Слепые отражения

Оксана Одрина, 2020

Слепое безумие беспощадно. Вадим не знал об этом, когда после трагической гибели отца изо всех сил пытался вернуться в привычный мир. Чтобы немного забыться и не винить себя во всех бедах семьи, он часто помогал в поисках пропавших людей, используя подсказки из отражений. Вадим мог проникать сознанием по ту сторону зеркальной толщи и узнавать всё, что ему нужно. Только вот цена за такой дар была высока – частица его собственной жизни при каждой беседе с бездушной стекляшкой. Ведь тот, кто говорит с отражениями, говорит со смертью. И однажды эта способность сыграла роковую роль. Вадим оказался втянут в тайны спецслужб – он участвует в расследовании дела жестокого маньяка, а в результате и сам оказывается в зеркальной ловушке. Теперь выбраться юному сыщику будет еще сложнее, ведь на кон поставлено уже несколько судеб.

Глава 2. Впусти

Первый ноябрьский день хмурился с самого утра, был холодным и сырым, а уж после обеда он и вовсе разобиделся, и всплакнул моросящим дождём. И, конечно, в такую погоду лучшим решением было бы остаться дома, но Вадим уже вышел на улицу. А если начало пути им было положено, то отступать глупо и малодушно, и не в его правилах. Правила для него были неотъемлемой частью жизни, несмотря на то что ему ещё только вот-вот должно было исполниться восемнадцать. Странно, что других это удивляло, а порой просто шокировало, ведь определённый распорядок, к примеру дня, дисциплинировал и экономил кучу времени. Вот только в настоящий момент что-то шло не так: время уходило слишком быстро, и нужно было действовать немедленно или уже не сегодня. Ведь стильные часы на его запястье показывали десять минут четвёртого. Скоро начнёт темнеть. Время…

— Впусти! — нетерпеливо бросил он волнам реки, когда те накатили и скрыли его ладонь.

Отражения на мутной поверхности воды безмолвствовали, но Вадим не отступал. Поднявшись и отряхнувшись от дождевых капель, он направился прямо под пешеходный мост, до которого оставалось метров сто, не больше.

— Всё равно заговорят, Вадим Андреевич, — уверял он самого себя, перескакивая очередную встречную лужу. — И не с такими приходили к задушевным беседам. Сейчас глубже возьмём.

Пронизывающий ветер то и дело налетал на Вадима и его друзей Артёма с Алисой на безлюдной городской набережной, заставляя ёжиться, до упора застёгивать молнии на куртках и накидывать всё время слетающие капюшоны. Это именно они — брат с сестрой Арофьевы — вытащили его из уюта и расслабленного уединения в собственной комнате в такую вот непогоду. Вернее, уговорили помочь с розысками внезапно пропавшего прямо из школы круглосуточного пребывания одноклассника. И хотя Вадим часто помогал полиции в поисках пропавших людей при помощи подсказок из отражений и даже преуспел в своём деле — всегда находил «потеряшек» живыми — сегодня его с самого утра не отпускала необъяснимая тревога. Вдруг в этот раз не повезёт — не повезёт именно тому, кто потерялся.

Оказавшись прямиком под пешеходным мостом, Вадим потёр озябшие ладони, снова присел на корточки и, брезгливо морщась, дотронулся до воды: тревожная и отталкивающая. Пальцы его исчезали в набегающей ряби, потом появлялись на пару секунд и тут же снова скрывались. Ему хотелось скорее отдёрнуть руку, подняться и идти прочь, не оглядываясь. А ещё лучше просто нежиться под мягким пледом в кресле с чашкой горячего чая, а не вот это всё. Вот только река не отпустила его. Она заговорила и, мгновенно приковав внимание Вадима к себе, очертила внутри себя совсем не его силуэт, нет. Замер её собеседник, не шевелился, не дышал. Ведь отражения показывали ответы, а ему оставалось только рассмотреть и разобраться в увиденном.

— Впусти! — настоял он ещё раз.

Внезапно по неспокойной водной глади пошли круги, и проявилось граффити: двое уродливых парней с перекошенными лицами. Их бледные губы кривились в ехидных ухмылках, чёрные глаза-точки съехали к носу, тощие руки покоробились в локтях, суставы пальцев вздыбились неприятного вида шишками. На порванных майках скособоченных людей была надпись, одна и та же у обоих: «Верни. Мне. Моё».

Как только видение исчезло, Вадим поднялся и осмотрелся. Он обернулся и тут же задохнулся — наглый ветер бросил ему в лицо коктейль из пыли, листвы и мелкого щебня с тротуара. Он запоздало закрылся руками, но это не помогло укрыться от едкого микса. Вадима же не ветер вовсе беспокоил, а отражения и их бесполезная подсказка. Граффити: «Верни. Мне. Моё». Что за бред ему только что показали?

— Ну и где? Где? — возмущался он, оглядываясь по сторонам. — Где же?

— Что ищем-то? — допытывался Артём, почти на глаза натягивая вязаную шапку с ушами и завязывая её шнурки бантиком. — Верес, не молчи!

Вадим, глянув на него, по-доброму усмехнулся — нелепый вид друга не ко времени повеселил. Или ко времени, дав как раз нужную именно сейчас передышку, чтобы собраться с мыслями. Потом он, став вмиг серьёзным, крутанулся на месте и, придерживая рукой капюшон толстовки, чтоб ветер не дёргал хотя бы волосы, бросил беглый взгляд вдоль всей набережной.

— Нет здесь этой нелепой мазни, — невесело заключил он. — Хотя…

Граффити, и в самом деле, поблизости видно не было. Зато над головой раскинулся висячий пешеходный мост с гигантскими витыми тросами и неохватными колоннами. Горожане неторопливо прогуливались по нему, фотографировались и любовались пейзажами, невзирая на непогоду. Красиво, стильно, уютно. Только-только после реконструкции. Удивляло одно: редкие путники до края пролёта доходили и возвращались. Почему?

Расплывшись в довольной улыбке, Вадим хлопнул себя по лбу.

— По ту сторону реки, что, Вадим Андреевич? — ликующе воскликнул он. — Ничего!

— Ты о чём, Верес? — окликнул его Артём. — Может, объяснишь уже?

Но Вадим не отозвался. Ведь резко сорвавшись с места и ни разу не оглянувшись на друзей, он помчался к мосту так стремительно, что те еле успевали за ним. А он никого не ждал, ничего не слышал, да и просто совсем забыл о попутчиках. Впереди «ничего»! Шёл так быстро, что случайно налетая на редких прохожих, даже не обращал внимания на их ворчание. И только когда достиг другого берега, осмотрелся. Позади догоняли Артём с Алисой. Впереди к реке бежали ступени. Здесь они оказались неухоженными — разрушились от времени и непогоды — или же их и вовсе не было. Крошево бетона — всё, что осталось от лестницы. Вадим тут же поспешил спуститься вниз, потому скользил по этим мокрым выступам, скатывался и оступался. И лишь добравшись до нужного места, он вдруг вспомнил, что пришёл на набережную не один.

Вот слева Артём доламывал остатки ступеней неуклюжими стараниями удержаться на них же. А Алиса была куда осторожнее, и, прежде чем сделать шаг, нащупывала опору ногой. Вадим тут же взобрался к ней и без лишних слов протянул руку. Она ничуть не смутилась и не отказалась от предложенной помощи. И вот минуту спустя ребята добрались-таки до кромки воды, а непростой спуск остался за их спинами.

Серая одинокая мостовая здесь тонула в тишине. Прогулочная дорожка её давно растрескалась, местами вздыбилась и поросла травой, а мусора повсюду оказалось так много, что в первую минуту смутился даже Вадим. Да, здесь, конечно, был не фасад сердца города, а скорее его задворки — от фасада ребят отделял всего-то небольшой сквер рядом с новой набережной по ту сторону реки, — но потому неухоженность и захламлённость именно этого места сбивали с толку.

— Ну вот как так можно, — возмутилась Алиса, пытливо глядя на Вадима. — Это же город. Центр почти через дорогу. Повсюду, куда не повернись, разбросаны осколки стекла, бумага, пакеты. И не стыдно людям?

— Вот так и можно, Алисонька, — усмехнулся за её спиной Артём. — Оглянись, сестра, тут есть даже ещё дымящее пепелище костра. А слева от него лежат с десяток пластиковых бутылок и смятые одноразовые стаканчики. Похоже, тут была неслабая вечеринка.

— Всё это, — фыркнул Вадим и крутанулся на месте, разведя руки в стороны. — Всего лишь остатки мгновений триумфа человеческого безрассудства над умением думать, постигать и чувствовать. Эстетика никчёмности, философия «Живём один раз». И не вечеринка, Артём, а попойка. Как по мне, так вот это всё — примитивность и невежество. И вообще, мы здесь не для этого. Не отвлекаемся больше, Алиса. И меня не отвлекаем.

Он тут же поморщился и прикрыл нос рукой, чтобы не вдыхать местные ароматы, словно боялся заразиться бесполезностью тех, кто оставил здесь помойку. Как все, он быть уж точно не собирался, потому сторонился шаблонности и таких же людей.

— Мне неспокойно здесь, — встревожено оглядываясь по сторонам, призналась Алиса. — Ничего, если я дальше пойду с тобой, Вадим?

— Что это на тебя накатило, сестра, — поддел её Артём, мгновенно задрав свою смешную шапку с разноцветными ромбиками на макушку. — Знаю я тебя. Ты у нас не из робких. И Вереса знаю. Он-то уж точно не согласится тащить за собой девчонку.

— Не такая уж я и смелая, как тебе кажется, — поймала брата на слове Алиса. — Да и ты у нас не храбрец.

— Вот это ты зря! — упрекнул её Артём. — Как можно, вот так запросто, на людях позорить старшего брата?

— Вот так и можно, Артёмушка, — хмыкнула Алиса. — К тому же, ты старше меня всего на полчаса.

— Да с тобой рядом каждый час жизни за год идёт, — не успокаивался Артём.

— Не спорьте, — прервал их пререкания Вади и протянул ей руку. — Алис, я не против, если дальше мы пойдём вместе.

— Не советую, Верес, — пробубнил Артём, обгоняя друзей, которые, несмотря на все его предостережения, теперь шли вместе. — Не жалуйся после.

Конечно, тут было о чём задуматься, вот только Вадим уже согласился на предложение Алисы и идти на попятную не собирался. А в «после» он и вовсе не верил. И всё же вдоль изнанки набережной он брёл осторожно. Она была неряшливой тихоней, на первый взгляд, это да, но беззвучье её обманывало. Один неумелый шаг в сторону от проторенной среди мусора тропы, и любая разбитая склянка могла в тот же вмиг пронзить ногу.

— Здесь внимательнее, — предупредил Вадим, обернувшись к Артёму. — Смотрим, куда идём. Можем порезаться.

— Это понятно, — буркнул Артём, безуспешно распутывающий завязки под подбородком, которые одним неловким движением рук хозяина из потешного бантика превратились в тугой узел.

Охваченная беспокойством Алиса только кивнула и крепче сжала ладонь Вадима.

— Верес, а почему ты пришёл именно сюда, если не секрет? — непонимающе пожал плечами Артём, так и не справившись с узлом и оставив всё как есть. — Река — это далеко не зеркало. И картинки в ней не самые чёткие.

— Мне не нужны зеркала, Артём, — обойдя стороной кучу битых бутылок, отозвался Вадим. — Мне нужны только отражения. И качество их именно сейчас не имеет для меня никакого значения. Важно количество. А река — это такое гигантское скопище всевозможных городских отражений, что и искомое мною, скорее всего, здесь есть. Ведь вода особый проводник для них. И потому любая мелкая лужа даже на окраине со своей памятью доступна мне прямо отсюда. Главное, чтоб меня впустили в эти самые отражения. И выпустили.

Тут под ботинками вновь проскрипели осколки стекла, и ещё одна лестница осталась за спинами ребят, а впереди показался долговязый бурьян, что шумел, раскачиваясь на ветру.

Решительно раздвинуть сухие стебли и шагнуть в щетинистые заросли первым, было не самой блестящей идей Вадима в этот день. Кроссовок его сразу чавкнул, хватил ледяной жижи и мгновенно промок насквозь. Рывком высвободившись из рук Алисы и преградив ей дорогу собой, он тут же запрыгнул на сухой пяточек из асфальта чуть правее лужи. Он был недоволен собой и собственной несобранностью сегодня и без отговорок залепил самому себе минус.

Друзья обошли его стороной и, умудрившись даже подошвы не испачкать, уже выбрались из бурьяна, а он всё так и пыхтел от недовольства к себе и болоту под ногами, пока не услышал удивлённый возглас Алисы:

— Ого, смотрите, что здесь! Настоящая выставка самобытного искусства под открытым небом!

Едва Вадим обернулся, как у него дыхание перехватило от восторга. Он победно щёлкнул пальцами и чуть улыбнулся. Казалось, удача вновь на его стороне.

— Тут не поспоришь, Алис, — хмыкнул он, в три прыжка добравшись до девушки. — Редкостные экспонаты. Я бы даже сказал, штучные.

Это было именно то, что Вадим искал — высокая бетонная стена, которая тянулась почти вдоль всей набережной, от пола до верха исписанная граффити: от одинокой идиотской фразы о безответной любви до глобальных полотен о смысле жизни. Эта непрезентабельная настенная живопись пестрила красками и образами. Здесь по соседству теснились нескладные люди, бесформенные животные и непонятные существа с витыми рогами, клыками и копытами, извивающиеся в огне. Настроение Вадима тут же улучшилось.

— Не то демоны в аду куражатся, — усмехнулся раскрасневшийся Артём. — Не то козлов жарят.

— Я больше склоняюсь к козлам, — пренебрежительно заявил Вадим. — Второразрядное искусство. Да и создатели этих творений, похоже, далеки от классического видения мира и себя самих. Экспериментаторы, так сказать, а на деле бездари.

— Точно! — восторженно воскликнул Артём. — Хотя, если уж честно, творец до демонов почти дотянул и…

— Ага, — перебила брата Алиса. — Рога и копыта у этих сущностей, конечно, есть, но цельный образ падших ангелов вызывает даже у меня не страх, а смех.

— Ошибочка здесь, Артём, — прыснул Вадим. — С демонами умеючи обращаться нужно, искусно, как и с козлами.

Искорка лукавого взгляда блеснула из-под ресниц Алиса, следом Артём расхохотался. Вадим же лишь сдержанно улыбнулся и принялся исследовать неприглядные шедевры.

Тут нашлись и те уродцы, показанные ему на другом берегу — двое кривых парней с черными глазами. Они смотрели друг на друга. Один из них был изображён в треснувшем в зеркале. И надпись на груди у того, что в отражении: «Верни. Мне. Моё».

— Вадим, — встревожено позвала Алиса. — Посмотри, там ещё какое-то странное стекло есть.

И в самом деле, на бетонном полу, пробитом навылет хлипкими стеблями травы, у стены правее тех двух кособоких парней стоял остриём вверх крупный осколок зеркала. Были здесь и ещё стекляшки — они громоздились рядом горкой, смотрели только друг на друга и больше не отражали. Одинокому же повезло больше. Пожалел, похоже, какой-то случайный прохожий стекло, пристроил к ограждению зеркалом наружу и оставил разглядывать тяжёлое осеннее небо.

— Смахивает на ловушку, — неожиданно став чересчур серьёзным, предупредил Артём.

— Что за бред, Арофьев, — выговорил ему Вадим. — Это просто разбитое зеркало.

Вадим присел, упёрся коленями в мокрый бетон и отёр стекло от грязных пятен, которые остались после недавнего дождя.

— Не дуйся, и тебе света ещё достанется, — протянул он, обращаясь к осколку. — Поговори со мной. Успеешь ещё в кучу ненужности. Впусти.

Внезапно мимо него промчалась белая маршрутка, сигналя, что есть силы.

— Куда прёшь, псих! — завопил водитель, на секунду высунув себя из кабины. — Не хочешь жить, не мешай другим!

В висках застучала кровь, Вадим подскочил на месте, и в ту же секунду ужаснулся — кричат ему. Это он, псих, потому что стоит на разделительной полосе на стыке перекрёстка двух дорог, не способный сделать и шагу. Необъяснимым образом он прилип к разметке на асфальте и не чувствовал ног.

Ну конечно, он в отражениях! Его впустили — это значит, отражения согласны говорить с ним, а ему нужно только сосредоточиться и услышать их.

Он дёрнул головой в сторону — старая образцовая часть города, самый центр. Слева теснился уютный сквер с деревянными скамейками, за которым горделиво возвышался стильный драмтеатр. Справа зазывал прохожих в гости фасонистыми вывесками огромный торговый центр, где при желании купишь всё, что нужно, отдохнёшь и перекусишь. Левее притаился цирк, вернее каркас его светлого будущего, которое никак не настанет вот уже второе десятилетие. Позади — грандиозный компьютерный центр, выросший за пару лет из скромного двухэтажного сервисного центра в девятиэтажную электронную вселенную. Впереди важничала историческая часть города: старые трех и четырёхэтажные дома, которые коммунальщики год от года старательно мажут, штукатурят и красят — возвращают былую красоту. Дома же после зимы вновь линяют, рассыпаясь серым прахом на асфальт под ноги прохожим.

Внезапно чуть дальше по улице, по стене кирпичной пятиэтажки скользнул слепящий блик. Вадим прищурился и вгляделся — подворотня там, вон и облезлая арка. Темно внутри, людей не видно, а блеск не успокаивается. Ещё и ещё ударял свет ему в глаза, словно одёргивал: «Чего стоишь-то? Оглох?»

Верно! Слышит он. Зеркало это! Подворотня! Он широко улыбнулся. Показали ему, что просил.

— Спасибо! — воскликнул Вадим.

Ликуя от того, что общение с отражениями сегодня было таким простым, быстрым и безболезненным, он крутанулся на одной ноге и рванул вперёд. Отклеился тут же и оборвал путы стопора, которые не позволяли двигаться ещё минуту назад, шагнул на пешеходную разметку под зелёный сигнал светофора, и, запоздало обернувшись влево, вдруг резко дёрнулся назад, но было поздно. На него на бешеной скорости нёсся грузовик с прицепом. Вадим похолодел. За рулём сидел тот уродец из странного зеркала на стене с граффити. «Верни! Мне! Моё!», — кричала надпись на драной майке на его груди. Во лбу белоснежной кабины три румяных яблока и кровавая аббревиатура «Спелые решения».

Визг тормозов и брызги кислого яблочного сока из-под исполинских колёс фуры в секунду оборвали время Вадима. Скрип, грохот, скрежет, удар.

«Что такое „Спелые решения“, папа?..»