Укротительница змей

Анна Балакина, 2021

«Укротительница змей» – это история о детстве, взрослении и поиске себя смелой девочкой с непростым характером в период последних лет существования СССР и в ельцинской России. Взрослые не любят ее искренности в сочетании с упрямством. Да и с ровесниками из-за этого нелегко ладить. Зато ее смелость, богатая фантазия и чувство юмора помогают спокойнее пережить и карантин в инфекционной больнице, и конфликты с учителями, и тяжелые периоды в жизни семьи, и первую влюбленность. Почему одни твои сверстники любят вредничать и дразниться, а с другими легко находить общий язык? Что важнее – получать одобрение взрослых или держать данное другу слово и оставаться собой? Зачем мальчиков и девочек по-разному воспитывают, и детям всегда запрещают злиться? – на эти и другие актуальные вопросы находит ответы главная героиня. Книга актуальна для детей, подростков и их родителей!

© Балакина А., 2021

© ООО «Издательство Родина», 2021

Дом на дереве (1988)

Маленький камешек перелетел через канаву и приземлился у моих ног. За кустами хриплый голос, кажется Лешки, говорит: «Смотри, она уже ревет. Рева-корова!». Ему отвечает девчоночий смех. Я ухожу по грунтовой дороге к нашей калитке, ноги у меня дрожат. Тороплюсь, цепляюсь носком сандалии за кочку и лечу вперед. Очень больно, очень щиплет коленки и правый локоть. А за спиной опять смех.

Я закусываю губу и щурю глаза, чтобы не зареветь. И оборачиваюсь назад через плечо, чтоб видели: мне не важно! Но там уже пусто. Калитка в зеленом заборе захлопывается у меня на глазах. Теперь я могу, наконец, поплакать. Громко. В это время с другой стороны открывается наша калитка и выходит бабушка. «Опять ты к этой Марине ходила?» — спрашивает она меня, и слушая, как я жалуюсь, ведет в дом, мазать коленку перекисью, от которой только еще больнее.

Так всегда бывает, когда мы с ними ссоримся. Они начинают надо мной смеяться и прогоняют, или я ухожу сама. Я не знаю, почему они надо мной все время как-то подшучивают, дразнятcя, придираются. Когда игра какая-то — жульничают или пропускают мою очередь, когда она подходит, а потом смотрят, что я сделаю. Почему они между собой дружат, почему дружат с Юлей (это моя младшая сестра двоюродная), а со мной нет? Еще бывает, я приду к ним — а они важничают, делают вид, что заняты делом, например, проверяют, как спички из коробка зажигаются и тушат их в песке. А я будто помешала. Я не помню, с чего это началось, но так теперь всегда. Каждое дачное лето.

* * *

Сегодня хороший день. Папа и мама приехали из Москвы. Мама с утра что-то делает в доме, а мы с папой садимся на велосипеды и едем на канал. Мы часто туда ездим. Я доезжаю сама, на своем велике, хотя до канала 12 км. Мне еще только семь лет, но велосипед у меня уже «молодежный».

На канале купаться неудобно, вода холодная и сразу глубина. Я только ноги мочу, а плаваю редко, с кругом. Но мне нравится на берегу сидеть и смотреть на воду. Иногда мимо проплывают большие белые теплоходы. После них волны, как на Черном море, мы там были с мамой и папой. Теплоходы уплывают куда-то далеко, а на палубе стоят люди, и им можно помахать рукой, тогда некоторые машут в ответ. Я мечтаю, что тоже когда-нибудь буду на большом корабле плыть куда-то в другие земли. И мне будет хорошо-хорошо.

В обед мы возвращаемся домой и проезжаем мимо Марининого забора. Марина и ее компания — на дереве. Мне сразу грустно. Дерево — тоже Маринино, хотя и не за забором растет, а на самой улице, за канавой. Оно высокое, и у него много разных веток. На него лазит Света, она как я по возрасту, и ее старший брат Витя, и Леша, тот что меня больше всех дразнит, а наверху сидит сама Марина. И у них там «штаб», так Марина говорит. А меня туда никогда не пускают. Иногда мы играем вместе в мяч или в колечко-на-крылечке, потом они уходят на дерево, а мне нельзя. Они говорят, что там мест больше нет.

Папа спрашивает: «Не лады у тебя с этой Мариной, да? Вредная она?» «Ненавижу ее», — говорю я. «Ты не обращай внимания, найди себе новых друзей. Есть такие люди, они без вредности жить не могут. Вот ты не будешь к ним ходить, так они еще над кем-нибудь смеяться точно начнут».

Но это ему легко говорить. А у меня больше знакомых детей на нашей улице нет. Раньше приезжал соседский рыжий Антон, он на год старше меня. Мы с ним всегда играли, то в прятки, то в индейцев, но в этом году Антон редко на даче бывает и все больше с мальчишками играет, у них свои дела. Еще у меня есть младшая двоюродная сестра Юля, дочка маминого брата, но ей только пять лет. Она любит мои игры. Но с ней не очень интересно — она маленькая и не все правила понимает.

А еще, когда приезжают ее родители, мои тетя и дядя, она сразу начинает вредничать. Рассказывает про меня всякие небылицы, ябедничает и потом еще мне новыми игрушками хвастается. Тогда приходится ее обзывать или даже за ее тощую косичку оттаскать, чтоб неповадно было так делать. Почему-то ей все можно, и ее никто не ругает, не то что меня.

* * *

Папа мой утром уехал опять в город на работу, мама осталась. Она готовит еду и огородничает. Я ей сначала помогала пропалывать морковку, но теперь она подрезает усы у клубники, и это скучно. И я иду читать журналы. Играть мне не с кем. Юля ушла в гости с бабушкой, а меня с мамой и дедушкой дома оставили. Смотрю журналы, родители привезли из города.

В «Мурзилке» много интересных заданий. Те, кто журнал делает, так придумали, что хотя у детей каникулы, им все равно дают задания по разным предметам в каждом номере. Только интереснее, чем в школе. Я люблю учиться. Мне скучно на даче. Жалко, заданий мало, я почти все уже сделала…

Я теперь хочу погулять. Но мама говорит, что она пока занята и только вечером. А одну меня пока пускают только к Марине. Вдруг у Марины сегодня хорошее настроение, и меня не будут дразнить? Вот как-то, я еще маленькая тогда была, все ребята уехали перед осенью, а Марина осталась. Я ходила к ней в гости, и она со мной много занималась, учила писать, и помогла мне сделать красивый альбом-анкету с рисунками и песнями. И тогда она была добрая.

На дереве они прибили дощечки между ветками, повесили веревки, на качели похожие, чтобы сидеть удобнее и лесенку снизу приставили, по ней залезать. У каждого своя ветка. Тот, кто сегодня постовой, смотрит в большой бинокль. Когда видит, что приближается враг, сообщает разведчикам, и они идут в разведку вместе. И приносят к дереву всякие находки: камушки, ветки, окурки, иногда что-то интересненькое, что лежит на дороге. Веревку, которая как змея. Это враги оставляют.

И Марина с Витей решают потом, что с ними делать. Но Витя иногда не приходит, поэтому на его место пускают гостей. Соседский мальчик Тима там тоже уже сидел. Марина мне на прошлой неделе сказала, что, если я буду хорошо себя вести, она подумает, пускать ли меня на дерево. Но пока ей все время не нравится мое поведение.

Сейчас Вити нет, и его ветка свободна. Светы тоже нет. Зато Марина и Лешка-задира на месте. «Вижу врага», — слышится сверху голос Лешки. Он навел на меня бинокль.

— Привет, — говорю я «по-хорошему», но знаю, что уже все не так пошло.

— Ну здорОво, — отвечает Лешка вредным голосом.

— Привет, — говорит Марина.

— Как дела? А вы играть пойдете? — спрашиваю я.

— У нас важное дело, не до игр, — говорит Марина.

— Какое дело?

— Совещание, — отвечает она.

— Да, у нас срочное совещание, — поддакивает Лешка. Он всегда ей поддакивает. Марина знает много умных слов и как что устроено, потому что она старше всех, а меня даже на четыре года. Она много может рассказать.

— А можно, я тоже на совещание? — спрашиваю я.

— Свободных веток нет, — говорит Марина.

— Но Светы же нет, а Витя сегодня вообще не придет. (Я знаю, он в лагерь уехал еще позавчера).

— Я уже тут, — слышится у меня за спиной голос Светы, — мы только из города вернулись с мамой.

— Привет. Залезай к нам! — и Света, даже не поздоровавшись со мной, лезет на дерево.

— Дорогая Аня, — обращается ко мне Марина, — ты не понимаешь, что такое друзья. Эта ветка — Витина. А ты хочешь ее занять, пользуясь его отсутствием? Это же нечестно по отношению к другу! Разве тебе самой было бы приятно, если б твой друг с тобой так поступил?

— Но я же ненадолго, — говорю я. — Ведь Тима вчера там сидел!

— А тебе-то какое дело, что сидел? — как бы возмущается Лешка.

— Тима — другое дело. Витя ему сам разрешил, когда уезжал, — говорит Марина.

— А может, и мне разрешил!

— У нас свидетели есть, — говорит Марина. — Правда, Света?

— Да, — говорит Света, — Витя разрешил Тиме.

— Вот видишь, — говорит Марина. — Света, а ты слышала, Витя Ане тоже разрешал на дерево?

— Нет, не разрешал он ей.

— Видишь, — обращается ко мне Марина, — свидетели говорят, что не разрешал.

— Так он же не узнает, если я быстренько залезу, посижу и слезу, — возражаю я. — Я же ненадолго, просто чуть-чуть посидеть.

— Так ты еще и обмануть его хочешь? Фу, не хочу с обманщицами общаться, — говорит Марина.

— И я не хочу, как противно, — вторит ей Лешка.

— И я, — поддакивает Света. Мне плакать хочется. Они так зло это говорят. А дерево такое красивое, интересное, густые ветки. Мне кажется, там наверху — целый мир. Я тоже хочу в штаб играть. Но я ухожу.

— А нам все равно, ха-ха-ха, — кричит вслед Лешка.

Потом я иду на нашей даче по участку и смотрю на деревья. У нас есть большие березы — стволы у них внизу без веток, на них не залезешь. Еще есть сливы — но они очень тонкие, и на стволах какая-то плесень растет или трухлятина. На них лезть страшно. Точно упадешь и поцарапаешься. Есть еще две яблони, невысокие. Пробую влезть на одну из них — но там только одна развилка есть. Выше ветки тонкие, высоко не растут, и еще я на гнилое яблоко наткнулась, коричневое, скукоженное, липкое. Фу! Слезаю вниз и вздыхаю. Мне так хочется на то большое Маринино дерево…

* * *

Сегодня опять сижу дома и пытаюсь рисовать. Очень скучно. Рисовать я не очень умею. Мама тоже не умеет. Дедушка умеет, но не умеет учить. Ездили утром с мамой на станцию, там рынок с едой и электрички ездят. Приехали — Юли нет, а бабушка дома. Интересно, где это Юля? Бабушка ее оставляет только у «своих», чтоб потом ее домой отвели. Я хочу пописать дневник погоды для природоведения. Достаю тетрадку и ручку.

На улице слышатся детские голоса. Потом калитка открывается, и вбегает Юля. «А где бабушка?» — спрашивает она. — А мне Мариша сказала, что если я приду со взрослыми, мне разрешат на дерево!» Я очень злюсь на нее. Я ее ненавижу. Она опять хвастается, как будто я ее раньше не учила, что так нельзя! И она же знает, что я тоже хочу на дерево!

Я со всей силы размахиваюсь и бью ее в нос, хвастунье так и надо. Юля морщится, противно-противно, и ревет. Из носа идет кровь. Я выбегаю на улицу. Вижу вдалеке уже спину уходящей Марины, которая привела домой Юлю. «Стой!» — кричу я ей громко. Она оборачивается, смотрит на меня и ждет. «Почему ей можно, а мне нет?» — кричу я, подбегая к Марине, по щекам катятся слезы. — «Ты о чем?» — спрашивает она. «Ты все знаешь! Ты сказала, на дереве все занято, нельзя туда. Но ей же можно, ты вруша, почему мне нельзя?» — она хочет мне что-то ответить, но в это время выбегает на улицу моя мама и страшным голосом кричит: «Быстро домой!» А потом хватает меня за руку и тащит домой, так резко, что я спотыкаюсь по дороге. С участка доносится рев Юли.

В этот вечер мама на меня жутко кричит и надолго запирает одну в комнате. Но я им всем, и ей, и Юле назло вылезаю через окно во двор. Меня все равно увидят и запрут снова, но пусть знают, что я могу сбежать, если захочу. А дома сижу, потому что все равно играть не с кем.

* * *

Мне разрешили выходить во двор, но не на улицу. Только не подходить к Юле. Юля со мной не разговаривает, проходит мимо молча. Бабушка с утра сходила к родителям Марины, и ее мама просила передать, что дерево старое, опасное и ни мне, ни Юле туда лазить не стоит, и она лично проследит за этим. А за ребят она тоже очень беспокоится, и надо всех разогнать. Приедет скоро Маринин папа в отпуск — так и сделает.

У меня остался один непрочитанный журнал, «Юный натуралист», самый скучный. Там очень длинные статьи, я такие не люблю. Есть только одна покороче про змей в природе. Змей я боюсь, поэтому ее читаю. Там нарисованы разные змеи, например, уж и гадюка, и написано, что делать, если змея укусит. И ещё, что гадюка боится шума, и если громко шуметь, она убежит. Я спросила у мамы, живут ли на даче змеи, но она говорит, что здесь только ежики. И медведки. Я не боюсь медведок. Пойду писать дневник. К нам прилетели три воробья. Я хочу их приручить, уже придумала им имена — Пудик, Шустрик и Быстрик.

* * *

Сегодня тоже ужасно скучно. Играть не с кем. Приехали Юлины родители, Юля им наябедничала на меня, они ругались с бабушкой и моими родителями, называли меня психопаткой, кричали слово «покалечить». Теперь они со мной вообще не разговаривают.

К другим детям играть меня так и не пускают. Ходим гулять с мамой по вечерам, иногда она сажает меня вышивать, но я не люблю это. Мне мама говорит, что таких, как я, поискать. Что я — сущее наказание. Она сначала уже успокоилась, а теперь Юлины родители приехали, и опять всё началось.

Бабушка иногда говорит про Бога. И из-за Бога нельзя плохо себя вести. Потому что он накажет. То, что взрослые меня наказывают — это мелочи, они потом прощают, а вот когда вырасту, меня уже будет Бог наказывать, а он все видит. Иногда я думаю: вот допустим, я стану хорошей, когда вырасту. И если Бог и правда есть, а не как в школе учат, тогда будет ли ему важно то, что я в детстве была такая плохая?

* * *

Ягоды поспели. Вчера сосед Виталий Семенович привез целое ядро черники и корзину земляники. Мама и бабушка об этом говорили. Потом вечером папа приехал на машине из города, и ему сказали, что надо ехать в лес за ягодами.

И сегодня мы едем. И с нами еще поедет в машине Марина с ее бабушкой Галиной Николаевной. Бабушка знает «ягодные места» и нам покажет. Мне приготовили резиновые сапоги и плащ. Потому что в лесу может быть сыро. И клещи кусачие.

Марина со мной здоровается. Но по дороге мы сидим хоть и вместе, на заднем сиденье, но не разговариваем. А моя мама у нее все время что-то спрашивает — о ее родителях, о даче, об огороде. А папа с ее бабушкой говорят о ягодных местах. Меня ни о чем не спрашивают, и я молчу.

В лесу много комаров. Комарья, говорит бабушка Марины. Мы расходимся в разные стороны: папа в одну, мы с мамой в другую, Марина с бабушкой сами.

Потом мы ходим-ходим, собираем чернику и немного земляники, и приходим на опушку с другой стороны леса. Там березы и поле. Я вижу Марину в поле, и ее бабушка недалеко. Марина мне машет, и я с корзинкой бегу к ней.

«Много набрала?» — спрашивает она. Я показываю ей свою корзинку — она почти полная, много черники и сверху еще немножко земляники есть. «У… молодец, а айда за полоникой», — и она показывает красные ягодки в траве. Мама мне машет и отпускает нас. Мы идем по полю, рядом с лесом, и выискиваем в траве ягоды. Они похожи на землянику, но пахнут по-другому. Марина ест их на ходу. «Попробуй». «А мне бабушка не разрешает. Живот болеть будет». «Они же чистые. В поле растут. Тут только червяки. Я сколько раз пробовала, не болит!» Я тогда осторожно беру ягоду и ем. Она вкуснее во сто раз, чем когда дома ешь, мытую.

Марина ушла от меня немного дальше в поле, а ее бабушка чуть в стороне от нас. Марина нагибается и приседает на корточки, чтобы сорвать ягоду в траве. А я иду за ней, чтоб не потеряться. И тут вижу в траве у Марины почти под попой, как что-то черное шевелится. Я останавливаюсь. И мне очень страшно.

Это змея-гадюка. Я ее узнала. Она, как на картинке, на толстый шнур похожа. Она подняла голову, скрутила шею кольцом, и вытянула язык. И смотрит в сторону Марины. А та не видит ее. И у Марины щиколотки голые видны, потому что сапоги низкие.

Мне кажется, змея сейчас прямо в ногу ей вцепится. Но гадюка пока ждет. И смотрит на Марину черными глазами, и страшно шипит, злится очень. Марина встает, переставляет ногу и вот-вот наступит на змею.

Тут я кидаю в гадюку своей корзинкой, полной ягод и кричу изо всех сил. Ягоды рассыпаются, а змея поворачивается и быстро-быстро уползает от нас в траву. Марина тоже начинает визжать, громко-громко, я никогда такого от нее не слышала! Ее бабушка бежит к нам, потом моя мама. Мы стоим и боимся сойти с места.

Мы потом уехали домой, так как вдруг там еще змеи, в поле, а их все боятся. И взрослые меня спрашивали, как та змея выглядела, а я потом дома принесла свою картинку из журнала, и Марина тоже гадюку узнала.

* * *

Про змею говорили весь вечер и потом следующий день. Бабушка всем соседкам по улице рассказывала про меня. «Гадюк в этому году много, — говорит соседка Иза Петровна. — У нас-то на улице даже ужей нет, а вот в соседнем поселке прямо по участкам ползают. Это она в поле на солнце погреться вылезла». «Аня у нас героиня, — важно говорит бабушка. «Какая смелая девочка, — говорят еще другие соседи. — Но детей одних отпускать не стоит. Змеи — это опасно». «А я умею с ними обращаться», — говорю я, — я в журнале читала».

Юлин папа снова стал со мной разговаривать. А тетя наоборот совсем важная стала, отвечает мне так противно и говорит, «что они так носятся с этой Аней». Она всегда злится, когда меня хвалят.

Зато Лешка, когда я прохожу мимо его двора, уже два раза не дразнился, а кричал «привет».

* * *

Следующим вечером пришла в гости Марина со своей бабушкой и ягодным пирогом. Взрослые пили чай и говорили о помидорах, как их растить, а Марина мне сказала: «Хочешь, сходим кое-куда? Только пирог с собой возьми». Мы пошли к ее забору, и она подвела меня к дереву. Там никого не было. «Лезь, — сказала она. Я стояла внизу, не веря своим ушам. — А куда лезть?» «Любую ветку выбирай. Какая нравится. А пирог с собой возьмем. Будем наверху есть».

И мы залезли почти на самый верх и сидели там на доске между ветками. И ели пирог с ягодами, и смотрели на дорогу, где ездят машины и люди на велосипедах, и на огороды, кто чем из соседей там занимается.