Роман. В письмах

Оксана Цыганкова, 2019

Встретив мужчину, которого героиня любила всю жизнь, она не может успокоиться и начинает писать ему письма. Она вспоминает все, что было от знакомства до последней встречи. Заново переживает события и эмоции, так внезапно захлестнувшие ее когда-то. И заодно пытается решить, стоит ли их отдавать.

Письмо 2.

Ты сам во всем виноват…Я правда не пыталась тебя соблазнять. Я просто была тебе так рада и так переживала, когда у тебя что-то не получалось, что аж дышать переставала. Я ни на что не рассчитывала. Я просто понимала, что тебе нужно, чтобы я была рядом и была. Это было так естественно. Я даже не пыталась распознавать свои чувства к тебе. До меня очень долго доходило, что это. И я очень хорошо помню, что было спусковым крючком. И как это сработало.

Вам было очень трудно тогда. Я была с вами почти каждый день и видела это своими глазами. Все, что я могла сделать, это просто верить в то, что у вас все получится. И я верила изо всех сил. И мне казалось, что те, кому по семейному кодексу положено делать то же самое, то же самое и делают. И я была просто поражена тем, как это не совпало с реальностью. Особенно у тебя. Я не следила. Просто не один раз такие разговоры проходили в моем присутствии. Я их не помню вообще, помню только потрясение от несовпавшей картинки. Я не понимала, как это вообще возможно. В моей жизни, в моих отношениях такого никогда не было. Я или верю в человека, или в моей жизни нет этого человека. Потому что какой смысл, если ты не веришь? Да, этот максимализм за 45 лет так и не выбили. До сих пор доверие — это главное. Я верю до последнего. Мир может рухнуть, а я буду верить. А если перестала — то все. Досвидания. В одно слово.

И тогда я стала замечать, что не все гладко в твоем королевстве. И стараться заполнять те пустоты, которые физически в тебе ощущала. Я не думала, зачем я это делаю. Это просто была внутренняя вера в то, что так надо. Потребность.

Жизнь между тем текла своим чередом, и в ней было много всего прекрасного. Только вот Шекспир давно все написал о человеческих чувствах. Она его за муки полюбила, а он ее за сострадание к ним. Мы просто вписались в этот сценарий. Но не только это.

Я никогда не понимала, что у тебя в голове. Твой мозг — это моя эрогенная зона. Он меня захватил тогда и не отпускает. Это не исследовательский или профессиональный интерес. Не поэтому. Просто я очень быстро просчитываю людей. Я понимаю, как они поведут тебя в той или иной ситуации. Тут гордыня моя меня прямо подкармливает. А с тобой я никогда не понимаю… Ни один здравомыслящий человек так делать не будет.

Ты непрогнозируемый и совершенно потрясающ в этой своей непредсказуемости. Знаешь, если ты не исчезнешь из моей жизни, как это пару раз бывало в нашей истории, мне Альцгеймер точно не светит. Да, можешь считать, что я сейчас тебе призналась. Я постоянно думаю о тебе. Мне это не мешает проживать свою жизнь и брать от нее все. Ты просто есть в ней фоном. Всегда. Это мое особое счастье. Отдельное. О котором никто не знал. Теперь ты знаешь. Я все детство прятала свои чувства от людей, которые мне нравились, и много глупостей наделала.

Я боялась… Я так боялась понравиться и не понравиться одновременно. Я помню эту свою схему — сделать все, чтобы понравиться мальчику и, увидев первые признаки успеха, тут же свалить. Я всегда боялась отношений. А больше всего внимания со стороны других людей. Ты, наверно, сейчас в замешательстве. В твоей картине мира, скорее всего, я выгляжу несколько по-другому.

Я помню, когда мы с тобой встретились после ссоры и оба в тот момент были в своих устойчивых отношениях, мне постоянно в путешествиях мерещилась картинка — падает самолет, я звоню тебе и говорю: «Меня сейчас не станет. И я хочу, чтобы ты знал — я тебя люблю. Всегда любила». Как-то так — увидеть Париж и умереть. Жить после этого мне казалось совершенно невозможным. Даже странно, что когда я тебе это сказала, в другом контексте абсолютно, это было так весело и буднично. Да, любила всегда. А чего такого то?

Быть открытой — особая роскошь. Я долго к этому возвращалась. Сейчас-то я уже точно знаю, что когда я открыта, я получаю все. А когда начинаю играть, получаю обучающий пинок разной степени мощности. На мое счастье получаю очень быстро. Всегда знаю и за что, и зачем. И время мне досталось такое, когда открытость можно себе позволить. Повезло мне со временем.

Мне вообще везет. Всегда. На все. На людей. На тебя.

Я помню твой взгляд, который я иногда перехватывала, и я долго не понимала, что это такое. Взгляд был тяжелый. Я первое время думала, где я накосячила. Потом ты встряхивался, и мне казалось, что показалось. А позднее я как раз и начала задумываться, что у тебя в голове, когда ты так смотришь. Что ты там решаешь?

Но потом ты улыбался и все… Знаешь, я помню ракурс, с которого меня эта твоя улыбка захватывала до остановки дыхания. В машине, справа от тебя, ты что-нибудь рассказывал, вспоминал и улыбался и все… Оторвать глаз я не могла. Ты, наверно, не замечал, ты смотрел на дорогу. Ну или просто не верил в то, что это может быть адресно к тебе. Потом у тебя отлетело колесо, и ты перестал меня возить. Испугался. Или не отлетело, но ты заметил, что болтается. Но я уже была так включена в тебя, что это стало моим наркотиком.

Ты курил, а я чувствовала во рту этот вкус сигареты. Я иногда знала, когда ты позвонишь. Но нет. Я не собиралась тебя соблазнять. Я просто любила тебя со всем, что в тебе есть: твоими сомнениями, амбициями (да, в отличие от многих, я их видела. И спасибо, что не скрывал. Я люблю любить людей неидеальными, без иллюзий).

Это странно, но мне нравилось, что ты курил. Я глаз не отрывала от твоих рук с сигаретой. Очень красивые руки. Немного нервные, пальцы длинные. Мой фетиш. В таких руках как-то даже киношно получалось.

Это сейчас я не выношу курящих людей и запах, а тогда я смотрела на твои руки и дышать переставала. Черная футболка с коротким рукавом и загорелые руки. Мне хотелось провести пальцем. Уже потом, когда дистанция сократилась, я помню, как первый раз это сделала. Завершила гештальт. Хотя тогда я и слов то таких не знала. Я просто затаив дыхание водила пальцем, а у тебя глаза темнели. И слышно было, как сердца колотятся так, как будто выскочат сейчас. Темный зал, маленькая лампочка, черная футболка, и я пальцем по бицепсу вожу.

Но ты делал что-то невероятное. Приближал. Отдалял. Сегодня было можно погладить, а завтра ты ближе трех метров не подходишь. Я приняла правила игры. Я ничего не делала сама. Вот с тобой я стала ведической женщиной. Ты мужчина. Ты и решай. Я тебе верю. Как ты решишь, так и правильно. Наверно, это было трудно для тебя. Если бы я тебя соблазняла, ты бы точно нашел силы сопротивляться. Ты сильный. У тебя Дух такой, что всем бы подтянуться. А тут все настолько решал ты, что это ставило тебя в тупик. Я просто была в шаговой доступности, смотрела огромными влюбленными глазами и не отворачивалась. Если честно, я настолько была уверена, что ты никогда черту не переступишь, что вообще не парилась по этому поводу. Ну люблю. Ну вижу, как тебя ко мне тянет. Но ты же скала.

Все сломалось об копченую курицу. Ох уж эта копченая курица, роковая птица моей жизни. В тот год я впервые решила выдержать Пост и долго у меня получалось. Мы еще и в этом с тобою совпали. Но у тебя были глубокие убеждения, а у меня тяжела семейная ситуация. Тогда пропал мой брат, и родители сворачивались на глазах. Я тогда, особо не веруя, сказала «Господи, если ты есть, пожалуйста, помоги. А я буду держать Пост». На следующий день позвонил мой друг и сказал, что нашел брата в больнице. Живого и условно здорового. И я стала держать Пост. Это тоже фамильное Цыганковское — моя прабабушка тоже давала слово Богу, когда спасала свою умирающую дочь. Дочь спасла, слово сдержала. Может, расскажу когда-нибудь, это сильная история. Так что я с такими играми в моей семье была не первая. Держала Пост по-честному.

Но потом я пришла к вам, а у вас на столе были две огромные тарелки с курицей и я сломалась. Ела ее с упоением и удовольствием. Грешила.

Вот и в этот раз было лето, вечер и у вас была курица. Мы были вчетвером, много смеялись, ели эту курицу и пили пиво. Был какой-то такой безумный летний флер, и я абсолютно не ждала никакого подвоха. Ты как-то приобнял, но это было вполне в рамках нашего с тобой общения, приобнимал периодически. Но тут ты не остановился. Прижал к себе и первый раз поцеловал. Куда в тот момент эти двое делись, я не знаю, но наверно это было остро — сделать то, что давно хотел в те короткие секунды, пока никого нет. А я пропала.

Я к тому времени уже получила предложение руки и сердца и радостно отказалась, поставив галочку в мозгу — пункт выполнен. Досвидания. Пережила роман с мегакрасивым московским видеоинженером, монтировавшим клипы вполне себе знаменитым музыкантам и похожим как две капли воды на молодого Траволту. Пережила первый опыт совместного проживания с человеком, к которому особых чувств не испытывала. Ну секс. Ну оргазм. Ну гражданский брак.

То есть девушкой была уже в меру опытной. Но ты был не похож ни на что из вышеперечисленного.

У меня отключился мозг. Сразу. До сих пор ты первый и последний человек, во время близости с которым мне овец считать некогда. И нечем. Но тогда мне хватило даже поцелуя. Рома, восемнадцать лет, а я помню твои теплые губы.