезвия по земле вьются темные трещины.

Воин с ужасом понимает, что сейчас будет!

Спешно тянет цепь на себя, но все равно медленно, не успеть. Откатилась слишком далеко, да и не умеет он обращаться с ней, не умеет, обуза, а не помощь!

Враг даже не удосуживается вытащить топор — бросается в головокружительный прыжок, длинный и высокий, толпа в восхищении ахает и замолкает, а нога гиганта, как таранное бревно, с хрустом бьет воина в грудь.

Смерть подхватывает прямо в полете. Удар такой силы, что докинет, наверное, до ворот, но воин успевает осознать лишь мгновения невесомости: отблески магического купола, черные силуэты грифов, восторженный рев людской массы и дикую боль.

Все без толку.

Выбрал наобум, даже не посмотрев, пусть и выбирал из самого лучшего оружия. Вот и поплатился.

Проклятое изобилие!

***

Андрей просыпается как утром — спокойно и насквозь промокший.

Перед глазами ясно. В мыслях тоже. Остатки сновидений уходят из головы на удивление организованно, будто по пропускам и с контролерами, мол, проходим, проходим, товарищи…

Встает, идет в душ.

Раздевается.

Заходит под умеренно-горячие струи воды, пар с шипением расползается по ванной, орошает зеркало и кафель.

После сна Андрей, обычно, чертыхается, хотя бы мысленно, что опять мокрый как тряпка, не догадался перед сном снять футболку и все такое, придирается к каждой мелочи, голова замусорена, но сейчас — нет.

Спокоен.

В голове — чисто.

Действует по порядку, не откладывая, как по заданной программе.

Деловито обтирается полотенцем.

Ныряет в джинсы.

Извлекает из шкафа свежую футболку, она дышит «горной свежестью», как гласит надпись на коробке стирального порошка.

Как-то быстро и плавно, словно вода из чайника в кружку, в голову вливается мысль: надо идти в администрацию, сдавать документы на оформление нового жилья.

Сейчас.

Андрей отхлебывает чай, пытается проследить ощущения, что обволакивают эту внезапную и вообще-то здравую мысль, нащупать ее источник.

С чего вдруг?

Такие дела любит Маша. Ну, хотя бы относится к ним без паники и терзаний, но Андрей эти канцелярские квесты с паспортами, справками, ксерокопиями на дух не переносит. Ему даже на избранные, так сказать, дела приходится настраиваться долго.

А тут — прям радиоактивная зона, а он рвется туда, будто оброс свинцовой кожей…

Ну да, понятно: хочет удивить Машу.

И немножко — себя.

Андрей не ждет от себя ничего подобного, особенно после недавнего уныния и этих странных кошмаров. А Маша не ждет тем более.

Андрей любит удивлять.

Это пристрастие, полезное или вредное, однозначно не сказать, движет им всю жизнь, хотя зачастую втайне от хозяина. Порой кажется, в лучшие периоды жизни именно жажда удивлять подталкивала Андрея скатываться с вершины в пропасть. Потому что все: родители, родня, друзья, Маша, — начинали привыкать к его успехам, думали, так дальше и будет.

Он ненавидит быть предсказуемым. Иногда готов загубить выстраданные, оплаченные потом, нервами и временем достижения, лишь бы разбить у всех иллюзию, что они знают Андрея как облупленного и могут угадывать его поступки, ощущать превосходство, этакую житейскую мудрость, повышать за счет него самооценку.

Но за этот «вывих» в мозгу Маша и полюбила. В ее насыщенной, деловой, но, в общем-то, обычной жизни Андрей — вроде экзотической приправы, глобального квеста, он постоянно обновляется, не дает скучать, разбавляет порядок безобидными неожиданностями.

Кроме того, когда Андрей на самом дне, скрыт во мраке, все о нем как о блистательном и загадочном парне давно забыли, привыкли, что лишь беспомощно трепыхается, падает, ноет, бьется в стекло как мотылек в смешных попытках что-то изменить, дает всем повод поиздеваться, снисходительно пофыркать… Нет роскошнее момента опрокинуть всех одним ударом. Главное — не опьянеть от иллюзии могущества, не мчаться сломя голову с одним энтузиазмом в арсенале. Не спешить, но и не терять время. Расчетливо, методично, шаг за шагом…

Через час Андрей уже в администрации, сидит в кабинете, указанном в уведомлении. Добрался без приключений, о затее не пожалел ни разу. Бывают же чудеса.

Кабинет узковатый, но протяжный, как коридор. Со стороны двери полумрак, с другой — светлое окно и стол, на нем стопки бумаг, файлов и папок, башенки канцелярских принадлежностей. Правит этой крепостью молодая леди весьма строгого, но чарующего вида. Красный, из треугольных форм пиджак, черные волосы крепко прижаты заколкой, прическа смотрится полированной, как шлем, серьги — две жемчужины, губы в сочной помаде под цвет костюма. Ей бы очень подошли вампирские клыки — в таком-то обилии кровавых оттенков. Во взгляде некая отстраненность. Будь она персонажем игры, разработчики возложили бы на нее массу сюжетных квестов.

— Все, — говорит «вампирша», заканчивая стучать по клавишам ноута, — в ближайшее время, это день-два-три, позвоним вам и сообщим, по какому адресу переселяться, выдадим документы и ключи, а пока бумаги полежат у нас.

— Как-то быстро и просто, — недоверчиво, но с улыбкой говорит Андрей, — очередь всего-то пять человек. Сервис, однако. Думал, приду, будет очередь до самой улицы, пошлют за кучей справок, по пути даже сделал пачку ксерокопий, а тут…

— В обычное время так и есть, но сейчас все на ушах из-за обрушения в Иксовске. Нужно переселить всех из аварийных домов в ближайшие сроки, постоянно бродят комиссии, проверяющие заглядывают в каждый кабинет, все мобилизовано. Я сейчас уже собиралась бы домой, но придется работать до ночи, без выходных. Мне еще повезло, некоторых отправили к жильцам оформлять на дому. Так что да, сервис. Из-под палки.

— Всегда бы так. Нет, не в смысле, что до ночи и без выходных, просто…

— Скорее бы электронный документооборот, — устало вздыхает эффектная дамочка, листая и раскладывая бумаги.

— Электронные документы, конечно, само по себе здорово, но в России пока опасно, — говорит Андрей деликатно, стараясь не выглядеть умничающим. — Такое раздолье для афер! У нечистых на совесть чиновников… — Андрей осекается, но тут же обезоруживающе вставляет: — Уверен, к такой милой девушке, как вы, это отношения не имеет.

— Спасибо, — слегка усмехается оправданная чиновница, не отвлекаясь от бумаг.

— Так вот, — продолжает Андрей, — у них будет доступ к электронным базам, а с другого фронта полезут народные, так сказать, умельцы. Школьники в компах разбираются лучше ФСБ, какой уж там электронный оборот. Многие не воруют только потому, что либо не умеют, либо боятся тюрьмы, зачастую все вместе, а не из-за порядочности. Есть одно место, Интернетом кличут, там всякого добра изобилие, но без охраны, украсть особых навыков не нужно, и в итоге — страна хакерско-пиратская поголовно, все качают фильмы, музыку, книги на халяву. В других странах тоже не ангелы, но там эти грязные наклонности государство хотя бы кое-как, но держит в узде, а у нас всем на все плевать.

— Ну… — Девушка пожимает плечами, мол, возможно.

Андрей выходит из кабинета, нос чуть не втыкается в скалу, обтянутую черной рубашкой и кожаной курткой. Поднимает голову. На него смотрит рожа из сна, точная копия гладиатора с топором, Андрей отшатывается в сторону, внутри все мигом пустеет и покрывается скользким холодом. Не сразу вспоминает, что это тип, который принес уведомление о сносе.

Громила удивленно и с подозрением глядит на Андрея, тот чувствует, будто его вдавливают в пол. Наконец, туша исчезает за дверью кабинета, оттуда просачивается:

— Привет, Рита… — Дальше не расслышать, наверное, углубился в кабинет.

Черт, ну и сходство. Андрей невольно хватается за грудь, по телу противная дрожь от воспоминания, где гигантская нога ломает ребра, а изо рта хлещет кровь.

А эта Рита чем-то на него похожа, думает Андрей. Леди, конечно, впечатляющая, но если сравнить, то черты ее лица — очень смягченные, переделанные на женский лад черты лица этого великана. Возможно, сестра, потому он здесь и работает: пристроила.

Домой Андрей возвращается пешком, уличный воздух налит вечерней позолотой, суета вокруг немножко вязкая, но уютная. Из-под черепа, однако, никак не удается выдворить того громилу, мозг раз за разом прокручивает встречу на пороге кабинета, затем в дверях квартиры, что была утром, а еще арену, рев зрителей, клекот грифов, магический купол…

— Извините! — милый девичий голосок сбоку. — Добрый вечер!

Андрей поворачивает голову, ноги прекращают ход, пристывают к асфальту, будто вошли в лужу «Момента».

Девушка в красной бейсболке и такой же красной футболке, прямые светлые волосы хвостиком, личико приветливое и подкупающе искреннее. Изящные худенькие ручки тянут к Андрею здоровенную торбу, до треска набитую большими красно-желтыми яблоками.

— Возьмите, пожалуйста!

Сказать, что Андрей растерян, — не сказать ничего. Он вот-вот рассыплется. Каждая часть тела будто сама по себе, никакой слаженности, так слеповатые музыканты пытаются играть у глуховатого дирижера.

— Э… подож… блин…

— Возьмите, — мурлычет девушка.

— С к-какой стати?

— Акция, — лучисто улыбается девушка, реснички хлопают. — Не бойтесь, это не обман, не прикол. Правда.

Андрей вчитывается в надпись на футболке:

«Фонд помощи голодающим детям Ганджубаса».

Девушке удается вложить торбу в ладони Андрея исключительно потому, что фраза опрокинула его мозг, процессор завис. Хоть штаны с него снимай — не среагирует.

— Возьмите, — с материнской заботой говорит девушка.

Из транса выводит тяжесть торбы, мускулы рефлекторно напрягаются не уронить, суставы ходят ходуном. Святой Каспер, и как такую гирю держала эта кроха, на ней же мяса нет, кожа как бумага!

Девушка, храня улыбку, робко отступает на шажочек. Позади нее с мультяшной богатырской важностью возвышается белобрысый парень в такой же красной футболке. С той же дурацкой надписью. Вполне гигант, но, в отличие от братца Риты, добродушный, располагающий, этакий Алеша Попович. У его ног покоятся пять торб, в каждой яблок столько, что ткань от натуги просвечивает.

Андрей думает, не вернуть ли эту тяжесть, нашли дурака, но… Ладно, если в очередной раз суждено оказаться лохом, то хотя бы не в одиночестве. Ребята наверняка успели всучить подобные гостинцы еще кому-то. И всучат эти пять. К тому же, у торбы глубокие боковые карманы, Андрей сует в один из них свернутый файл с ксерокопиями.

Не может уяснить, с каким именно чувством поворачивается и уходит — с охотой или неохотой. Ведь понятно же, что какой-то подвох, но со своей слабостью, неумением отвечать отказом на радушие, ничего поделать не может. По крайней мере, в данном случае критическая масса типа «пожалуйста, прыгни в окно» или «пожалуйста, одолжи миллион» преодолена не была.

Десятка через два шагов оборачивается, сам не зная, зачем, наверное, надеясь хоть на какое-то разъяснение.

— До свидания! — учтиво басит Алеша Попович, качает над головой лапищей.

— Всего доброго! — Девушка слегка подпрыгивает, тоже машет.

Андрей пришибленно кивает, мол, ага…

Бредет в разреженном людском потоке, состояние как после наркоза… Горячий свинец в мышцах убеждает перевесить торбу на спину, яблоки давят в нее, выгибают, нельзя даже опустить голову, словно Андрея заковали в доспехи.

В вечернем сумраке все желто-черное, как эмблема «Билайн», радио поет про море и пляж, мелькают лица в солнцезащитных очках и улыбках, фонтаны шипят и дышат прохладой, скамейки плывут равномерно с обеих сторон, будто челюсти какого-то древнего жвачного хренозавра.

Андрей пробует думать о скамейках и их пассажирах, но мысли как магнитом тянет к идиотской фразе на футболках. Какой, к чертям, фонд помощи голодающим детям? Такие фонды есть, но Андрей не похож на голодающего ребенка. Даже просто на ребенка. Или похож? Блин, столь увесистая щедрость внушит какую угодно ахинею. Ну, если на ребенка, допустим, похож — Маша порой относится к нему как ребенку, — то уж точно не на голодающего. Тем более — из Ганджубаса! Кстати, это где?

Воскрешает из памяти скудные знания географии: наверно, какая-нибудь крошечная страна на заднем дворе планеты, в Африке или Южной Америке… Но тут вспоминает, что это никакая не страна, а трава, которую курят наркоманы!

Нет, какого черта?!

Вновь оборачивается, на сей раз резко, требовательно, но активисты уже далеко — две красные точки…

На пути домой не утихает скверное предчувствие, яблоки давят слишком ощутимо, как горб, болезненный нарост, пронизанный нервами. Андрей взмокший и горячий, будто в спину тычут автоматы и ведут не понятно куда — на казнь или черт знает… Строит догадки: в торбе спрятана скрытая камера или диктофон, или снимают со стороны, а под яблоками какая-то дрянь, от мохнатых пауков до бомбы, или в самих яблоках — соль, перец, цианистый калий… За паранойю стыдно, к лицу приливает краска, хорошо, что мысли подслушивать пока не научились… Ну не может же просто так, даром, на халяву! В акцию добрых людей поверить мог бы, но, блин, фраза про ганджубас — она прямо вопит на весь город, что будет какой-то подвох! И когда подвох даст о себе знать — сейчас, через минуту, завтра? Или уже дал? От яблок надо избавиться, но в безлюдном месте, а то как-то неловко, не хочется привлекать внимание, ловить на себе взгляды недоумения, еще заподозрят в терроризме, вызовут саперов, а к нему в дом нагрянут омоновцы…

Звонит мобильный.

— Маша, ты дома? — выдыхает Андрей в трубку с облегчением, что отвлекли от бредовых мыслей.

— Да, вернулась только что, — звонко и весело говорит Маша. — Удивлена, что тебя нет, думала, дрыхнешь.

— Сейчас удивлю еще больше, — обещает Андрей. Совсем забыл, откуда идет, но это даже хорошо. Вознаграждение за квест приятнее получать не сразу после выполнения, а когда он уже слегка забыт под наплывом новых квестов.

Андрей рассказывает о походе в администрацию, желание выкинуть из головы яблоки такое сильное, что переборщил с деталями, чуть не ляпнул, что Рита на вид весьма-весьма…

— Ага, значит, Рита, — лукаво тянет Маша.

Вот придурок!

— Я не знакомился, ее так назвал брат!

— А, там еще и брат…

— Ну, то есть, не знаю, брат или не брат…

Жаль, рядом нет стенки — подолбиться башкой. Андрей поднимает взгляд к небу, словно вопрошая, почему в мыслях такой бардак.

— Блин, это я должен ревновать! — Притворяется обиженным. — Пропадаешь то на работе, то в универе, то еще где-то. А я как домохозяйка, вздыхаю и терзаюсь сомнениями.

— Да ладно, Отелло, — усмехается Маша, — хочешь быть мавром — будь, а мне черные цвета не идут.

— Ерунда! Черные волосы очень даже идут.

— В черный я никогда не красилась.

— Я покрасил в воображении. Вышло эффектно.

— Интересно, что ты в воображении еще со мной проделывал?

— Ну, это проделывал не только в воображении, хотя… кое-что приберег для резерва.

— Ого! И что мне надо сделать, чтобы вынудить пустить резерв в бой?

— Объяснить кое-что.

— Вокруг люди, можешь привлечь внимание.

— Да я и так… В общем…

Андрей выкладывает историю с яблоками, ремни торбы больно врезаются в плечи, скорее бы сбросить это наказание в каком-нибудь темном углу…

— И учти, — замечает Андрей. — Это не розыгрыш. В том смысле, что я тебя не разыгрываю. А вот они меня — на все сто.

— Обалдеть! — восторженно смеется Маша. — Теперь понимаю, почему ты избегаешь активной жизни. Стоило сунуть нос на улицу, и тут же нашел приключения на свои полушария. То Рита с братом, то яблоки с ганджубасом…

— Ага, смешно тебе. А я вот трясусь и думаю, когда за спиной рванет и раскидает по кусочкам.

Целующаяся рядом парочка мигом расклеивается, два испуганных взгляда синхронно отталкивают хозяев от Андрея, он ускоряет шаг, сворачивает на другую улицу.

— Надо эти яблоки срочно в мусорку, — говорит в смартфон, стараясь не шуметь, инстинкт заставляет оглядываться в поисках мусорного бака, но кругом лишь мелкие урны.

— Эй, не смей, их же целая сумка!

— А ты, оказывается, падкая на сыр в мышеловке, Машка. То есть, Мышка.

— Андрюш, не все так страшно, — говорит Маша ласково. — Даже вообще не страшно. Могу заверить, бомбы и соляной кислоты там нет.

— Почему?

— Ну, со стороны, если ты описал более-менее точно, смотрится трезвее, хотя понимаю, сама бы, наверное, офигела и мучилась догадками. Но, думаю, там нет даже мышей и перца. Все безобидно.

— Но подвох-то есть!

— Есть. И скажу честно, в чем, не знаю. Какая-то акция с элементами розыгрыша. Но это будет… э… добрый розыгрыш.

— Твоя уверенность наводит на подозрения…

— Только не думай, что я к этому причастна, умоляю. Просто садистские розыгрыши делаются более… скрытно, что ли. Без декораций. Есть розыгрыши платные, на заказ, но это вряд ли твой случай.

— Да, на Валька и Кира не похоже. Они, конечно, разыграть могут, но не столь эксцентрично.

— Вот, значит, бояться нечего. Быть может, какой-то социальный эксперимент. Меня больше волнует другое, Андрюш. Ты перед тем, как отдать все документы на оформление, сделал ксерокопии?

— Представь себе, да. Вообще-то, думал, в администрации их потребуют, вот и запасся, а вышло вообще без всяких проволочек, даже почти без очереди. Хлоп — и все! Чудеса, однако…

— Да, жаль только, — вздыхает Маша, — что ценой полусотни жизней.

— Ну, как обычно. — Из памяти всплывают кадры репортажей и мобильных съемок на Ютубе, объятые пылью руины. — Пока петух в задницу не клюнет…

— Ладно, не будем о грустном. Ты молодец, Андрюш, все сделал правильно. Я-то хотела идти туда с тобой завтра, а ты уже справился. Возвращайся. И яблоки не выбрасывай, будем хрумкать и пить чай.

— Хорошо, надеюсь, приколисты меня пощадят.

Мимо то и дело проплывают киоски. Пачки сигарет за стеклами сверкают золотом, серебром, белизной, черным глянцем, вызывающим багром, и это лишь для различия между «классическими», «легкими», «крепкими». А марок — изобилие: эмблемы и шрифты самых разных стилей. Названия наперебой кричат, что покупающий именно эти сигареты настоящий мужик, лев, король, президент, а вовсе не самоубийца с гнилыми легкими. Но от курева зависят и без рекламы, возьмут даже серую пачку без единой буквы и картинки. А вот журналы, что теснятся в тех же киосках… Текстовая продукция в эпоху изобилия — аутсайдер, война за читателя жестокая. Журналы пестрят фотомоделями, крутыми тачками, броскими заголовками, по сути, это больше набор эффектных фоток, вкусно пахнущей глянцевой бумаги, приложений типа постеров и дисков, нежели собственно текст. Когда мир способен насытить человека звуками и картинками в форме игр, фильмов, музыки и фоток, на текст охотников мало, его и так хватает в SMS, мейлах, аськах, социальных сетях…

Конец ознакомительного фрагмента.