Почти правда. Узелки

Олег Викторович Торопов

Книга о любви и судьбе, о случайностях обусловленных закономерностями.Все участники действий и события являются вымышленными, совпадения имеют случайный характер.

Своя земля, и родина, и мать.

© Олег Викторович Торопов, 2023

ISBN 978-5-0051-1055-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Николай сидел на скамейке в какой-то неудобной позе (полубоком), одной рукой опираясь на палочку. Хмурое лицо, не выражавшее никаких эмоций и казавшееся безжизненным, делало его совсем старым.

Рядом лежала заветная папка. Содержимое этой папки и являлось причиной встречи Сергея с Николаем Васильевичем.

— Я принес тебе свободу, — сдавленно сказал Николай. Его лицо не выражало ничего, он смотрел в пустоту и видел только пустоту.

Сергей усмехнулся:

— Когда-то я уже это слышал.

Сергей присел на скамейку, взял в руки папку. Он всматривался в нее, как будто хотел увидеть содержимое через обложку. Со стороны могло показаться, что он не решается ее открыть. Может, так, а может, и не так.

Слишком много всего таилось за пожелтевшей обложкой этой папки — это было описание его жизни. Той жизни, которую почти никто не знал и которую он сам пытался забыть.

Сергей медленно развязал аккуратный узелок.

Сухой стиль документального повествования сразу вернул его на много лет назад.

По официальным документам Сергей пропал «при неустановленных обстоятельствах» 5 лет назад в окрестностях Гудермеса.

— Я уже стал майором? — спросил Сергей, читая досье.

— Да, после последней командировки, — кивнул Николай. — Все как положено — рапорт, наградные… Приказ, ознакомься, — ответил Николай с полным безразличием.

— А кто был тот майор, с которым меня «поменяли»? — спросил Сергей.

— Твой земляк и полный тезка, у вас разница в дне рождения, он родился на 2 дня позже тебя.

Николай Васильевич терпеливо ждал, пока Сергей просмотрит все документы.

— А как же я, который сейчас? — спросил Сергей, закончив листать страницы.

— А какой сейчас? Тебя нет ни сейчас, ни вчера, ни завтра, — задумчиво произнес Николай. — Я был последний, кто о тебе что-то знал. Все документы в папке, тебя и твоей группы уже давно нет, и в архивах тоже ничего не осталось. Можно сказать, что никогда и не было — это плод твоего воображения со всеми вытекающими последствиями. Все, как ты хотел. Теперь ты обычный человек: без прошлого, без наград и званий, без пенсии и медицинского обеспечения.

Последнюю фразу Николай сказал, опустив голову как-то обреченно, особенно четко проговаривая каждое слово.

— И я больше никому и ничего не должен, — продолжил Николай, как бы ставя точку, — прости, если что, за все, за Лену прости. — Он хотел еще что-то сказать, но осекся.

Это признание вины он вынашивал последние двадцать лет, страдая от своей гордости и уверенности в своей правоте и веры в справедливость. Лена была частичкой его сердца, большого, но спрятанного от всех, сердца, спрятанного в панцирь…

Жонглируя чужими судьбами, ломая их по своему разумению, он сам стал заложником воли судьбы. Посвятив свою жизнь борьбе за справедливость, перешагнув все законы, и человеческие, и государственные, он так и остался не понятым ни людьми, ради которых он жил, ни государством, которому он служил. Он так и остался один, один на всей земле.

Николай тяжело поднялся и медленно пошел по аллее. Он наконец-то обрел долгожданный покой, истратив последние силы на исправление того, что «изменить уже нельзя». Он уходил навсегда. Развязался последний узелок судьбы, завязанный однажды летней ночью… давно-давно…

Лена умерла от рака два года назад в немецкой клинике. Его единственный родной человек ушел не прощаясь. Сергею никто не сообщил ни о болезни, ни о смерти Лены — она так хотела.

Она так жила — с открытой душой и закрытым сердцем, любила, жалела, ненавидела, была любимой и единственной. Жила, будто играла роль — играла и при жизни, и после своей смерти.

Она оставалась той последней ниточкой, которая связывала Сергея с прошлой жизнью. Точнее было бы сказать — с другой жизнью, которую хотелось бы забыть, чтобы запомнить каждую минуту.

Казалось, что можно начинать новую, совсем другую жизнь с чистого листа. Писать историю ровным почерком без помарок и исправлений. Впереди еще целая вечность и надо многое успеть доделать, переделать и выстроить заново.

Как много лет назад, это только казалось…

Улицы, улицы, улицы,

Бег времени, бег машин,

Кто улыбается, кто-то хмурится,

А мы все спешим,

Спешим, прощаясь,

Спешим, приходя,

Забыв, что есть что, не зная зачем,

Путаем часто можно-нельзя,

Не видя себя, не знакомясь ни с кем,

Воздушные замки и города из грез

В облаках из розовых снов

Строим наяву и вполне всерьез,

Не зная проблем, не замечая оков,

Не только строим, но и живем

День, месяц, за годом год,

Но где-то в душе, опасаясь, ждем

Тупик или крутой поворот,

И только потом, если ты не слабак,

Поймешь, наконец-то поймешь,

Что нет ничего и ты полный дурак,

Но ты наконец-то живешь.

Сергей занимался в секции дзюдо в спортивном клубе недалеко от училища, в котором он получал профессию слесаря по контрольно-измерительным приборам и автоматике. Он вообще всю сознательную жизнь занимался спортом: хоккеем, волейболом, стрельбой из мелкокалиберной винтовки, вольной борьбой и прочим. Его привлекал азарт соревнования, движение, постоянное движение. Где-то глубоко в подсознании зарождалось стремление к лидерству, желание быть если не первым, то лучшим. Лидером он пока не стал, точнее сказать, никак это качество не проявлялось.

Ее он заметил, когда в первый раз пришел в клуб — ее нельзя было не заметить или пройти мимо. Яркая энергия жизнерадостности порождала магнетизм невероятной силы, против которого нельзя было устоять, и Сергей не устоял.

Как-то после тренировки он решился подойти к ней. Ее звали Лена, они тренировались в одной секции, но в разных залах: Сергей в зале для новичков, Лена в зале для разрядников. Она училась в университете в Москве, а на каникулах, приезжая домой, ходила в свой клуб, где тренировалась еще в школе. Тренеры всегда были рады ее приходу.

Веселая и общительная, но в то же время строгая и неприступная, она не позволяла никому никаких вольностей, чем притягивала еще больше.

Для Сергея Лена была богиней — он влюбился в нее с первого взгляда и совсем потерял голову. «Умна, красива и стройна», — вертелась у него в голове строчка из какого-то произведения.

Сергей был влюбчивым «с первого взгляда и на всю жизнь», как ему казалось. Первая серьезная любовь случилась с ним во втором классе школы. Его семья переехала из другого города, и в классе он был новичком. Сергея посадили за первую парту с девочкой, чтобы она за ним присматривала — и он влюбился.

Признаться в любви Сергей так и не решился. Сначала потому, что они дети и любить было еще рано, потом они подросли, она стала красавицей, а он был обычным. Он просто был робким и не мог найти подходящих слов. В классе пятом он пересел за последнюю парту и в гордом одиночестве просидел до окончания школы.

Незадолго до окончания школы их класс ездил на экскурсию в Ленинград, а Сергей не смог поехать.

Рассказов и эмоций после поездки было через край, и когда подошел друг Саня и сказал:

— Ты знаешь, у французов есть такая поговорка «шерше ля фам», что означает «ищите женщину».

— Ну знаю, — ответил Сергей, не понимая темы разговора.

— Так вот, я ее нашел, — продолжил Саня, просто сияя улыбкой во все тридцать два зуба, как говорят.

— А она? — спросил Сергей уныло.

— Что она? — не понял Саня.

— Она тебя нашла? — спросил Сергей, собираясь уходить. Он был не в настроении, и этот разговор ни о чем начинал его раздражать.

— Да, она ответила мне взаимностью, — сказал Саня с гордостью. В этот момент он был похож на д'Артаньяна из «Трех мушкетеров».

— И кто же эта леди? — спросил Сергей, улыбнувшись.

— Танька. Твоя бывшая соседка по парте…

Время остановилось, мир просто рухнул в пропасть. Все вокруг перекрасилось в черный цвет, скорее всего, потеряло цвет вообще.

Сергей повернулся и молча ушел. Саня был видным парнем — играл в ВИА на гитаре, был солистом и в хоккейной команде был лидером — сильный, красивый, веселый. В общем, Сергей был ему не соперник даже теоретически, даже-даже…

Первая детская любовь, наивная и смешная, с годами так и осталась детской, выветрилась и забылась. Остались только первые стихи, такие же наивные, сумбурные, но полные переживаниями первой страсти и потери.

Через несколько лет Саня и Таня поженились, а Сергей был у них на свадьбе свидетелем…

Сергей дожидался Лену за углом дома возле спортивного клуба.

— Нам по пути. Я провожу? — сказал Сергей уверенно, шагнув навстречу.

— Ну проводи, проводи, — с легкостью ответила она. — Местные не обижают? Райончик-то у нас м… бандитский, — сказала и залилась смехом. — Давай лучше я тебя провожу. — Вот так — легко и непринужденно.

Казалось, они были знакомы давно или очень давно — так свободно она себя вела.

— Как ты вообще решился подойти? Уже почти месяц ходишь, вздыхаешь, застенчивый такой. Я думала, уеду, а ты так и не решишься подойти поговорить. Может, ты влюбился в меня, а признаться боишься?

Лена сразу перехватила инициативу, и Сергей растерялся, он не был готов к разговору о любви. Он действительно был робок с девушками и не знал, что ответить. В книгах было как-то все по-другому..

— Да, — выпалил он невпопад, пытаясь вставить словечко в непрерывное щебетание Лены, которое он мог слушать вечно.

— Это ответ на какой вопрос? — спросила Лена и опять засмеялась.

— Да, влюбился… Наверно, — сказал Сергей и опустил голову.

Это было умопомрачение или сон. Сергей подсознательно понял, что если не сейчас, то никогда.

Он чувствовал, что краснеет, но ничего не мог с собой поделать, буквально задыхаясь от переполнивших его эмоций…

Ее смех резко оборвался, лицо стало серьезным.

— На первом свидании, если это можно назвать свиданием, мне еще никто не признавался… Может, сразу и предложение сделаешь? Мне уже 19 лет — совсем совершеннолетняя, а тебе сколько?

И она снова взорвалась смехом. Именно взорвалась, оглушив и ослепив Сергея.

— Пойдем, жених, — сказала Лена и подхватила Сергея под руку.

Стало сразу как-то легко и просто. Они пошли в сторону дома.

— Ты мне тоже нравишься, — так же прямо сказала Лена. Становилось ясно, что прямолинейность — это ее основная черта характера.

События развивались просто с космической скоростью. Еще вчера Сергей не знал, как подойти к Лене, и вот уже признался в любви и почти сделал предложение. Она говорила и говорила, как будто очень долго молчала. Вроде бы ни о чем, но обо всем сразу. Ее лицо просто светилось.

— Это ведь ты мне стихи подбросил? Сам написал? — спросила Лена, смотря в упор на Сергея.

— Да. Сам. Не понравились? — робко спросил Сергей.

— Не обижайся, я не люблю стихи, — сказала она, — я их не понимаю. Все эти телячьи нежности для меня непонятны и неинтересны. А ты, видимо, романтик, тебе проще… А в дзюдо зачем пошел? Это же не для тебя, — сделала она заключение.

— Наверно, чтобы не быть романтиком. Я раньше уже занимался вольной борьбой и стрельбой из винтовки.

— Ого..

— Хочу стать военным… — договорить Сергей не успел.

— И защищать слабых, — перебила она с каким-то сарказмом. — Знаю я одного такого романтика военного… — И, предупредив немой вопрос Сергея, вздохнув и подняв глаза к небу, пояснила: — Это мой брат… Мы, по-моему, уже прошли твою общагу, — сказала Лена.

— А ты где живешь? — спросил Сергей.

— Через три дома назад. Мы его уже тоже прошли два раза.

Она улыбалась беззаботно и очаровательно. Время летело неумолимо. Сергею казалось, что если они сейчас расстанутся, то навсегда. Он молчал и ненавидел себя за это.

— Уже поздно, надо идти домой, пока брат не вернулся, а то мне влетит по первое число, — сказала Лена.

Стемнело, во дворе горел единственный фонарь над подъездом, еле-еле освещая дорожку перед домом.

— Вот мы и пришли. Самый дальний подъезд, — сказала она непривычно грустно.

Возникла тяжелая пауза. Сергей не мог решить, что можно на первом свидании.

Он подал ей руку.

— Ну тогда до свидания, — сказал Сергей, смущаясь.

— Тогда до свидания. Целоваться не будем, — кокетливо сказала она и улыбнулась. Ей явно не хотелось уходить, и она не уходила.

Руку она держала крепко и не отпускала. Сергей покраснел и посмотрел на Лену. Она смотрела вперед сквозь него — пристально и с тревогой.

— Кажется, у нас могут быть неприятности, — наконец услышал он ее шепот. — Не оборачивайся, может, пройдут.

Она увидела, как из темноты появились три фигуры.

— Ну что, комсомольцы, закурить не найдется? — прозвучал стандартный дворовый вопрос.

Сергей обернулся. Он много слышал о дворовых наездах, но сам попал в такую ситуацию впервые.

— Нет. Мы не курим, — машинально ответил Сергей.

— Спортсмены, что ли?

Ответить он не успел. Удар был несильным, но пришелся прямо в глаз.

Сергей рефлекторно закрыл лицо руками.

— Э, шпана, вы че? — услышал он голос Лены и понял, что находится у нее за спиной.

Это был позор. Девушка защищала его от хулиганов.

— А ты, мочалка, пойдешь с нами, — прошепелявил самый маленький.

— Вы чьи, пацаны? — спросила Лена.

— А тебе че? — сказал маленький и протянул руку к Лене.

Ловким движением она перехватила его кисть и загнула так, что он издал вопль, подлетел и рухнул на асфальт.

Сергей не был трусом, но опыта уличных драк у него не было совсем. Он не знал, как применять приемы в бою без правил, и полагался только на инстинкты.

То, что было дальше, можно предполагать только примерно.

Сергей бросился на ближайшего к нему, когда тот уже занес ногу для удара.

Так, с ногой под мышкой, упершись головой в живот, он повалил его на землю и упал на него сверху. Раздался неприятный, нестественный хруст.

Освободившись, Сергей откатился в сторону и приподнялся, пытаясь понять, что происходит.

Второй лежал не двигаясь.

Первый отпрянул назад и вытащил что-то из кармана.

Сергей начал вставать, когда первый, шипя: «Ты что, сука», бросился в сторону Лены.

Она подняла маленького за шиворот и толкнула в сторону нападающего.

Это что-то оказалось ножом. Маленький всхлипнул и осел.

— Ты что, сопля, — прохрипел первый и оттолкнул маленького.

Все на секунду оцепенели.

Раздался глухой удар, и первый как подкошенный завалился в кусты.

Из темноты появился молодой человек крепкого телосложения в костюме.

— Коля, — простонала Лена и бросилась к нему.

— Что тут происходит? — спросил молодой человек, растирая руку. — Кто они?

— Не знаю. Мы шли домой, а они пристали, — сквозь слезы ответила Лена.

Начал приходить испуг от того, что случилось, и от того, что могло случиться.

— Мы — это кто? — строго спросил молодой человек.

— Мы с Сергеем, — шмыгая, ответила Лена.

Коля достал из кармана фонарик и посветил на Сергея.

— Ранен? Куда? — обратился он к Сергею.

— Нет вроде бы, — ответил Сергей, только сейчас заметив кровь на руках и рубашке.

— Догулялись по ночам, — нервно сказал Николай, оглядываясь вокруг. — Сколько раз я просил не шляться до темноты?!

Лена опустилась на бордюр и беззвучно заплакала.

— Ну ладно-ладно, — сказал спокойно Николай, поднимая за плечи Лену. Было заметно, что он испугался за нее.

— Давайте быстро оба домой и ждать меня, постирай ему рубашку и штаны. Телефон не брать, никому не звонить, дверь не открывать, — приказал Николай.

Спокойный голос брата подействовал успокоительно. Лена взяла Сергея за руку и потянула за собой.

— Пойдем, он все сделает как надо, — сказала Лена.

Они поднялись на второй этаж, зашли в квартиру. Лена бросила сумку в прихожей и прошла в комнату. Сергей огляделся и прошел за ней.

— Снимай рубашку и брюки, я постираю, — сказала Лена, подходя к шкафу.

Она открыла шкаф и достала спортивный костюм. На плечиках висела офицерская форма.

Сергей с интересом оглядел китель.

— Капитан? Пехота, — размышлял он вслух, рассматривая погоны и петлицы.

— Да. Не совсем… Потом все узнаешь, — как-то туманно ответила Лена.

Он обернулся и нос к носу столкнулся с Леной. Она стояла, прижимая спортивный костюм к груди. Немного съежившись, с растрепанными волосами — она была прекрасна. Еще не отошедшая от шока, казалась слабой и беспомощной. В этот момент могло показаться, что сила слабости сильнее силы красоты.

Их взгляды пересеклись. Все куда-то пропало, растворилось, остались только робкие объятия безудержной страсти первой любви.

Сергей прижал ее к себе, заключая в объятия на всю оставшуюся жизнь.

Поцелуй был бесконечно долгим, неумелым и завораживающим. Он уносил их в другой мир, безоблачный и чистый. Мир без страха и боли, созданный только для них.

Они были молоды и безумны, они были просто рядом, это и было их счастье — одно на двоих.

— Надо замочить белье, — сказала Лена, оборвав этот самый прекрасный миг, время остановилось. Она спустилась с небес а он рухнул к ее ногам. — Скоро вернется брат. Переоденься и иди на кухню поставь чайник, — сказала она спокойно и обыденно, как-то буднично, как будто ничего и не было.

В дверях она остановилась и, как бы читая мои мысли, сказала:

— Папа тоже был военным… Он погиб.

Часа через два вернулся Николай. Сергей и Лена сидели на кухне, болтали просто обо всем, только чтобы не молчать — переживания захлестывали обоих.

— Все нормально, — с порога сказал Николай, — все почти живы и почти здоровы. Это гастролеры — не местные, и с местными у них какие-то терки, так что будут молчать и вы обо всем забудьте.

Все. Больше никаких вопросов.

Николай достал из кухонного шкафа бутылку коньяка и две рюмки.

— Спортсменам нельзя и спать пора, ночь на дворе, — сказал он, обращаясь к Лене. — Спать, спать, спать…

— Сергей тоже спортсмен, — попыталась возразить Лена, выходя из кухни.

— Не уверен, — сказал Николай, наливая в рюмки.

В этом доме умели отдавать и выполнять приказы. Лена покорно поплелась в свою комнату и сразу уснула, едва коснувшись подушки.

— А сейчас рассказывай все по порядку, — обратился Николай к Сергею, подавая налитую рюмку.

— Что? — не понял Сергей.

— Где родился, как учился, как тут очутился? — скороговоркой пояснил Николай.

Держа рюмку в руках, Сергей рассказал свою небогатую биографию. Дослушав, Николай показал на рюмку:

— Пей, полегчает. Хочешь, значит, военным быть, пограничником — это хорошо. Чем смогу, помогу коллеге, так сказать. Хорошо учился, спортсмен — это тоже хорошо.

Коньяк ударил в голову, стало жарко и действительно немного полегчало.

— Так вы не пехота? — сказал Сергей, сделав вид, что все понял. Так вот что имела в виду Лена, говоря «не совсем».

Николай оставил вопрос без ответа. Он часто будет так делать в будущем, и это его черта характера.

— Лена уже рассказала, что учится в МГИМО?

Николай налил вторую рюмку и пододвинул блюдце с лимоном:

— Давай за Ленусю.

Они выпили. Николай молчал. Голова наливалась тяжестью.

— Из семьи рабочих — тоже хорошо. Окончишь военное училище, получишь лейтенанта — и в гарнизон на окраине нашей необъятной Родины.

— Давай за родителей, — Николай снова налил в рюмку.

Сопротивляться не было сил. Сергей выпил залпом.

— Ты, наверно, любишь свою семью, — продолжал Николай, — я тоже люблю свою семью. После гибели отца я отвечаю за Лену, она моя семья. Мама живет в Москве, мы редко видимся, и к тому же они с Леной не очень ладят. Пока у вас еще не очень серьезно, тебе надо уйти. У нее будет совсем другая жизнь. Ты должен понять это и принять как факт. Завтра я отправлю ее в Москву, и ты не будешь больше встречаться с ней. — Через небольшую паузу добавил: — Никогда. Иначе я буду вынужден защищать свою семью.

Это прозвучало как приговор. Никаких возражений и обсуждений не предполагалось. В голове зашумело, клонило в сон.

Сергей проснулся на диване от солнца, назойливо гладившего его лицо. Он с трудом вспоминал вчерашний разговор. На стуле висела чистая и выглаженная рубашка и брюки.

— Проснулся, боец? Умывайся и иди завтракать, — как с «добрым утром» сказал Николай.

Завтракали молча. Николай предусмотрительно нарезал соленые огурцы и достал из холодильника холодный квас. Провожая до дверей, Николай сказал:

— Зайдешь сейчас в медпункт у себя в училище, получишь освобождение на неделю и уезжай к родителям на поправку. Я договорился с кем надо.

Сергей оглянулся.

— Лена уехала в Москву, — перехватил взгляд Николай.

«И этот читает мои мысли, — мелькнуло в голове у Сергея, — хотя я и сам не могу их прочитать».

В училище, в медпункте, Сергею действительно без вопросов дали освобождение от занятий на две недели, и он уехал к родителям. Пробыв у родителей неделю, он вернулся обратно.

Земля уходила у него из-под ног, он хотел бежать, бежать куда угодно: от всех, от себя — главное, чтобы к ней. Сергей знал, что Лена в Москве и не может с ним связаться — это была пытка. Он каждый вечер бродил возле ее дома с каким-то тупым упорством обреченного. Одно свидание, один поцелуй — и все… Казалось, жизнь без нее уже не существует.

— Ну что, Ромео, меня ждешь? — услышал Сергей знакомый голос. — Слушай и запоминай, — сказал Николай и продиктовал номер телефона. — Если запомнишь, позвонишь. Один раз.

Сергей запомнил. Он не мог ждать троллейбус, ему надо было идти, бежать на переговорный пункт, повторяя про себя заветные цифры.

Казалось, прошел один миг, как он оказался на переговорном пункте. Через час подошла его очередь. Его знобило, сердце выскакивало из груди.

Вызов шел целую вечность. Он так много хотел сказать…

— Здравствуй, — услышал он в трубке холодный голос Лены. — Нам надо расстаться… навсегда. У нас нет будущего, мы не можем…

Голос ее непривычно дрожал…

— Нам никто не позволит! — уже сквозь слезы кричала она. — Никогда, ты слышишь, никогда! Прощай, — и она повесила трубку.

Сергей был ошеломлен. «Никогда» звенело в его ушах. Он медленно сел в кабине на корточки, все еще прижимая трубку к уху. В сознании не укладывалось то, что произошло. Она не могла так сделать, это не ее слова.

Сергей закрыл глаза и опустил голову.

В кабинку заглянула женщина.

— Вам плохо? Скорую вызвать? — скороговоркой выпалила она и, обернувшись, закричала на весь зал: — Милиция, милиция, здесь человеку плохо! — и ушла.

«Это какой то бред, это не может быть со мной, — подумал Сергей. — Так не бывает, так не должно быть. Одно свидание, один поцелуй и…»

Грудь сдавило, он не мог дышать и, казалось, вот-вот потеряет сознание.

Сергей, шатаясь, вышел из кабинки и присел на кресло в зале ожидания.

А может, он ошибся номером, а может, она не узнала его, и еще, и еще «а может?».

Сергей сидел и молчал, не прерываясь, смотрел на часы на противоположной стене. Лицо его выглядело необычно серьезным, даже суровым.

Внимательный прохожий мог бы заметить, как по щеке этого сурового мальчика стекает крохотная слезинка, как бы ставя точку в этой истории искрометной любви. Точку под приговором — окончательным и не подлежащим обжалованию.