Неожиданный муж и Новая реальность

Оксана Трубецкая (2024)

Светлана, всю жизнь проведшая за стенами родного дома из-за слабого сердца, неожиданно оказывается в другом мире — в теле юной аристократки по имени Арисса, супруги скандального лорда Люциана Торнвуда. Этот мир, древний и пропитанный магией, разрывается войной и интригами, а сама магия в нём становится редкостью, ценимой превыше золота. Света пытается разобраться в своей новой жизни, постепенно узнавая, что её брак не просто соединение судеб, но и магическая связь, которая подчёркивается брачными браслетами, возникающими на коже, как метка судьбы. Опекуны и знатные роды Альтаира, не доверяя её наследству и влиянию, с недоверием следят за каждым её шагом, а среди союзников трудно найти тех, кто не скрывает своих истинных намерений. Пока её жизнь полна неожиданностей и опасностей, Светлана понимает, что прошлое и смерть остались позади, и теперь перед ней открыта жизнь, наполненная шансом узнать мир, любить, доверять и бороться за своё место под чужим, ярким солнцем.

Глава 2

А может это и не сон…

Света проснулась, неохотно покидая тёплые объятия сна, и сразу почувствовала, что что-то тут не так. Это «не так» началось с запахов. Обычно её мир был скромен в ароматах — пахло лекарствами, немного маминым борщом и, если был хороший день, запахом улицы через открытое окно (если, конечно, было не слишком солнечно, и аллергия не начинала творить с её кожей художественные эксперименты в стиле"Горгона Медуза"). Но сейчас она уловила что-то совсем другое. Лёгкий намёк на лаванду, древесину и ещё что-то неуловимо приятное, точно стук в дверь другой жизни, которой она не знала.

Она лениво потянулась, открывая глаза и всё ещё вспоминая, как прекрасен был её сон. Настолько прекрасен, что для неё он, конечно, был невозможен. Это был всего лишь краткий побег в мир, где она — бесстрашная и яркая, не окружённая медицинскими сводками и родительскими вздохами. На самом деле Света была тридцатилетней жительницей Ростова-на-Дону, которая из всех возможных удовольствий жизни могла выбрать только свежий ветер из окна — и то с осторожностью.

И ведь она понимала, что её родители устали. Они, конечно, её любили, это было несомненно, но ведь любовь тоже может утомлять, особенно если столько лет держишь её за обе руки, готовый в любой момент вызывать скорую помощь. Вот, например, её младший брат Миша. Он был словно сошедший с картинки образец семейного счастья — нашёл хорошую работу, обзавёлся женой и подарил родителям внука. И что важно, Миша был здоров, как бы это сказать, насквозь здоров. А Света… Света родилась с пороком сердца, который в медицинских кругах зловеще именовали «вечно весёлый порок» — ничего особо весёлого для неё в этом не было. К тому же, у неё были аллергии на всё, что приносит счастье обычному человеку, начиная с солнечного света, фруктозы, и заканчивая спонтанными радостями вроде прогулок на свежем воздухе.

Её реальность напоминала зоологический заповедник с редким, но очень чувствительным экземпляром — редким настолько, что его даже завтракать отправлять страшно. Фраза «утро может и не наступить» не была для неё жутким метафизическим размышлением, а простой инструкцией к жизни. И как ни странно, она, эта вечно болезненная, почти запертая в четырёх стенах девушка, в душе была той самой авантюристкой, которая, родись она здоровой, отправилась бы открывать мир. Света вела свой блог о путешествиях, сидя на кровати в маленькой комнатке с видом на оживленную улицу Ростова. Для нее это было единственное окно в мир: чуть больше, чем физическое окно, которое выходило на двор и особо ничего интересного не показывало. В её блоге были фоторепортажи, заметки и подборки «для смелых искателей приключений» — это было её любимое название. Света улыбалась, публикуя посты о путешествиях, которые, казалось, переживала сама, хотя на самом деле почти никогда не покидала свою комнату.

«Сегодня мы отправимся в старинный город на склонах гор, — писала она, глядя на экран ноутбука, — куда стремятся путешественники со всего света, чтобы вдохнуть воздух веков и пройтись по шумным рынкам, где в воздухе кружатся пряные ароматы. На узких улочках слышится стук каблуков и звонкий смех уличных торговцев, готовых сторговаться за редчайший кувшин или свежий ломтик питы…»

Каждое описание, каждая строка оживляли для неё города, которые она когда-то увидела в фильмах или на страницах книг. Света писала о блошиных рынках Парижа, где можно найти часы XVIII века с шаловливым Амуром на циферблате; о цветных рыбках, мелькающих у берегов Мальдив, где вода настолько прозрачная, что хочется спрыгнуть прямо в экран и оказаться под пальмой с холодным коктейлем в руках. Она описывала запах моря, солёный и бодрящий, и воображала, как брызги обжигают её лицо. Иногда ей казалось, что она действительно была в этих местах.

Она просматривала десятки путеводителей, изучала форумы для туристов, чтобы каждое её описание выглядело достоверным и настоящим. Света знала, каким должен быть уличный кофе в Барселоне, какие сувениры пользуются спросом в Стамбуле, и даже могла посоветовать своим подписчикам, где найти лучшую уличную еду в Таиланде.

Она знала, что её аудитория состояла в основном из таких же мечтателей, как и она сама, — людей, у которых на путешествия не хватало ни средств, ни времени, но которых всё же манил мир с его бескрайними океанами, шумными базарами и дикими пустынями. «Скоро я покажу вам новый континент!» — писала Света в очередном посте, улыбаясь себе. В её случае «скоро» могло означать что угодно, но ей всегда хотелось верить, что однажды она действительно окажется там, где только что описывала, без ограничений, и на этот раз — на самом деле. Её душа жаждала приключений, но тело заключило её в плен. Так что вместо подвигов Света была вынуждена довольствоваться онлайн-курсами и работой на удалёнке. Романтика? Только в сети. Настоящее свидание? С риском для жизни. Мечты о поездках? Разве что на YouTube.

Она знала, что её опекают, но так же понимала, что в какой-то мере уже стала тягостью для близких. Её будущее всегда выглядело как пунктирная линия. Врачи ещё в детстве шептали родителям, что вряд ли она доживёт до совершеннолетия. Когда ей исполнилось двадцать, шёпот стал громче: «да вы что, она всё ещё жива?» А теперь ей вот уже и тридцать, и хотя она, казалось бы, обманула судьбу, на деле не ощущала никакого выигрыша.

И всё же именно в этот момент, вытягиваясь и открывая глаза, Света почувствовала: что-то изменилось. Это не был её дом, и точно не её кровать. Она подняла руку и ощутила прикосновение к ткани, мягкой, как дорогой шёлк. Её голова была ещё полна воспоминаний о сне — там, кажется, был мужчина… и что-то странно притягательное в его голосе и ласках.

Размышления Светланы прервал мягкий, ровный женский голос, звучавший откуда-то сбоку.

— Леди Арисса, здравствуйте. Лорд Люциан велел позаботиться о вас. Позвольте проводить вас в ваши покои. Я приготовлю вам ванну и принесу завтрак.

Света заморгала, голова еще кружилась от сна, или чего-то, что могло быть сном, но при этом ощущалось слишком ярко, слишком отчетливо. Как бы ни старалась она убедить себя, что это игра воображения, реальность будто вилась вокруг неё тонкими шелковыми нитями, затягиваясь всё плотнее.

— Что? Кто вы? Что вы здесь делаете? — спросила Света, голос которой неожиданно дрогнул.

— Я ваша горничная, леди. Мое имя Гвен, — отозвалась женщина, с чуть заметной снисходительной улыбкой, словно говорила с ребёнком, который забыл давно известное. — Конечно, вы можете меня не помнить. Я помогала вам перед церемонией. О, вы были прекрасны, леди Арисса, и вся церемония была как в сказке! Теперь вы супруга нашего господина, Лорда Люциана Торнвуда, и, естественно, наша госпожа.

Светлана откинулась на подушки, ощутив, как тяжелое одеяло, вышитое золотыми узорами, приятно охлаждает кожу. «Леди Арисса?» Ее мысли бежали впереди осознания, то ли в тревоге, то ли в восхищении. Она пыталась собрать себя и хотя бы немного понять, что происходит."Супруга Лорда Люциана? Какого еще Лорда Люциана?"

Ее взгляд заметался по комнате. Просторная спальня утопала в теплых золотых и бежевых тонах, мебель выглядела как из далеких времен, но хранила поразительную элегантность. На полу лежал огромный ковер, на стенах — узорчатые гобелены, а кровать с тяжелым балдахином возвышалась как трон. Но это было не всё: Светлана заметила рядом с собой складки роскошных простыней, которые в тревожной ряби тянулись вдоль кровати, явно намекая на то, что ночь прошла отнюдь не спокойно.

"Так, похоже, что я… где-то вышла замуж?"Она тут же ощутила, как кровь прилила к щекам. Вид огромной кровати, слегка смятых простыней, и легкий аромат, оставшийся после чьего-то присутствия рядом, заставили её сердце забиться так, как оно не билось никогда. Она нервно поправила складки простыни, словно могла стереть тем самым эту странную картину

Светлана подняла взгляд на Гвен, которая спокойно ждала, подавая ей тонкий халат с вышивкой. Она еще не верила ни одному слову, но, увы, не ощущала и привычной сонной неясности. Везде, где бы она ни коснулась, всё было ощутимо — текстуры, запахи, даже звуки шагов, доносившихся из-за дверей. Как странно, подумала Светлана, ничего подобного снов, где всё едва уловимо и смутно.

Гвен ждала её решения с мягкой вежливостью. Света, решив пока не паниковать (что-то внутри подсказывало, что это ещё не конец), набросила халат и позволила горничной проводить её.

Светлана покорно последовала за Гвен, чувствуя себя несколько неуместно и странно. Коридор оказался настолько широким и роскошным, что Света чувствовала себя то ли принцессой, то ли гостьей на выставке. Каждое движение Гвен было уверенным и выверенным, как будто она не раз водила за собой удивлённых новоиспечённых леди, объясняя им правила нового мира. И всё же Света шла за ней, чувствуя себя актрисой, которая попала не в ту пьесу и теперь старается угадать сценарий по ходу.

Наконец, они добрались до величественных дверей, которые Гвен распахнула перед ней с таким почтением, что даже Свете стало немного не по себе. Пройдя в покои, она на мгновение застыла. Голубой свет заполнил комнату, отражаясь от шёлковых занавесок и тёмной деревянной мебели, создавая атмосферу утренней прохлады. Лёгкие драпировки обрамляли высокие окна и массивную кровать с балдахином, вызывая в памяти образы сказок — таких, которые заканчиваются балами и роскошными нарядами.

— Все ваши вещи уже доставлены, — объявила Гвен с готовностью, — а ещё лорд Люциан послал вам новые наряды. Ваша ванна готова, миледи, — добавила она, делая жест в сторону двери, ведущей в смежную комнату, — и я помогу вам принять её.

— Ой, спасибо, но я думаю, что… — Света попыталась возразить, внезапно почувствовав себя особенно неловко. Ещё никто никогда не предлагал ей такую помощь в таких делах. Но, кажется, для Гвен возражения были несущественны. Уже в следующий момент Света оказалась в просторной мраморной ванне, наполненной тёплой водой, окружённой густым ароматом трав.

— Я тут, чтобы помочь вам, миледи, — мягко сказала Гвен, уже склонившись над её волосами, которые оказались длинными, тяжёлыми и струящимися. Света почти сдалась на милость её рук, чувствовала каждое нежное касание, словно в них заключалась тайная забота, известная лишь горничным.

Светлана скользнула рукой по коже на предплечье, ощущая её текстуру — гладкую, нежно-золотистую, словно солнечные лучи осторожно прошли по ней, но не обжигали, а ласкали. Она удивлённо смотрела на эту кожу, не слишком бледную, но и не смуглую, с лёгким природным оттенком. Света невольно улыбнулась, не зная, как ещё отреагировать на это открытие: её прежняя кожа редко видела свет и скорее бы напомнила фарфор.

Теперь её окружало тело, о котором она мечтала, но никогда не могла бы себе представить, что оно будет её. Она ещё не видела себя в зеркало, но с удивлением понимала: её привычного отражения, её прежнего вида — его больше не будет.

Когда наконец процедура принятия ванны была завершена, Гвен бережно укутала Светлану в мягкий халат глубокого сливочного оттенка, который сразу нежно облегчил её плечи. На ноги, без лишних вопросов, горничная надела тонкие, изящные тапочки, не оставив Светлане ни малейшего шанса протестовать. Гвен отправилась за завтраком, а Света осталась одна, стоя посреди роскошных покоев, окружённая мягким светом, льющимся сквозь голубоватые гардины.

И тут, одна на один с внезапно настигшими мыслями, Светлана ощутила какое-то щекочущее, почти жутковатое любопытство. Она подошла к большому зеркалу, опасливо, словно это было окно в параллельный мир. Сердце заколотилось, и она сделала последний шаг, задержала дыхание и… посмотрела.

На неё из зеркала смотрела не просто красивая женщина — кто-то, кого она в жизни, наверное, никогда бы не осмелилась и вообразить. Тонкие, слегка загнутые брови, яркие голубые глаза, в которых угадывался холодок — чужой и совсем не её — казалось, видели весь мир. Длинные, роскошные ресницы обрамляли эти глаза, а на губах застыл мягкий, чуть капризный изгиб. Светлые волосы каскадом падали на плечи — густые, ниспадающие волнами и настолько послушные, что даже не требовали никакой укладки. Тело… это было тело, с которым ей не приходилось мириться или договариваться, тело без всех тех привычных несовершенств и постоянной усталости. Стройные плечи, гибкая, ровная спина, кожа, напоминающая тёплую, светлую карамель, ни единого следа привычной болезненной бледности.

Её взгляд на мгновение задержался на лице в зеркале, на этих странных чертах, незнакомых, но как будто воплощавших её мечты о том, какой она могла бы быть. Она видела перед собой образ, который совершенно не вязался с её прежним миром, с её ростовской спальней и всей её прежней жизнью.

"Я умерла. Точно умерла," — Светлана закрыла глаза, как будто только так могла по-настоящему принять это простое и, как выяснилось, страшное откровение. Ощущение окончательности охватило её, и она знала: такое ей бы точно не приснилось.

Она пыталась вспомнить все обстоятельства и почти сразу поняла, что врачи наверняка были правы ещё с её рождения. Её сердце, слабое и капризное, остановилось — и, разумеется, именно в тот день, когда ей исполнилось тридцать. Её тридцатый день рождения… Сколько лет она мечтала прожить чуть больше, успеть сделать хоть что-то, вырваться за пределы четырех стен, в которых прошло почти всё её существование.

Света вспомнила, как стояла ночью на балконе, впитывая прохладный воздух и мечтая о новом, настоящем. Хотела так многого — простого, но, как казалось, несбыточного: почувствовать солнечный свет на коже, съесть спелую клубнику, отправиться в путешествие, испытать ту самую любовь, о которой говорили в книгах. Но мечта так и осталась мечтой. Посмеявшись над собой, она вернулась в свою комнату, выпила свои неизменные таблетки и, как всегда, улеглась в постель.

И вот, той же ночью её сердце решило, что с неё хватит. Только душа не желала так легко сдаться. Светлана вдруг ощутила, что оказалась здесь, в чужом теле, с чужой жизнью и чужим именем — Арисса, леди Арисса, если быть точной. Она вспомнила своего… мужа. Это слово всё ещё казалось ей нелепым, но его лицо — лицо Лорда Люциана — снова предстало перед её глазами. Он насмешливо говорил, что притворяться мёртвой в брачную ночь — дурной тон.

А что, если… Что, если настоящая Арисса действительно умерла? Что, если всё произошло так быстро, что никто даже не заметил? Если её, Светланину, душу перекинула на место этой девушки, как на другую шахматную клетку? И, веря, что это просто сон, она решилась на то, на что никогда не осмелилась бы в реальной жизни… Мысленно она вдруг вернулась к моменту той ночи, к той безудержной страсти, и почувствовала, как её щеки вспыхнули алым от воспоминаний.

"Боже… я ведь думала, что сплю," — прошептала она, заливаясь краской.

Светланыны мысли вновь были безжалостно прерваны — на этот раз тихим, но явно взволнованным стуком в дверь. Гвен, её горничная, осторожно вошла, едва показывая голову из-за дверного косяка, будто опасаясь, что что-то взорвётся.

"Леди Арисса," — Гвен прошептала так, будто боялась сама себя услышать, — "вас ждут лорд Люциан и ваши опекуны. Похоже, с завтраком придётся немного повременить."

У Светланы, или Ариссы — пока это ещё было под вопросом — побелело лицо. Муж. Её муж. Лорд Люциан. Тот самый человек, с которым… она… ну, вы понимаете… как бы… во сне, и, что уж тут скрывать, *такое вытворяла*, что её щеки тут же полыхнули.

"Скажи… скажи им, что меня нет. Нет, я больна! Тяжело больна. И вообще, что я ушла, упала с лестницы… или провалилась сквозь землю, всё что угодно!"

"И да, ты сказала — опекуны? Может, родители?" — Светлана выдала последнюю фразу как можно более невинно, надеясь, что из всего этого что-то дозапутается и отпугнёт назойливых гостей.

Гвен прищурилась, как будто изучая предмет особенно сложной загадки."Леди Арисса," — начала она осторожно, как воспитательница, снисходительно объясняющая маленькому ребёнку, что нельзя есть сандалии. — "Вы сирота. Ваши родители, благородные маги, погибли, когда вы были совсем девочкой. О вас заботились дядя и тётя. И… леди, простите, если я скажу слишком прямо, но, возможно, ваш ум слегка затуманился после… после вашей первой брачной ночи?"

Светлана закашлялась, отводя взгляд, на всякий случай поглубже закутываясь в халат. Конечно, Гвен явно намекала на брачную ночь, и, вероятно, на то, что"леди"немного… перепутала себя и собственное сознание.

"Да, конечно, ты права," — неубедительно согласилась Светлана, чувствуя себя как человек, который нечаянно оказался на очень странном театральном представлении, — "но в любом случае скажи, что меня нет. Что меня срочно куда-то отправили, сожгли, заколдовала злая ведьма… в общем, придумаем что-нибудь. Я никуда не выйду и никого не пущу!"

Для усиления своей решимости Светлана твёрдо топнула ногой, что, судя по выпученным глазам Гвен, произвело ошеломляющий эффект. Гвен, ничего не сказав, сделала книксен и тихо вышла из комнаты, оставив Светлану — а может, всё-таки Ариссу? — в глубоком раздумье о том, как долго можно тянуть время в этой сказочной клетке, пока кто-то снова не решит её разбудить.

Светлана осталась одна, и, как часто бывает в такие моменты, тишина комнаты начала обступать её плотной, давящей волной паники. Дышать стало трудно, мысли метались в голове, требуя ответов на вопросы, которых она не готова была задать. Но, возможно, впервые за много лет она решила оттолкнуть это чувство — не дрожать перед тем, что оказалось у неё на пороге, а шагнуть навстречу, пробуя справиться с этим совсем чужим миром.

Она глубоко вдохнула, как учила её когда-то бабушка, расправила плечи и подошла к зеркалу. Её новый облик смотрел на неё из позолоченной рамы, и она не могла отвести взгляда. Лицо выглядело свежим, здоровым, с ровным оттенком кожи, о котором она даже не мечтала прежде, и такими синими глазами, что казалось, в них отразилось утреннее небо. “Может, это и правда мой шанс на нормальную жизнь?” — подумала она, но тут же ощутила, как за этим чувством радости тянется болезненный шлейф вины.

Как бы ни манила её эта новая жизнь, старая всё ещё держала её в своих оковах. Мама, папа, бабушка, брат, маленький племянник… что они почувствуют, когда поймут, что её больше нет? Она всегда знала, что её уход неизбежен. Родные были готовы, готовились к этому годами, ведь никто и не ждал, что её сердце выдержит долго. Странным образом именно эта мысль принесла ей немного покоя.

"Я жива. Я жива для вас, мама и папа, и буду любить вас оттуда, откуда вы уже не сможете услышать меня," — шепнула она в воздух, будто слова могли перелететь через какой-то невидимый барьер. Мысленно послала им свою любовь и утешение, надеясь, что смогут жить спокойно и без неё.

Но, вернувшись к своей новой реальности, она вдруг задумалась: “А что же делать с мужем?” Совсем чужой незнакомец, перед которым ей придётся как-то держаться, как-то сыграть роль жены, — это её до ужаса смущало. Но затем она вспомнила, что провела столько лет, едва живя, едва дыша, боясь любых рисков. Возможно, именно сейчас настал момент рискнуть.

“Ладно,” — вслух сказала Светлана, отважно отворачиваясь от зеркала, — “разберусь по ситуации.”

Приняв себя в новом облике, ощутив странное, но теперь по праву принадлежавшее ей имя «Арисса» на языке, Света — нет, Арисса — вздохнула и решила, что настало время позавтракать. Неплохой первый шаг в мире, где её ждали такие необычные перемены. Поглядывая по сторонам, она медленно начала осматривать комнату.

Комната, надо сказать, была чудом стиля и изысканности, о которых она прежде могла только мечтать. Просторная, с мягким светом, она была обставлена с особым вниманием к каждой детали. В одном углу, окутанная тонким голубоватым пологом, возвышалась кровать с изголовьем, украшенным искусной резьбой. У стены стоял внушительный шкаф с дверцами, инкрустированными серебром. При мысли, что внутри скрывается гардеробная, Света — Арисса — ощутила радостное предвкушение и направилась к нему.

Шкаф оказался даже более восхитительным, чем она ожидала: платья сдержанных оттенков, украшенные легкими вышивками и кружевами, наводили на мысли о торжественных приёмах и тихих прогулках под звездным небом. Рядом — обувь, изящная и дорогая, всё от туфель с тонкими ремешками до мягких тапочек из тончайшей кожи. Всё это было её. Вернее, Ариссы, но сейчас ведь это одно и то же, верно?

В этот момент она услышала приглушенные голоса за дверью и поспешно прикрыла шкаф, как будто её поймали на горячем. Дверь осторожно приоткрылась, и в комнату заглянула Гвен, с явным волнением в глазах.

— Леди Арисса, — проговорила она, не сводя взгляда с девушки, — миледи, простите, но лорд Люциан и ваши опекуны… они требуют вашего присутствия. Лорд Люциан и так едва удерживает их, а опекуны… ну, они грозятся вызвать самого Альтарха, если не смогут увидеть вас живой и здоровой. Говорят, призовут стражу, если понадобится. Это… правда важно, миледи.

Света, чувствуя, как нечто вроде страха закрадывается под её новую уверенность, мысленно собралась. Она только что узнала себя в зеркале, и вот уже её «новая» жизнь просит к себе внимания. «Что ж, справимся», подумала она, выпрямилась и взглянула на Гвен, стараясь изобразить спокойствие.

— Ну, если всё настолько серьёзно, я, конечно, выйду, — ответила она с лёгким поклоном, как показалось ей подходящим. Подтекст был ясен: раз так, не время бегства, а время действия.

— Только с лордом Люцианом, — прошептала она себе под нос, — буду вести себя… сдержанно. Как будто… ничего не было.

Стараясь вдохнуть дух приключения в ситуацию, она сжала кулаки и решила для себя, что это будет именно оно — настоящее приключение.