Немиров дол. Тень

Оксана Дунаева, 2022

Забраться в логово к огнедышащим крылатым аспидам, выкрасть яйцо и живым выбраться из их мёртвых скал не каждый опытный охотник сумеет, а для юных княжичей и вовсе – задача едва посильная. К тому же в этот раз участники славного Княжьего Жребия догадываются, соперники будут опаснее небесных хищников, у каждого есть свой тайный замысел.Юный Дарьян об этом не думает, не в княжеских хоромах родился. Да и голова сейчас другим занята. Заветная мечта, о какой и сам себе боялся признаться, – сбылась! Сам княжич Ратмир вдруг приблизил, сам взялся воинскому делу обучить. Какова плата? Ратмир уверяет, ничего, что Дарьян не смог бы выполнить… И не лжёт. Но бывает, легко сделать руками, да нелегко при этом сердцем не умереть.

Глава 1. Рать из подземелья

Уютно, широко, до щелчка в челюсти Дарьян зевнул. В серой после дождя тишине покачивание и мерный скрип старой, наполненной шуршащим зерном телеги под ним, против воли убаюкивали. Молодой возница Гринька клевал носом, всадники, укутанные в шерстяные плащи и кожаные дождевики с глубокими капюшонами, бодрились и прямили спину через силу.

Внезапный звук был негромкий и резкий, словно… топорик по доске рубанул? Только странный какой-то топорик, маленький, будто игрушечный. Дарьян сморгнул навязчивую дрёму, поправил съехавшую на глаза новую щекотную заячью шапку, обернулся.

Вереница телег и три десятка верховых медленно тащились сквозь редкий, едва опушённый младенческой салатовой зеленью лесок, заполонённый влажным чёрным сухостоем и яркой настырной молодой крапивой. Ворчание старого дерева мешалось с нестройным глухим перестуком копыт. Позвякивала сбруя, отфыркивались кони, и время от времени во весь рот зевали пробудившиеся сегодня перед рассветом люди.

Во всём обозе один Дарьян, обученный грамоте паря, направленный в этом году с весенней данью счетоводом, мог без зазрения совести плотнее запахнуть овчинную, пахнущую хлевом душегрейку и сытым котом свернуться, подремать на старых кожухах, постланных сберечь зерно от дождя.

Сейчас был рад, что этого не сделал. После неразгаданного звука, влажная серая тишина показалась затаившейся, хищной.

— К ОРРУЖИЮ! — страшно взревел главный из трёх яров, сопровождающих обоз плугарей, и рёв этот Дарьяна подбросил, заставил вскочить на колени, вцепиться в плетёный борт телеги и дико завертеть головой.

Забряцало железо. Изумлённые плугари опустошали ножны, нахлобучивали шлемы. Кто-то понудил коня прибавить шагу, кто-то отпустил поводья, чтобы снять со спины щит. Строй смешался, телеги встали.

Почему так расслабились, понятно: ярская застава близко, устраивать здесь большой разбой никто не посмеет…

И тут Дарьян увидел, что это был за «топорик», увидел, что не игрушечный он был, а того самого, нужного размера, чтобы в умелой руке мигом отправить его к праотцам.

Вслед за этой первой стрелой, нервной, предательски поспешной, угодившей в угол телеги, в воздухе свистнула целая их охапка.

Одна вжикнула над плечом пригнувшегося Дарьяна, пробила старую шкуру и с тихим шорохом на три четверти ушла в зерно.

Вымазана сажей, с вороным оперением.

Ошалело её разглядывая, Дарьян и Гринька пропустили по два вдоха… А потом оба разом сиганули на землю.

Рука Дарьяна бездумно, уже на лету схватила котомку с дорожной поклажей. Едва он шмыгнул под телегу, четыре стрелы отбарабанили в борт и три вспахали землю у колес. Отовсюду неслись вопли раненых, чёрная ругань уцелевших ратников.

Гринька! Где?!

Оказалось, под телегой Дарьян один. И тут только увидел: рука в коричневом засаленном рукаве знакомой свиты низко свешивается с борта, безжизненно дёргается в такт рывкам непривычной к боевой сутолоке молодой мохноногой кобылы.

Дарьян рванул за руку вниз. Потом ещё раз. Стащить не получилось. Ладони намокли, глянул на них: кровь, много, рукав — насквозь.

— Уво-одят! Телеги уво-одя-ат! — полетел над лесом отчаянный надрывный вопль с конца обоза.

Вокруг уже стучало о щиты и звенело на все лады железо. Кругом — заполошные выкрики, клокочущие, захлёбывающиеся хрипы.

Мало что обозревающий из своего укрытия Дарьян понимал, вряд ли это нападающие. И уж точно не яры. Это умирают свои, плугари!

Действовал быстро, будто надоумил кто. Достал из котомки огниво и круглую берестяную коробочку с трутом. Открыл её, уставил на прогалине в молодой траве. С первого же удара кресалом о кремень тонкая, словно детский ноготок, кудрявая стружка радостно вспыхнула.

Подождал, чтобы огонь занялся, и боком запихал коробочку в зазор между бортом и днищем, протолкнул поближе к рогоже, постланной на дно. Ярская застава недалеко, дым увидят.

Около телеги плугаревы белые онучи, обвитые крест-накрест тёмными ремешками поршней, мелькать перестали. Теперь топтались воины, обутые в чёрные короткие мягкие сапоги с вышитыми ползущими вверх красными змейками.

Подземцы!

Ощетинившимися голодными волками они наскакивали на яра. О том, что это яр, говорило и количество противников, которых он всё ещё удерживал на расстоянии, и его рыжие, лоснящиеся от масла, высокие сапоги, какие у плугарей один лишь князь может себе позволить. С рыжего голенища на Дарьяна скалилась тиснёная крылатая собака.

Думал Дарьян недолго, упёрся ногой в днище, схватился обеими руками и выломал тонкий кол. Удачно получилось, обломанный конец острый. Рывком перекатился к тому борту, где спиной к нему приплясывали подземцы.

Наскакивали умело, оттеснили яра от телеги и теперь один старался зайти ему за спину. Яр при каждом замахе взрёвывал, часто во все стороны то по металлу, то по дереву, обтянутому кожей, бухали его тяжёлые удары.

Лёжа на спине, Дарьян прицелился остриём, словно на рыбу у мелководья охотился. Рыбу он бил метко, не хуже, чем мелкого зверя пращою.

Длинный точный выпад и деревянное жало ударило подземца в сгиб под колено. Тот сдавленно охнул, нога подогнулась. А в следующий миг повалился в траву с окровавленной шеей, истово засучил ногами, засипел. Ещё совсем молодой, безусый, как Дарьян, испуганный.

Трое его соплеменников топтались не близко, из-под телеги не достать. Вокруг уже клубился белый дым, огонь въедался в зерно, облизывал влажные жерди.

Окрылённый боевой удачей, Дарьян выскочил с другой стороны меж колёс, отбросил котомку подальше и обежал телегу.

Спиной к нему сражались три хищно ссутулившихся плечистых воина, одетых под пластинчатой бронёй во всё чёрное. Бились устрашающе слаженно, как шестилапая зверюга из Мраковых чертогов, приседая и приплясывая, пытались достать яра. А тот обливался потом, тяжело дышал, и отбивался уже через силу.

Дарьян размахнулся отчаянно, далеко, послал деревянное острие под колено тому подземцу, что был ближе.

Этот боли словно не почувствовал, на ногу припал, но даже не вздрогнул. Вместо этого мгновенно в прыжке развернулся, оказался лицом к лицу с юным плугарём.

От такой прыти и выдержки Дарьян обалдел, ведь никогда не бывал в настоящем бою насмерть. Уже не осознавая, что и зачем делает, попытался с силой ткнуть палкой в зазор брони.

Не успел. От мощного удара круглым чёрным щитом с ползущей по краю красной змейкой влетел в борт телеги, запнулся о ногу мёртвого юного ратника и чуть не упал.

Подземец шагнул, надвинулся. Весь в чёрном, подражая тьме нижнего мира, выше Дарьяна на голову, хотя дома в свои шестнадцать вёсен он уж многих перерос.

Коротко, резко, невысоко умелая рука привычным движением вскинула меч.

От перекошенного, вымазанного сажей лица, от дикой ярости в сверкающих белками глазах горло Дарьяна перехватило так, что ни выдохнуть, ни крикнуть. А кричать хотелось. Орать изо всех сил: стой! Погоди! Не руби! Не убивай! Жуткий последний миг жизни, невыносимый, тошнотворный странно растянулся.

И тут страшная чёрная башка вдруг легко сорвалась, отскочила от плеч, словно ненастоящая, словно во сне. Онемевшего парня хлестнуло дробью тяжёлых капель.

Яр уже успокоил тех двоих, с которыми его оставил Дарьян, — один лежал ничком недвижимо, другой мычал, вяло, бессмысленно ползал в сырой, залитой кровью траве — и успел-таки, спас мальчишку-плугаря.

Тяжёлая обезглавленная туша повалилась Дарьяну в объятья, он не удержал, вместе с ней неуклюже рухнул на колени. Тёплая, ещё живая кровь залила лицо, попала в распахнутые до бровей глаза, наполнила раскрытый в беззвучном крике рот.

— Подмо-ога-а-а! — ликующе взвыл кто-то рядом из травы.

Лошадь, и так обезумевшая от разгорающегося за спиной огня, от мешанины страшных запахов и звуков, заржала, шарахнулась, вырвала узду из крепких рук.

Дарьян ничего этого не увидел, моргал, судорожно сглатывал кровь. Удар оглобли пришёлся ему повыше виска, разом выкинул в глухую непроглядную тьму.