Окна

Коллектив авторов

Дебютный проект девяти писателей из России, Белоруссии, Израиля. Жизненные истории, написанные в жанре иронической прозы, детектива, фэнтези, хоррора, драмы, мистики. Их объединяет общая тема: что происходит за тем окном? Какие секреты скрыты за задернутыми шторами? Рискнете заглянуть?

Одеты-обуты

Татьяна Линчик

Если бы можно было заглянуть в окно второго этажа, то мы бы увидели немощную, изнеможенную женщину с потухшим взглядом. Она лежала на кровати и, прикрыв глаза, вспоминала свою жизнь. Страшно болела спина, хотелось перевернуться хотя бы набок, но сил на такое, казалось бы, простое движение не было. Твердым камнем давило под лопатку собравшееся складкой мягкое одеяло, но и этот комок невозможно было расправить, приходилось лежать и всеми силами стараться не замечать эту боль и дискомфорт. Ей очень хотелось разгадать, что же в жизни она сделала не так, а физические страдания отвлекали от глубоких мыслей и воспоминаний.

Лариса никогда не была божьим одуванчиком. Причем ни в детстве, ни в среднем, ни в зрелом возрасте.

В раннем детстве она открыто тянулась к маме, ей не хватало ласки и доброго слова. Но мать имела свои взгляды на воспитание и считала, что главное — одета, обута, накормлена, в чистой одежде и прибранной комнате.

Комната, к слову, была одна. В ней умещались всем семейством — отец, мать и дочь.

Лара быстро поняла, что, если тебе не достается то, чего остро не хватает, надо сделать вид, будто оно тебе и не требуется. Стать более жесткой, колючей, стараться изо всех сил и преуспевать в жизни, чтобы не просить, а снисходительно принимать похвалу, лесть и внимание.

Ей это ловко удавалось. Она много читала, всегда готовила домашние задания и снисходительно могла позволить списать у себя двоечнику, который будет достаточно красочно говорить ей комплименты. Она имела свое профессиональное мнение на любой вопрос, даже если по этому вопросу прочла не более одной книги, при этом уже считала себя экспертом.

Лежа все в той же кровати, поддалась настойчивому желанию сомкнуть тяжелые веки и забылась сном. Почему-то снилось, как она с мужем и сыном переехала в Прибалтику. Как отвела трехлетнего сына в детский сад, а в конце дня, проведенного среди детей, говорящих на другом языке, он вдруг выдал «уз радзешанос» светловолосой воспитательнице перед уходом домой. Какая она была гордая! Умного сына воспитала, весь в мать.

Потом пришла картинка, как снова напился муж и крушит посуду на кухонном столе. А что? Так у всех, зато она за границу приехала. Это же благодаря его работе. Но ненависть к этому краснолицему человеку даже сквозь сон закипела в ней. Ненависть и больше никаких чувств.

Свадьба. Он — завидный жених, она — в белом платье, родня, гости. И она хвалится нарядом, блюдами на столе — всем на зависть. И гордится тем, что Володька достался ей, а не кучерявой дурочке, которая за ним бегала. Уж кто, как не Лариса, сумеет распорядиться Володиными мозгами. И распорядилась, что теперь живет лучше других. Рассчитала все точно, как и куда он дальше двигаться будет.

А вот этот кусочек памяти вдруг всплыл, как осколок стекла в осенней луже, заглянула внутрь. Там четырехлетний сын плачет надрывно: «Мама, мама, мне больно». Упал, растянулся на асфальте, голые ножки в коротких шортиках, кожаные сандалики, зацепился подошвой о какую-то неровность дороги. Всем телом проехался по прибитой дождем пыли, подбородок ободрал. Так бежал к маме, радовался встрече, мечтал увидеть весь день, он обнять ее хотел.

Тут же слышит свой металлический голос: «Витя, встань! Ты весь грязный будешь. И не реви! Хватит, пожалуйста. Не перестанешь — я одна домой уйду».

С этими словами она очнулась в настоящем времени, все та же кровать, булыжник из скомканного одеяла и очень хочется пить. Хоть бы кто зашел, подвинул кружку с трубочкой к ней ближе. Ведь всего в каких-то двадцати сантиметрах от нее на тумбочке стоит.

И от этого бессилия громко выдохнула и получился то ли стон, то ли визг. Вошла сиделка.

— Лариса Аркадьевна, вам нужно чего-то?

Пациентка, а в прошлом уважаемая дама, с укоризной посмотрела на женщину, затем перевела взгляд на кружку воды.

— А, поняла, вы пить хотите. Сейчас-сейчас. Я приподниму вас немного, чтоб не подавились. Вот, тяните из трубочки. Так безопасней. Во-от, так оно лучше будет. Я вас так пока оставлю, полусидя, обзор другой будет, может, вам так больше понравится.

Лариса совершенно безвольно согласилась на такое положение тела в пространстве, кстати, булыжник одеяльный даже перестал мучить. Так оно действительно как-то получше.

Но она с мыслями до сих пор осталась в тех воспоминаниях из сна. Вдруг она услышала, как в коридоре сиделка Соня говорит по телефону:

— Мама в сознании, иногда говорит, но очень слабая, конечно. Приехать хотели бы? Да, это можно, конечно, можно сколько угодно дней оставаться. Ага, Дмитрий, вы завтра приедете? В любое время можно.

Сын, младший. Лара прикрыла глаза и увидела себя. Молодую, в светлом платье по модному фасону, с серой кожаной сумочкой фермуар, в лодочках в цвет сумки, в холодном кабинете с плиткой на стенах и смотровым креслом.

— Мне кажется, я беременна. Стала плохо себя чувствовать, можете посмотреть? И сразу оговорюсь, мне не нужен ребенок. У меня уже есть один. Хватит. От этого-то сил совсем никаких. Уже в круглосуточный садик устроила его, не ребенок, а наказание.

Крупная женщина в белом халате и колпаке посмотрела уставшим взглядом и сказала на выдохе:

— А к своему участковому вы пойти не могли? Она только вчера в отпуск ушла. Через месяц вернется. Я могу только осмотр провести, а аборт делать не стану, зачем мне статистику свою портить?

— Нет, сделаете! Я своего добьюсь! Где у вас тут заведующий?

Лариса Аркадьевна моргнула в реальном мире и продолжила просмотр. Стоит она уже на ступенях роддома с белым кулем в руках, куль перемотан голубой лентой. Нельзя не заметить совершенно недовольный вид ее лица: уголки губ опущены, крылья носа раздуты, взгляд злой. Еще этого только не хватало. Муж все пьет, Витька уже скоро в школу пойдет, умный, но до чего же активный, достает ее своими вопросами по выходным, хоть беги от него, а теперь еще один, что за невезение.

Дальше видит, как лежит маленький Димка, гулит на пеленальном столике, в глаза ей заглядывает своими голубыми глазищами, будто спрашивает: «Мам, это ничего, что я родился? Я тихим буду, покладистым, постараюсь не утруждать тебя, ночью буду спать, просить ничего не стану. Понимаю, что виноват перед тобой своим появлением». А вот Димка из школы приходит, чайник поставил, форму снял, брюки по стрелочке сложил, на стул повесил, сел за уроки. Чайник засвистел, сын пошел бутерброды нарезал: «Мама, ты будешь чай пить»?

— Не буду я, Дима, сейчас платье прострочу и обратно на работу ухожу. Лучше бы что-то нормальное приготовил. На ужин есть нечего.

Тут Лариса Аркадьевна, та, что наяву, открыла глаза и подняла их к потолку. Взглянула на люстру, на ее металлические изгибы, на «сережки» из чешского стекла, на то, как солнечные зайчики преломляются сквозь кристаллы и светят всеми цветами радуги. Выдохнула. Не хочется верить очевидному. Димка завтра приедет.

Тут она вдруг вспомнила, как радовалась, что наконец-то ушла от мужа, который за годы брака скатился до пьяницы, развелась, а уже взрослые сыновья не были в тягость. Жили отдельно, на работу устроились, хлопот никаких. Она только советы им давала, кому какой университет лучше оканчивать. Старший — умный, поступил, окончил, всегда все знал лучше других. На работе его за это недолюбливали.

— Витя, ну куда ты лезешь? Даже если у тебя есть свое мнение и тебе кажется, что ты что-то знаешь, сначала спроси, хочет ли кто-то его узнать. Непрошеный совет хуже оскорбления.

Младший поступил в университет, начал учиться, но не вписался в компанию, потом загорелся изучением китайского языка, год ездил на уроки в посольство, университет бросил, за квартиру платил случайными заработками, одежду не менял месяцами. А спустя несколько лет был принят в российско-китайскую корпорацию по разработке инновационных IT-технологий. Компания арендует ему жилье, автомобиль и предоставляет завидный соцпакет и солидные ежемесячные выплаты.

А она в то время устраивала свою жизнь. Окончила бухгалтерские курсы и пришла работать в строительную компанию. Встретила интересного мужчину, вышла второй раз замуж.

Занялась обустройством нового дома. Однажды на каком-то мероприятии была молодая родственница нового супруга, с грудным ребенком, девочкой не старше года.

— К рукам не приучайте, потом не слезет, — со знающим видом продекларировала свой совет Лара по привычке, даже когда не спрашивали.

— Вы знаете, она у нас такая чувствительная, хочет быть всегда с мамой, посторонних боится, ночью даже с нами спит, иначе не уложить.

— Да это вы приучили уже, я своих положила в кроватку и пошла по делам. Спали, как миленькие, старший, правда, проорется хорошенько, а потом спит тихо так и долго главное. А младший сразу понял, что из меня веревки вить не получится, с роддома отдельно спал, я и на смесь его перевела с трех месяцев и каши начала давать сразу, прикорм ввела, а сейчас все что-то мудрят, придумывают, кормят до двух, а то и больше, на руках носят постоянно… — деловым тоном поучала опытная мать.

Стройная молодая мама села на край дивана, посадила дочь на колени и открыла перед ней маленькую картонную книжку с нарисованными парами животных «Про мам и детей».

— Это корова, а это теленок, мама — собака, а ее малыш — щенок…

Почему это все всплывало в воспоминаниях? Ларе вдруг захотелось провалиться в сон без сновидений, она так устала вспоминать кусочки жизни, которой всегда была вполне довольна. Жила ведь лучше других, многое могла себе позволить. И позволяла. Отдых за границей, в санаторий одна ездила, шила себе самые модные платья, много читала, ходила в театр, питалась качественно и полезно, еще не старушка, только-только на пенсию вышла, почему вдруг болезнь ее так подкосила?

Вошла сиделка.

— Лариса Аркадьевна, пора перевернуться и принять гигиенические процедуры. Ну, не хмурьтесь. Это обязательно, вы даже лучше себя почувствуете, — заверила она.

Лару слегка передернуло, она будто снова вернулась в реальность, где является не собой, а малодвижимой страдалицей. Где без посторонней помощи ей даже не перевернуться в кровати. Где от малейшего изменения натяжения простыней и складок под тяжестью тела появляются болезненные раны на коже.

Соня, профессиональная сиделка, оплаченная сыном, приходила в дом, где Лариса жила со вторым мужем. Когда он еще мог — справлялся сам, возил по врачам, поддерживал, когда она спускалась по лестнице. А сейчас, когда Лара весь день только лежит, потребовалась помощь, Дима предложил оплатить все расходы. В этом доме все было сделано так, как нравилось Ларисе.

Просторно, светло, высокие потолки, камин, винный погреб. Что плохого в том, что человек хочет жить красиво и достойно?

Соня обычно протирала Ларису Аркадьевну, что-нибудь рассказывала и спрашивала, но последнее время та перестала отвечать, то ли потому, что устала, то ли потому, что надоело разговаривать с недостойным ее внимания человеком.

В этот раз сиделка поняла, что ответов от подопечной не дождется, и начала рассказывать, как ездила с внучкой на выставку картин, как девочка пяти лет восхищалась Айвазовским. Надо же, маленькая такая, а уже в живописи разбирается, а может, это душа к прекрасному тянется. Когда Лариса услышала про выставку, ей вспомнились посещения картинных галерей и музеев. Когда-то это все было в ее жизни. А с внучкой своей, дочерью старшего сына, она и не думала туда сходить. Все равно та ничего бы не поняла, а потом наверняка требовала бы фастфуда. Лучше в таких местах бывать с подругами. Сходили на променад, а потом в кафе посидели, интеллигентно и изысканно.

Во время процедуры Соня умело поворачивала тело Ларисы, которое сейчас казалось ей таким тяжелым, хотя крупной она никогда не была, сиделка обмывала кожу специальным пенным средством из баллона. В комнате даже как-то посвежело. Тут Лара вспомнила, как однажды заболели дети, как старший кричал от головной боли, у него всегда сильно болела голова при высокой температуре, а младший лежал тихонько в кроватке весь в испарине и только сбросил с себя одеяло, чтобы охладиться. И тогда она вычитала в одной книге, что при высокой температуре детей нужно искупать в теплой воде в душе или в ванной, но не перегревать. Решила попробовать. Одного поставила в ванну, второго держала на левой руке, поливала комфортной водой из душа, лила сверху, чтобы голова тоже намокла и остыла. И действительно, Витя перестал кричать и держаться за голову, Дима молчаливо вытерпел процедуру. Она достала полотенце, протянула старшему, младшего завернула в полотенце-уголок и вышла в комнату. Витя набросил на себя махровое полотенце, вышел вслед за мамой, сел на кровать и сказал: «Мама, я тебя люблю». Никогда она не слышала такого от сына, да и сама не говорила подобных слов. Главное, чтобы одеты-обуты, накормлены и образованы. Какая там любовь, бессмыслица это полнейшая.

Ларису эти слова удивили, но отвечать она ничего не стала. Промолчала. А затем сухо произнесла: «Надевай пижаму. Спать пора, завтра в садик пойдешь».

С каждым днем Лариса Аркадьевна слабела, болезнь давала о себе знать. Врач при выписке из больницы максимально осторожно сказал супругу, что ей осталось совсем недолго. Удалять метастазы уже бессмысленно, они завладели всеми органами, а жизненно важные элементы физиологического процесса нельзя ликвидировать. Поэтому нужно обеспечить хороший уход, покой и надеяться, что пациентка уйдет без мучений. Муж, высокий, статный мужчина, с сединой на висках и добрыми глазами, стоял в недоумении. Он не был готов к таким словам. Ему казалось, выписка из больницы бывает, только когда пациент выздоровел. Лариса последнее время болела, он возил ее по врачам, на исследования, которые были в разных местах города и области, но чтоб вот так быстро? Никогда не мог подумать. Она ведь и моложе его. Как он будет без нее дальше? Да, они частенько спорили, но дополняли друг друга. Она изысканная дама в элегантных нарядах, а он отставной офицер, но в душе хулиган. Он поддерживал ее задумки и поощрял увлечения. Ему нравилось, что она так много знает, но тоже не любил непрошенных советов. А она жила с ним, как за каменной стеной. Дом, хозяйство, плетеная мебель в гостиной и камин — идеальное место и компания, чтобы встретить старость.

А сейчас что? Неужели это конец? И почему бесконечно приходят странные воспоминания о детях? Где воспоминания о ее заграничных поездках? Где слайды с мероприятий и банкетов, на которых она блистала? А почему бы не вспомнить роскошные наряды, висящие в шкафу, ведь они лучше, чем у других, она точно знала! Нет, только Витя и Дима, сопли, болезни, садик и школа, а потом тишина.

— Лариса Аркадьевна, Лариса Аркадьевна! — слышны слова Сони будто сквозь толщу воды. — Лариса Аркадьевна! — как настойчиво, настырно, так не хочется отвечать…

— Лариса Аркадьевна!

— Лара! — это голос мужа.

Чего они хотят?

— Что? — открыла впалые глаза Лариса, и смутные размытые образы покачались, как на воде, а потом собрались в более читаемые облики.

— Жива, — промолвила Соня, — я ее обтирала, она со мной не разговаривала, а все смотрела на люстру сначала, а потом на картину на стене, ту, где море. А потом смотрю, глаза у нее как-то закатываться стали, а потом закрылись. Я вас позвала, думала, может, уже пора проститься. По-разному бывает.

— Лара, это я пришел. Димка звонил, завтра приедет. А Витя пока в отъезде. Тебе, может, телевизор включить или музыку?

— Ммм, нее, — удалось сказать Ларисе.

— Хочешь отдохнуть?

— Да, — едва слышно ответила Лара.

Спустя час Соня заглянула к своей подопечной, Лариса лежала в кровати с открытыми глазами, голова была повернута в сторону картины, при звуке двери она шевельнула головой и посмотрела на входящую Соню.

— Лариса Аркадьевна, я зашла спросить, может быть, вам чего-то хочется? Водички или бульончика куриного, вы давно не ели. Не знаю, может быть, вам подушку поправить?

— Мне жить хочется, — тихо и медленно произнесла Лариса.

На следующий день приехал Димка, поздоровался с маминым супругом, оставил рюкзак в прихожей, положил телефон в карман, вымыл руки и поднялся по тяжелой лестнице с коваными балясинами на второй этаж.

Он вошел в комнату, где лежала мама, в нос ударил запах тяжело больного тела, его редко можно почувствовать в обычной жизни, но его знают наверняка все те, кто сталкивался с неизлечимыми пациентами.

— Мама, это я, Дима.

Лариса открыла глаза, увидела тот самый белый сверток, перевязанный голубой лентой, потом вспышка, и вот перед ней стоит взрослый мужчина.

— Мама, я приехал.

— Дима, ты приехал, я так тебе рада. Дима, я тебя люблю. Открой окно и принеси чаю, пожалуйста.