Смертоносный цветок
Первая книга авторской серии «Чёрный остров». В XII веке в руки Томоэ, соратницы погибшего в бою сёгуна Мацумото, попадают айнские артефакты – три книги, по преданию написанные айнскими божествами ещё до времен, когда народ айну сошёл с небес на землю. Следы этой истории ведут в наше время на остров Кунашир – предмет территориальных претензий Японии. Группа туристов прибывает на остров. В течение недели погибают трое из прибывших, перед смертью каждый видел женщину в кимоно. Видение это или реальность? Были туристы убиты или, по стечению обстоятельств, скончались от естественных причин?
Оглавление
- От автора
- Часть 1. Мой приют одинокий[1]
- Часть 2. Чёрный остров[18]
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Смертоносный цветок предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Часть 2
Чёрный остров[18]
АН-24 шёл на третий круг[19] над островом. Точнее, над тем местом, где остров должен быть. Пассажиры заметно нервничали.
— Да обычное это дело! Сколько раз так случалось: покружим-покружим — и назад, на Сахалин. Я лично не удивлюсь… — чему не удивится толстый мужик в правом ряду, Ким Динх Ван, больше известный как Виталик Ким[20], уже не слышал, уши от резкого перепада высоты заложило. Облачность разорвалась, самолёт нырнул вниз, как в колодец, и через пять минут посадочная полоса аэропорта Менделеево приняла на себя вес грузно подпрыгнувшей на бетоне «аннушки». Виталик зажал нос пальцами и, следуя совету знакомого водолаза, «выдохнул» через уши. Со второй попытки слух удалось вернуть. Он деловито пересчитал четыре головы своих подопечных и, заглянув за спинку впереди стоящего кресла, учёл пятую. Дверь открылась, пограничник проверил[21] у прибывших документы, и пассажиры потянулись к выходу.
Они сгрудились на взлётной полосе: Изуми Оогума — крошечная японка, Костик Иваницкий — ладно скроенный парень с невыразительным, блёклым лицом, Геша Непочуйко — поджарый суетливый брюнет, бизнесмен Ашот Алмазян и Сергей Семёнович — тучный мужчина из Мытищ.
Взгляд Виталика скользнул по их лицам, и улыбка чуть тронула губы: он знал, какое впечатление производит Кунашир на туристов. Все считают, что едут на юг, а попадают… «Широта крымская, да долгота колымская», — посмеиваются в таких случаях курильчане.
Неприветливое небо нависало так низко, что клочья облаков цепляли хвост самолёта. Шуба тумана пыталась переползти через круто вздымавшийся конус кратера: Менделеевский вулкан, задерживая наплыв моросящих воздушных масс, создавал у подножия кратера то самое «окно»[22], в которое отчаянный лётчик увидел аэродром и в считанные минуты посадил самолёт.
Порыв ветра чуть не сдёрнул с головы Костика синюю кепку с надписью Russia, он удивлённо присвистнул, успев ухватиться за козырёк.
Ашот оглядывался вокруг с таким видом, будто вообще не планировал оказаться в столь странном, даже диком месте, и его недовольно поджатые губы сплющивались, пока не превратились в тонкую ломаную линию.
— Идём, — позвал их Виталик и двинулся к одинокому, обитому вагонкой зданию на бамбуковом поле. Рулёжка[23] глухо звякнула под ногами.
На выходе с лётного поля, у металлических ворот, толпились встречающие. Моложавая женщина, одной рукой подняв табличку с надписью «Курило-японский центр»[24], другой поправляла на голове повязку с белым орнаментом.
— Айна[25], мы здесь, — приветственно махнул ей Виталик.
Изуми показала пальцем на повязку:
— В Японии тоже такие носят, в некоторых культурных центрах.
Приехал багаж на маленьком зелёном грузовичке. Пассажиры, обступив машину, тянули руки через невысокие борта и ворошили вещи, выискивая свои. Усатый водитель запрыгнул в кузов, с привычной быстротой начал подавать коробки и сумки в подставленные хозяйские руки. Последними на земле оказались шесть рюкзаков.
Видавший виды японский[26] микроавтобус петлял по непомерно широкой дороге меж двух отдельно стоящих сопок. То там то тут склоны уходили круто вниз от границы дорожного полотна.
— Посмотрите направо, — сказала обладательница замысловатой повязки, — вы видите фумарольное[27] поле вулкана Менделеева, а слева — тропа на Столбовские источники, по ней когда-то японцы спускали на побережье серу[28]. А вот теперь посмотрите: контуры сопок напоминают лежащую девушку, вот вздёрнутый носик, а вот линия груди, этот вулкан ещё называют спящей красавицей. Впереди по курсу — Тихий океан, а слева — Охотское море. Ширина острова в среднем около девяти километров и только в районе вулкана Тятя около сорока.
— А где Чёртов палец? — спросил Ашот.
— Там, — Айна махнула рукой за ближайшую сопку, вынырнувшую из серой мути.
— О, здесь солнце! — воскликнул Геша.
Но микроавтобус тут же снова въехал в стену тумана.
— Деревья прямо карликовые, — Ашот сморщил нос. — Это что, берёзы? Кусты какие-то!
— Да, не брянские леса, — усмехнулся Виталик.
Автобус натужно пыхтел, карабкаясь вверх, потом очередная сопка сталкивала его вниз, заставляя колёса вращаться быстрее, и, едва выровняв своё автомобильное дыхание, он снова полз на подъём. Грунтовая дорога вилась вдоль ржаво-красного русла широкой и мелкой речки. Туман тянулся полосами — то моросящими и непроглядными, то пронизанными солнцем, и дорога тоже была полосатой — то мокрой, то совсем сухой. На этих сухих участках пыль лезла во все щели и повисала в душном пространстве. От бесконечных поворотов, спусков, подъёмов пассажиров слегка укачало. Наконец дорога вывернула на берег, где призывно маячила стела с корабликом на верхушке. Они сфотографировались на фоне надписи «Южно-Курильск», но сам посёлок прятался в тумане на противоположной стороне открытой бухты: там, на голом длинном мысу, курильчане вьют барачного типа гнёзда.
Автобус проскочил мимо чахлого ельника, где меж стволов проглядывали полусгнившие деревянные столбики кладбищенских памятников, промчался вдоль болота и пустыря, мимо развалин, расположением намекавших на присутствие здесь в прошлом улиц, притормозив, перекатился через мост над тёмной протокой, отрезавшей сопку Длинную от заболоченной низменности, и, преодолев крутой подъём, въехал в Южно-Курильск, затормозив в центре возле одноэтажного здания.
— Дом дружбы[29]! — объявила Айна. — На входе надо снять уличную обувь и надеть тапочки, здесь — японский стиль.
Когда Геша снял кроссовки, оказалось, что носки не являются непременным атрибутом человеческого существования. Он смущённо наступил одной босой ногой на ковровое покрытие, а вторая так и осталась висеть в воздухе, не решаясь приземлиться.
— Кхм… — деликатно кашлянул Виталик. — Может, вам носки купить? Тут магазин за углом. А то мозоль можно натереть…
— А? Нет, не надо, — ответил Геша. — Я так привык.
Дежурная покосилась на Гешины ступни и выдала смущённому туристу тапочки, демонстративно протерев их дезинфицирующим раствором.
В четырёхместном номере не было ничего, кроме кроватей, встроенного шкафа и стола со стулом возле окна. Ашот провёл пальцем по столешнице, проверяя, нет ли пыли.
— Неужели я платил такие деньги за то, чтобы меня сунули в какую-то общагу? Где ванная? — удручённо уставился он на Айну. — Я хочу нормальный одноместный номер!
— Одноместных нет, это же японский стиль, — сладким голосом сказала Айна. — Но вы не беспокойтесь, в комнате вы будете жить совершенно один. Душевая вон туда по коридору, столовая слева от входа, жду вас там через тридцать минут.
— Я не хочу ходить по коридору в трусах, — крикнул Ашот ей вслед, — я хочу душ в номере! И я хочу ресторан, а не столовую!
— Ресторан через дорогу, — донеслось из коридора.
Через условленные полчаса все они разглядывали столовую, поделённую на две части: русскую, с обычного вида столами, и японскую — подиум, устланный циновками и уставленный низкими столиками. Куклы в цветных кимоно прикрывали веерами удивлённые лица, кокетливо прячась за причудливые икебаны и бонсаи.
Столовую зону от кухни отделяла полустена. Плотная занавеска над ней отодвинулась, и румяная, пышнотелая тётка шмякнула на стойку две тарелки:
— Подходим, забираем, приятного аппетита!
— Как это вам, а?! — возмущённо спросил Ашот.
Но Иваницкий уже взял тарелки и шёл к столу. Тётка бодро выкидывала на стойку тарелку за тарелкой, и вот уже и Изуми, и Сергей Семёнович, и Геша с Виталиком — все сидели за столом, покрытым белой клеёнкой, и уплетали за обе щеки наваристый борщ. Повариха поставила в центр стола горку котлет на большой тарелке и хрустальную вазочку, полную красной икры, веточки петрушки украсили картофельное пюре, и завершила композицию миска салата-оливье.
— У нас по-домашнему, — гордо сообщила повариха и уставилась на Ашота. — А ты чего стоишь, не голодный, что ли?
Ашот вздохнул и потянулся за своей порцией.
— Кому рыбы? — спросила тётка.
Геша поднял руку.
— Вот молодец, люблю, когда люди хорошо едят! — весело сказала повариха и шлёпнула на стол перед Гешей тарелку с порцией запечённой горбуши.
— Я тоже буду рыбу, — сказала Изуми.
— Вот молодец, — и её похвалила тётка и, убежав за стойку, вернулась с большим блюдом, на котором горкой лежали исходящие паром куски.
Ашот, всё ещё мрачный, хлебал борщ, но было видно, что поварихино усердие им отмечено как вполне удовлетворительное.
В столовую вошла Айна с папкой в руках.
— Приятного аппетита. Пока обедаем, я расскажу о дальнейшей программе. Сегодня ночуем здесь, в Доме дружбы. В четыре часа посетим краеведческий музей, а потом у вас будет свободное время, можно побродить по посёлку. Спать рекомендую лечь пораньше, потому что выезжаем ещё до рассвета. У пятого моста[30] нас подхватит МТЛБ[31], недолго погуляем возле Чёртова пальца, и дальше — движение без остановок до нашей базы на ручье Болышева. Планируется прогулка на мыс Геммерлинга, но коррективы может внести погода. Ночёвка там же, на базе. Утром выдвигаемся к Тятинской комендатуре[32]. Восхождение на вулкан — на следующий день, опять же при условии нормальной погоды. Вторую неделю проведём на менее сложных маршрутах: кальдера вулкана Головнина, мыс Столбчатый и центральная часть острова. Вот, примерно так. Лишние вещи можно положить в коробки, которые вам дадут, и оставить в Доме дружбы. Ах да! — мобильные телефоны тоже можно оставить, всё равно связи практически нигде, кроме райцентра, нет[33].
— Что значит МТЛБ? — тихо спросил у Ашота Геша.
— Вездеход на гусеничном ходу, — ответил за Ашота Виталик.
— О! — восхитился Геша.
— Ты что, в армии не служил? — вяло поинтересовался у него Костик.
— Не-а, у меня плоскостопие.
— Дефективный, значит…
Геша возмущённо посмотрел на Костика, но промолчал.
Ровно в четыре часа Виталик привёл их ко входу в подвал трехэтажного дома. Видавшая виды вывеска гласила: «Краеведческий музей». Большой округлый камень стоял на бетонном пьедестале рядом с дверью, патина времени и лишайники покрывали бока валуна. Грубо высеченное на нём лицо равнодушно смотрело на туристов из-под полуприкрытых век, ноздреватая поверхность делала лицо рябым, а линии неровными, отчего изгиб губ казался капризным.
— Что это? — спросил Костик.
— Вулканическая бомба, а на ней вроде как изображение воина, если верить археологам. Этакий курильский сфинкс, — ответил Виталик.
— Мне кажется, лицо женское, — сказал Сергей Семёнович и задумчиво провёл пальцами по пухлым каменным губам. — А глаза с восточным разрезом.
— Трудно сказать, местные тоже считают, что лицо женское, — ответил Виталик. — Бытует легенда, что таких каменных баб на острове было три, они составляли магический треугольник и оберегали жителей острова от бед. В тот год, когда этот камень нашли и перевезли сюда, случилось сильное землетрясение[34]. Половину посёлка сровняло с землёй[35].
— Много людей погибло? — спросил Сергей Семёнович.
— Без жертв обошлось. Но многие уехали с перепугу.
Когда Геша, входивший последним, ступил на бетонную ступеньку, железная дверь с лязгом закрылась за его спиной. Темнота подвала обступила их, лишь тусклый свет струился снизу из дверного проёма, ведущего налево. Пахло плесенью.
— Подождите, ступеньки покатые, упасть можно, — сказал Виталик. — Тут где-то выключатель…
Раздался щелчок, вспыхнули лампы, и темнота ускользнула за спину высокой седоволосой женщины. Смотрительница музея воззрилась на них без улыбки, и Ашот отпрянул назад, едва не сбив с ног Изуми.
— Добро пожаловать, — в голосе женщины скрипнули дверные петли. — Проходите. Здесь у нас зал дикой природы.
Они шагнули в небольшое помещение, где стены пестрели фотографиями каких-то людей, растений, листами гербария.
— Вот фото Николая Дроздова, он приезжал однажды к нам на остров, — женщина показала на чёрно-белый снимок. — Ельцин, кстати, здесь тоже был, и многие другие известные люди.
Ашот покосился на чучела птиц, которые явно потеряли первоначальный вид — кое-где перьев на них почти не осталось и проглядывали тонкие птичьи кости. Гипсовый слепок гигантского следа медведя стоял у стены. Изуми приложила маленькую руку к отпечатку лапы, едва закрыв его на четверть. Костик положил свою руку поверх, и след медведя стал казаться не таким уж и большим, на две трети закрытый растопыренными пальцами Иваницкого.
— Смотрите, объёмный макет Кунашира из папье-маше, — позвал Виталик. — В этой точке мы сейчас. А вот тут, на севере, Болышева и Тятя, а кальдера Головнина в противоположной стороне, на юге. Сами видите, какой маленький остров.
— Так мы его за день можем посмотреть, что тут две недели-то делать?! — воскликнул Ашот.
— Это вряд ли, — возразил Виталик. — Остров практически непроходим: низменности заболочены, а чуть выше поднимешься — сплошной бамбук. Здесь передвигаются только по периметру, вдоль берега. А дорога всего одна, вот она, километров пятьдесят длиной.
— Зато, наверное, тут у всех удочки из бамбука? — спросил Сергей Семёнович.
— Из этого бамбука удочку не сделаешь, стебли слишком тонкие. Растет сплошняком, зараза, ни одни штаны не выдерживают, и обувь тоже — всё рвёт в клочья!
Сергей Семёнович удивлённо покачал головой.
— Прошу вас, — музейная женщина повела в воздухе рукой, приглашая в следующую комнату. — Здесь у нас выставочный зал. Эти картины изображают природу острова, они нарисованы в разное время художниками, которые сюда приезжали.
Ашот прошёлся вдоль ряда полотен в серо-коричневых тонах. На одном из них на фоне уже знакомого силуэта Менделеевского вулкана была изображена многоствольная берёза, похожая на спрута, на другой — ржавый остов выброшенного на берег корабля.
— А почему так мрачно? — спросил Ашот. — У вас что, совсем не бывает солнца?
— Почему же, бывает, — обиделась музейная женщина. — Вот, например, картины нашей местной художницы, очень яркие.
Ашот с сомнением посмотрел на предложенное полотно. Ультрамариновое небо нависло над чёрным пепловым полем и выбеленными остовами деревьев, культи веток напоминали шипы.
— Это мёртвый лес, — поведала смотрительница. — Во время извержения вулкана Тятя его засыпало пеплом.
— А повеселее картинок нет? — спросил Ашот.
— Нет, — поджала губы музейная женщина и понизила голос до полушёпота, — вы обязательно ещё проникнетесь красотой наших туманных пейзажей и мёртвых рек.
— Похоже, здесь всё не дожило до нашего приезда, — фыркнул Ашот. — В каком смысле реки-то мёртвые?
— В буквальном, — рассердилась она. — В некоторых реках нет рыбы, потому что вода содержит много разных примесей, чаще серных или кислых. Помните, как в сказках: мёртвая вода, живая вода…
Приглушённый женский крик донёсся откуда-то из сумрачных лабиринтов музея-подвала. Все побежали на голос, а музейная женщина, презрительно сузив подведённые чёрным карандашом глаза, пошла за гостями, на выходе привычно выключив свет.
Изуми, зажмурив глаза, сидела на полу в историческом зале, молитвенно сложив руки, и что-то быстро-быстро шептала. Геша, успевший на крик первым, опустился перед ней на корточки и осторожно тронул за рукав. Изуми вздрогнула, её крошечные плечи совсем съёжились.
— Оогума-сан… — позвал её Геша.
Миндалевидные глаза распахнулись, Непочуйко увидел своё отражение в тёмных зрачках. Японка поднялась и с достоинством удалилась, на ходу отряхивая пыль с колен. В коридоре её обступили подоспевшие Виталик и Сергей Семёнович с Ашотом, но Изуми, сказав, что всё в порядке, торопливо вышла на улицу.
Виталик вошёл в исторический зал и с подозрением посмотрел на Гешу, который щупал шкуру медведя.
— Что? — удивился такому вниманию Геша.
— Что — «что?» — вопросом на вопрос ответил Виталик.
— Я ничего не знаю, — сказал Геша. — Она молилась, когда я прибежал.
Виталик прищурился и мысленно сделал себе пометку: «Присмотреть за темпераментным хохлом».
Музейная женщина вкралась в зал, и Виталик вздрогнул, когда скрипучий голос сыпанул мурашек ему на затылок:
— Здесь вы можете видеть коренных жителей Курил — айнов, предметы их обихода и описания встреч с русскими первооткрывателями островов. Большинство этих предметов были собраны учителем, основавшим музей, и группой школьников, с которыми он ежегодно ходил в экспедиции по острову. Обратите внимание, что у айнов совсем не азиатские черты лица…
Ашот посмотрел на изображение бородатого мужика с острогой в руках.
— Недобрый у него взгляд, и таращится, как живой. Будто я ему денег должен, — Ашот зажмурился и покрутил головой. Айн равнодушно вперился нарисованными зрачками в витрину с наконечниками стрел.
Костик задумчиво разглядывал орнамент на айнском халате.
— Слушай, Ашот, тебе это переплетение белых линий ничего не напоминает?
— Мне? А должно?
— У Айны на повязке что-то похожее. Интересно, зачем она её носит?
— Маркетинговый ход. Для таких, как ты, чтоб стояли и думали: «Вау! А в этом что-то есть…» Подожди, она ещё нам каждому по такой повязке продать попытается к отъезду.
— А тебе пять копеек жалко?
— А они мне с неба не падают. Деньги — это моё время, труд и нервы!
— Особенно нервы…
Когда, продолжая обмениваться колкостями, они вышли на улицу, Изуми сидела на бетонном поребрике и в упор, враждебно, рассматривала каменную бабу.
В Доме дружбы дежурная глянула на них без интереса поверх очков, спицы в её руках так и мелькали.
— А как у вас тут криминальная обстановка? — спросил Ашот.
— Да какая тут обстановка? У нас тихо, остров же…
— А наркотики есть?
— А как же… У нас всё есть: и наркотики, и проституция. Всё как у людей.
— А говорите, что тихо.
— Да кому тут шуметь? В девяностых — было дело, бузили. А теперь тихо. Водолазы вот часто пропадают, ну так они же нелегально работают. Грибники тоже иногда пропадают. Ну туристы ещё, даже целыми группами. Но это потому, что деньги экономят и местных проводников не берут. А в бамбуке по оврагам заплутаешь — не выберешься. Вроде рукой подать до побережья, а не выберешься. Ну и по пьяному делу поножовщина или стрельба случается, а то как же? Ещё, говорят, раньше, в советские времена, на Шикотане[36] моряки в женских общежитиях пропадали, правда, не насовсем. А так — нет, тихо у нас и ночью на улицах не страшно, хотя фонари часто не горят, на них солярки не хватает.
— Какой солярки? У вас же тут геотермальная станция!
— Э, мил человек, у кого-то, может, и станция, а у народа только дырка в кошельке. Обещали, что за отопление платить будем дешевле, да обманули. Столько денег в это дело вбухано, что солярки на двести лет вперед купить можно, а на сдачу новый посёлок построить. А вы бы шли спать, а то утром вас не добудишься, я-то знаю — всегда кто-нибудь к завтраку опоздает…
Костик после ужина расположился в столовой, сообразив себе диван из семи стульев, и защёлкал кнопками телевизионного пульта. Обнаружилось всего три канала: по одному шли новости, по другому — навязшее в зубах шоу, по третьему — очередной сериал про ментов. Иваницкий без особого интереса уставился в экран. От скуки он оглядывался на администраторскую, где битых два часа Виталик пытался дозвониться до каких-то знакомых, которым он привёз передачку с Сахалина от других знакомых. Так и не пробившись сквозь помехи на линии, Виталик оставил посылку дежурной, помахал Иваницкому и отправился на боковую. Костик посидел ещё с час и, устав зевать, тоже ушёл в номер.
Ашот, несколько возбуждённый разговором с дежурной, принял из её рук рюмку коньяка для успокоения нервов. Тепло попрощавшись с дамой, столь хорошо понимающей нужды простого туриста, Алмазян откочевал в свой четырёхместный «люкс». Около полуночи он, мучимый невесть откуда взявшейся бессонницей, лежал на кровати, изучая движение теней на потолке. Блымающий свет фонаря пробивался сквозь жалюзи, тонкий вой ветра действовал на нервы. «Да, — думал Ашот, — дёрнуло меня переться на эти Курилы. Лучше б на Тенерифе».
В тишине коридора скрипнул пол. Ашот насторожился. Звук тихих шагов замер возле его номера, кто-то пытался осторожно повернуть дверную ручку. Ашот сел в кровати и громко спросил:
— Кто там?!
— Э… — сказали из-за двери. — Я это, Геша. Надо бы выпить за успешный тур…
Изуми после ужина никто не видел, но её кроссовки показывали оттопыренные язычки из обувного шкафа в вестибюле.
Сергей Семёнович долго блуждал в тумане по Южно-Курильску, стремясь получить как можно больше впечатлений. Наткнувшись на забетонированный участок дороги, он решил, что находится где-то в центре, и скоро обнаружил красивую, но немного мрачную из-за почерневших брёвен церковь[37]. Напротив приткнулись друг к другу магазинчики. Обойдя церковь, Сергей Семёнович проследовал по бетонному тротуару, потом — по неухоженной грунтовой дороге и, с опаской, мимо заброшенного пемзоблочного здания, откуда слышались возбуждённые голоса подростков. Шум моря усилился, и турист сошёл с дороги на узкую тропку. Петляя серпантином по крутому склону, тропка вывела его на каменистый берег. Сергей Семёнович послушал, как с шипением разбиваются о камни океанские волны, набрал в карман мелких ракушек и вернулся в Дом дружбы.
Он степенно выпил чаю, налив кипятка из мудрёного электрического агрегата под названием «поттер», посмотрел десятичасовые новости вместе с Костиком, а уходя в номер, подарил дежурной занятную гвоздику, сорванную у маяка. Розовые цветки гвоздики были рваными, будто кто провёл когтями по каждому лепестку.
Около полуночи Сергей Семёнович вышел из душевой в тренировочных штанах и белой майке с мокрым полотенцем на плече. Он зашёл в свой номер, аккуратно свернул покрывало, повесил треники на спинку стула и забрался под одеяло. Ортопедический матрас принял грузное тело, лицо туриста расслабилось, блаженная улыбка расплылась по губам, и Сергей Семёнович закрыл глаза.
Ещё в юности, когда брат-пограничник вернулся из армии, а служил он на острове Зелёный[38], Сергей Семёнович пообещал себе, что однажды тоже встанет босыми ногами на чёрный песок[39], перемешанный с пеплом и кусками вулканической пемзы. Брат умер давно, но друзья его на Сахалине остались. Когда Сергей Семёнович позвонил, сын братухиного сослуживца Виталик как раз набирал очередную тургруппу, и вот уже Сергей Семёнович дышит солёным курильским ветром.
Белое, будто алебастровое, лицо с нарисованными бровями наклонилось над ним. Широкий рукав красного кимоно лёг на светлый пододеяльник. Сергей Семёнович вздохнул шумно и перевернулся на другой бок. Тонкая рука вынула заколку из замысловатой причёски, и длинная прядь тёмных волос упала на плечо Сергею Семёновичу. Он беспокойно перевернулся ещё раз. Рукав кимоно, опускаясь, задел спинку стула, прошуршав, как шуршит бамбук, если быстро бежать по тропе, цепляя полами его тонкие листья. Сергей Семёнович неохотно разлепил ресницы. Женщина с алебастровым лицом, наклонившись, смотрела ему прямо в глаза. Маленькие красные губы были так близко к щеке пожилого туриста, что кожей должно было ощущаться её тихое дыхание. Но оно не ощущалось. Нежная прохладная рука тронула Сергея Семёновича за подбородок, чуть отвернув от себя его голову. «Какой дивный экзотический сон», — подумал тучный мужчина из Мытищ и даже не вздрогнул, когда два тонких лезвия вошли ему в шею.
— Готовы? — Айна появилась, когда они завтракали. — Через пятнадцать минут машина подъедет.
— Сергей Семёнович что-то заспался, — сказал Виталик.
— А ты тут для красоты? — Айна сердито посмотрела на проводника. — Давай топай за ним, а то и кофейку не успеет глотнуть.
Виталик дошёл до четвёртого[40] номера и постучал. Из-за двери не доносилось ни звука. Ким проверил душевую и на всякий случай туалеты — везде было пусто. Виталик постучал к Сергею Семёновичу ещё раз, приложил к двери ухо, прислушиваясь, хмыкнул и вернулся в холл.
— Странно, но его вроде нигде нет. Гуляет что ли?
— Может, что-то случилось? — тихо спросила Изуми, ни на кого не глядя.
— Ой, ну что тут может случиться? — сказала дежурная, отложила спицы, взяла связку ключей и пошла по коридору к номерам. Было слышно, как звякнула связка и ключ вошёл в замочную скважину. Скрипнула, открываясь, дверь, и голос дежурной негромко позвал:
— Сергей Семёнович, просыпайтесь, завтрак уже проспали. Сергей Семёнович… Ой!..
— Инфаркт, — сказал врач «Скорой помощи».
— А пятнышки крови на подушке? — с сомнением спросил следователь.
— Побрился неудачно, — ответил врач. — Вон у него на шее два пореза.
Туристы толпились в холле с растерянными лицами. Айна вышла из номера вслед за врачом и скомандовала:
— Грузимся. И так уже задержались. Программу придётся слегка изменить, поэтому восхождение на Тятю откладывается. Мало ли, вдруг следователю что-то понадобится…
— Успешный тур, — мрачно сказал Ашот.
— Что? — обернулась к нему Айна, но Ашот, не отозвавшись, наклонился обуть ботинки.
Микроавтобус резво катился по грунтовке уже сорок минут. Всё это время Айна вещала, как радио:
— Мы с вами движемся по единственной дороге на острове. Её длина всего около пятидесяти километров. Посмотрите налево, вы видите здание аэропорта, оно вам уже знакомо. Прямо перед нами, вон там, возвышенность — это вулкан Головнина. А теперь дорога спускается на Серноводскую низменность, справа находится самое большое озеро — Песчаное. Его сейчас не видно из-за тумана. А за этим холмом — японское кладбище. Полагаю, вы заметили, что ельники здесь почти чёрные и песок на пляжах тоже, — Кунашир не зря переводится с айнского как «чёрная земля».
— Где тут заметишь? В тумане все ёлки серы, — пробурчал Ашот себе под нос.
— Ваш багаж в кальдеру привезут на квадроциклах, так что пойдём налегке, — Айна будто не слышала. — Разместимся на кордоне лесной пожарной службы. Будьте внимательны, осторожны и никуда не ходите в одиночку, особенно на фумарольные поля.
— Чувствую себя как Генри Баскервиль по прибытии в родовое гнездо: туда ходи, сюда не ходи — снег башка попадёт, — съязвил Ашот уже громче.
— Снег в башку — это ж вроде из «Джентльменов удачи», — поправил его Геша.
— Важна суть, а не детали, — возразил Ашот.
Автобус остановился неожиданно — на бугре, в таком месте, в котором, на первый взгляд, и идти-то было некуда. Но, выбравшись из пропылённого салона, туристы обнаружили, что аж две старые, полузаросшие бамбуком дороги расходятся в разные стороны: одна ведёт к побережью, другая — наверх, по водоразделу. По второй они и направились.
Ашот шагал впереди, иногда нетерпеливо оглядываясь на щёлкающего фотоаппаратом Гешу. Фотограф прихрамывал, поэтому всем пришлось подстроиться под скорость его хода. Никто, кроме Ашота, не огорчился: дорога прогулочная, виды открываются необычные — знай зевай по сторонам! Да и Ашот, каждому ясно, ворчит для порядка, подчиняясь собственной привычке руководить всем на свете.
Глинистая почва вначале скользила под башмаками, но выше совсем сухая дорога вилась плоской лентой по гребню горы. Вата тумана облепила подножие, протянувшись до самого горизонта, и вулкан Менделеева, мимо которого они проехали чуть больше часа назад, выглядел островом в туманном море.
Дорога полезла вверх, и стало ясно, что даже большой машине по ней не проехать — огромный камень показал бок, выбираясь из земли, а рядом с ним уже образовалась глубокая промоина.
— Вот же чёртов камень! — ткнула в него пальцем Айна. — Раньше здесь спокойно проходили легковушки.
— Все-то у вас тут чёртово: чёртовы пальцы, чёртовы камни, — заметил Ашот.
— А что вы хотите? Кунашир — это же четыре действующих вулкана, соединённых перешейками. Где пекло, там и черти, — пошутила Айна.
Кальдера распахнулась перед ними вдруг. На донышке огромной чаши лежали два озера: малое под сопкой-конусом и большое — полукольцом вокруг этой сопки.
— Смотровая площадка, здесь передохнём, — объявила Айна и достала из рюкзачка термос с кофе. — Видите в центре серое озерцо? Это и есть Кипящее. Старожилы именуют его Понто[41]. А большое называется Горячим, но оно на самом деле холодное.
— Там, за кальдерой, что — море? — поинтересовался Геша.
— Пролив. А вон те горы — уже Япония.
— Как близко!
Крутые склоны кальдеры отражались в зеркальной глади Горячего озера. Геша бродил по низкорослому бамбуку и щёлкал кнопкой затвора, изгибаясь в немыслимых позах вокруг кустов кедрового стланика[42] — зелёные шишки на фоне японских гор казались ему чем-то совершенно потрясающим.
Костик улёгся животом на коврик шикши[43], а Изуми присела рядом. Её мечтательный взгляд остановился на горах мыса Сиретоко[44], которые родственно голубели за проливом.
Ашот, глянув в обратную сторону, оценил подушку тумана, накрывшую всю тихоокеанскую сторону, и поднял вверх послюнявленный палец:
— Ветер юго-восточный.
— На завтра плохой прогноз, — заметила Айна. — Если что, переждём на кордоне. В дождь из кальдеры транспорту не выбраться. Кофе кто-нибудь хочет?
Трескучий звук раздался откуда-то справа из зарослей, потом слева, и вот уже воздух наполнился сплошным нестихаемым звоном.
— Что это? — закрутил головой Ашот.
— Цикады, — равнодушно сказал Виталик. — Мухи такие большие.
Ашот брезгливо передёрнул плечами и наглухо застегнул куртку.
— Кусаются?
— Нет, — ответил Виталик. — Ты их даже не увидишь. Будут теперь орать, пока солнце не сядет.
— Хотите, расскажу, почему цикады трещат, когда солнце? — хитро посмотрела на них Айна.
— И почему? — Ашот скептически скривился.
— О! Эту историю я слышала от своей бабушки. Однажды божества, сидя на небе, услышали снизу странный шум, похожий на плач. Этот шум не прекращался ни днём, ни ночью. Божества жаловались друг другу на наставшую тяжёлую жизнь, они пробовали закрывать уши руками, но ничего не помогало. Они всматривались вниз сквозь облака, но только безбрежный океан был виден. И вот божество-великан показал на едва различимое пятнышко в океане.
— Взгляните, это же дом!
— А на крыше старушка! Она сидит там и плачет, — добавил божество-карлик.
Цунами, что пришло из океана, смыло деревню и всех её жителей, одна старушка осталась — успела забраться на крышу до того, как дом унесла гигантская волна. Дом, было ясно, вот-вот потонет, и старушка уже готовилась расстаться с жизнью, но божества не дали ей погибнуть в водах океана, забрав к себе на небо. Но и на небе женщина плакала и плакала. Божества собрались на совет.
— Может быть, она плачет, оттого что хочет вернуться в мир людей? — подумал вслух божество-великан.
— Возможно, она перестанет плакать, если мы превратим её в другое существо, — предположил божество-карлик.
И божества превратили старушку в цикаду.
— Летом ты сможешь жить на земле среди людей, — сказал божество-великан.
— А зимой будешь возвращаться к нам, на небо, — добавил божество-карлик.
Старушка, теперь уже цикада, последовала этому совету. Когда наступали холода, она возвращалась на небо к божествам, но при этом продолжала плакать. Божества уже не знали, что и делать. Тогда Айона — бог, который отвечает за земную жизнь, повелел старушке:
— Отныне ты будешь плакать только летом, в ясные дни, но в пасмурные дни и зимой ты плакать не должна.
С тех пор цикада кричит только в жаркие, солнечные дни лета[45].
— Значит, завтра эти мухи будут тише воды, — сделал вывод Ашот.
— Почему? — не понял Геша.
— Потому что завтра дождь по прогнозу!
— А мне не кажется, что это похоже на плач, — сказал Костик. — По-моему, наоборот, очень даже весело жужжат. Я вот только не понял, Айона — что за бог? Впервые слышу.
— Это айнская сказка и бог айнский, их мало кто знает, — ответила Айна.
Когда они спустились в кальдеру, солнце поднялось совсем высоко и душный воздух обволакивал, как в парной[46], жарко давил на затылки. Цикады монотонно и громко звенели со всех сторон. Бамбуковые пустыри украшали редкие раскидистые гортензии, почти не дающие тени. Из бамбука, раздвигаемого на ходу коленями, взлетали потревоженные сонмы бабочек. Будто подстриженный частокол ельника равнялся верхушками. Понто булькало, в воздухе висел навязчивый запах тухлых яиц[47]. Большое озеро, бледно-бирюзовое у берега, показывало каждый камушек на дне, и только в месте впадения ручья, соединяющего Горячее и Кипящее, расплывалось мутное белёсое облако, насыщенное серой.
— Там купаются? — Иваницкий вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб.
— Конечно, — и Айна вывела их заросшей колеёй на берег Горячего. Здесь, у воды, росло несколько чахлых берёз. Ашот свалился в тень на пахнущий серой песок и замер.
Геша деловито отдалился метров на десять, сделал вид, будто вокруг никого, и нагишом плюхнулся в озеро.
— Не заплывай далеко, — крикнула ему Айна, — тут дно резко уходит вниз! И воду ртом не хватай, без зубов останешься!
Геша нырнул, как дельфин, и, вынырнув, рассмеялся счастливо. Он махнул им рукой:
— Эй! Супер! Кто со мной?
Неторопливый Иваницкий развесил на ветке берёзы футболку и штаны, кинул носки на стланик — проветриваться. Нерешительно глянул на женщин, мельком — на Гешу, сверкающего ягодицами в удивительно прозрачной воде, и воздержался от немедленного вступления в нудистский клуб.
— Озеро-то на вид не слишком большое, сколько тут глубина? — спросил он.
— Шестьдесят метров. Это же кратер.
— Попробую не утонуть, — Костик пошёл в воду.
Айна оторвала взгляд от трусов, туго обтянувших его накачанный зад, и повернулась к Ашоту с Виталиком:
— А вы не желаете охолонуться?
— Нет, — сказал Ашот, не открывая глаз.
— Непременно, — заявил Виталик. Он решительно направился к озеру, поддёрнув плавки почти до подмышек. Острый камешек попал под ступню, и ноги Виталика, отказавшись опираться на колкий предмет, подломились в коленках, испортив всю парадность момента. Вернув себе равновесие, он уже не так бодро маршировал по берегу.
Геша с Костиком шумно плавали в голубой воде, мощно загребая руками, фыркая и крича: «О! Ого-го! Ага! Га-а!» Виталику же вода показалась настолько холодной, что он даже привстал на цыпочки, будто пытаясь выбраться. Потом, насмелившись, дважды окунулся с головой, по-детски зажав пальцами нос, и выскочил на берег, стуча зубами:
— Холодновато, я вам скажу.
— Я так и думал, — поджал губы Ашот. — Не хватало простудиться.
Цикады яростно зазвенели вокруг.
Изуми вдруг сбросила с ног ботинки и зашла в озеро прямо в одежде. Непочуйко уставился на неё, а Костик, стесняясь проявлять к происходящему пристальное внимание, нырнул в молочно-голубую глубину.
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- От автора
- Часть 1. Мой приют одинокий[1]
- Часть 2. Чёрный остров[18]
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Смертоносный цветок предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
19
Когда остров закрыт низкой облачностью, самолёт кружится по периметру острова в ожидании просвета над аэропортом, в который можно нырнуть и совершить посадку. Часто, без толку покружившись, так и улетает назад на Сахалин.
20
По данным последней переписи корейцы на Сахалине составляют почти 5 % населения.
Появление первых корейцев на Сахалине относится к 70–80-м гг. XIX в. Упоминание о них встречается в путевых заметках А. П. Чехова. С 1939 г. началась тотальная трудовая мобилизация корейцев в Японию и на Сахалин, вербовка молодых корейских рабочих на работу в угольных шахтах Сахалина. Внешне миграция по вербовке выглядела добровольной, но по существу носила добровольно-принудительный характер. // Ким Герман. Корейцы на Сахалине.
24
Такая организация действительно существует и занимается в основном обслуживанием делегаций в рамках безвизового обмена между жителями Курил и гражданами Японии.
25
В моём детстве, прошедшем в Южно-Курильске, на соседней улице жила девочка — Айна Ш. Этимология имени расплывчата (тюркские, арабские, финские, японские корни), а само оно созвучно с айнским именем Аяно (которое я изначально планировала дать этому персонажу).
27
Фумаролы — выходы горячего вулканического газа и пара в виде струй или спокойно парящих масс из трещин или каналов на поверхности вулкана.
29
Здание было построено японцами после землетрясения 1994 года в качестве гуманитарной помощи как убежище на случай стихийных бедствий, на входе есть надпись: «Дом российско-японской дружбы», поэтому в народе его именуют просто Домом дружбы. Используется в качестве недорогой гостиницы.
30
Вплоть до 1994 года через реку Серебрянку, делившую Южно-Курильск на две части — верхнюю (расположенную на сопке Длинной) и нижнюю (тянувшуюся вдоль самой реки и по берегу Южно-Курильской бухты) — были перекинуты пять мостов. Первый был в устье, второй — частью улицы «3-е Сентября», через третий от самой длинной лестницы, некогда начинавшейся у парка аттракционов, можно было пройти к исполкому, четвёртый вёл от бани к сетепошивочному цеху рыбколхоза, а пятый, самый дальний, был на выезде из посёлка и вёл к стадиону и конторе геологоразведочной партии. Остались только первый и пятый.
32
Единственное здание (каркасно-засыпной дом), оставшееся от поселка Тятино, до сих пор стоит на морской террасе севернее реки Тятиной. Использовалось в разное время разными организациями. Теперь известно как Тятинский кордон.
33
Уже во многих местах есть. Туристов часто удивляет, когда в районе мыса Столбчатый пользователям МТС на мобильный телефон приходит смс-сообщение: «Добро пожаловать в Японию».
35
На самом деле нижнюю часть посёлка снесли — у местных властей после землетрясения возникла идея организовать на Курилах работу вахтовым методом и выселить постоянных жителей. Поголовно всё население было выписано с занимаемой жилплощади. Но оказалось, что некуда выселять (Россия на массовый наплыв курильских беженцев не рассчитана), а сами курильчане выселяться не слишком-то и хотели, и не уехавших через год начали прописывать назад.
37
Деревянный храм в Южно-Курильске был построен в мутные 90-е годы прошлого столетия на федеральные деньги, по документам проходил как кинотеатр. Простоял 12 лет и был снесён после визита на остров президента Д. Медведева в 2011 году. На его месте к концу 2012 года поставили новый, бетонный, с отделкой под «белокаменный».
39
Песок на Кунашире содержит титано-магнетитовую руду, имеет выраженный чёрный цвет. Дети развлекаются, бросая в песок магнит, который, притянув руду, становится мохнатым.
43
Empetrum sibiricum — шикша сибирская, водяника чёрная и пр. — стелющийся ягодный кустарничек, плоды — округлые чёрные ягоды. Считается, что шикша выводит из организма радионуклеиды, применяется для снятия отёков.
