Планета Арес. Прибытие

Олег Белоус, 2023

Это было великое и странное время, полное величия и низости, самоотверженности и трусости, гения и глупости.И с тяжким грохотом столкнулись два мира: мир Полдня и мир Инферно. И полетели от этого столкновения искры – погибшие люди и тиадары, разлетающиеся на осколки космические корабли и рушащиеся на землю небоскребы. И расцвели в безбрежном космосе термоядерные взрывы и погиб город Власти. И исчезла великая цивилизация и проклюнулась другая.

Глава 2

Алексей мысленно скомандовал, шлем затемнился. В виртуальном пространстве засветилось прицельное приспособление: сетка, два концентрических кольца и красным огоньком — цель. Из гнезда пульта с тихим треньканьем, будто живая, под ладонь вылезла сенсорная панель, пальцы легли сверху. Красная отметка цели медленно ползла по центру, неторопливо приближаясь. Ниже мелькали цифры, расстояния до цели, скорость сближения, азимут. Дистанция стремительно сокращалась: 9,7… 9,6… 9,5… 9,4…

Считанные секунды и точка цели окрасилась зеленым — метеорит приблизился на расстояние прицельной дальности, в виртуальном пространстве пополз доклад: «Цель захвачена!»

Алексей победно и немного снисходительно улыбнулся, палец коснулся сенсора пуска и…ничего не произошло. Вместо легкого сотрясения корпуса, какое бывает, когда катапульта выбрасывает в космос снаряд и, ярко-алого сполоха плазмы двигателей стартующей ракеты на обзорном экране корабля, появилась строка с надписью красного цвета: critical error (критическая ошибка.)

Улыбка исчезла, словно стертая ластиком, он недоуменно нахмурился и снова коснулся сенсора. Опять ничего. Снова и снова нажимал, но злосчастная строка: critical error, все так же неумолимо бежала по экрану и ничего не происходило. Не помогла даже полная перегрузка системы. Функционировать ружейная консоль напрочь отказывалась.

— Черт! — Лицо, с тонкими чертами лица, побледнело как полотно…

За несколько часов до этого:

Первый самостоятельный полет Алексея начался так обыденно, что аж челюсть сводило от скукотищи. Ничего героического, ничего, чтобы тобой восхищались и твое лицо не сходило с экранов головизора. Ничего, о чем мечталось, пока учился на космонавта и поступал в отряд легких сил. Именно там, в отряде, нередко действующем в отрыве от «Ковчега», были наилучшие возможности проявить себя.

Взлет, недолгий полет на позицию впереди «Ковчега», доклад диспетчеру и долгое дежурство наедине с пультом управления и корабельным ИИ. Словом, рутинная служба по противометеоритной обороне «Нового Ковчега» на дальнем рубеже — могучая инерция околосветового полета не позволяла ему круто изменить курс, поэтому только уничтожение встречных метеоритов. Ближнюю защиту обеспечивали батареи сверхмощных лазерных орудий на поверхности. Считалась что всего этого достаточно для надежной обороны корабля от межзвездных странников, и даже выход из строя одного из рубежей противометеоритной обороны не представлял опасности.

Малый космолет 3/альфа, один из старейших на «Ковчеге», имел весьма почтенный возраст, но Алексей, когда его назначили на этот атомный ракетоплан, был рад. Его использовали еще строители «Нового Ковчега», но корабль не раз проходил капитальный ремонт и считался вполне надежным и скоростным. Благодаря ядерному двигателю — сердцу корабля и двум вместительным бакам с рабочим телом — твердым, замороженным при температуре — 262 градуса Цельсия водородом, громоздившимся сверху над корпусом, корабль разгонялся до скорости мегаметра в секунду и мог совершать дальние экспедиции. И места для двух космонавтов — экипажа для дальних перелетов хватало — две компактные каюты и кают-компания.

Алексей плавал под потолком пилотажной. В руках он держал тюбик апельсинового сока, но едва скрутил крышку, как внезапно пропели, казалось, сами стены пилотажной.

— Ди-и, ди-и, да-ра-ра!

По центральному монитору пульта управления неторопливо поползла пульсирующая кроваво-красная надпись: «Метеоритная опасность», машинный голос нудно забубнил:

— Опасность, опасность…

Юный космонавт вздрогнул, странное тревожное ощущение пробежало по нервам, но спустя мгновение улыбнулся, глаза засветились ярче — вот он, случай проявить себя! Тюбик с соком отлетел в сторону, и медленно продрейфовал к потолку, подгоняемый потоком воздуха.

Оттолкнувшись от стены подошвами башмаков, скользнул к пульту.

На курсовом экране, пульсировала бледная точка. Со стороны системы Глизе 581, угрожая «Ковчегу» лобовым столкновением, приближался метеорит массой приблизительно в сто килограмм. Такие метеориты чрезвычайно редко встречались в межзвездном пространстве, но Алексею «повезло» наткнуться…

На расстоянии вытянутой руки в дисплее отразилось худое лицо, на котором огромные, как блюдца, глаза, горели недоумением и растерянностью, граничащей с паникой. Вытащил из кармана платок, торопливо промокнул вспотевший лоб. Что делать? Разбираться с неисправностями — удел технарей, пилотов к этому не готовили. Рука медленно потянулась к сенсору связи, хотя в диспетчерскую и так в автоматическом режиме поступала информация обо всем, что происходило на корабле.

Пронзительно взвизгнул сигнал запроса на переговоры. Алексей вздрогнул от ледяной волны, пробежавшей по телу и лишь спустя секунду дал добро на включение связи.

Спустя пару мгновений над видеофоном повис голографический портрет бледного, с «меловым» лицом, диспетчера.

Сердце Алексея тревожно дрогнуло.

Диспетчер, не поднимая глаз, поздоровался, будто забыл, что виделись утром.

— Алексей, — произнес, нарушая правила радиообмена и тут же зачастил, — у нас форс-мажор — отказ управляющего интеллекта лазерной батареи. Я… я не знаю, что делать, но по расчетам метеорит пробьет лобовую броню через пять минут… Я… я через три минуты даю команду опустить гермодвери. Главное спасти «Ковчег»… Я не могу тебе приказывать в такой ситуации, просто прошу… сделай все возможное.

И тут стало по-настоящему страшно. Ужасные, невозможные картины возникли в воображении. Темные, безжизненные коридоры и распухшие тела погибших. Небесный странник при ударе о Ковчег взорвется с мощностью, сопоставимой с взрывом ядерной бомбы. А если кто-то в районе взрыва и уцелеет, его добьет вакуум.

Невероятное волнение волосяным арканом перехватило горло. Принимать грамотные и осмысленные решения необходимо немедленно, но какие? По лбу покатились капельки пота. Сердце забилось в грудной клетке кузнечным молотом, а время приостановилось, полилось тягучей патокой.

Изображение диспетчера, медленно рассыпалось разноцветными искрами, исчезло.

Злые иголки звезд вглядывались сквозь лобовое стекло в пилотажный отсек. На грани слышимости тихо шуршало внутри приборной панели. Произошло самое страшное, что только могло произойти. Одновременно вышли из строя лазерные батареи «Ковчега» и ракетные установки дежурного космолета.

Почему так случилось, кто виноват, все потом. Сейчас важно, что люди, на свою беду попавшие в район, куда ударит метеорит, обречены на верную смерть.

«Неужели это произойдет?»

Алексей повернулся к дисплею, вытянув по-юношески тонкую шею, наморщил узкий, с горбинкой, нос. Несколько мгновений глазами огромными, как блюдца, завороженно смотрел на мерцающую точку метеорита, едва заметно ползущую к «Ковчегу». Самый совершенный корабль землян и невзрачный комок грязи, каких во Вселенной триллионы триллионов, стремительно сближались. На скорости тысячи километров в секунду, не помогут ни электромагнитное поле, ни в десятки метров толщиной, каменная шкура «Нового Ковчега».

«Погибнут люди! Много. А Настя… они договорились встретиться после дежурства. Матушка, он обещал, что проведет вечер дома» — в голове бился хаос.

Содрогнувшись, как от лютой стужи, Алексей достал из кармана платок и вытер взмокший лоб.

Запрограммировать корабль на таран, а самому надеть скафандр и выйти в космос? Не вариант. Скорость космолета мегаметр в секунду. Без защиты электромагнитного поля корабля и брони в считанные минуты загнешься от лучевой болезни.

«Остается только один выход самому таранить метеорит? Это верная смерть — космолет мгновенно испарится в плазменной вспышке. Или он, или десятки или даже сотни людей — кто-то погибнет! Что же делать? Неужели я умру?» — клубился в голове кипящий ком мыслей. Но иного способа предотвратить катастрофу он не видел. Резкий спазм снова сжал горло.

Ему стало невыносимо жалко себя, ему всего двадцать один: не успел ни пожить, ни зависти семью, ни невесту, глаза повлажнели.

Точка метеорита на мониторе глумливо подмигивала. Ты ничего со мной не сделаешь!

Смертельный холод дошел до пальцев на потных ногах. Оставшиеся до столкновения секунды, как вода сквозь пальцы, неумолимо утекали.

И тут он вспомнил Учителя. Алексей, совсем маленький, лет восьми, за партой. «По моему убеждению, — Учитель прохаживался по узкой дорожке перед электронной доской, — человек отличается от животного тем, что может верить в Идею, и ради нее идти даже на смерть. А животные руководствуются лишь инстинктом: пожрать, самку, уютное логово. Сам погибай, а товарища выручай! Только так поступает человек, если это действительно Человек с заглавной буквы «Ч», а не говорящее животное!»

«Неужели я трус? Неужели по моей вине погибнут сотни? Как я жить после этого буду?!»

Лицо полыхнуло.

— А выкуси! — изо всех сил прокричал в монитор, в точку приближающегося метеорита, со сведенных яростью губ вырвался поток матерных ругательств на нескольких языках.

До зубовного хруста сжал челюсти, в тогда в пронзительно-синих глазах проступила ледяная отрешенность. Кровь прилила к лицу. Ладонь медленно, но твердо потянулась к сенсору управления двигателем.

Над пультом прошуршало, невольно поднял взгляд. Струя воздуха из кондиционера била об пульт талисман — детскую игрушка мишку. Космонавты народ суеверный и некоторые традиции, например, брать в полет амулет, начинались с легендарных гагаринских времен.

Рука замерла в считанных миллиметрах от сенсора — его будто ударило током.

«Ну я же и дурак! А ведь если ударить по метеориту реактивной струей, он изменит траекторию!»

Идея была безумной авантюрой, но сколько по-всякому, не обкатывал ее, она вполне могла сработать! Точный расчет плюс удача и, план вполне исполним. Глаза загорелись надеждой, из груди вырвался глубокий вдох, какой бывает у приговоренного к казни в последний момент, на эшафоте, узнавшего о помиловании.

Пальцы лихорадочно запорхали над сенсорной панелью, вводя новую задачу. Спустя несколько секунд на экране отобразились параметры новой траектории корабля. Она получилась рискованной, но вполне реальной. Алексей пристегнулся к ложементу и затаил дыхание, сейчас главное не сомневаться! Палец осторожно прикоснулся к сенсору.

Двигатели ожили, выбросили в пространство струи алой, раскаленной до звездных температур водородной плазмы. Ускорение жестко вдавило в ложемент. Корабль, набирая с каждой секундой скорость, устремился навстречу звездному пришельцу, будто как в древности, когда безбашенные летчики устремляли примитивные атмосферные истребители в лобовую атаку, на самоубийственный таран.

Космолет и метеорит стремительно сближались и до развязки оставались считанные секунды… Веки опустились, пальцы изо всех сил вцепились в предохранительные ремни, во рту железистый вкус крови. Темнота и гул работающих на полную мощность двигателей. Теперь все зависело от их корректной работы и ИИ корабля. Если случится какая-нибудь случайность… а в космосе от них не застрахован никто — космолет исчезнет в мгновенной вспышке. «Все! — змейкой скользнула облегчающая мысль, принесшая странное облегчение, — Он сделал все, что в его силах… По крайней мере «Ковчег» в безопасности»

Когда до столкновения оставались ничтожные по звездным масштабам сотни километров, к гулу маршевых двигателей космолета присоединились маневровые, круто изогнув по параболе вверх траекторию корабля. Струя плазмы, словно бич в руках умелого пастуха, в упор хлестнула по метеориту, порядком оплавив и, главное, изменила орбиту, направив «ниже» «Ковчега».

Двигатели замолчали, исчез пресс ускорения, Алексей открыл затуманенные глаза. Жадный взгляд остановился на мониторе. Лицо зарумянилось — у него все получилось! Траектория движения небесного посланца проходила мимо «Ковчега».

Прошел час после посадки космолета, когда Алексей обхватил ладонями перила выхода и спрыгнул из электроавтобуса на палубу площади «Первого Красного Знамени», на полюсе «Ковчега». Глухо цокнули, примагничиваясь, магнитные подошвы башмаков — гравитация здесь немногим отличалась от нуля. От нижней челюсти, наискосок к скулам, дрожа, перекатывались желваки. Двери за спиной закрылись, машина отправилась обратно на космодром «Южный». Площадь была красива. Длинное название ковчеговцы сократили его до «Первознаменки». В центре стоял памятник на угловатом каменном постаменте. Собственно, из-за него ее так и назвали. Группа суровых стальных мужиков с мечами и щитами. В древних кольчугах. Порубленных, побитых. А смотрят гордо. Центральный, косая сажень в плечах, в одной руке сжимал меч, а в другой — знамя. Настоящее «живое» знамя алой вспышкой билось и трепетало на ветру. На краю — монументальное и, пустое по случаю утреннего времени, трехэтажное здание Астровокзала, построенное в модном когда-то стиле космического классицизма. Вместе с двойником на северном полюсе, здание считалось одним из красивейших.

Танцующей походкой человека, привыкшего к магнитным башмакам, Алексей направился ко входу в Астровокзал, мимо картин самодеятельных художников. Некоторые были весьма неплохи. При двадцатичетырехчасовой рабочей неделе, люди заполняли свободное время спортом, творчеством и общением, а традиция лучшие из картин и скульптур выставлять в многолюдных местах, появилась в первые годы после старта

Беззвучно открылись двери метро в стене пещеры, на палубу выскочила стайка детей в ярких разноцветных нарядах. Позади шел Учитель. Шумно обсуждая предстоящую обзорную экскурсию по поверхности «Ковчега», направились в Астровокзал, изредка окидывая одинокого космонавта любопытными взглядами.

Все мирно, спокойно. Не верилось, что «Ковчег» едва избежал катастрофы.

Перед покрасневшими глазами все еще стояла смертоносная точка приближающегося метеорита. Только теперь он почувствовал, как устал за сегодняшний день. Так устал, что сил не оставалось ни на одно лишнее движение. Все так запуталось невероятно, сплелось и перемешалось: дежурство, бессилие предотвратить катастрофу, страх за других, страх за себя. Слишком много для одного. С запоздалым страхом подумал: а ведь действительно мог погибнуть. Правильно говорят, что «приключение — это когда кто-то другой где-то далеко попадает в крутые неприятности». Приятно, когда смотришь на приключения на экране головизора, а когда это происходит с тобой, то часто это больно и, всегда, до жути страшно. Дрогнули по-детски припухлые губы. Остановился. Охлопал себя по карманам, на свет появилась мятая пачка. Влажными пальцами сунул в рот сигарету, рука, с зажигалкой мелко дрожала — черт!

Прикурил, не отрывая замороженный взгляд от только ему видимых далей. Тонкая струйка дыма подымалась вверх к трубе воздуховода и таяла на фоне бурого свода пещеры. Неожиданно и как-то разом его отпустило и он засмеялся слегка истерично. А здорово я выпутался! Громкие звуки эхом отразились от стен пещеры, загуляли между ними. Учитель, шедший последним, за детьми, недоуменно оглянулся, исчез под козырьком Астровокзала между двумя рядами поддерживающих его белоснежных колонн. А звуки все плыли и плыли над площадью и, вместе сними из Алексея выходило все напряжение этого страшного дня. Он замолчал. Он был почти спокоен. Стало тихо, только где-то на грани слышимости легкий гул тысяч вентиляторов, гонящих по пещерам и туннелям воздух и живительный кислород из центральных пещер, где располагались хлорелловые плантации — легкие корабля. Обычно их он не замечал.

В несколько вздохов досмолил сигарету до фильтра. Курил Алексей редко и, только по поводу, так что даже матушка не подозревала ни о чем. Вспомнилось, как десять дней тому назад, полный надежд и планов, пришел в отряд. Первый рабочий день начался с большого разочарования: вместо героических будней пришлось вновь получать допуск на самостоятельное пилотирование и, никакие возражения не помогли.

Алексей бросил окурок в урну, сверкающий огонек медленно полетел, но подхваченный потоком воздуха, изменил направление в сторону входа в метро. Откуда-то выскочил робот, пылесос в его манипуляторах всосал окурок.

«Мозги» роботов — слабые ИИ, изобрели еще вначале двадцать первого века, но широкое их внедрение тормозилось дороговизной манипуляторов и других исполнительных механизмов. Массовый, тысячами, выпуск по мере необходимости дешевых роботов на самопрограммирующихся и самовоспроизводящихся заводах-автоматах, налаженный в эпоху Изобилия, изменил жизнь человечества. На Земле, других планетах и на бесчисленных космических станциях Солнечной системы роботы взяли на себя не требующий квалификации физический труд. Они убирались в домах и на улицах, работали на фермах и на минифабриках, возили грузы и людей и, делали массу других дел. Небольшие по размеру, роботы подзаряжались от бортовой сети или от солнечных батарей и, при необходимости, самостоятельно меняли закрепленный в манипуляторах инструмент. Понадобятся грабли — возьмут их, понадобится гаечный ключ — возьмут и его. При этом роботы достаточно разумны чтобы понимать голосовые команды.

Роль людей сводилась к контролю эффективности работы и выполнения планов и замене поломанных деталей готовыми блоками.

Дежурный руководитель летного отряда располагался в комнате на втором этаже Астровокзала и после смены космонавт обязан был лично доложить о результатах полета.

Он поднялся по ступенькам. В стекле входной двери отразилось бледное лицо с серыми мешками под потухшими глазами, будто пахал всю ночь. Лоб прочертила едва заметная, незнакомая морщинка. Покачал головой. Себе он не понравился.

Из-за плотно прикрытой дверью доносился яростный крик командора — сегодня дежурил он. Алексей остановился.

— Нет! Это я тебя спрашиваю! Не перебивать! Не перебивай, я сказал! Почему аварии на батарее и космолете произошли одновременно? Что? Случайность? У всех случайностей есть имя и фамилия! Что? Кто сказал? Не важно! Сейчас это я сказал!

Несколько секунд оглушительной тишины, затем в кабинете снова взревели:

— Меня не интересуют оправдания! Я главный оператор Искусственного Интеллекта, или ты? Мне нужны объяснения как в системе оказался вирус! И кто виноват! Кто? Черт меня возьми!

Еще вчера, наверное, Алексей десять раз подумал, прежде чем зайти к разгневанному шефу, но что-то изменилось в душе после столь необычного и страшного первого полета.

Пригладил пятерней короткий ежик русых волос, постучал в дверь, отворил.

Командор — густобровый, плечистый мужчина далеко за сорок, с безукоризненной офицерской выправкой и могучими волосатыми лапами, восседал за письменным столом, заваленным документами, занимавшим добрую половину небольшого кабинета и, краснея от натуги, орал в телефон. Коротко стриженной шевелюрой с проседью он напоминал волка, а крупным, с горбинкой, армянским носом с острыми скулами — хищную птицу. От природы он имел багровый цвет лица, а сейчас цветом сравнялся с кумачом грамот и дипломов, закрывавших стену за спиной.

— Лейтенант Гирей прибыл для доклада! — официальным голосом произнес Алексей и вытянулся в струнку.

Командор едва взглянул, нетерпеливо махнул рукой на стул и продолжил орать в трубку.

Алексей опустился на краешек стула. Ситуацию он не понимал, но надеялся, что все вот-вот прояснится.

Кабинет буквально источал из каждого угла, из каждой щели, мужественность. Угловатую, тяжеловесную и концентрированно-серьезную. Слишком серьезно на вкус Алексея. Он предпочитал что-то попроще, поменьше и посветлее, без давящих темных стен, шкафов с книгами и информационными кристаллами под потолок. Не делали его легкомысленнее даже голографические фотографии с видами «Нового Ковчега» на фоне звезд, на стене — командор увлекался фотографированием.

Наконец командор выключил телефон и с размаху швырнул на стол. Поднял на Алексея тяжелый взгляд человека, ответственного за, наверное, самое опасное направление работы на «Ковчеге», гневная багровость еще не сошел с лица — сказывалась горячая армянская кровь.

— Мамой клянусь! Прибил бы к чертовой матери таких работничков! Бусабан! (придурок — по-армянски) — прорычал тем голосом, каким командир поднимал взвод на пулеметы: «В атаку, вперед!» Поднял кулак, гневно раздувая ноздри крупного носа, будто собирался испытать стол на прочность, но в последний момент с видимым усилием совладал с чувствами. Пальцы разжались и тихо опустилась на столешницу.

— Если бы не сообразительность мальчишки, получили бы чрезвычайную ситуацию второй категории! И жертвы. Жертвы! А они, видите ли, только собираются разбираться в причинах! — севшим голосом прорычал в пространство.

Вскочил и, под настороженным взглядом Алексея прошелся, цокая магнитными подошвами башмаков по кабинету, на лице гуляли желваки, присел назад. Нездоровая краснота постепенно уходила с лица. Поглядел на мальчишку и привычно отметил про себя: черт возьми, как похож на отца!

Бездушный космос всегда собирал с людей, самых отважных, самых лучших, кровавую жатву, но на их место становились новые герои и космос отступал. Двадцать лет тому назад юный лейтенант Сергей Авакянц был единственным, кто спасся при взрыве на космолете 2/гамма…

Заорала сирена, безжалостно вырывая из сна. Он помнил, как вскочил, точнее попытался вскочить с лежанки, но не смог, удержал предохранительный ремень. Помнил, как отстегнулся под истошный крик ИИ корабля: «Разгерметизация, срочно одеть скафандры!», как оттолкнулся от стены и спружинил руками об шкаф с аварийным комплектом; как звук сирены начал глохнуть в стремительно исчезающей атмосфере корабля. Помнил, как задыхался от недостатка воздуха, лихорадочно одевая скафандр, как почти успел, но подвел хрупкий человеческий организм. Он потерял сознание, не успев загерметизировать ступни и кисти рук. Авакянц не видел, как корабельные роботы, посланные капитаном, добравшись до каюты, одели его до конца.

Командир на космолете 2/гамма — отец Алексея, до последнего боролся за живучесть корабля и этим подарил драгоценные секунды второму пилоту. Дал шанс на жизнь.

Человек в вакууме не погибает сразу. Авакянц долго лечился — в госпитале регенерировали обмороженные ступни и кисти рук. Хотя комиссия по расследованию катастрофы не усмотрела его вины, но при виде сына погибшего товарища, командор привычно испытал чувство вины и, так же привычно прогнал неуместные мысли.

Его наградили высшей наградой «Ковчега» — Звездой Героя, но вернуться к пилотированию так и не смог — признали негодным к летной работе. Тогда он и двинулся по административной линии.

Иногда Алексею казалось, что командор выделяет его среди подчиненных, но потом убеждался что это только привиделось. Командор относился ко всем ровно, с поправкой на кавказскую горячность.

— Рассказывай все. Все как было! — произнес потише, положил ладони на подлокотники и впился в лицо Алексея взглядом.

Выслушав краткое повествование, вскочил из-за стола и пожал поднявшемуся со стула Алексею руку. Рукопожатие крепкое, как у регулярно занимающегося гирями человека.

— Молодец! Вах, какой молодец! От лица службы за сообразительность и храбрость, объявляю благодарность!

— Служу Человечеству, — Алексей залился краской.

— Не ожидал, в первом самостоятельном полете, а молодцом! Все давай, иди, отдыхай! Следующее дежурство в четверг по расписанию! — командор привычно развалился в кресле и уткнулся в лист тончайшего пластика с прожженным на принтере текстом.

Алексей направился было на выход, но у двери остановился и повернулся:

— Разрешите вопрос? — произнес неуверенно.

— Что еще? Ну? — командор поднял голову, посмотрел озадаченно.

— Товарищ командор, а с причинами отказа разобрались?

Командор нахмурил густые брови, нервно щелкнул суставами.

— Имей в виду информация служебная и не подлежит распространению, — он значительно посмотрел на подчиненного, а когда тот кивнул, добавил, — Но раз ты и так по уши во всем этом, отвечу. В сеть неизвестно как попал вирус, который заблокировал лазерную батарею и оружие на твоем космолете. Кто это сделал, случайность это или попытка повредить «Ковчег», разбираются.

Алексей закрывал дверь, когда услышал в спину.

— От себя лично спасибо! Большое спасибо! Твой отец гордился бы таким сыном!

Домой добирался на метро — удобно и добраться легко в любое место — туннели пронизывали «Новый Ковчег» как червоточины червивое яблоко. А от станций все в шаговой доступности и, поэтому легковые автомобили не использовали.

Матери дома не было, и он был этому рад. Вряд ли сумел бы по «свежим следам» скрыть сегодняшнее «приключение». Она и так не одобряла решение сына пойти в космонавты — космос отобрал у нее мужа — отца Алексея. А если бы узнала, что сын едва не погиб, то скандала и слез было бы не избежать. Повторно замуж она так и не вышла и даже не пыталась найти спутника жизни, всецело посвятив себя воспитанию сына, который стал для нее центром Вселенной. И ей было физически необходимо обволакивать сына нерастраченной любовью.

Спустя две недели, во время завтрака, Алексей случайно проговорился. Как он и боялся, обрушились слезы, причитания, упреки, что хочет оставить ее одну, как отец. А ведь она мечтала, что сын продолжит дело ее жизни и пойдет учиться на аграрный факультет высшей школы! Дошло до ссоры.

Сколько себя помнил, он грезил о путешествиях и обо всем, связанном с космосом. В детском садике в играх старался выбрать роль капитана, в крайнем случае, пилота космического корабля, как отец. Молодой Гирей, набычившись, раздувал ноздри в кипящей ярости. Одна, сдобренная ханской примесью, текла в них с отцом кровь, и мать на миг поразилась, как сын похож на него буйным и своевольным нравом. Мать снова смирилась.

***

Настя привычно быстро одела виртуальные перчатки, на хорошенькую головку лег шлем виртуальной реальности. Мгновение идеальной тьмы и зажмурилась от света. Вокруг шум толпы и птичье щебетание.

Малахитовые глаза распахнулись. Целое море — не меньше полусотни юношей и девушек в кожаных куртках, никого старше тридцати. На горизонте пологие холмы, покрытые всеми оттенками зеленого, с густо-синим небом над ними и грядой причудливых кучевых облаков на горизонте.

Человека на трибуне в середине толпы — председателя «ревнителей справедливости», здесь знали все. Низкого по ковчеговским меркам роста — в условиях многочисленных зон с пониженной гравитацией средний рост людей вырос, в неизменной коричневой кожаной куртке и такой же фуражке с красной звездочкой. В этой одежде, делавшей его похожим на легендарного революционера древности — Троцкого, имя которого он принял, он ходил везде и всегда. Упрямо сомкнутые губы, в любой момент готовы растянуться в презрительной усмешке. Короткая неухоженная бородка клинышком, бледное, всегда серьезное, несмотря на молодость, лицо, горящий взгляд трибуна или святого, вся эта атрибутика революционности и романтики нравилась впечатлительным девицам определенного возраста.

— Ну что, друзья… Прибыли все! Начнем, — громко сказал человек на трибуне.

— Дорогие друзья! Ковчеговцы! — заговорил громко, с невероятной энергетикой, вдалбливая слова и эмоции в мозг слушателей и махнул рукой, будто рубил нечто неведомое. И страстная речь была хорошо слышна даже на самом краю возбужденной толпы, — Пчелки», управляют кораблем и, они, утверждают, что на «Ковчеге» свободное и гуманное общество, а я утверждаю, что это ложь!

Слово «пчелки», им Троцкий обозвал основную, большую часть ковчеговцев, покоробило Настю. Девушка оглянулась на товарищей. Вокруг молодые лица с горящими глазами, и она промолчала.

Большая часть приверженцев Троцкого существовала за счет родителей, на положении великовозрастных нахлебников и большинство ковчеговцев презирало их как лодырей никчемных, но безвредных. Юридически, раз они не работали, то были детьми, поэтому им не подчинялись роботы, за исключением домашних, не выполняли заказы дубликаторы а с общественных складов они могли заказать только еду. А везде и всюду паразит ненавидит жертву, прекрасно понимая на уровне первичных рефлексов: без жертвы, ему — паразиту, крышка. И чувство собственной зависимости и ничтожности, опирающееся на инстинкт самосохранения, заставляло атаковать жертву. Но как это сделать по отношению к человеку, если это идет против глубинных инстинктов? Пытаясь обмануть природу, паразит расчеловечивает жертву — представляет в виде некой сущности, не относящейся к человеческому виду, в отношении которого все применимо: оскорблять, изгонять, издеваться и в конце концов убивать.

— Наши противники давным-давно превратились в эксплуататоров, — Троцкий почти захлебывался словами, — Мало того, что наших предков запихали в «Ковчег», тут хоть они были добровольцами, но вот нас, нас никто и не спрашивал! И я спрашиваю, почему? Почему ограничивают свободную волю, свободный выбор свободного человека? Мало того, диктуют сколько иметь детей, работать или не работать, это разрешено, а это запрещено. Скоро эксплуататоры будут диктовать, жить нам или умереть!

Троцкий остановился, внимательно посмотрел на почитателей. Глаза фанатично горят — верят! Как они смешны, людишки — покажешь сладкий кусочек, идейку, поманишь и они, как сомнамбулы, бредут за тобой.

— Наверное, кому-то кажется, что эти фашистские порядки будут существовать вечно, что нас всего сотня, а пчелок десять тысяч, и мы ничего не можем сделать. Я утверждаю, что все не так! Со мной молодежь, значит, за нами будущее! Вы молодежь — лучшая часть экипажа! Мои юноши и девушки в кожаных куртках — это будущее человечество, которое построит себе новый дом в системе звезды Глизе 581!

Троцкий разглядывал внимавшую толпу и буквально купался в славе и почитании.

Мир делился на тех, кто способен на ПОСТУПОК ради высшей цели и всех остальных. И цель эта — власть! Ради нее оправдано все: манипуляция людьми, ложь и даже убийства! Он — способен на ПОСТУПОК и, поэтому он не никакой не Хулио Иванович Айдингер — он избранный, он — Троцкий. Он неизмеримо выше всех людишек: и пчелок, и последователей. Он таким родился и его предназначение рано ли поздно править «Ковчегом»!

А удел людишек — послушно выполнять волю способного на ПОСТУПОК.

Наэлектризованная атмосфера сгущалась. Во вздувшихся венах Насти стремительно колотился пульс. С детства ее привлекали книги и фильмы, где героинями оказывались женщины, отважные, сильные и решительные, переживающие необыкновенные приключения. Она мечтала быть готовой к ним, к острым ситуациям и бурным страстям. Ей было душно в неизменной атмосфере «Ковчега» — где все регламентировано, даже праздники. А она хотела быть свободной! Абсолютно свободной! Хотела нового, светлого, за что не жалко отдать жизнь! Чтобы все были свободны и счастливы! Она мечтала облагодетельствовать весь мир.

— Они хотят скованное фашистской тиранией общество, — выкрикнул в толпу оратор и вновь рубанул воздух ладонью, — а моя, наша цель — абсолютная свобода!

— Моя и ваша цель — очистить жизнь от зла и неправды, чтобы грядущие поколения могли наслаждаться ею!

— Долой эксплуататоров! Долой Совет корабля! Да здравствует революция!

— Ура, друзья!

— Ура — подхватила толпа, грохот одобрительных криков достиг последней степени напряжения. Взгляд Троцкого на миг остановился на Насте. Неотразимая красавица. Просто неотразимая… в недалеком будущем. Еще годик на окончательное формирование фигуры и появления немного большей плавности в движениях, и вот тогда… тогда все, мало кто сможет уйти невредимым из-под действия «чар Цирцеи», превращающих даже самых здравомыслящих мужчин если не в свиней, то в полуразумных созданий с мозгом, промытым до кристальной чистоты потоком тестостерона. Жаль, жаль, но не стоит терять наработанный имидж революционера, ничем мирским не интересующегося. Все потом, потом, когда завоюет власть…

Настя изо всех сил орала вместе с соратниками. Иногда она задумалась почему люди так слепы? Почему не видят, что Троцкий несет им свободу и всеобщее счастье? Такие правильные, аж противно… И ей стало жалко их.

Девушка вспомнила давний эпизод с повешенным щенком и содрогнулась и, одновременно восхитилась вождем — товарищи по партии объяснили, что вождь тренировал волю. Она даже сама пыталась повторить его подвиг, но не смогла — до слез жалко щенка. А он смог! Он настоящий революционер и герой!