Заповедник

Оксана Заугольная, 2022

В сердце заповедника на Алтае находится приют. Откуда он появился и почему здесь – никто уже и не помнит, но в нем растут рядом дети и чудовища. Солунай хочет жить обычной жизнью, влюбляться и дружить, но она чудовище, и ей остается лишь остерегаться директора приюта, бывшего охотника за головами. Откуда ей знать, что в заповедник еще придут те, чье сердце не знает жалости. Настоящие чудовища. Люди. Смогут ли горгона и сирен спасти приют, или им всем предстоит стать украшением чьей-то гостиной?

1 глава. Охота на чудовищ

— Ты оттого бесишься, что тебя не твоя кучеряшка из воды вытащила, а её парень, — авторитетно заявил Паша и зубом цыкнул. — Не вышло у тебя сказки про принца и русалочку, Алтай-то в чем виноват?

— Я не бешусь, и она не моя кучеряшка, я её не знаю даже, — ответил Никита и непроизвольно сжал кулаки. В такие моменты Паша и правда раздражал так сильно, что едва эмаль на зубах не трескалась. Всё-то у него было легко, не то что у Никиты.

Рыжий, вечно лохматый, с торчащими ушами и заметной щербинкой между зубов, он отчего-то нравился и девчонкам, и преподавателям, и даже маме Никиты. А уж ей мало кто мог понравиться.

Никита не признавался даже самому себе, как сильно его раздражала такая несправедливость. Сам он смутно походил на одну второсортную, но кинозвезду, игравшего не только в российских, но и в зарубежных сериалах, и полагал, что этого должно быть достаточно для популярности. Но Паша его обходил везде. И деться от него было совершенно некуда, они были соседями в общежитии, учились на одном потоке. Так теперь еще и лето Паша второй год подряд собирался перетянуть на себя.

В прошлом году Никита поддался уговорам, и поехал с соседом в Алтайский край. Красивые места, свежий воздух, романтичный сплав по горной реке.

И если сам Паша откровенно наслаждался всем вот этим самым, что он пообещал, то Никите явно подсунули бракованный вариант тура. Свежий воздух был слишком холодным, он быстро простыл, а лечиться настойкой на кедровых орехах не рискнул, так и сопливил половину поездки. Красоты его не впечатлили, а романтичность сплава заключалась в том, что проходил он по довольно бурной реке, и именно Никита вывалился за борт. Лодку понесло дальше, это было не самое удачное место для возвращения, да и на Никите был спасательный жилет, так что выплыть он должен был. Так ему потом объяснила группа, когда он добрел до них через несколько часов. Они великодушно сообщили, что выбрались на берег через несколько метров после порогов, а не сильно ниже по течению, якобы специально, чтобы дождаться Никиту. Но его это не впечатлило, конечно.

Его никто не предупредил, что жилет не для вида, вроде как пристегиваться в такси — ну кто это делает? А солнце страшно жарило, так что он расстегнул жилет почти сразу. Слететь в воде он не слетел, но и держаться на воде помогал слабо. А вода была обжигающе холодной. Он просто мог утонуть там. И что бы тогда Паша наболтал его матери?

— Я мог просто утонуть там, — повторил Никита вслух свою мысль.

Паша закатил глаза и рухнул на кровать, будто в ужасе. Кровать жалобно скрипнула.

— Ну откуда я мог знать, что ты не умеешь плавать? — воскликнул он.

— Я умею плавать, — возразил Никита с обидой. — И притом очень хорошо! Тренер меня хвалила!

— Кит, плавать в бассейне — это не значит, уметь плавать, — ответил Паша, снова садясь на кровати. Он вообще ни минуты не мог посидеть спокойно, так и мелькал перед глазами, прилипчивая зараза. — Плавать надо в озере, реке. В крайнем случае, в море.

Никита насупился.

— Вот на море я и поеду этим летом, — произнес он. — Меня мама позвала в Турцию съездить с ней. Всё включено, теплое море и никаких сплавов!

Никита произнес это воодушевленно, но откровенно говоря, врал. Он не очень любил пляжный отдых, светлая кожа легко сгорала, да и мамина опека за отпуск могла довести просто до ручки.

— Ты себя вообще слышишь? — Паша снова цыкнул. — С мамой в Турцию. Вот женишься и вывози жену с детьми в Турцию, а сам напивайся в олинклюзив с мыслями о том, что ничего интересного тебе в жизни больше не светит. А сейчас надо ездить по-мужски, за приключениями! Чтобы было, что вспомнить!

— А если тебя Лиза на Алтай не отпустит или с тобой поедет? — Никита уже понимал, что вот-вот сдастся, но не хотел слишком быстрой капитуляции. Он и так постоянно шел у Пашки на поводу, с тех самых пор, как Паша переехал в его комнату.

— Во-первых, уже две недели не Лиза, а Света, — Пашка тоже понял, что Никита близок к тому, чтобы согласиться, и довольно разулыбался. — Во-вторых, я перед летними каникулами всегда с девчонками расстаюсь, ты не заметил? Осенью и зимой хорошо греться о нежные женские тела, летом они только отвлекают от отдыха.

Никита украдкой глянул в зеркало, которое на дверце встроенного шкафа повесил Паша как раз для своих девчонок — втихаря сбегая по утрам в свои комнаты, они предпочитали убедиться, что не напугают ранних жаворонков размазанным макияжем. Вот почему кому-то всё, а кому-то ничего? Никита нравился себе в зеркале. Прямой ровный нос, чистая кожа, не то что россыпь веснушек у Пашки, большие серые глаза, красивые чуть пухлые губы, светло-русые чуть вьющиеся волосы пострижены по последней моде. Что не так, почему он с трудом находил себе одну девушку за то время, пока коренастый некрасивый сосед менял их по несколько штук в месяц?

— Отвлекись от себя красивого и слушай сюда, — Пашка был слишком внимательный и при этом не особенно тактичный, чем еще больше злил Никиту. — Зинаида Сергеевна сегодня придет за твоим бельем, верно? Вот и скажи, что снова хочешь летом на Алтай. А то она на Турцию настроится и всё, был парень и кончился.

Никита вздохнул. В Турцию он не хотел, но на Алтай не хотел тоже. С другой стороны, кто еще кроме Пашки, мог отмазать его от Турции? Да разве что отец. Но тогда придется остаться в Москве, и кто знает, что папа придумает. Отправит работать в фастфудню, он уже грозился. Уж лучше Алтай.

Вообще-то, будучи коренным москвичом, Никита не нуждался в общежитии. Но отец специально прописал его у тетки в Одинцово, чтобы отправить в общагу. Попробовать взрослой жизни. Мама с отцом спорить не стала. Она вообще с ним никогда не спорила, просто делала по-своему. Никита даже не удивился, когда обнаружил, что жить он будет один в комнате на двоих, и там уже сделан отличный ремонт. Холодильник, плитка, чайник, не общаговский, а ортопедический матрас. Плитка, кстати, ему вообще была не нужна, потому как мама моталась из дома, привозя супы, второе и десерт практически ежедневно. Забирала белье, сметала пыль.

Никита молчал. Он понимал, что никакой личной, не то что взрослой жизни ему в таком развитии событий не светит, но и поделать ничего не мог. Однокурсники уже начинали шептаться и сторониться его, а о том, чтобы завести девушку, он и мечтать не смел. Будущее рисовалось в мрачных красках. Одиноко проучившись пять лет на выбранной отцом специальности, он будет устроен матерью на работу к одному из папиных друзей (сам отец принципиально не собирался ему помогать, но когда бы это останавливало мать). И вот она взрослая скучная жизнь.

Но появился Паша. Он тоже жил в двушке. Третьим. Мест в общежитии катастрофически не хватало, и Пашка догадался как-то очаровать Зинаиду Сергеевну настолько, что она сама предложила ему переехать к Никите. Чтоб тот не выделялся. Как будто можно не выделяться, когда мама носит баулы с едой и свежим бельем через день!

Но Паша сделал невозможное, и мама теперь появлялась раз в неделю, убедившись, что Пашка в случае чего сумеет приготовить обед не только на себя, но и на соседа. Теперь вместо мамы прицепом за ним ходил Паша, но это всё-таки уже походило на интересную жизнь. Лето после первого курса они провели в Москве и Подмосковье, и непонятная Пашкина харизма распространилась на Никиту, отчего он впервые начал встречать с девушкой. А после второго курса случился Алтай, и вот уже середина ноября, а Никита всё ещё дулся на Пашу за то, что тот не вернулся за ним сам.

— К тому же наклевывается не просто глупая туристическая поездка, — продолжал уговаривать Пашка. — Мы поедем охотиться на чудовищ!

— Чего? — переспросил Никита. Ему показалось, что он ослышался. — Это что, замануха с переодеваниями типа ролевых игр на природе? Я такое не люблю.

— Да какие игры! Во! — Паша на телефоне открыл свою почту и письмо от некоего Егора. В письмо на чужом телефоне Никита вчитываться не стал, а вот фото рассмотрел как следует. Мертвая птица, которую держал Егор, по размерам напоминала страуса, только без длинных ног. А еще ему показалось, будто птичья голова с человеческим лицом, только покрытым редкими перьями. Жутковатое зрелище.

— Фотошоп? — предположил он.

— В том-то и дело, что нет! — Пашка вскочил и в возбуждении заходил по небольшой комнате. — Ты просто представь, настоящие чудовища! Там рядом с поселком, где мы в прошлый раз останавливались перед сплавом, чтобы продуктами затариться, находится заповедник. Ходить туда даже местным нежелательно, типа всякие реликтовые растения потопчут. А на самом деле там чудовища! Егор обещает довести до ворот в этот заповедник, а дальше уж мы сами.

— Сами, — повторил Никита. — В заповедник с гипотетическими чудовищами. Превосходно. А ничего, что я даже стрелять не умею? И лицензию на охотничье ружье еще поди получи.

— Да кому ты собираешься там лицензию показывать, — отмахнулся Пашка. — Чудовищам? А стрелять в тире поучимся, нам же не по воробьям стрелять, не промажем. Просто представь, добыть голову горгоны! Или горгульи. Или шкуру виверны. Если они там водятся, я точно не знаю.

Никита закатил глаза. Ясно, Пашке навешали лапши на уши, а он и рад. Никаких чудовищ, разумеется, там не будет. С другой стороны, сплава тоже. Погуляют по горам, пофоткаются. Может, удастся встретить ту девушку, которая его спасла. Вот это, кстати, тема. А то он даже имя её не узнал, а она ему до сих пор ночами снится. Может, повезет, и они познакомятся. Тогда поездка точно окажется лучше Турции.

— Ладно, я подумаю, но с моей матерью договариваешься сам, — осторожно согласился Никита и закрыл уши руками, потому как радостное «Йухууу!» в исполнении Пашки могло оглушить кого угодно.

— Я еще не согласился! — крикнул Никита. Хотя они оба понимали, что согласился, и еще как согласился.

Его тянуло туда, где он едва не погиб. Побороть свой страх, и что уж там, всё-таки познакомиться нормально с той девушкой. Почему-то Никита, поначалу считавший, что она такая же туристка, сейчас был уверен в обратном.

Он открыл учебник, но вместо параграфа снова и снова возвращался в тот день. Холодная вода, в которую он сначала окунулся с головой, а когда вынырнул, нелепо размахивая руками и ногами, увидел лишь удаляющие яркие пятна лодок. Кажется, ему что-то кричали, но в ушах шумело, а ледяная вода обжигала, и он просто не мог ни на чем сосредоточиться, цепляясь за расстегнутый жилет и снова бултыхаясь, всё чаще проваливаясь под воду с головой. Среди серых скал и ярких пятен зелени он увидел еще два пятна, которые оказались людьми. Он сосредоточил внимание на них и крикнул, замахал руками. Непонятно, на что Никита надеялся — течение было быстрым, а вода невыносимо холодной, но ему очень хотелось жить. И он надеялся.

Он увидел, как девушка подтолкнула стоявшего рядом парня. Тот кивнул и вдруг легко прыгнул в волны. В пару гребков он оказался рядом с Никитой. А тот, к своему стыду, только и смог, что со всей силы ухватиться за спасителя, едва не утаскивая его под воду. Парень был худощавый, невысокий и, похоже, младше самого Никиты. Но как-то умудрился вытащить его на берег, прямо под ноги девушке.

Паша до сих пор насмехался над влюбленностью друга в красотку-спасительницу, но правда была в том, что Никита её толком не разглядел. Облако кудрявых волос, очки-хамелеоны, закрывавшие не только глаза, но и половину лица, да спортивный мешковатый костюм — всё это не давало никаких шансов разглядеть девушку.

— Ты молодец, Бануш, — имя Никита не расслышал, то ли Ванюш, то ли Бануш. — Нечего тут людям тонуть.

— Как скажешь, — весело ответил спаситель, по-собачьи отряхиваясь от воды,

отчего его длинные, почти до плеч волосы, разлохматились и посветлели. Вот его Никита разглядел как следует, пока парочка вела его ниже по течению реки.

— Твои высадятся чуть ниже, совсем близко, — девушка первый и последний раз обратилась напрямую к Никите, всё остальное время уделяя ему внимания не больше, чем мухе. — Мы доведем, только двигайся. Заодно согреешься.

И он поспешил за своими спасителями, сбоку имея возможность хорошо разглядеть парня. Тот и впрямь был ниже не только его самого, но и своей спутницы, худой, а двигался при этом так мягко, что Никита деньги бы поставил на танцы или акробатику. Очень бледная кожа, на которой выделялись ярко-синие глаза, а высохшие волосы были бело-золотистыми и буквально светились на солнце.

Никита собирался с духом, чтобы представиться, спросить, как зовут их и поблагодарить, как они дошли. С возвышенности был виден разбитый впопыхах у реки лагерь, кто-то торопливо разжигал костер.

— Иди, тебя ждут, — парень улыбнулся, показав мелкие острые зубы. Подпиливает он их, что ли? — И постарайся больше не падать в воду.

Никита оглянулся на девушку, но та уже повернулась спиной и возвращалась в лес. Вскоре беловолосый нагнал её, и они исчезли между деревьев. Будто их и не было.

А Никита до сих пор не мог себе простить, что не познакомился с ними и не узнал, где они живут. Может, пообщайся он с девушкой поближе, очарование прошло бы. Но теперь это превратилось в навязчивую идею, так что предложение Паши было вовремя.

Другое дело, что и ждать до летних каникул не хотелось. Вот съездить бы туда зимой! Прошлая зима в Москве выдалась теплая, слякотная. Пакость, а не зима. И в этом году, похоже, ожидалась такая же. Хотелось же снегов, леса и приключений.

Главное, сессию сдать хорошо, и мама его куда угодно отпустит, еще и билеты купит.

— Надо только перед тем, как летом ехать, съездить зимой, чтобы поглядеть хоть на эти ворота, — предложил Никита, перестав надеяться понять хоть что-то в учебнике. — Ты согласен?

— Отличная идея! — обрадовался Паша. Ну да с ним всё понятно, он на любые безумства согласится, лишь бы не скучать. — Поглядим на ворота в параллельный мир, полный монстров и сокровищ!

Никита только глаза закатил. Вот и сокровища всплыли следом за чудовищами. Пашины фантазии совершенно не знали границ.

2 глава. Ворота

В то же самое время, когда в Москве было слякотно и пасмурно, у Ворот ярко сияло солнце, а вот трава начинала покрываться инеем, который повисал крошечными каплями, когда солнце начинало не по-осеннему припекать.

Никита и Пашка по-разному представляли себе ворота в Заповедник, но им обоим было невдомек, что это всего лишь название гор, стоящих по обе стороны от дороги. Красные ворота, так называлось это совершенно обычное место, и множество туристов постоянно фотографировалось на их фоне. И никому невдомек, почему, если встать прямо между этими скалами, можно простоять очень долго, да так и не услышать ни одной машины. Главное, правильно выбрать место. Да только стоять там долго никому не хотелось, неприятное ощущение сквозного ветра, пронизывающего до костей, людям совсем не нравилось.

Только сейчас к этому месту осторожно пробирался мужчина с ружьем. Он приходил сюда каждый день ровно в тот час, когда солнце поднималось настолько, чтобы его лучи позволяли теням от скал соприкоснуться. Впрочем, в пасмурные дни или даже ночью он всё равно часто приходил сюда, потому как никогда не известно наверняка, когда повезет.

Мужчина встал на нужном месте и привычно оглядел окрестные скалы. Наметанный взгляд сразу отметил две скорчившиеся за почти облетевшим кустом фигурки, и мужчина нахмурился. Впрочем, давать понять следящей за ним парочке, что он их заметил, он не собирался. Пока не собирался.

Вместо этого он облокотился поудобнее на ближайшую к нему скалу и уставился на землю, туда, где вот-вот должны были соприкоснуться тени.

Ожидание тянулось долго, но он словно никуда не торопился. Вдыхал прозрачный от холода воздух, любовался яркими мазками кустов и деревьев, которые еще не успели облететь. Парочке наскучило прятаться, и они осторожно начали спускаться к дороге. Мужчина по-прежнему делал вид, что не замечает их, хотя с каждым их шагом это становилось всё сложнее. К счастью, вскоре всё его внимание сосредоточилось на дороге. На короткое мгновение воздух в одной точке словно загустел и заискрился как леденец, а когда всё закончилось, на дороге остался лежать сверток.

Не выпуская из рук ружья, мужчина подошел ближе, присел и осторожно развернул материю. Любопытные наблюдатели уже совсем не скрываясь бросились к нему и заглянули через плечо.

В свертке был ребенок. Совсем крошечный, едва ли с локоть, а то и меньше, он был прехорошенький и очень тихий. Когда мужчина развернул его целиком, стало заметно, что на ручках и ножках пробиваются перья, да и сами руки скорее напоминают крылья, такие же тоненькие и гибкие. Ребенок начал попискивать от холода, и мужчина торопливо завернул его обратно во все тряпки, а сверху еще укутал снятым с пояса теплым кушаком.

— Гарпия! — заявил со знанием дела беловолосый подросток и вытер нос рукавом. — Точно гарпия!

— Ну зачем её тащить к нам, она же тут не выживет, — добавила кудрявая девушка. Сейчас бы Никита ни за что не спутал их с туристами, одеты они были в самосшитую одежду с красивыми, хоть и непонятными вышивками, даже куртки из кожи и те были сшиты самостоятельно. Только очки на ней были те же, с дымчатыми стеклами.

— Много ты понимаешь, Солунай, — беззлобно буркнул мужчина. — Ты же выросла, и она вырастет.

— Я совсем другое дело, Александр Николаевич, — немедленно ощетинилась девушка. — Да и не сказать, что мне легко.

— Начинается! — беловолосый закатил глаза и заискивающе спросил: — Александр Николаевич, а можно я её понесу?

— Ружье вон понеси, Бануш, — Александр Николаевич очень осторожно прижал попискивающую гарпию к груди, вызвав ревнивое фырканье Солунай.

— А имя у неё есть? — легко перестроился Бануш. — А то у меня есть идея!

— Есть, — Александр Николаевич развернул краешек пеленки и показал вышитые непонятные буквы. — Написано, что её зовут Аэлла.

— Эх, а я хотел сам назвать. Жалко, — Бануш расстроенно шмыгнул носом. Им самим с Солунай имена достались местные, его так назвала смешливая Марта, и имя значило русское «Ванюша», тогда как директор приюта, Александр Николаевич, дал имя Найке. Солунай — интересная, хотя Найка долгое время не могла понять, что в ней такого интересного.

Она немного знала о своем появлении в приюте. Как и большинство других воспитанников, она была подброшена в Заповедник в одних пеленках, и чудом не замерзла таким же осенним днем. Айару рассказывала, что тогда Александр Николаевич, еще молодой и неопытный, не догадывался приходить к воротам ежедневно, ей пришлось пережить ночь на пересечении теней. Айару добавляла при этом, что её пеленки были покрыты инеем и практически не гнулись, но Найка не верила этому. В конце концов, Айару там даже не было, что она придумывает!

Впрочем, даже если и так. Человеческий младенец вряд ли пережил бы такую ночь. Впору радоваться тому, что она была вовсе не человеком.

Найка еще не привыкла думать об этом вот так. Она с самого детства знала, что в их приюте среди обычных детей живут чудовища. Просто никому в голову не приходило объяснить ей, что она и сама относится к ним.

Солунай с тоской посмотрела на широкую спину охотника, который уже двинулся в обратную сторону по той же едва заметной тропинке. Вздохнула и пошла следом. Не торчать же у ворот целый день? Александр Николаевич всё равно не оценит. Да и вряд ли заметит, хоть она в болоте утопни. У него, директора приюта, и без неё полным-полно воспитанников, что ему какая-то Солунай!

Бануш легким слитным движением скользнул с места сразу же, как только двинулась сама Солунай, нагнал её и пошел рядом.

— Только гарпии нам не хватало, — бормотала под нос Солунай, прекрасно понимая, что кроме Бануша её никто не слышит. — Мы, между прочим, природные враги. Нам, между прочим, в одном приюте нелегко будет. А малявку эту еще первое время кровью кормить надо. И кто кормить будет, а? Только не Солунай, не надейтесь даже. Сами, Александр Николаевич, кормите свою драгоценную Аэллу. А потом она вырастет и откусит вам голову. Потому что от этих куриц другого ждать не приходится.

Рядом захихикал Бануш.

— Да ты ревнуешь, Найка! Бессовестная! Ты ревнуешь директора Амыра! А должна его остерегаться! Забыла?

Солунай горестно вздохнула и снова уставилась в спину идущего впереди директора. Его темно-русые с проседью волосы и густая борода в детстве пугали её и заставляли думать, будто директор приюта уже стар. Став же старше, она поняла, что он еще очень молод. Темно-серые глаза его всегда смотрели пронзительно, словно Александр Николаевич знал наперед все мыслишки своих воспитанников. В детстве это пугало, сейчас же всё чаще смущало.

— Я и так остерегаюсь уже одни духи знают сколько времени! Я устала! — свистящим шепотом ответила Солунай и снова зыркнула в сторону директора. — Я… мне… Да ему плевать на меня, понятно?

— Ой, не скажи, — покачал головой Бануш. — Ты что ли не веришь в это?

— Во что? — Солунай прекрасно его поняла, но отвечать не спешила.

Тропинка теперь вилась среди камней, идти становилось всё сложнее, но они привычно перепрыгивали с камня на камень, цепко выхватывая взглядом норы многоножек и цепкие корни ядовитых полушников золотоносных. В отличие от родственного озерного полушника эта тварь разрослась до кустарников и охотилась, вытаскивая на поверхность боковые ядовитые корни. Охотилась, она, конечно, не на людей, но приятного от ожогов всё равно было мало. Тем более осенью, когда корни подмерзали и становились хрупкими. Запнешься об такой, разлетится крошечными кусочками, выковыривай потом из кожи и лечи ожоги. Нет уж, лучше смотреть внимательнее. И в гнездо многоножек тоже не вступить. Если только коснуться впавшей в спячку многоножки, она немедля распрямит свое членистое тело в локоть длиной, да только для того, чтобы снова свернуться, но только вокруг ноги. Отдирать её потом с мясом!

Так что Солунай вовсе не тянула время, как мог бы подумать друг, просто внимательно следила за тем, чтобы не попасть в ловушку. А что они с Банушем могли тут пройти хоть ночью с закрытыми глазами, так упоминать об этом и вовсе было не с руки.

— В то, что он охотник за головами, — замогильным голосом ответил Бануш и хихикнул, обнажая острые мелкие зубы. Еще и ружьем, что ему отдал Александр Николаевич махнул. Шутник.

Солунай поежилась. Дюжину лет назад она обожала страшные сказки, что рассказывали воспитанникам старухи. Особенно много сказок знала Айару. Слушать её можно было вечно. Но сейчас ей всё чаще начинало казаться, что сказочного в этом ничего и не было. А вот страшного наоборот, в избытке.

— Только не говори, что ты влюбилась в директора, — прожурчал Бануш, мастерски владевший голосом. Скажи это кто-то другой, и мигом бы узнал, какая тяжелая рука у Солунай. Но сейчас она молчала, только еще внимательнее вглядывалась в тропку. В её очках совсем ничего не видно, хоть плачь! Впрочем, если плакать, этого тоже не будет видно. Снаружи. Хорошие очки, зря она про них так.

— Найка, ты чего? — испугался Бануш, когда она, не видя из-за пелены слез ничего перед собой, споткнулась. Ладно, хоть об простую корягу.

— Я же пошутил просто, не обижайся! Я просто переживаю за тебя, понимаешь. Тебе нужно его остерегаться, я правда так думаю.

— Эй, бездельники, чего встали как красные ворота? — грубовато окрикнул их тот, кого нужно было остерегаться. — Идите-ка ближе!

Солунай поспешно подняла нос повыше, позволяя холодному ветру высушить щеки. А глаза и так не были видны. Впрочем, даже если бы Александр Николаевич и заметил что, никогда бы не сказал. Такой уж он был человек.

— Так, Бануш, давай сюда ружье, Солунай, принимай Аэллу, — начал командовать директор, едва они подошли ближе. — Видели?

Ребята посмотрели на землю и синхронно кивнули. Среди жухлой травы виднелись отчетливые следы, которые причудливо извивались поперек тропы.

— Кто из вас, паршивцев, не дал Катеньке в спячку впасть, ну? — спросил Александр Николаевич сердито и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Солунай, за Аэллу отвечаешь головой. Тебя Катя не тронет. И давайте быстрее.

Солунай едва заметно вздрогнула при упоминании головы, а вредный Бануш еще и подмигнул, мол, я же говорил!

Но при этом она была страшно благодарна директору за то, что отвлек их от разговора, а её еще и от тяжелых мыслей. Полагать, будто он и впрямь опасается Катеньки, было весьма наивно, но они оба с Банушем сделали вид, будто поверили. Целее будут.

Солунай покрепче обхватила теплый сверток и против своей воли заглянула в него. Просто чтобы убедиться, что не помяла гарпию.

Спавшая до этого момента девочка открыла темные и блестящие как вороний глаз глазки и сонно моргнула. Сердце Солунай дрогнуло. Пусть гарпия вырастет и лицо её станет жестким, будто выточенное из дерева, младенцем она была прехорошеньким. Даже думать о том, каково было её родителям расставаться с малышкой, не хотелось. Знали ли они, что тут Аэлла будет в безопасности, или просто пытались спасти дитя, но не верили в это? Будут ли они искать её потом? Будет ли она ждать этого?

Солунай знала, что большинство приютских были настоящими сиротами, но откуда это знал директор, понятия не имела. Но и были среди них вот такие, как эта Аэлла — родители переправили её Воротами прямо из Греции, от волос малышки еще пахло морем и кипарисами. Или Солунай просто нравилось так думать.

Что случилось с ними, почему они решили спрятать ребенка? В их угодья добрались охотники за головами или простые туристы, которые немногим лучше? Кто знает.

Только практически каждый воспитанник приюта мечтал, что однажды его найдут родители и заберут. И ни разу на памяти Солунай такого не случалось.

Что же до неё самой, то несколько лет назад Александр Николаевич пригласил её в свой кабинет (под свистяще-насмешливое «остерегайся» от Бануша. И напрасно совсем, в тот день остерегаться ей нужно было вовсе не директора) и сказал, что её мать никогда за ней не придет. Он говорил еще что-то, кажется, рассказывал, почему важно понимать такие вещи в сознательном возрасте, но для Солунай всё было как в тумане. Она изредка воображала себе встречу с матерью и страшилась её. Но оказалось, взрослым чужим чудовищам почти немыслимо попасть в нутро мира. Как и найти друг друга в большом мире. Мечты Солунай в одночасье рухнули, будто ей сказали, что мама умерла. Это было немногим лучше. Теперь она никогда не узнает, почему оказалась в приюте, и любила ли её мать. Она даже настоящего имени, данного ей матерью, теперь не узнает. Ничего.

Что до отца, то тут Солунай и вовсе не питала лишних надежд. Судя по её собственному везению, выбирать сердцем женщины её рода вовсе не умели.

Она крепче прижала к себе снова засопевшую гарпию, и мысленно пообещала, что обязательно присмотрит за ней. Кто-то же должен. Этот Александр Николаевич, что сейчас ухмыляется в бороду, будто она не видит, он же только и может, что превозмогать. Найти и спасти от холодной смерти, выходить, щедро делясь кровью. А потом бросит на старух, и будет бедняжка Аэлла просто одной из воспитанников, ничуть не лучше её, Бануша или Жылдыс с Ырысом, родители которых проживали в дальней деревне. Близнецы даже иногда ходили туда повидаться со своей семьей. Возвращались чаще мрачные и задумчивые. Солунай оставалось лишь гадать, почему их отправили в приют. То ли семье не хватало сил прокормить еще двоих детей, то ли из-за поверья про одну душу на двоих. Глупые местные верили во всякую чушь. Смелый прямодушный молчун Ырыс, второй стрелок в приюте, если считать только воспитанников, лучший следопыт и добрейший человек, и Жылдыс — немного шебутная хохотушка и рукодельница, сшившая больше рубашек, чем жителей во всей деревне её родителей. Они были стопроцентные люди. А вот насчет её семьи Солунай так уверена не была.

Просто она с детства полагала, что люди — это хорошо. А чудовища — плохо.

Плохо, что она сама оказалась не тем, кем хотела бы быть. Но что тут поделать.

В прозрачном холодном воздухе видно было далеко, и Солунай облегченно выдохнула, когда из-за каменной гряды вынырнула острая бащня приюта. Откуда приют взялся здесь, в сердце заповедника, Солунай не знала. Они звали её усадьбой, хотя больше всего это было похоже на замок, вылепленный прямо из горы и частично уходящий в неё, словно упрямое дерево, пронзающее камень корнями. Подобраться к нему было непросто, и воспитанники до шести-семи зим жили в нем безвылазно. И лишь став постарше, начинали постепенно передвигаться по всему заповеднику. Лишь за пределы границ его ходу не было почти никому из них.

3 глава. Васса

— Поверить не могу, что ты меня уболтал ехать сейчас, чертяка! — восхищенно прицокнул Паша, когда они наконец уселись в кресла и пристегнулись. Никита даже онемел от возмущения. Это он уговаривал? Да он один раз предложил, а Паша развел такую бурную деятельность, что Никита и моргнуть не успел, а мама уже искала им хорошие билеты и новую теплую куртку. Ладно хоть куртку только ему, а то Никита уже начал чувствовать, что мама одинаково воспитывает их обоих. А уж такого ушлого братца как Пашка он не хотел. Нет уж, немного мужских приключений сейчас, а ближе к концу ВУЗа надо жениться и скучно возить жену и детей в Турцию. Паша может сколько угодно насмехаться над этим, но лишь потому что зелен виноград — ему это всё не светит.

— Ладно зачетную неделю сдали без проблем, а вот сессия… — наконец невпопад ответил Никита, решив проигнорировать такое наглое навязывание ему роли героя приключения. — Тяжеловато будет.

— Да ладно, первый экзамен поставили только пятого, а у тебя по нему и вовсе «автомат», — отмахнулся Пашка. — Зато представь, все зубрят с перерывом на скучный пьяный Новый год, а мы с тобой в лесах, на свежем воздухе!

Никиту ощутимо передернуло при словах «свежий воздух», но ответить он ничего не успел — самолет с ревом пошел на взлет, уши заложило.

— Лыжи, шашлык на природе, фотки такие, что девчонки от зависти из лифчиков повыпрыгивают! — продолжал вещать Пашка, когда самолет набрал высоту. — Ух, отдохнем!

Чем больше он радовался, тем больше сам Никита считал, что напрасно поддался уговорам. С другой стороны, лучше он сейчас, зимой, потеряет время, чем летом. Летом куда дольше пришлось бы торчать в лесу, да еще комары…

Утешение было так себе, но лучше, чем ничего. Впрочем, увидев из окна старенького автобуса, в который они пересели после такси из аэропорта, он приободрился. В Москве было серо и уныло, а тут… не модный горнолыжный курорт, но похоже. А на горных лыжах Никита всё равно кататься не умел.

Мнение его насчет поездки менялись еще несколько раз. Когда замерзли и затекли ноги сидеть в автобусе — до заповедника дорога была неблизкая, и когда Паша развел каких-то мрачных бородатых личностей на выпить вместе с ними водки. Сто грамм помогли — даже пальцы ног отпустило, а в желудке стало горячо.

— Тоже наверняка охотники за головами, — жарко шепнул на ухо Пашка. — Смотри, какие у них с собой ружья!

Ружей видно не было, но замотанные в болонь длинные тубы не оставляли других версий для фантазии. Впрочем, бородачи вышли из автобуса раньше, и только Паша с Никитой, да какая-то круглолицая местная бабка продолжали трястись в автобусе, добираясь до деревни. Летом Никите дорога показалась быстрее. Может, потому что его разморило на солнце, и он проспал половину пути? Кто знает.

Деревня выглядела пустой.

— Ты предупредил своего друга, что мы приедем? — запоздало сообразил спросить Никита. И, судя по виноватому лицу Пашки, он зря не спросил этого раньше.

— Серьезно? — Никита почесал лоб и поправил лямку рюкзака, немедленно ставшую еще тяжелее. — Ну ты хоть знаешь его адрес?

— У меня есть его фамилия и номер телефона! — бодро ответил Паша. — Да и ты погляди, какая деревенька, ну! Тут любой укажет, где Егор живет! В крайнем случае, спросим у продавщицы в сельпо. Она уж точно знает!

— Ага, а что если он уехал куда-нибудь? — Никита всё сильнее начал злиться. — И где мы тогда ночевать будем? Тоже в сельпо? Отлично отметим новый год!

В голове у него лихорадочно вспыхивали мысли, успеет ли он на последний автобус и вернуться в Горно-Алтайск. И что он там будет делать, потому что менять билеты и улетать не хотелось.

— Где ночевать, где ночевать! — передразнил его Пашка, тоже заводясь. — Приехал маменькин сыночек в глухую деревню к диким-диким людям. Очнись! Летом на турбазе останавливались и сейчас там остановимся! Зарабатывать люди и зимой хотят, а желающих мало!

Он достал телефон и написал что-то.

— Пошли в магазин, погреемся и поесть купим. Я Егору написал, что мы его там ждем. Не ответит, тогда будем волосья на голове и на жопе рвать. Не раньше.

— Хорошо, — буркнул Никита. Ему стало немного стыдно за истерику, но не настолько, чтобы извиняться. Да и холод на улице не способствовал хорошему настроению. В поселке было пусто, словно все впали в спячку или уехали. Только Пашку это нисколько не волновало.

— Смотри, какая красотища! — он обвел руками горы, возвышающиеся над поселком. — Летом нет такого ощущения сказки, скажи?

Сказать и вообще как-то отреагировать Никита не успел. Им навстречу из одного двора вывернул мужик с топором и такой зверской рожей, что Никита от неожиданности отпрыгнул в сугроб.

— Паша, какого лешего ты творишь! — незнакомый мужик, судя по голосу, был довольно молод и оказался тем самым Егором, судя по тому, как он сейчас напустился на Пашу. — Зачем вы сейчас приехали? Я же сказал, надо летом!

— Надо, не надо, сейчас ничем не хуже, — рявкнул в ответ Паша, не иначе как доведенный тем, что все его песочат. — Я, может, сначала хочу на твои трофеи взглянуть, прежде чем деньги на ружье тратить. И Кит тоже. Верно, Кит?

Никита кивнул и поспешил выбраться из сугроба. Он даже протянул руку заросшему бородой Егору и тот откровенно нехотя её пожал.

— Егор, — представился он. — Не, парни, так дела не делаются. Поохотиться сейчас не получиться, к тварям по снегу не подберешься никак. Чудовища в лесу как в доме родном, а мы там гости.

— Да мы не за трофеями сейчас приехали, расслабься, друг, — хлопнул его по плечу Паша. — Потусуемся тут у вас, новый год отметим, рыбки-дичи поедим, все дела.

— Охотиться сейчас только на косулю можно, — Егор почесал подбородок. — Но раздобуду вам дичи, не вопрос.

Он заметно оживился, когда понял, что охотиться на чудовищ вести не придется.

— А на косулю я бы с вами сходил, — робко заметил Никита, немедленно представив фото себя с трофеем. То, что стрелять он не умел, его не смутило.

Они как раз зашли в магазин, поэтому Егор не ответил. Он, похоже, даже не слышал сказанного, потому что застыл у стойки с чипсами, пялясь на девушку у прилавка. Никита уставился на незнакомку. Пожалуй, он мог понять Егора.

Девушка была невероятно красива. Настолько, что Никита оглянулся, подспудно готовый увидеть охрану, мужа с дубинкой или оператора с камерой. Но в сельпо кроме них троих, продавщицы и красавицы никого не было. Девушка не походила на местных, её лицо было искусно вылеплено, острые скулы очаровательно смотрелись в сочетании с гладкими иссиня-черными волосами, нос, губы, кожа без единого изъяна… А когда незнакомка оглянулась и встретилась взглядом с Никитой, он понял, что эти несколько мгновений не дышал. И такого глубокого зеленого цвета глаз не видел ни у одного человека в мире.

Он не влюбился, нет. Но теперь он понял, как можно испытывать неподдельное восхищение рядом с невероятным творением природы или человека.

Про себя он решил, что поездку уже можно считать удавшейся. Увидеть такую красотку в глуши — дорогого стоит. Уж Никита это прекрасно понимал. Да что Никита, даже вечный болтун Пашка и то замер в восхищении, а уж этот диковатый Егор просто как верная псина следил за каждым движением красавицы, поворачивая и провожая носом каждый пакет, что она ставила на прилавок. Никита помотал головой, приводя себя в чувство. Для такой стройной, пусть и высокой девушки набор был прям-таки совершенно неподходящим. Если только девушка не кормила семью человек из двадцати. Но тогда почему она тут одна. Приехала на машине? Тогда бы не складывала сейчас все покупки в столитровый рюкзак. Или сколько в нем литров? Никита прикинул издалека — ему рюкзак был бы по плечу, а он ведь не низкий парень. И ладно бы набить его спальными мешками и другими легкими вещами! Но незнакомка складывала пакеты с сахаром, масло, хлеб…

— Васса, милая, давай, помогу, — неожиданно обрел дар речи Егор и потянулся рукой к рюкзаку.

— Без тебя справлюсь, — холодно ответила девушка, даже не повернувшись к нему лицом. — До леса донесу, а там помощников хватит.

— Зря ты от меня нос воротишь, — неожиданно агрессивно ответил Егор. Паша и Никита переглянулись. Судя по тому, какую зверскую рожу скорчил их знакомый, он совсем позабыл о свидетелях его разговора. Казалось, они с этой Вассой одни. Впрочем, продавщица смотрела словно сквозь них и скучающе зевнула. Может, это его обычное поведение?

— Пожалеешь!

— Сам не пожалей, — не осталась в долгу Васса. Она сложила все покупки, наглухо завязала рюкзак и протянула продавщице вместо денег какой-то клочок бумаги. Та повертела клочок, прочитала что-то и кивнула.

Девушка потянула рюкзак за лямки, Никита только и успел дернуться помочь, но не пришлось — она надела его, поправила так, чтобы лямки не тянули назад и двинулась к выходу из сельпо. Егор загородил ей дорогу.

— Отойди, — спокойно произнесла она. — Не испытывай нашего терпения, Егор. Ты и без того по краю ходишь.

— И почему-то мне кажется, что сейчас речь идет о чем-то неизвестном слушателям! — театральным шепотом произнес Паша и подмигнул Никите.

Девушка медленно повернула голову в его сторону и смерила взглядом.

— Туристы? — спросила она так, словно быть туристом — величайший грех. — Поздравляю, Егор, ты переходишь уже все границы. А вы… нечего зимой делать в горах. Снегом засыплет — не откопают.

При этом она перевела взгляд на Никиту и тот нервно сглотнул. Уж больно её слова были похожи на предупреждение.

— Да расслабься, дорогая, никто не собирается глубоко в ваши горы лезть, мы немного погуляем. До ворот даже не дойдем, — снова разулыбался Егор, но девушка даже не смотрела в его сторону, продолжая словно сканировать взглядом то Пашу, то Никиту.

— Не забывайте, что тут заповедник, что попало творить нельзя. Редкие виды, — веско добавила она и двинулась прямо на Егора. Тот отскочил в сторону и едва не уронил стойку с сувенирами.

Паша и Никита тоже поспешили отойти в сторону. В окно магазина они видели, как девушка пешком идет по дороге и наконец скрывается за домами.

— Стерва, — сплюнул Егор, едва Васса скрылась из виду. — Опасная стерва. И заносчивая. Я ей видите ли нехорош!

— Извини, друг, но девчонка не из твоей лиги, это невооруженным глазом видно, — заметил Пашка. Он мечтательно смотрел в ту сторону, куда скрылась девушка, и Никита поморщился. Этот ловелас тоже, между прочим, даже близко не дотягивающий до такой красотки, определенно уже раздумывал насчет того, чтобы приударить за ней.

— Она местная? Не похожа на местных.

— Ну такая местная, — Егор набычился. — Приютская. А строит не пойми что из себя. Даже объяснить ничего не дала.

— А не надо было тебе той блондиночке из геологов звезды показывать, да учить палатку ставить, — неожиданно проснулась продавщица. И Никита понял, что она только делала вид, что ничего не замечает. — Думаешь, такая как Васса не почует измену? Если та девица проездом, да в Акташе остановилась, то всё можно?

— Да откуда она бы узнала, — в голосе Егора послышалась злость. И… страх? Виноватым он себя точно не чувствовал, а Никита еще сильнее пожалел, что они связались с этим человеком. — Разве что кто-то вроде тебя разболтал!

— Ты и сам знаешь, что ей и говорить не надо было, — пожала плечами продавщица. Злобный оскал Егора её ничуть не напугал. — Просто врешь и себе и этим мальчикам.

— Нечего было мне авансы раздавать, а потом хвостом вертеть, — рыкнул Егор. — Я мужик простой. Долго рассусоливать не буду.

— Да куда проще то, — фыркнула продавщица и демонстративно повернулась к Пашке и Никите:

— Мальчики, вы где остановились? Простите, что спрашиваю, но темнеет рано зимой, холодно. А у нас тут одна турбаза и ту старый Санаш закрыл, когда ушел провожать геологов дальше по тракту.

«Я же предупреждал!» — взглядом просигнализировал Никита Паше. Останавливаться у Егора, даже если тот предложит, страшно не хотелось. Просто до ужаса.

— Нет, мы что-то не сообразили забронировать жилье, — растерянно произнес он вслух, видя, что Паша никак не реагирует, а лишь смотрит на Егора, словно тот должен был немедленно решить все проблемы. — А когда последний автобус до Горно-Алтайска?

Продавщица окончательно проснулась и возмущенно тряхнула головой.

— Вы с ума сошли, молодой человек! — повысила она Никиту с «мальчика». — Зачем вам несколько часов трястись? До Акташа всего ничего на машине, а там этих гостиниц куча! Хотите, я прямо сейчас в одну позвоню, за вами сюда машину пригонят, рублей двести возьмут сверх. Как вам?

Под суровым взглядом Паши Никита проглотил рвущейся на язык «дешево» и вроде как нехотя кивнул.

— Гостиница хоть хорошая, не просто самая дорогая? — вклинился Пашка. Похоже, он наконец-то отвлекся от мыслей о прекрасной незнакомке и вспомнил о том, что отвечает за их пребывание здесь. Ведь если что-то пойдет не так, Никита просто откажется ехать сюда летом, вот и всё! От этой мысли ему сразу стало легче. Правда же, достаточно провести тут несколько дней, не помрет же он от плохих условий и со скуки? А потом можно всё оставшееся время колоть Пашку своим «я же предупреждал».

— Хорошая, вам понравится, — пообещала продавщица и достала телефон.

— Если вы что-то купить хотели, то выбирайте! — спохватилась она.

Никита нехотя подцепил пакет с дубовыми пряниками и банку колы. Пить газировку в такой холод не хотелось, но что если в гостинице не будет вообще ничего кроме воды с колонки? Кто знает, что в этой глуши понимают под гостиницами.

— Нормально продуктов берите, там столовой нет, только общая кухня, — буркнул Егор, подтверждая самые худшие опасения Никиты. Так что он стал хватать всё, что казалось ему съедобным: чипсы, вяленое полосками мясо, сосиски и зачем-то пачку макарон, которые не собирался варить.

— Он нормальный вообще у тебя, не? — недостаточно тихо спросил Егор у Паши. Никита оглянулся. Пашка тоже собирал продукты: положил бутылку масла, соль, спички, яйца, большой пакет нарубленного и замаринованного мяса и целую упаковку пива.

— Нормальный, — охотно ответил Пашка, не понижая голоса. — Просто совсем городской. Не дави на него, ему нужно освоиться.

— Погодь, это разве не тот чудила, что летом чуть не утоп на Бегемоте? — вдруг спросил Егор. Никита навострил уши, но сделал вид, что выбирает чай. Чай всяко нужнее пива! — Его еще Солунай слепуха спасла!

— Он, — согласился Пашка. Как будто на этом пороге все идеально проходят, и никто никогда не вываливается за борт! — А почему слепуха? Видишь ли, я сам спасительницу не видел, только наслышан о ней…

И он многозначительно посмотрел в сторону Никиты, скрывшегося за полками. К счастью, чувства самосохранения в нем было достаточно, чтобы не рассказать, что на самом деле Никиту спас спутник этой девушки. Солунай… Какой удивительной имя. И прозвище ей совершенно не подходит.

— Из-за очков, — с удовольствием пояснил Егор. — Она же всё время в этих темных очках, даже в дождь. — Я сам её видел пару раз, она вблизи поселка нечастый гость. От них обычно Васса сюда ходит или Ырыс. Ну и сам Амыр, конечно.

Почему «конечно» Никита не понял, как и что это за Амыр. А спутника девушки звали не так, он точно помнил. Так что он ушел к прилавку оплачивать покупки, пока за ними не приехала машина.

И уже тут снова мысленно проговорил «Солунай». Словно холодная вода перекатывалась через камни под солнечными лучами. Красиво.

4 глава. Ходить сквозняками

Найка ненавидела свое имя. Нет, когда её звали коротко, как удар ладони по воде — «Най!», «Найка!» — это она любила. Но только не «Солунай». Её так назвал сам директор, и если когда-то это заставляло гордиться, то теперь приносило сплошные неудобства. Она уже устала остерегаться директора, как и говорила Банушу. И слышать от него шелестящее «Солунай», полное неодобрения, тоже устала. Вот и сейчас она легко двигалась по приюту, не забывая остерегаться, хотя хотелось уже плюнуть на всё и ходить как все.

Всё спокойно.

Скрипнули ставни. Где-то выше этажом, а то и в другом крыле, но Найка успела сделать шаг, второй, третий. И снова оказалась в тени. Ходить сквозняками — вот как это называли приютские. А Найка была приютской почти с самого рождения. По крайней мере, серые холодные стены приюта и его ночные сквозняки были тем, что Найка помнила всю жизнь.

Сейчас она стояла в тени и шевелила пальцами ног, чтобы холод от каменных полов старого скального здания не поднимался выше к щиколоткам, оттуда к коленям. Стоит только начать мерзнуть, и можно не услышать следующий сквозняк, да так и застрять на чужом этаже, а то и хуже — попасться воспитателям. Тогда воспитанникам не видать корок, которые Найка прятала за пазухой.

Зимой выходить часто за хлебом в поселки было опасно, так что они все питались в основном супами с курятиной да пахучими травами и сухими грибами, которые без устали собирали летом почти все дети приюта. Но хлеба хотелось так, что слюной наполнялся рот при одной мысли о сухой корочке.

Сегодня был удачный день. На кухне была одна Марта, добродушная толстуха, которая не жалела времени и сама пекла для директора и воспитателей булочки вместо длинных тяжелых хлебов. Серые булки были хороши только горячими, потом они превращались в сухие твердые корки. Целые две из каждой. И вот эти корки могли заполучить дети. Достаточно было подлизаться к Марте, а это Найка умела в совершенстве. Из-за очков с толстыми мутными стеклами, которые девочка носила в приюте и через которые едва видела, некоторые воспитатели и кухарка считали её тихоней. Темные красивые очки были для походов в поселок. Найка их берегла, редкий подарок. Вещь, которая только её и ничья больше. Даже одежда у приютских переходила от одного к другому, обувь носили, пока не снашивали до пяток. А это — личное.

Что до воспитателей, то они знали, конечно, что она такое. Но внешность, с этими очками и облаком кудрявых волос, помогала обмануть, хотя последние годы на это поддавалось всё меньше людей.

Тпр-н! Что это? Хлопнула вдалеке дверь. Шаг, шаг, еще один. И Найка замерла рядом с дверями в спальню малышей. Отсюда до спальни старших девочек сквозняка четыре, не больше. Она справится.

Найка снова зашевелила пальцами. Толстые носки грубой вязки совсем не спасали от этого холода, а носить башмаки из толстой кожи на деревянной подошве в приюте не стала бы даже дурочка Берта. Кроссовки и сапоги приютские берегли, их достать было непросто, и особо ценилось, если тебе есть что передать малышам. Совсем уже беззлобно Найка подумала, что свои сапоги может передать малышке Аэлле. Говорят, гарпии очень быстро растут.

Из-за двери раздавался скрипучий голос старой Айару. Конечно, за малышами приглядывала она. Когда Найка и другие были малышами, они тоже слушали её сказки на ночь.

«…А потом охотник отрубил Лане голову. Вжик! И снес её!» — услышала Найка и с трудом подавила улыбку. Они с Банушом просто обожали историю про охотника и Лану, королеву саламандр. Малыши зашумели. Похоже, им тоже понравилось, и они просили продолжения. Всем хотелось знать, как охотник вышел потом из саламандровых пещер. А ведь это была уже другая история.

«Тихо, маленькие чудовища! — начала ругаться Айару. — А то придет охотник и отрубит ваши головы! Ну-ка, немедленно спать!»

Найка зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться. Всем ведь известно, что среди малышей нет чудовищ. Ну, разве что одно или два. Ну точно не больше пяти. Поди разбери, они вечно чумазые, голодные и верещат так, что взрослые воспитанники вроде Найки, которые прожили больше дюжины лет, обходили их стороной. Вот среди них чудовищ было поболее. Почти все.

Найка услышала тяжелые шаги и поглубже вжалась в тень. Когда она была маленькая, очень пугалась этих шагов. Думала, что директор и впрямь возьмет, да и отрубит голову тому, кто не ляжет вовремя спать, плохо расчешется или не доест куриный суп. Глупости это, конечно.

Директор остановился совсем близко, и она замерла. Даже дышала через раз. А потом снова раздался звук его шагов и такой еще, словно по полу тащили что-то тяжелое. Лучше не думать даже, что именно!

Ноги Найки совсем окоченели, да и закончившая сказку Айару могла вот-вот выйти, так что Найка едва дождалась стука вьюшки на печи в спальне малышей и стрелой бросилась вперед. Шаг, еще один.

— Кхм! — кашель раздался прямо над ухом, отчего Найка даже присела. Хорошо хоть корки на посыпались на пол!

В тени уже не скрыться, она была в круге света от окна, за которым так некстати луна выбралась из-за туч. А вот темная громоздкая фигура директора почти наполовину скрылась в тени. Что за несправедливость!

«Остерегайся директора, Найка», — Бануш впервые шепнул ей пару лет назад и унесся по своим очень важным мальчишеским делам. С тех пор мало что изменилось, только Солунай теперь не могла спокойно есть или учиться, она изо всех сил остерегалась директора. Получалось не очень хорошо, ведь она понятия не имела, зачем, а главное, как ей его остерегаться.

Вот и сейчас она снова попалась. Не удивительно.

Спрятаться от Александра Николаевича всё равно нигде не удастся — и приют, и болота сразу за приютским двором, и даже мрачный предгорный лес за болотом он знал как свои пять пальцев.

Говорят, раньше он был охотником на чудовищ, но Найка в это не верила. Не станет охотник директором такого приюта. Пусть охота на чудовищ давно запрещена, и их приют находится в самом сердце заповедника, малограмотные любители наживы и некоторые туристы по-прежнему убивали чудовищ. И это здесь, в самом нутре мира. А что говорить о других местах? А чудовища, в свою очередь, и вовсе понятия не имели ни о каких законах, так что приют исправно пополнялись сиротами.

Найка понятия не имела, откуда чудовища знают про нутро мира и стоящий тут приют, да только если кому-то из них грозила опасность, появлялись дети, чьи особенные черты скрыть не удавалось, они отправляли их сюда. Сами… выживали или были убиты, кто знает. Приют принимал только малышей. Вот и выкидывало у двух гор, соприкасающихся лбами над узкой дорогой, Красных ворот, младенцев со всего мира. А директор их подбирал и тащил в приют. Ведь в приюте неприкосновенность была у каждого, даже у Бануша, на которого многие поглядывали с опаской. Среди воспитанников только он один однозначно признавался чудовищем. Официально.

— Солунай, разумеется, как всегда растрепана и неряшливо одета, — раздался голос директора, и Найка чуть не заплакала от досады. Как же она не любила свое имя, произнесенное таким тоном!

Она ведь только на минуточку замешкалась и перестала остерегаться, и на тебе — директор поймал её прямо в коридоре. Ночью, когда строго запрещено покидать комнаты. Ему-то что, он сам может ходить, когда угодно и где угодно. Вот и сейчас рядом с ним угадывалась крупная курица, похоже только что подбитая в лесу.

Елена Васильевна утверждала, что никакие это не куры, куры не бывают с острыми зубами в два ряда и уж точно не вырастают размером с добрую лошадь, но сиротам полезно было есть куриный бульон, так что директор охотился на кур и точка.

Это за границами их заповедника может водились обычные куры и не было чудовищ, но попасть туда могли только немногие из воспитанников приюта. Самые умные и только люди. Или хотя бы достаточно сильно похожие на них. Как Васса.

Закусив губу, Найка поклонилась и пригладила густые кудрявые волосы. Ох, и попадет же ей и за вылазки в горы и за прогулки по приюту ночью! Под руками протестующе зашипели запутавшиеся в волосах змейки, но наружу не показались.

Бедный директор терпеть не мог детей, и не его вина, что именно он был вынужден приносить из леса осиротевших младенцев, и Найку тоже спас он. А теперь его нужно остерегаться.

— Солунай, — повторил Александр Николаевич, будто прекрасно знал, как она ненавидит свое имя и теперь осознанно мучил её. — Что же мне с тобой делать, Солунай… Ты же совсем не слушаешься. Елена Васильевна говорила, что ты снова убегала к водопаду. А если замерзнешь насмерть? Или кто-то тебя убьет? Браконьеров с каждым годом становится всё больше, ты хоть это понимаешь, Солунай?

— Зимой они не полезут, — буркнула Найка, чтобы не молчать. — Это летом их кишмя кишит, будто они тут хозяева.

— В некотором роде так и есть, — директор поудобнее перехватил курицу за когтистые лапы. — Земли заповедника принадлежат людям. И неплохо бы тебе об этом помнить. Чтобы выжить.

Вот как его остерегаться, спрашивается?

— Раз тебе всё равно не спится, можешь пойти на кухню и помочь Марте потрошить курицу, — добавил директор, когда Найка уже почти поверила, что обойдется, и её просто отругают и пригрозят не пускать в лес. Сухари цеплялись за пазухой за кожу, напоминая о себе.

— Зайди к себе и накинь что-то потеплее, — сжалился директор. — Ночи стоят холодные.

Пробормотав благодарности в ответ, Найка стремглав понеслась к родной спальне. Ей удалось обхитрить директора! В спальне она высыпала сухари на кровать и попросила Вассу честно разделить на всех. Ей доверяли одни и её боялись другие. Она не обманет.

Сама же Найка зачесала волосы под толстый тканевый ободок, отчего змейки сонно забормотали и клубком свернулись в районе затылка, и накинула для виду шаль. Директор просто ничего не смыслит в жизни, если думает, что она замерзнет на кухне, пока будет разбираться с курицей. Да это самое теплое место во всем приюте! А еще Марта может расщедриться на целую свежую булку, которые начнет печь через пару часов. И поспать можно несколько часов в теплом Мартином закутке, пока сама повариха месит тесто. Так себе наказание. Если бы не едкие куриные потроха, которые нужно потом вымачивать в воде с содой, чтобы они не разъели нежные человеческие желудки. Вот мясо есть могли все, а пирожки с потрохами без опаски только чудовища. Зимой в приюте было холодно и голодно, так что чудовища выявлялись куда чаще. Воспитатели только вздыхали. Немногие из тех, кто переживал в приюте зиму, продолжал надеяться, что обычных человеческих сирот тут больше, чем чудовищ.

Когда Найка вернулась на кухню, директора там уже не была, только мертвая курица лежала поперек длинного стола так, что её длинная, покрытая чешуей и редкими перьями шея свесилась вниз и в открытом клюве виднелись острые зубы.

— Наечка, как хорошо, — обрадовалась Марта. — Ты мне помочь решила с этой тварью, да?

Найка кивнула, удивляясь тому, что директор не рассказал, что сам прислал её сюда. В наказание. Ну да тем лучше. Марта ужасно для поварихи боялась всей дичи и даже половины грибов, что приносили воспитанники.

Да, плотоядные сыроежки, похожие на серые блестящие шары, могли заставить понервничать, если при потрошении в них оказывалась полуживая мышь или белка. Ну да их и нужно было собирать вечером, а не утром, после ночной грибной охоты. Глупое название для грибов, они ели не просто сырыми мелких грызунов и насекомых, а живьем. Но название живоежка почему-то не прижилось.

В любом случае, Марта жила в приюте уже дюжину зим и могла бы привыкнуть хотя бы к курам, но нет. Так что она по-настоящему обрадовалась Найке, а значит, можно было рассчитывать и на теплый закуток для сна, и на булку. Как знать, может, даже с тарелкой настоящей каши. Хотя для этого Найке придется как следует потрудиться. Кашу давали только маленьким, тем из них, которым не требовалась живая кровь, да воспитателям. Людям.

Чудовищам каша не полагалась.

5 глава. Нехорошее место

— Что это? — Никита с отвращением провел ложкой в сероватом месиве. Голова болела. Вчера было выпито многовато пива. Да еще в этой гостинице не было столовой, зато был бар. Очень удобно.

Он бы вообще это не назвал гостиницей. Несколько домиков у подножия гор и один длинный для администрации, общей столовой и этого самого бара. Совершенно лишним было брать еще и водку, но Пашка на мангале наготовил шашлыков, они позвали хозяев гостиницы, да еще радовались, что так хорошо всё получилось, доехали с ветерком, домик достался чистый и теплый… В общем, последствия настигли утром. Головная боль, не помогала даже таблетка, настроение ни к черту, да еще на завтрак вот это. Вроде как хозяйка сподобилась приготовить, хотя обычно тут нет завтраков. И если она умеет готовить только это, то и хорошо, что нет.

— Каша, — Пашка наворачивал мерзкую серость так, будто это было его любимым блюдом. — Отличная, между прочим! А после вчерашнего яичницу делать — смерти подобно. Заблюем потом весь снег в заповеднике. Так что не кисни, ешь и поскорее. Егор обещал через полчаса заехать.

Никита нехотя поковырял кашу еще раз, даже поднес к губам. Пахнуло сладким молоком и овсянкой. Фу, какая гадость! Он отложил ложку и достал пачку чипсов. Ну и кто теперь дурак? Соленые чипсы отлично успокаивали его рецепторы, тошнить перестало, только голова еще болела, но таблетка должна была помочь.

Вообще Никита не хотел тащиться в горы на страшных широких лыжах, которые вчера им предложили прямо тут, в Акташе. Запах шашлыка, украшенная гирляндой заснеженная ёлка настроили его вечером на праздничный лад. Хотелось вот так есть шашлык, пить пиво, может, баня с видом на горы, экскурсия… Зимой ведь тоже есть экскурсии? Дичь опять же. Хотя вот поглядеть как охотятся на косулю он хотел. Но при условии, что не придется лезть высокого в горы и далеко в лес. Разве он многого просит?

Но Пашка, с аппетитом наворачивающий кашу, весь горел энтузиазмом.

— Возьмем с собой палатку, разобьем лагерь. Подстрелим глухаря или тетерева и прямо на костре приготовим. Ну! Представь себе такой отдых!

Никита представил. Три вонючих мужика в одной палатке. Он уже отдыхал так летом, ему совсем не понравилось. Но вот глухарь, которого до сих пор он видел только на фотографиях, это было бы неплохо.

На всякий случай настрогал бутербродов с сыром и колбасой, которые они везли еще из Москвы. А то знает он этих охотников, как бы там с голоду не опухнуть.

Вскоре приехал Егор. Сегодня он был не в пример веселее и бодрее. И, судя по мутному взгляду, тоже предавался вчера излияниям. Не иначе как Пашка поднял ему настроение, всучив вчера пару бутылок, пока Никита отвлекся на фотографирование гор и отправку красивых видов в соцсети и матери.

— Готовы отправляться? — спросил Егор, неловко топчась на пороге чистенького домика. — Палатку и ружья я взял.

— Отлично! — Пашка лучился прекрасным настроением. — Веди нас, Сусанин!

— Ну, надеюсь, что нет, — открестился от сомнительного прозвища Егор и суеверно сплюнул через плечо. — Мы просто прогуляемся и нормально вернемся.

Рядом с въездом на территорию гостиницы оказался повидавший жизнь дряхлый УАЗик. И Никита, вчера с комфортом доехавший в джипе хозяев гостиницы, вдруг мелочно пожалел потраченных на трансфер двухсот рублей. Егор мог и сам довезти, чего не предложил? Но свои мысли он благоразумно оставил при себе. Просто сложил в рюкзак поверх спального мешка пакет с бутербродами и молча пошел одеваться.

Прозрачный морозный воздух взбодрил всю компанию, а у Никиты прошла голова. Он уже с куда большим интересом рассматривал места, которые они проезжали. Наконец УАЗик чихнул и встал.

— Вот отсюда пешком пойдем, — пояснил Егор. — Можете делать селфи — знаменитые Красные Ворота!

— Подожди, а разве ты не пообещал Вассе, что мы поблизости только походим, а за ворота не пойдем? — поинтересовался Никита, щелкнув на телефон две скалы со всех ракурсов.

— Ну смотри, парень, — Егор сплюнул в сугроб. — Я вас почему летом звал? Летом трофей можно заполучить, даже пройдя только по краешку заповедника. А зимой тут за воротами постоянно кто-то дежурит. Так что мы сделаем вид, что пошли вниз, а сами обойдем и отправимся вглубь.

— А… — хотел повторить свой вопрос Никита, но замер под неожиданно злым взглядом Егора.

— Васса может утереться, — процедил тот сквозь зубы. — Еще я у всякой твари не спрашивал разрешения по государственному заповеднику ходить. Главное, холодно. Катенька спит. Остальное ерунда.

— Катенька — это егерь? — уточнил Никита, делая вид, что его ничуть не смущает неожиданная ярость их сопровождающего. Да и егерь девушка тоже странно. В таком-то месте! Мало разве тут таких браконьеров как этот Егор?

— Да, вроде того, — буркнул Егор. — Житья от неё нет. Ладно хоть холодов не любит. Вы идете или так и будем всё подряд обсуждать?

Он вытащил из машины лыжи и первый нацепил свои на ноги. Короткие, широкие, они вообще мало чем походили на те, что были привычны Никите по школьным и студенческим занятиям физкультурой. Но говорить об этом он снова не стал. В конце концов, они же не пересечь весь заповедник собираются. Устанут, сядут отдохнуть. К тому же его рюкзак довольно легкий. Это Пашка с загадочным лицом гремел бутылками, а Егор волок ружья и палатку. Так что нет никакого повода возмущаться.

С этими мыслями он поспешил пристроиться следом за Егором на его лыжню, чтобы не стать замыкающим. Хватит, он уже едва не утонул в прошлый раз неподалеку отсюда. В этот раз он обезопасит себя по максимуму!

Идти было трудно. Снег был довольно рыхлый и глубокий. Теперь Никита был рад, что лыжи такие широкие.

К счастью, Егор явно не впервые водил начинающих туристов, потому что первый привал он сделал уже через полтора часа, когда Никита подумывал попросить этого.

— Хорошие места, — суровое лицо Егора разгладилось, он вдыхал полной грудью, а его борода покрылась мелкими кристалликами инея. — Какой чистый воздух, да? Только летом тут еще аккуратнее ходить надо, чудовища не дремлют. Столько народу сгинуло, вы не представляете. А приличный вроде заповедник. Но нет, это всё обман!

— Да как же так, здесь же куча людей постоянно, — Пашка тоже в восхищении вертел головой и старательно вдыхал воздух полной грудью, будто про запас. — Неужели никто ничего не замечает?

Никита решил было, что Егор смутится и станет врать поменьше, но не тут-то было.

— Так чудовища живут в самой глубине заповедника, — пояснил он. — Туда мало кто добирается. А когда большая группа просто чешет по тропинке, лупоглазя во все стороны и щелкая мобильниками, нормальные чудовища на глаза не покажутся. Они тоже не полные идиоты, ты не думай!

Если Никита и думал о чем-то, так это о том, что он вовсе не готов представлять, идиоты чудовища или нет. Они должны быть неразумными и жуткими, разве не в этом смысл? Охотиться на них.

Но говорить об этом сейчас, когда они брели по снегу через бескрайний лес, было совсем уж неловко. Никита малодушно решил, что обсудит это с Пашкой, когда они вернутся в теплую гостиницу. Потому как он не подписывался убивать кого-то вроде одичавших деревенских дурачков. А Егор… Егор мог и такое предложить. Уж больно много в нем было злости и жадности. Наверняка он на охоту таскает туристов на любого зверя, даже занесенного в Красную книгу. Главное, чтобы деньги платили.

На мгновение Никиту кольнула мысль, что деньги у него как раз есть, а медвежья шкура, которую он «сам добыл», помогла бы ему подняться в рейтинге у девчонок. Но эта мысль исчезла также быстро, как и появилась. Он вообще не такой. И никогда таким не станет.

Неожиданно Егор замолчал и остановился. Никита попытался тоже прислушаться, но вокруг просто монотонно гудел лес и больше ничего.

Видимо, он был чересчур далек от природы, потому как всё еще ничего не слышал, кроме шумного дыхания догнавшего их Пашки, а вот Егор уже осторожно снял ружье с плеча. Наверное, ему сильно мешал большой рюкзак, но сейчас он будто не замечал его веса. Обернувшись всем корпусом, он кивнул спутникам на сугробы у деревьев.

Присмотревшись, Никита увидел совсем крошечные отверстия в них. До того небольшие, что их можно было принять за слетевший с деревьев мусор или даже тень.

Егор навел на одно из таких углублений ружье и с силой топнул лыжей. И тотчас сугроб взорвался. Никита плюхнулся на тропу от неожиданности и снизу смог разглядеть, что ошибся. Это был не взрыв — просто из-под снега вырвались крупные черные птицы.

Ба-бах! Егор был начеку, и одна из птиц успела лишь взметнуться над снегом и рухнула обратно, пачкая белое покрывало сугроба красными каплями.

— Ну, уже неплохо, будет, чем сегодня поковырять в зубах, — довольно засмеялся Егор. — А теперь давайте быстро валим отсюда, пока на выстрел не пришел кто-нибудь посерьезнее.

— А может прийти? — напрягся Никита, сразу представивший пару таких же чокнутых бородачей, только облеченных властью.

— Вообще может, но в погоню из-за одного глухаря не бросятся, они не очень любят на лыжах ходить, — туманно ответил Егор, подобрал птицу и указал ею вперед. — Туда!

Нежелание встретиться с егерями или кого там опасался Егор, сотворило настоящее чудо. И у Никиты, и у Пашки будто открылось второе дыхание, и они смогли прошагать еще два с половиной часа, пока не оказались у подножия скалы.

— Снимаем лыжи, лезем выше, — скомандовал Егор. — Там мы заметим, если кто-то решит к нам подобраться.

— Звучит не очень здорово, — буркнул Никита, но поспешно избавился от лыж и полез в гору, строго стараясь не отдаляться от Егора, который даже с огромным рюкзаком, ружьем в одной руке и глухарем в другой поднимался куда бодрее, чем они оба.

— Отсюда прекрасный вид на большую часть заповедника, — вещал Егор, поднявшись на небольшую площадку и протягивая руку Никите. Никита вспыхнул и сам подтянулся, выбираясь на плоский камень. Он же не девчонка, в самом деле!

Следом на площадку вывалился тяжело дышащий Пашка и сразу же привалился спиной к скале.

— Кошмар, хорошо, что мы уже добрались до места, шагу больше не сдвинусь! — выпалил он.

— Вообще-то ночевать мы тут не останемся, — разочаровал его Егор. — Тут есть небольшая пещера, но в ней максимум можно спрятаться от ветра и то вытянувшись вдоль стенки. А ставить палатку на камнях… Это перебор. Да и свалиться отсюда ночью тоже не восторг.

— Это точно, — пробормотал Никита, моментально представив в красках, как летит вниз головой прямо на камни.

— Тут просто шикарный вид и можно спокойно поджарить нашу птичку, — пояснил Егор, разводя костер.

Никита только глазами хлопал, видя, как Егор, скинув рюкзак, достает из под снега в расщелине, которую он назвал пещерой, полиэтиленовый пакет с углем и щепой. Похоже, он бывал тут куда чаще, чем могла даже подозревать Васса.

— О, а там тоже дымят. Туристы как мы? — отдышавшийся Пашка подошел к краю площадки и указывал теперь на одинокий едва заметно вьющийся дымок.

— Нет, — не поворачиваясь в его сторону, буркнул Егор. — Это приют. Даже не смотри в ту сторону и не думай лезть ближе. Нехорошее место.

— А почему нехорошее? — Никита сел поближе к потрескивающему костру и жар приятно касался лица и рук. Он уже и позабыл, что устал и не хотел тащиться в лес. Теперь, когда он видел под ногами весь этот заснеженный дикий мир, он чувствовал себя иначе. Неукротимым охотником, которому по плечу найти и убить чудовище, а когда он встретит Солунай, о, он не будет уже жалким слабаком, выловленным из реки. Он будет героем с удивительными трофеями. Да, девчонки таких любят, но вот в чем беда. Он не хотел поразить каких-то там девчонок. Он хотел восхитить именно Солунай.

Странно, он видел её совсем недолго и до сих пор не представлял, как выглядит её лицо без дурацких очков, но желание встретиться с ней и понравиться стало просто навязчивой идеей. И просто отказываться от неё Никита был не намерен.

— В приюте живут разные, — неохотно пояснил Егор. — Ну…не только люди. Хотя люди, конечно, тоже есть. Бедняги. Но подойти к приюту нельзя просто так. Там начинаются болота, овраги. Там просто часть ландшафта вообще не такое, как во всем прочем заповеднике.

Никита хмыкнул. Он не ожидал услышать слова вроде «ландшафт» от такого дикаря как Егор. Впрочем, если он водит в заповедник и геологов, то мог нахвататься. По крайней мере, в это поверить легче, чем в то, что он на самом деле куда умнее, чем показался на первый взгляд.

— А… Васса? — в последний момент Никита передумал и назвал её, а не Солунай.

— И она оттуда, — Егор сплюнул. — Тоже запала девка в сердце, да? Такая вот тварь. Холодная как змея, даже не рассчитывай с ней замутить.

— И не собирался, — совершенно искренне ответил Никита и снова уставился вдаль. Позади уже вкусно пахло жаренным мясом и невкусно — паленым пером. Никита смотрел на далекий дымок и пытался вообразить, как выглядит приют, где — и он был уверен в этом, его ждет Солунай.

6 глава. Неизвестное чудовище

Солунай неторопливо двигалась по приюту. Днем она могла ходить куда ей в голову взбредет. А с учетом того, что она помогла Марте разделать курицу, ей сегодня можно было схитрить и не ходить на другую работу. Хорошо или плохо, но в приюте все начинали помогать едва покидали младшую группу. Обычно это случалось лет в пять, бывало позднее и раньше. Виталик вот оставался в младшей группе всё время, сколько Найка себя помнила. Впрочем, она понятия не имела, как функционирует Виталик, когда не подбирает мусор. Он сам весь напоминал большую серую кучу мусора. Двигался он медленно, слизывая с пола огрызки и шкурки, часть по никому непонятной логике оставлял украшениями на себе, часть поедал. В результате в младшей группе всегда было чисто, да и самые неряшливые дети быстро привыкали умываться, аккуратно следить за одеждой и своими вещами. Никому же не хочется, чтобы Виталик принял тебя за мусор и сожрал. Солунай полагала, что это байки и реально в Виталике человек не поместится, даже если человеку всего лишь пара лет. Но против педагогического шантажа воспитательниц не восставала. Все так жили, и Найка не знала другой жизни.

В младшей группе её кровать стояла рядом с кроватью Бануша — единственным официальным чудовищем группы. Если не считать Виталика, конечно. Бануша Александр Николаевич поил своей кровью. Пару капель в день, не больше. Но приютским хватало и этого, чтобы избегать мальчика. Никто не садился с ним за столом, не разговаривал. Да и Найка, прямо скажем, не горела желанием общаться с ним. Просто она вытянула короткую соломинку. И только. Такое случается.

Но однажды всё изменилось. Они укладывались спать, когда Бануш подошел, сел рядом на кровать, а когда Найка хотела выгнать его, вкрадчиво произнес:

— Ты ведь хочешь со мной дружить, Солунай?

И Солунай, которая дружила с Жылдыс и Катей, восхищалась Вассой и мечтала однажды подружиться с ней, вдруг почувствовала, как в голове становится пусто и звеняще.

— Очень хочу, — ответила она, не понимая, как раньше не разглядела, какой Бануш милый. Белые почти как снег волосы, светлые глаза, тонкие черты лица и изящная фигура даже в потертой приютской одежде. Он напоминал волшебного эльфа из сказок, которому за какие-то грехи приходится жить среди людей. А какие красивые заостренные зубы у него, так и тянет предложить крови!

Предложить кровь Найка тогда не успела. Неизвестно откуда появившаяся тогда Айару цепко схватила Бануша за ухо и поволокла куда-то. Спать он не вернулся. Не дождавшись его и на обед, Найка отлила в свою личную чашку куриного супа и пошла искать. Как же ей было страшно идти по темному приюту и прислушиваться к чужим дверям! Она думала спросить старших ребят, но побоялась. В подвалах Бануша не было, не было его и на втором этаже. А вот в башне она наконец нашла самое страшное место приюта — карцер для непослушных чудовищ. Так это место назвал Бануш, и Найка не видела никакого повода ему не верить. Но это было позже. В тот день Бануш как лягушка распластался на сухом, горячем от солнца полу и только его волосы шевелились от пронизывающего башню ветра. Даже Найке было зябко, а ведь она только поднялась.

— Бануш, я тебе супа принесла, — шепнула она, краснея до кончиков ушей.

— Спа… бо… — прошелестел Бануш еле слышным голосом. Он подполз к решетке и осторожно взял чашку. Он пил очень медленно, словно впитывал пересохшими полопавшимися губами жидкость.

— За что так с тобой? — Найка уже забыла, что все боялись Бануша, она едва не плакала, видя, к чему привело мальчика желание подружиться с ней.

— Голос, — прошептал Бануш и провел ладонью себе по шее. — Она хочет лишить меня голоса.

«Она» — это Айару. Найке стало легче — не директор.

— Зачем? — Найка помотала головой и её кудри ударили по плечам и щекам. Бануш тихо засмеялся.

— Я плохо умею, — прошептал он. — Управлять им. А через него — всеми.

И замолчал, осторожно допивая драгоценную влагу и нехотя пододвигая пустую чашку Найке. А та застыла, пытаясь своим детским умом понять, что это значит. Бануш голосом заставил её согласиться с ним дружить?

Она возмущенно сдвинула брови и посмотрела в его испуганные виноватые глаза.

— Больше не смей так делать, — как можно суровее произнесла она. — С друзьями так не поступают!

Бануш моргнул.

— Ты будешь со мной дружить? — прошелестел он.

— Разумеется, дурачок, — Найка забрала свою чашку и поднялась на ноги. — Зря ты разве так старался? Значит, ты точно хочешь со мной дружить. А это уже неплохое начало.

Чтобы продолжить такое отличное начинание как дружба с Банушем, Найка быстро, как только могла, добежала до кабинета директора. Она очень боялась передумать, ведь из младшей группы никто не ходил по всему приюту!

Директор Амыр и впрямь не знал про жестокое наказание, данное Банушу Айару. Он выпустил Бануша, отругал воспитательницу. А заодно, за непослушание и беспокойство за пропавшую на несколько часов Солунай, позволил ей самой на собственной шкуре проверить, как сидят в башне. Она сидела там до ужина, завернувшись в подбитое куриной чешуей жесткое, но непродуваемое одеяло и пила горячий кисель. Одиноко, но не страшно. А потом пришел Бануш, притащил Жылдыс и Катеньку, и наказание превратилось в полный восторг. Катенька еще сообразила отпроситься, и теперь они прервали этот круг наказаний за поддержку в наказании.

Катенька была самая умная из них, но лишь до тех пор, как в девять лет не сменила шкурку. Вместе с потерей облика уходил и её острый разум. Как не жаль было Солунай, спустя несколько лет стало окончательно ясно, что подругу нужно отпустить.

Но задолго до этого они подружились с Банушем им вскоре стали не разлей вода. На Айару Бануш не злился, хотя она еще несколько раз запирала его без воды. Но и он тренировал на ней свой голос, твердо приняв, что на друзьях такое испытывать нельзя. Айару вздохнула с облегчением, когда Бануш и вся их группа перешли в среднюю группу.

— Однажды я отправлю её в болото и скажу сунуть голову под кочку, да так и стоять, пока не задохнется или болотник не утащит, — равнодушно пообещал Найке Бануш и больше они не поднимали тему Айару. Что до обещания, оно было искренним, но Бануш не уточнял, когда это случится, и Солунай была спокойна.

К тому же у неё появился новый повод для переживаний. Среднюю группу, куда входили все дети с семи до двенадцати лет, уже спокойно отпускали за пределы двора. Вот и в тот день их с Банушем отправили на болото за ягодами, а Жылдыс осталась с прихворавшим братом. Катенька же как раз впала в спячку, плотно укутавшись в свой кокон.

Они собрали каждый полный туес и присели у болотного огонька пожарить парочку лежалых куриных сосисок, что с помощью голоса добыл Бануш с кухни.

— А ведь ты, Найка, тоже чудовище, — совершенно спокойно, словно речь шла про собранные ягоды, произнес Бануш. — Только вот какое?..

— С чего ты взял? — возмутилась Найка. — Я человек!

— Да конечно, — зевнул Бануш, не прикрывая рта и острых зубов. — Это пусть няньки так думают и продолжают тебя баловать. Но я-то чую знакомое. Просто не могу понять, на что ты больше похожа. Ты и на Вассу немного похоже, и на меня…

Если при упоминании Вассы Найка приободрилась, то второе сравнение заставило её совсем упасть духом.

— Не хочу упырем быть как ты, — выпалила она раньше, чем успела подумать. — То есть… прости… Но…

И она, смешавшись, совсем замолчала. А Бануш похлопал своими невозможно прекрасными глазами, да ну хохотать! Найка даже обиделась немного. Вообще-то он должен был обидеться, но когда у них было всё по-людски? С чудовищем-то.

— Я не вампир, — наконец отсмеялся Бануш. — Поменьше бери книги у Марты, она всякую ерунду читает. Вампиры, если они и есть, нежить. А я живой и теплый, можешь потрогать.

Он тут же получил подзатыльник и едва не улетел в болото, но Найка поняла, что он прав.

— А кто тогда? На вампира просто очень походит, — словно оправдываясь, пояснила она.

— А это я скажу тебе не раньше, чем пойму кто ты, — ответил Бануш. — Прости, но иначе не честно. Я ужасно любопытный, чтоб ты знала.

Это Найка и без того знала, поэтому только кивнула. Да, он первый начал ходить вокруг Катеньки еще до того, как она впала в свою спячку. И ведь разгадал, кто она. И её тоже разгадает. Если она, конечно, чудовище. Во что сама Солунай категорически не верила.

— Давай начнем с простого, — тем временем продолжил Бануш, осторожно пробуя горячую сосиску, пахнущую болотным газом и подкоптившимся мясом. — Что тебе хочется больше всего. Может, гнездиться? Или собирать драгоценности? Пить кровь? Убивать людей?

На каждый вопрос Найка мотала головой, лишь на «пить кровь» на мгновение задумалась, но всё же решительно отмела и этот вариант. Просто вспомнилось как в тумане что-то из детства. Теплая, вкусно пахнущая рука. Соленая густая жидкость. Слабенькую Солунай докармливал Александр Николаевич лично, и пусть её вовсе не тянуло к крови, вспоминать это было приятно.

— Хорошо, — не стал отчаиваться Бануш. — Хвост у тебя есть? Чешуя? Когти?

— В том-то и дело, что ничего нет! — начала злиться Найка.

— Давай проверим, — поддразнил её Бануш и дернул за штаны. Этого Найка стерпеть уже не могла, и они покатились кубарем, к счастью, в другую сторону от трясины. Разозлившаяся, грязная и страшно обиженная Найка сама не поняла, как укусила Бануша. Её оправдывало лишь то, что он уже пару раз довольно ощутимо укусил её.

И лишь поняв, что он почему-то не отвечает больше на удары и вообще лежит мешком, испугалась.

— Бануш! — она затрясла его за плечи. К счастью, он открыл глаза и даже разлепил губы.

— Ты меня отравила, — еле слышно прошептал он. — Тащи к Гансу, я тут не хочу окочуриться. Не реви, дура! И туеса не забудь!

Всё правильно, без ягод лучше не возвращаться.

Глотая слезы, Найка накинула Банушу на голову капюшон, в руки, сложенные крестом, сунула оба туеса, а длинные рукава связала, чтобы ягоды не вывалились. И поволокла его за ноги обратно к приюту. Ганс должен был помочь.

Вообще-то старого немца звали иначе. Джисфрид. Но выговорить его имя без запинки могли только взрослые, а Александр Николаевич как-то назвал его одним из Гансов, вот дети и подхватили. За спиной его звали так, а в лицо «герр Шварц». Старику нравилось.

Айару, обожавшая придумывать и рассказывать страшные истории про приютский персонал, рассказывала, будто в войну Джисфрид Шварц был среди врачей, ставивших опыты над заключенными канцлагерей. Попал в плен, был отправлен с другими заключенными куда-то на закрытый проект в Сибири. Бежал и вот осел в приюте. И давно бы уже умер, возраст его был уже к ста годам, не меньше, но крепко залип на месте силы в нутре Заповедника и, пока он не покидал нутра, мог продолжать жить.

Верили в это только самые маленькие дети, но Ганса обходили стороной, кроме тех случаев, когда болели. Болели же приютские редко — не иначе как целебный куриный бульон помогал. Ну и что было правдой еще — немец и впрямь никогда не покидал приюта. К счастью, жил он в небольшом флигеле, пристроенном снаружи. Иначе Найка представить не могла, как ей доволочь Бануша.

Выдохшаяся, перепуганная, она минуты три молотила в дверь флигеля, пока врач не открыл.

— Вот, герр Шварц, — провыла она, наконец давая волю слезам. — Я его отравилаааа!

— Опьять ельи вольчьи ягходы? — вообще-то Джисфрид отлично говорил по-русски, получше многих приютский, но в минуты волнения начинал заикаться и говорить с акцентом.

— Нет, — Найка помогла втащить Бануша и уложить на койку, и указала на следы от зубов на запястье мальчика. — Вот!

— Зачщем вы укусили мальтщика, Сольюнай? — удивился врач.

Он ловко оголил руку Бануша до локтя и вогнал иглу. К игле подсоединил капельницу и повесил её на специальный крючок. После этого он оттянул оба века Бануша, заглянул туда, потом в рот и, оставшийся довольным осмотром, сел, складывая руки на коленях. Его взгляд, внимательный и насмешливый, смутил Найку.

— Он первым начал, — буркнула она. — Он выживет?

— Думаю, да, — Джисфрид успокоился и снова заговорил нормально. — А вот вас мне тоже хочется осмотреть, вы не против?

Найка пожала плечами, мол, ей всё равно. Но про себя отметила, что для осмотра её тушки предусмотрительный врач надел перчатки. Врач покачал головой, оглядев укусы Бануша и даже помазал их йодом, после чего наконец перешел к тому, что его на самом деле интересовало.

— Открой рот, Солунай, — вежливо попросил он и осторожно, но сильно надавил ей на клыки, потом под ними и под язык так, что она закашлялась и едва не сдавила челюстями его пальцы. И только тот факт, что она понятия не имела, где брать капельницу с физраствором и как её ставить, её остановило.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он, даже не заметив, в какой опасности находился. — Желёз как у змей нет. Откуда тогда яд? Да еще парализующий. Ну-ка, Солунай, душа моя, плюнь в пробирочку.

Пробирку он достал из ящика стола и тут же убрал подальше.

— А теперь иди, отнеси ягоды на кухню, а Бануша проведаешь позже. И не беспокойся, с ним всё будет в порядке!

Когда Солунай закрывала за собой дверь, она слышала, как он бормотал себе под нос:

— Акселераты, раньше хотя бы к годкам двенадцати ядовитыми становились, а тут вон, от горшка два вершка и туда же!

7 глава. Куриный переполох

После сытного обеда на скале очень не хотелось снова собираться и идти вниз, но Егор был неумолим.

— Здесь не только мы весь Заповедник видим, но и нас он тоже видит, — поучал он, затаптывая остатки огня и тщательно упаковывая оставшиеся дрова и пряча под снег. — Дым костра далеко видать. Не нужно судьбу искушать. Вы сказали, что не за чудовищами сегодня. Я вам поверил. Теперь давайте так и действовать. Сейчас заберемся поглубже, поглядим, нет ли следов косуль. И пора будет палатку ставить.

— А зачем поглубже, если… ну… — Никита смешался, не решаясь еще раз снова напомнить про обещание не лезть за Красные ворота.

— А затем, что раз границу пересекать вроде как нельзя, то и ловить нас будут на границе, — пояснил Егор. — Не трусь, это я для красного словца сказал. Никто никого ловить не будет.

— Слушай, — долго молчавший Пашка наконец встрепенулся. — А если не убивать чудовищ, а просто увидеть? Это можно? Ну типа той птички с лицом.

— Ты как это представляешь? — Егор даже остановился, и Никита, шедший за ним вплотную, наехал на его лыжи. Пока Никита бормотал извинения и суматошно пытался сойти в сторону с тропы, Егор продолжал, словно и не заметил этого:

— Ты думаешь, чудовища тоже решат, что вот сегодня нет, просто поглядят на нас? Окстись, Паша, это не птички и зверики. Это чудовища. Монстры. Они убийственно опасны.

— Да как скажешь, — сдулся Пашка и виновато глянул на Никиту. Похоже, он воображал, что у них будет фото-сафари или вроде того. Но Никита только сделал вид, что тоже опечален. На деле он вовсе не считал нужным встречаться с чем-то, что Егор считал чудовищами. Ему определенно хватало того, что они уже поохотились, ходили в лесу и ни разу еще он не потерялся, не утоп и не свалился со скалы. Такой отдых начинал ему нравится.

А вот Пашка определенно был недоволен и постоянно поглядывал на Никиту так, словно был виноват в чем-то. В конце концов, Никите это надоело, и он окончательно перестал оглядываться. Уставился в спину идущего впереди Егора и шел, только и надеясь, что не успеет устать сильнее, чем в их первый переход. О чем думал сам Егор, неизвестно, да только те следы первым заметил именно шедший последним Пашка.

— Мужики, глядите! — крикнул он и махнул рукой в сторону. Никита присмотрелся и ахнул. То, что сначала он принял за причудливо ложившиеся на снег тени, на самом деле оказались следами. Следы были глубокие, словно существо, их оставившее, было весьма тяжелым. За каждым следом тянулась еще борозда, словно к птице была прицеплена толстая цепь или что-то вроде того. Поэтому следы с первого взгляда и не глянулись как следы, так утешал себя Никита, примеряя руку к следам. Его несколько смутило, что след был больше ладони. Таких птиц он на Алтае не знал. Не то, чтобы он прямо очень хорошо разбирался в животном мире, но страусов среди снегов он бы запомнил.

— Это что, страусы из зоопарка сбежали? — хохотнул Пашка, словно подслушал мысли друга.

— Не знаю, — признался Егор и почесал затылок. — Ну, можем поискать птичек. Они явно не летают, да и всего лишь птицы, верно?

— Верно! — обрадовался Пашка и хлопнул Никиту по плечу. — Прикинь, Кит! Поохотимся!

Никита молча кивнул. Он был на страусиной ферме и ему категорически не понравилось, как эти злобные птицы тянули к нему клювы. А мощные лапы и рассказы экскурсовода о том, что этими лапами можно делать… Впрочем, у них были ружья, а мимо такой птицы и он не промахнется.

Егор с заметным облегчением отдал им взятые с собой запасные ружья, наверняка уже порядком устал их тащить — Никита с непривычки и вовсе чуть не уронил ружье, да показал, как стрелять. В тир друзья ходили не раз, так что были уверены, что справятся. Настроение изменилось. Появился азарт, и Никита шел с новыми силами, то вглядываясь в следы, то крутя головой по сторонам, надеясь первым увидеть неизвестную птицу.

Впрочем, азарт быстро угас. Ружье оттягивало руки, снег был рыхлый и глубокий, отчего ребят не спасали даже широкие лыжи, да еще и темнеть начало.

— Стоп! — Егор снова резко остановился, но на этот раз Никита был настороже и успел затормозить следом. — Еще немного и палатку мы будем расставлять при свете фонарика. Поищем пташек утром. Сейчас нужно развести костер, палатку поставить, печурку собрать и приготовить ужин. Кто из вас умеет ставить палатку или хочет заняться костром и ужином?

Никита вызвался принести сучьев для костра, а Паша пообещал, что справится с палаткой. Впрочем, когда Никита вернулся, ставили палатку Егор с Пашкой вместе. Никита немного переживал за ночевку в лесу. Конечно, он боялся замерзнуть, но еще больше ему претила мысль спать бок о бок с малознакомым Егором, да и Паша как сосед его не радовал. Так что палатка его осчастливила своими размерами. Он сам подумывал купить такую же.

— Специально для туристов взял, — ответил на его взгляд Егор. — Окупилось моментально. И всё равно к утру все как гусеницы в центр сползаются в своих мешках. Так не страшно и теплее.

— Страшно? — уточнил Никита и понизил голос. — Медведи… волки?

Егор лающе засмеялся.

— Скажешь тоже, — произнес он наконец. — Медведи сейчас спят. А волки и вовсе на этой высоте не бывают зимой. Да и не полезут они сейчас к человеку. Еще не голодно. И морозов особых не было.

— Ну ладно если так, — Никита оглянулся на темный лес, который шумел над их крошечной полянкой и замер. То ли от восторга, то ли от первобытного ужаса, который самим первобытным в большинстве своем был неведом. Для этого нужно было иметь фантазию.

Впрочем, когда снег в котелке растаял и вкусно запахло травяным чаем, Никита отбросил все страхи и присел у костра. Они по-братски поделили остатки холодной птицы и бутерброды, что запасливо заготовил Никита в гостинице. Аромат чая и дыма плыл над поляной и осоловевший от тепла Никита лишь вяло надеялся, что эти непривычные для леса запахи не привлекут никаких чудовищ.

Над поляной рассыпалось столько звезд, сколько Никита никогда не видел ни в Москве, ни в прошлом году, когда приезжал сюда с Пашкой. Может, всё дело в том, что они ночевали только в гостиницах, а после своего неудачного сплава Никита и вовсе не особо смотрел в небо, предпочитая уткнуться в телефон.

— Как же красиво, — выдохнул он вместе с облачком пара.

— Красиво, — равнодушно согласился Егор. Он докурил и бросил окурок в костер. — Ложитесь, городские. А то утром сил не будет птичек искать.

Никита нехотя полез в палатку. Ему казалось, что там будет холодно, но палатка хорошо прогрелась благодаря сборной печурке, которую установил Егор. Так вот зачем он лазил в палатку, пока они любовались звездами! И чем гремел внутри. По такой печке и не скажешь, что её собрали прямо тут — выглядела основательной. Пол палатки был застелен ковриками, а у каждого спальника лежала парочка солевых грелок — такие Никита видел и раньше, он знал, как ими пользоваться. Его затопила волна признательности к Егору. Надо же, пока он ныл и резал бутерброды, этот угрюмый бородач предусмотрел все мелочи и волок на себе столько полезного для комфортной ночи в зимнем лесу!

Впрочем, забравшись в спальник и наконец-то с трудом согревшись, Никита пересмотрел свое мнение насчет комфортной ночи. Лес за пределами палатки ни на мгновение не замолкал, он жил своей жизнью. Что-то скрежетало, ухало и свистело.

— Да, вот так полежишь в темноте и в любое чудовище поверишь, — нарочито бодро проговорил Пашка вполголоса, но на последнем слове голос дрогнул. Никита был благодарен другу за поддержку. В самом деле, разве не в этом весь фокус Егора? Поводить их по лесу, где ранее он сам чем-нибудь наоставлял следов «чудовищ», дать им послушать ночную жизнь леса — и готово. Они будут до конца дней своих верить, что едва-едва разминулись с монстрами и должны радоваться, что выжили. Ну что же, не так уж это и глупо. Никита выдохнул. Он даже не расстроился от того, что так быстро разгадал уловку их провожатого. В конце концов, квесты он любил проходить и в Москве и денег на них ему было не жаль.

Он лег поудобнее и только собирался уснуть, как понял, что пить ему стоило меньше травяного чая.

Он с трудом заставил себя выбраться из нагретого спальника и пополз к выходу из палатки.

— Ты куда? — сонно пробормотал Пашка.

— Зов природы, — шепнул Никита в ответ, пытаясь нащупать молнию на двери палатки.

— А, поссать собрался? — мгновенно «перевел» Егор. — Возьми с собой фонарик, всё безопаснее.

Никита благоразумно проглотил рвущиеся на язык замечания про продолжения квеста даже в таких интимных моментах, как пойти в туалет и послушно взял фонарик. Стоило ему приоткрыть палатку, как он тотчас промерз до костей. Желание идти куда-то далеко совсем пропало, но выходить всё равно пришлось — позывы были всё сильнее.

Прогоревший костер темной кляксой темнел посреди снега и — Никита провел лучом фонарика через поляну, — повсюду были такие же следы как в лесу.

Трясясь от холода, он восхищался трудолюбием Егора. Охотник ведь залез в палатку почти сразу вслед за ними с Пашкой, вроде как затаптывал огонь, протирал котелок. Да, пожалуй, Никита был изначально неправ. С провожатым им повезло. Надо будет потом не забыть поблагодарить Пашку за приключение. И правда веселее, чем сидеть в дождливой Москве.

Он отошел недалеко, к ближайшему дереву, чтобы не провалиться в сугроб по пояс, из последних сил расстегнул одеревеневшими от холода пальцами ширинку, а когда с еще большими усилиями застегнулся и наконец собирался возвращаться, сзади раздалось хриплое:

— Кх-кх… Кххха!

— Что ты кашляешь как туберкулезник, Пашка, — сквозь дрожь ухмыльнулся Никита и решил пошутить в ответ. Щелкнул фонарем, резко развернулся и присел, одновременно светя лучом туда, где должна была быть голова друга.

Это его и спасло. И ужасающий клюв лишь вскользь прошелся по куртке, а в свете фонаря Никита отчетливо увидел крупную птичью голову, немного похожую на пеликанью, только крупнее, а клюв чуть короче. Маленькие белесые глаза прикрылись вторым веком от света, клюв распахнулся, и Никита с ужасом увидел, что неизвестное существо было не совсем птицей — его пасть была полна острых как иголки зубов.

Никита завопил что есть силы, швырнул фонарик прямо в пасть чудовищу и бросился прочь, не разбирая дороги. Ему хватило ума не пытаться вернуться в палатку, чтобы спрятаться там от чудовища, но уже через несколько шагов по снегу он пожалел о своем решении. Стоило разбудить остальных, у Егора были ружья, да и вообще… Что, если они не слышали его крика, и теперь спят, а неизвестные твари раздирают палатку и живьем поедают их прямо в спальных мешках? Эта мысль свербила в голове Никиты, пока он огромными скачками несся через сугробы, слыша за спиной недовольное «кхр-кхр». Кажется, тварь всё-таки подавилась фонариком.

Никита уже было решил метнуться в сторону и попытаться вернуться в лагерь и криками заранее разбудить товарищей, если они еще живы, но тут ноги его провалились в снег, он заскользил по склону и рухнул на дно оврага.

На фоне темного неба он с трудом различил несколько голов тварей, которые с любопытством смотрели вниз, переговаривались хриплыми «кха» и изредка взмахивали крыльями. Вниз они спускаться не торопились, и Никита почувствовал короткое облегчение, которое тотчас сменилось паникой. Замерзнуть в овраге казалось ему сейчас ничуть не лучшей участью, чем быть убитым вот этим существом. Без фонарика он не мог их теперь хорошо рассмотреть, но успокоившийся немного мозг выдавал обрывки того, что он видел в ту секунду, как осветил тварь снизу. Больше всего она походила даже не на птицу, а на куролиска, которого он видел в компьютерной игре. По крайней мере, чешуйчатый хвост и птичья голова ему хорошо запомнились.

Он собирался снова начать кричать, сам не понимая зачем, то ли чтобы отпугнуть тварей, то ли чтобы позвать Егора и Пашу, но тут раздался выстрел. Никита от радости подпрыгнул на месте и тут же едва не завалился на бок — ногу пронзило острой болью. Неужели сломал? Пока он пытался добраться через слои одежды до лодыжки и пощупать её, раздался еще один выстрел и сверху на Никиту свалилась туша «куролиска». Он успел немного сдвинуться в бок и просто упал в сугроб, а не повредил ноги еще сильнее.

Только сейчас до него дошло, что выстрелы раздавались с другой стороны оврага, а не оттуда, где был лагерь. Он не стал подниматься со снега и затих, укрывшись тушей твари. Вторая туша, сбитая первым выстрелом, медленно скользила по снегу в овраг. Оставшиеся птицезавры с тревожными «кха-кха!» бросились прочь от оврага. Никита только надеялся, что по пути им не встретится палатка.

Наступившая тишина была недолгой. Вскоре с той же стороны, с которой раздавались выстрелы, послышался скрип снега под лыжами. Никита затих совсем и уставился на край оврага, пытаясь понять, кого он увидит. Одно было ясно — эти кто-то точно знают про чудовищ, а не считают их байками, как он считал.

На фоне неба с трудом можно было различить два силуэта. Один массивный как медведь с ружьем в руках. Второй пониже и потоньше с целым облаком волос. Никита не смел поверить в удачу, но тут мужчина заговорил:

— Всё-таки в овраг. Придется тащить наверх, а от тебя помощи ни на грамм. И почему я тебя взял, спрашивается?

— Потому что я первая увидела дым, и вы мне давно обещали показать охоту на живца, — ответил смутно знакомый голос, и Никита решился.

— Солунай, — тихо позвал он.

Его услышали. Мужчину с чувством выругался так, как Никита бы никогда не позволил себе при девушке, и добавил в сердцах:

— И чего ты там шею не свернул, турист.

Конец ознакомительного фрагмента.