Вредина очкастая – это я!

Оксана Стази, 2021

Маленькая, никому не нужная девочка живёт в детском доме. Уродливые очки, капризы, нелёгкий характер – её никто не любит, и никому она не нужна. И вдруг в один прекрасный день девочку удочеряет женщина-психолог. Почему именно она? Как сложилась судьба девочки? Какие трудности в воспитании ребёнка возникли у приёмной мамы? Повествование ведётся от имени удочерённой девочки, которая, став взрослой успешной женщиной, рассказывает о своём детстве. Книга преподносит уроки чуткости. Одновременно с этим она проливает свет на многие вопросы воспитания. Предлагает интересные подходы, методы и даже игры, которые помогут наладить отношения между детьми и родителями. Для подростков и их родителей.

Часть I

В детдоме

Как корабль назовёшь, так он и поплывет, или Моё раннее детство

Меня так и называют — вредина очкастая. Сначала я страшно обижалась. Убегала на чердак и, прячась там за всякий хлам, горько плакала от обиды.

Дело в том, что на чердаке живёт облезлый рыжий кот. Он тоже прячется там от людей. Постепенно чердак стал самым любимым моим местом. Там ненужные вещи, не нужный никому рыжий кот и ненужная я.

У меня нет родителей. Я живу в детдоме. Воспитательница Раиса сказала мне, что когда-то давно мама сдала меня в детский дом, потому что я была ей не нужна. Каждый вечер, засыпая, я мечтаю о том, чтобы это оказалось неправдой, чтобы моя мамочка нашла меня поскорее. Но она никак не находит…

Иногда в наш детдом приходят разные тётеньки и дяденьки, у которых нет детей. Они внимательно разглядывают нас: ищут себе ребёночка. Того, кто им понравится, заберут к себе, в настоящий дом, и станут ему настоящими мамой и папой. Сначала я изо всех сил улыбалась таким тётенькам и дяденькам, думала, что и меня заберут. Но потом Галька (та, что старше меня почти на два года и потому возомнила себя умной) сказала мне, что вредины очкастые никому не нужны.

— Кто на тебя позарится? — хмыкнула Галька. — Ты себя в зеркало видела? Эти тёти и дяди ищут красивых детей. А у тебя вечно сопли под носом, ты зубы почистить забываешь, да к тому же ещё и вредная!

А я ответила:

— Да, я вредина. Вот возьму и тебе назло как навредничаю сейчас! А зубы вообще чистить не буду, чтобы дышать на тебя! Так что держись! — и я погналась за Галькой, широко открывая рот и выдыхая как можно громче. Галька мчалась от меня со всех ног и орала при этом на весь двор: «Фу-у-у!» А я долго ещё за ней гонялась. Но потом мне стало так тоскливо, что снова потянуло на чердак. Едва забравшись туда, я увидела своего рыжего кота Облезлика и страшно обрадовалась ему. Взяла его на руки, уткнулась в его короткую шерсть и заплакала. Облезлик давно перестал меня бояться, а с тех пор, как я начала его подкармливать, вообще признал во мне своего человека и больше не убегал. Так он стал МОИМ котом. СВОЕГО кота я не могла называть Облезликом, пусть даже весь детский дом звал его так. Я переименовала его в Красавчика. А что? Для меня он самый красивый и лучший кот на свете! Он же МОЙ кот!

Наплакавшись вдоволь, я вышла во двор прямо с Красавчиком на руках. Дети, увидев меня, тут же закричали во всю глотку:

— Вот она! Нашлась! Вредина очкастая с Облезликом!

Я думаю, они прозвали его так, потому что они все дураки — не рассмотрели в моём рыжике красавчика! Я только подмигнула коту и улыбнулась. Он понимающе посмотрел мне в глаза: «Хорошо, пусть никто не знает, что на самом деле я красавчик. Это наш с тобой секрет». Кстати говоря, мне со временем моё прозвище «вредина» стало нравиться. Быть врединой оказалось выгодно, и я начала вредничать нарочно, всем назло. Вот, например, однажды я стащила у Гальки печенье, а когда она застала меня за его поеданием и потребовала отдать, я быстренько раскрошила печенье голубям. Пусть лучше птицы склюют, чем злая Галька съест! Потом я специально разбросала мусор, который нянечка Валентина аккуратно смела в кучку. Я ещё и прошлась по нему и наследила везде, где могла. В общем, я вредничала на каждом шагу. Ну, если я вредина, то должна же я им всем показать! Пусть знают, с кем имеют дело!

К тому же я была врединой сопливой: у меня под носом часто висели сопли, а платочков у нас в детдоме на всех не хватало. Даже если мне выдавали платок, я быстро его теряла. Когда рукава моего платья уже не помогали в борьбе с соплями, я слизывала сопли, и тогда воспитательница говорила:

— Не делай так, а то никто не захочет взять тебя в настоящий дом. Вредная, очкастая, да ещё и сопливая!

Мне не нравились эти слова. Из-за них я демонстративно слизывала сопли, да ещё и громко сопела при этом. Это заставляло воспитательницу морщиться, отворачиваться, и в конце концов она оставляла меня в покое. А то как пристанет — и всё бубнит и бубнит мне на ухо, какая я ужасная да противная! Так и хочется стукнуть её или убежать подальше!

Вечерами я подолгу ворочалась в кровати и никак не могла уснуть. Рядом сопела Олька. Она всегда засыпала первой. А я не могу спать, когда кто-то рядом сопит. В коридоре гремела ведром Валентина. Она всегда вечером полы моет. Из-за этого дверь в нашу комнату плотно закрывают. А я не люблю, когда очень темно. Мне кажется, что темнота шевелится и подкрадывается ко мне. Когда у меня заканчивается терпение, я тихонечко встаю, на цыпочках подхожу к двери и приоткрываю её так, чтобы из коридора в нашу комнату проник лучик света. Правда, как назло, свет падает прямо на Наташкину кровать. И, если попадает ей в лицо, она подскакивает и визгливо вопит:

— У, вредина очкастая! Опять дверь открыла! Это ты специально делаешь, чтобы мешать мне спать!

Наташка бежит к двери и громко захлопывает её. Девочки начинают ворочаться и возмущаться, обвиняют во всём меня. А я тихонько лежу в своей кровати и жду, когда Наташка перестанет ворочаться и уснёт. Чтобы снова приоткрыть дверь. Ну не перевариваю я темноту! Однако Наташка нарочно не спит, а может, и правда просыпается от света.

На этот раз, как только я приоткрыла дверь, Наташка громко позвала воспитательницу. А я лежу под одеялом и слушаю, как она жалуется на меня громким возмущённым шёпотом.

— Настя, встань, — говорит Раиса строгим голосом.

Я, конечно, не встаю, только сажусь на край кровати — хватит с неё!

— Будешь наказана, — продолжает она. — Как же ты не понимаешь, что уже ночь и все спать хотят! У меня сил на вас больше нет! Объясняешь вам, объясняешь целый день, а вам всё мало! Ещё и по ночам надо объяснять? В общем, я запрещаю тебе открывать дверь, ясно? Если встанешь ещё раз, отправишься в угол. Не хочешь спать — стой всю ночь в углу! Поняла?

Я, сидя на кровати, молча киваю. Не буду ей ничего говорить, всё равно она не поймёт.

Раиса выходит из нашей комнаты, я опять ложусь и жду, когда Наташка затихнет, а потом встаю и снова осторожно приоткрываю дверь в коридор. На Наташкину кровать, как всегда, падает полоска света, но Наташка уже не реагирует — крепко спит. Я улыбаюсь, ведь я их всех победила — сделала по-своему! Теперь наконец я могу спокойно уснуть.

* * *

Новый день — и я снова сижу на чердаке и рассматриваю себя в осколке зеркала, найденном в углу в куче мусора. Зеркало пыльное, и я вытираю его рукавом. Рядом крутится мой кот, Красавчик. Наверное, он тоже хочет посмотреться в зеркало. Но я ему не советую. Зачем зря расстраиваться? Вот я смотрю на себя и чувствую, как где-то внутри у меня всё переворачивается. Под носом опять висят сопли. Я вытираю их ладошкой, но от этого они только размазываются. Тогда в ход идёт платье. Теперь я замечаю, что у меня грязные ногти. Стричь их не дам! Это больно! Надо бы успеть до обеда вымыть руки, думаю я и продолжаю рассматривать себя. На мне большие квадратные очки в тяжёлой тёмно-коричневой оправе. Одна дужка сломалась, Раиса закрепила её проволокой, и теперь очки сидят кривовато. Каждый раз, когда я поворачиваю голову, проволока неприятно упирается в ухо. Я бы сняла эти уродские очки, но без них я очень плохо вижу. Как-то раз я уже пробовала обойтись без очков. Я играла во дворе, гоняясь за ребятами, не увидела камня под ногами, споткнулась и упала. Разодрала обе коленки до крови и долго плакала от обиды и боли. С тех пор я очки не снимаю. А зачем? Ведь даже без очков меня никто не заберёт к себе домой, я же вредина!

«Вот сейчас выйду на улицу и как навредничаю!» — подумала я. В этот момент Красавчик лизнул меня в ухо. Это он меня поддерживает так. Наверное, он тоже с другими котами вредничает, не зря же у него на мордочке шрам, а с левой стороны шерсть облезла.

Я откладываю зеркало в сторону.

— Всё понятно! — говорю я Красавчику. — Такая очкастая сопливая вредина, как я, с двумя тонкими крысиными косичками, никому не нужна!

Красавчик отзывается громким урчанием. Это он на своём кошачьем языке рассказывает мне, что я нужна ему. И я улыбаюсь.

— Сегодня после обеда в детдом придут новые тётеньки и дяденьки, — говорю я ему. — Раиса сказала, что Настьку, очкастую, это меня значит, надо привести в порядок. Я своими ушами это слышала!

«Интересно, удастся ли им привести меня в порядок?» — задумалась я.

Когда я спустилась во двор, там меня уже искала воспитательница. Потом меня вымыли, переодели в чистое платье и, несмотря на моё сопротивление, постригли мне ногти. Заплетать косички на этот раз не стали. Даже очки надеть не позволили.

— Не вздумай вытирать сопли рукавами! — строго сказала Раиса и сунула мне в руки платок.

Потом меня повели в комнату, где сидели красивая тётя и высокий дядя. Ещё туда привели Наташку. Но Наташка раскапризничалась: у неё болел живот, она не хотела с ними никуда идти. А я пошла. Вот только всё время про платок забывала и вытирала нос рукавами. Дядя при этом морщился и отворачивался, а тётя каждый раз терпеливо вытирала мне нос бумажными салфетками. Она была очень красивая! И платье у неё тоже было красивое! У меня никогда не было такого платья. Тётю звали Лена, имя дяди я забыла.

— А ты мне купишь такое же платье? — спросила я тётю Лену. Она улыбнулась и ответила:

— Потом когда-нибудь куплю.

К воротам мы пошли через двор, но там Галька крикнула мне:

— Вредина очкастая!

И всякие другие гадости тоже стала кричать. Я не могла стерпеть этого, ведь тогда бы тётя Лена подумала, что я слабачка, совсем никуда не годная, если не могу постоять за себя. И я погналась за Галькой, по привычке широко открывая рот и громко дыша ей вдогонку. Я совсем забыла, что сегодня меня заставили почистить зубы. А ещё я забыла, что на мне нет очков. Я гналась за Галькой и, конечно, не разглядела под ногами небольшую ямку. Оступившись, я упала прямо в пыль. А потом я орала, размазывая по лицу слёзы вперемешку с соплями и совсем забыв про платок, который мне дала Раиса.

После моего позорного падения Раиса смазывала зелёнкой мои ранки и причитала:

— Что ж ты дурочка такая? Ну зачем ты погналась за Галькой? Шла бы себе в новом красивом платье с тётей и дядей. А теперь вот вся зелёная пойдёшь!

Тётя Лена ждала меня во дворе. Дяденька стоял в стороне и курил.

— Уже не больно? — спросила тётя Лена, когда мы с Раисой подошли.

Я молча помотала головой. Тётя Лена взяла меня за руку и повела к машине.

Никогда раньше я не ездила в машине. Мне очень понравилось сидеть на мягком сиденье и смотреть в окно! Сиденье оказалось мягче, чем стулья в нашей столовой. Я даже полежала на нём. За окном мелькали дома, машины, деревья. Дядя включил музыку, но тётя шикнула на него, и он сразу выключил. Она всё время приставала ко мне с вопросами, а я не знала, что отвечать. Мне хотелось сидеть молча и просто смотреть в окно.

Они привезли меня к себе домой и стали кормить вкусными пирожными. Стол был покрыт красивой скатертью в цветочек. Тётя Лена вышла из комнаты, а я посмотрела на свои руки и заметила, что они все перепачканы шоколадным кремом. Я подумала, что тете Лене это не понравится, и стала искать платочек, который дала мне Раиса, но не нашла. Наверное, я забыла его в машине. Позади послышались шаги. Я вспомнила, как однажды Олька рассказывала нам, что вытерла руки о скатерть и никто не назвал её грязнулей. Медлить нельзя! Скорее! Уф, я успела вытереть руки о свисавший край скатерти до того, как тётя Лена вошла на кухню. Она не заметила моего манёвра, хотя внимательно посмотрела на мои ладошки.

— Хорошая девочка, аккуратная, — сказала она, — но руки всё равно надо помыть, — и повела меня в ванную.

— А теперь мы пойдём с тобой в театр, — объявила тётя Лена. И стала объяснять мне, что такое театр. Но я её не слушала.

Я смотрела на неё и думала, что она очень добрая и красивая. Дядя с нами в театр не пошёл. Тётя Лена сказала, что ему нужно на работу.

В театре мне не понравилось. Без очков я ничего не видела. Мне было совсем не интересно. Но я боялась признаться тёте Лене, что обычно ношу эти уродские очки, и я молчала, сколько могла. Потом мне стало так невыносимо, что от скуки я залезла под кресло. Там было намного интереснее. Сначала я разглядывала разные ноги в разной обуви вокруг меня, потом нашла красивые фантики от конфет и стала играть. А когда рядом сидящие дети начинали хлопать в ладоши, я выбиралась из-под кресла и тоже с удовольствием хлопала.

После театра тётя Лена отвезла меня обратно в детдом. Я знала, что дети, которые понравились тётям и дядям, по выходным ходят к ним в гости. Поэтому в следующие выходные ждала тётю Лену. Я даже зубы почистила с самого утра! Сама, без всяких напоминаний! Но тётя Лена так и не пришла. Потом, уже спустя несколько месяцев, я случайно увидела её в нашем детдоме: она выходила оттуда с маленькой девочкой на руках. Наверное, она нашла себе дочку получше. Помню, как я расстроилась тогда и побежала на чердак к Красавчику жаловаться на тётю Лену. Я плакала, а Красавчик, утешая меня, громко мурчал.

* * *

Шло время. Я совсем привыкла быть «очкастой врединой», по-другому меня теперь даже никто и не называл. Моё настоящее имя — Настя — стало постепенно забываться. «Ну и хорошо! — думала я. — Всё равно это дурацкое имя никогда мне не нравилось». Конечно, само имя тут ни при чём, оно чудесное и звучит красиво, однако я поняла это, только когда стала взрослой, а в детстве, к сожалению, оно было связано только с неприятными воспоминаниями.

Как-то раз воспитательница рассказывала нам сказку о девочке, которую звали Настенька. Эта девочка была прилежной и работящей, не то что я. Все девчонки хихикали и поглядывали на меня. Я чувствовала себя ужасно: ну какая из меня Настенька? На Настеньку я не тянула. А вот когда нам читали про Алису в стране чудес, я почувствовала, что эта Алиса очень похожа на меня. Мне вдруг захотелось, чтобы и меня звали таким красивым именем — А-ли-са. Я даже представляла, будто я и есть Алиса и эта книжка написана про меня. Но сказка закончилась, а я так и осталась — «врединой очкастой», «Настькой противной».

Жизнь шла своим чередом, мои дни в детдоме проходили, как обычно: я подглядывала, подслушивала, ябедничала, вредничала и дралась. Иногда я забиралась на чердак проведать Красавчика. И заметила, что в последнее время он сильно растолстел.

«Наверное, он нашёл место, где ворует еду», — думала я.

Однажды мы с Наташкой подслушали, как Раиса сообщала кому-то по телефону, что скоро в детдом придёт одна тётя, которая ищет себе дочку четырёх лет. А мне как раз четыре и было! И Наташке столько же. Она обрадовалась, а я нет.

Всё равно меня никогда не заберут из этого детдома. Я гадкая и противная. Про меня всегда так говорят. И я забыла про эту тётеньку. Вспомнила только тогда, когда меня снова нарядили в красивое платье и заставили почистить зубы. Но на этот раз я не дала снять с себя очки. Уродские? Ну и что? Зато, когда они на мне, я не падаю и не ушибаюсь!

Меня не повели в отдельную комнату, как в прошлый раз, чтобы познакомить с новой тётей. Мы играли с Наташкой как обычно, в игровой, а в углу за столом сидела какая-то тётенька. Она просто наблюдала за нами. Мы даже совсем забыли про неё. Потом тётенька подошла ко мне и спросила:

— Как тебя зовут?

Я чуть было не ответила ей по привычке: «Вредина очкастая». Хорошо, что вовремя опомнилась и сказала: «Настька».

— Настенька? — переспросила тётя.

Я поморщилась.

— Тебе не нравится твоё имя? — догадалась она.

Но я не стала ничего ей отвечать. А то потом опять скажут, что я, глупая, всё сама испортила!

Тётенька больше не приставала ко мне с вопросами, а когда я пошла в туалет, то случайно подслушала, как в коридоре они с Раисой разговаривали обо мне. Я так удивилась, когда услышала своё имя, что сразу спряталась под лестницей и стала подслушивать.

— Девочка очень трудная, — осторожно сказала Раиса. — У неё и друзей-то нет. Она всё делает назло. Попробуйте взять Наташу, она покладистее будет.

— Всё-таки я бы хотела провести время с Настей, — сказала эта тётя.

И тут я нечаянно зацепила ногой стоящее под лестницей ведро. Оно с грохотом покатилось по ступенькам вниз. Тётенька и Раиса посмотрели в мою сторону, и мне пришлось выбраться из своего тайника.

— А вот и Настя — легка на помине! — воскликнула Раиса, строго глядя на меня.

Я шмыгнула носом, но слишком поздно — уже успела почувствовать, как сопли снова повисли гроздьями на своём привычном месте.

«Ну и что! Всё равно она не возьмёт меня к себе!» — пронеслось у меня в голове.

И тогда я на виду у Раисы и этой тётеньки взяла и специально слизнула сопли языком. Раиса поморщилась, а тётя громко и весело рассмеялась.

— Ох уж эта детская непосредственность!

— На, держи платочек, — сказала она и, спустившись, протянула мне белую бумажную салфетку.

— А вы что, соплей разве не боитесь? — спросила я и хитро покосилась на неё.

Тётя улыбнулась:

— Нет, не боюсь. Соплей не бояться надо, а вытирать их вовремя. Давай познакомимся, меня зовут Таня, — и она протянула мне руку.

Но я не стала давать ей свою. Вдруг у меня ногти грязные — не помню. Я спрятала руки за спину. Раиса, которая тоже спустилась ко мне, уже стояла позади. Как только я убрала руки, она тут же легонько стукнула меня. Это означало, что я снова сделала что-то не так.

— Хочешь погулять со мной? — спросила тётя Таня.

— Хочу, — с подозрением сказала я. С подозрением, потому что всё ещё подозревала, что вот сейчас она передумает. Но тётя Таня не передумала.

Мы погуляли с ней в парке. Я покаталась на качелях. Я всё время боялась сделать что-то не так, и эта тётя каким-то удивительным образом каждый раз догадывалась об этом.

Она сказала мне:

— Не волнуйся, ты всё делаешь правильно.

Потом, в этом же парке, я пыталась взобраться на самый верх лестницы, чтобы там, наверху, перелезть на другую. Но у меня нога застряла между перекладинами. Я не знала, попросить мне помощи у тёти Тани или лучше не надо. У нас в детдоме в ответ на это обязательно сказали бы: «Вот дура!» Ну или в крайнем случае: «Растяпа!», «Неумёха!»

Но тётя Таня сама бросилась ко мне и помогла высвободить ногу.

— Я хочу вниз, — буркнула я.

— Зачем? — удивилась тётя Таня. — По-моему, у тебя хорошо получается. Лезь дальше, а я рядом постою.

— У меня не получается, — опять буркнула я.

— Когда я в первый раз влезла на такую лесенку, у меня тоже не получалось, — призналась тётя Таня.

— Да? — удивилась я. — А я думала, что у взрослых всегда всё получается!

— Ну, тогда я ещё не была взрослой, я была маленькой девочкой, такой, как ты сейчас, — объяснила тётя Таня.

Я внимательно посмотрела на неё и решила всё-таки перелезть на другую лестницу. И у меня всё получилось! Тётя Таня радовалась вместе со мной. Мы с ней вдвоём закричали ура. А потом она сняла меня с лестницы и расцеловала в обе щеки.

В тот день я вернулась в детдом в очень хорошем настроении. А когда Галька стала корчить мне рожи, я не погналась за ней, как обычно, потому что рядом стояла тётя Таня, и от этого мне было хорошо и спокойно. Перед тем как уйти, она спросила меня:

— Настя, а ты хотела бы, чтобы я ещё к тебе пришла?

Я посмотрела на неё подозрительно:

— А если у меня будут висеть сопли?

— Ну и что? — улыбнулась тётя Таня. — Мы их вместе вытрем.

— А если у меня не будет платка?

— Я принесу тебе много салфеток, — пообещала она.

— А если я испачкаю платье? — не унималась я.

— Платье испачкаешь? — тётя Таня сделала серьёзное лицо, и я почувствовала, что у меня перехватило дыхание и сердце тревожно забилось. — А ты специально собираешься его испачкать? — поинтересовалась она.

— Нет, просто иногда так получается, — в страхе, что сказала лишнее и теперь тётя Таня не придёт, пролепетала я.

Тётя Таня присела, чтобы быть поближе ко мне, и прошептала:

— Я расскажу тебе один секрет: иногда, я тоже нечаянно пачкаю своё платье. И мне это очень неприятно. Но я понимаю, что ничего страшного в этом нет. Я стираю его, и, как правило, оно отстирывается.

— Честно? — спросила я и покосилась на её одежду.

— Честно, — подтвердила она и показала пальцем на маленькое пятнышко на своём платье. — Опять придётся стирать. Только не говори никому, это будет наш с тобой секрет. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась я.

Тётя Таня ушла, а я поспешила на чердак к Красавчику. Он уже совсем растолстел и теперь лежал в углу на старом мешке и почти не двигался.

Я стала гладить его по жёсткой шёрстке и рассказывать ему про тётю Таню.

— Знаешь, — сказала я, — она не такая красивая, как тётя Лена. И платье у неё не такое красивое. Но она мне понравилась намного больше.

* * *

В следующий раз, когда тётя Таня снова пришла за мной, я очень обрадовалась. Мы опять пошли гулять в парк, и я рассказала ей свои секреты: про чердак, про кота Красавчика и про своё прозвище «вредина очкастая». Тётя Таня слушала меня очень внимательно, а потом спросила:

— Тебе не нравятся твои очки?

— А кому они нравятся? — хмыкнула я. — Разве кому-то вообще могут нравиться очки?!

— Могут, — ответила тётя Таня. — Очки бывают разные. Твои — поломанные, некрасивые, неудобные. Вот они тебе и не нравятся. Хочешь, мы пойдём с тобой в специальный магазин и выберем другие?

Конечно, я хотела. Ещё как! Я вообще никогда не была ни в одном магазине. А тут за очками, в магазин!

— В следующие выходные я приду к тебе, и мы вместе пойдём выбирать очки, — пообещала тётя Таня.

Но очки мы выбрали гораздо позже. Потому что в следующие выходные тётя Таня меня удочерила.

* * *

Я выгребла свои вещи из тумбочки и сложила их в красивую красную сумку, которую мне принесла тётя Таня. Галька, Наташка и другие девчонки и мальчишки молча смотрели на меня и даже не кривлялись и не дразнились. Я гордо прошла мимо них и взяла за руку тётю Таню. «Моя!» — подумала я и испытала при этом громадное наслаждение. Вдруг невольно я бросила взгляд на маленькое окно чердака и тут же вспомнила про Красавчика. Слёзы сразу навернулись на глаза, и я хлюпнула носом. Тётя Таня посмотрела на меня с удивлением.

— Настюша, ты расстроилась? Расскажи мне, почему.

— Мой кот… Теперь у него совсем никого не будет! — всхлипнула я и вдруг заревела в голос. Краем глаза я увидела, как ко мне метнулась Раиса.

— Дурочка! Прекрати немедленно плакать и иди с тётей Таней домой! У тебя же теперь есть свой дом! Иди! — горячо зашептала она мне в ухо и подтолкнула в спину. А я не люблю, когда мне шепчут в ухо — это щекотно! И не люблю, когда меня толкают, особенно когда я расстроена! Поэтому я лягнула Раису ногой и назло ей заревела ещё громче.

— Настька, опять ты горланишь на весь двор? — это выглянула в окно нянечка Валентина. — В последние дни так тихо было, я уж подумала, что тебя кто-то забрал отсюда! — крикнула она.

Тётя Таня присела, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и обняла меня тёплыми, мягкими руками. Я уткнулась носом ей в плечо и перестала голосить.

— Хочешь, мы пойдём на чердак и попрощаемся с твоим котом? — спросила она.

От неожиданного решения проблемы я перестала плакать, схватила её за руку и, всё ещё всхлипывая, потянула за собой на чердак. Раиса преградила нам дорогу, но тётя Таня что-то шепнула ей, и она пропустила нас. Пока мы поднимались, я почти успокоилась и, оглянувшись, поймала взгляд тёти Тани и улыбнулась ей.

— У меня лучший кот на свете! Вот увидишь! — с гордостью воскликнула я.

— Конечно, — ответила она. — У лучшей девочки — лучший кот!

Про саму лучшую девочку я ей не поверила, а вот про лучшего кота — согласилась. И вот мы на чердаке. Я стала звать Красавчика, но его нигде не было видно. Вдруг я услышала слабое мяуканье. Я бросилась в угол комнаты и увидела за грудой досок Красавчика, растянувшегося на мешке. Вокруг него копошилось несколько котят, таких же рыжих, как и он сам. Малюсеньких-премалюсеньких! Они хором пищали.

— Ой! Что это? — удивилась я.

— Твой кот Красавчик оказался кошкой Красоткой, — улыбнулась тётя Таня.

— Так вот почему он так растолстел в последнее время! — наконец догадалась я. — У него… ой, у неё в животике котята были!

— Видишь, ей хорошо. У неё появилась семья, — сказала тётя Таня. — Мы могли бы предложить ей пойти с нами и поселиться у нас дома, но думаю, что ей с котятами здесь будет лучше.

Я закивала:

— У Красавчика-Красотки семья, и у меня семья, — я посмотрела на тётю Таню. — А ты теперь моя мама?

Я почувствовала, как быстро забилось сердце.

— Да, я твоя мама, — подтвердила она.

А потом мы с ней спустились с чердака. Она взяла меня за руку и повела через весь наш двор. Все смотрели на нас, Раиса прослезилась и махала мне вслед, а нянечка Валентина, до которой наконец дошло, что меня удочерили, потрясённо молчала и несла за нами мою новую красную сумку. Вот так я навсегда покинула детдом.