Чужая душа. Славянская сага. Часть 1. Аркона

О. П. Фурсин

Перед вами книга, отнесенная авторами к жанру исторического фэнтези.О чем еще книга? Об эзотеризме. И, наряду с сакральной Еленой Блаватской, будет на ее страницах некая Джулия Вонг. Что, не смотрите «Битву экстрасенсов»? Да мы в целом тоже.Есть ли в книге иностранная разведка? Конечно. Есть, к примеру, родноверы современные, попросту говоря, неоязычники. Есть, в конце концов, американские мормоны, и Митт Ромни собственной персоной, есть масоны! А есть ли ФСБ? Обижаете…

08. Мне к священнику или психотерапевту?

Поверить не могу: стою пред аналоем, где Священное Евангелие и Крест. На голове моей епитрахиль⁵⁰, и два пальца правой руки лежат на Евангелии. А горло мое перехватывает, слова сказать не могу. Батюшка ждет, он предупреждён, что исповедь эта — генеральная⁵¹. Поди-ка припомни, чем согрешила с шести своих лет до дня сегодняшнего. Пожалуй, легче сказать, чем не согрешила. Я ведь готовилась, читала, «как надо», и понимаю, как много следует открыть. Уж эта привычка готовиться! У меня ведь не лекция, и священник не слушатель в зале, он сейчас судья мой… Или нет? Не он, а Тот, Кто над ним…

— Батюшка, мне сказали, что Вы — лучший… Вы потерпите, я скажу, только трудно мне….

— Не обо мне речь, дочь моя, и не к месту произнесла ты похвалу. Обрадовать меня ею не могла, ибо если и служу ревностно, то не для меня ради должен быть пыл мой, а для Того, кому служу… Не надо бы тебе тщеславие моё раздувать, священник — человек тоже, и это соблазн мне… Говори о себе, я тебя выслушаю. Помни, не я тебя слушаю ныне, а Он. Что бы ты Ему сказала, дочь? Согрешала ли?

— Согрешала… Ну, Вы и сами знаете, батюшка. Мы теперь все такие. В жизни не предавала себя воле Божией, не научили. Не плакала о том, что неправедно живу, забывала о смирении, о спасении, и о Страшном суде. Всё мне это сказкой казалось, да и кажется тоже… простите. Не было во мне страха Божия…

— Коли здесь ты, перед Ним, значит, изменилось что-то. Страх-то я твой вижу. природу страха пока не знаю, а страх, вот он… Осквернившие Образ Божий в себе, нехристианскую жизнь ведущие, как часто вы боитесь, трепещете… Из страха ты здесь…

— А раз так, то не нуждаюсь и в помощи? Это Вы хотите сказать, батюшка?

— Нет, не хочу, не надо за меня думать и говорить, дочь моя. Каждый, кто здесь, на исповеди, покается, будет выслушан мной. Если человеческое во мне и возмутится, то Бог не попустит оттолкнуть просящего…

— Нужно каяться, я понимаю, батюшка. Я стараюсь. Ну вот, например: знаю, что считать себя самой несчастной на свете, это страшный грех. И жаловаться на жизнь свою…

— Когда думаешь так, и впрямь это хула на Господа. И ропот. А часто ли ты так думаешь? И почему? Не пешком подошла ты к Храму, и одета ты хоть и скромно сейчас, раз сюда собиралась, но и я не в пустыне живу, могу сказать, что все одно богато одета, вижу это. И образ здоровый мне предстал, и привлекательна ты как женщина. Что вздрогнула? Не согрешаю я, сказав правду; нет второго дна в словах моих. Так же сказал бы и мужчине, что здоров он и привлекателен, как тебе. Я здесь не с мужчинами и женщинами беседу веду, я в вас людей должен видеть — и вижу. Твой случай особенный, впрочем, как каждый… разные у людей судьбы, и каждая особая и единственная… мне ведь сказали, что ты недавно чуть было мужа не потеряла. Он жив, и поправился, и семья у вас хорошая, за что Бога клеймить? Неблагодарность — грех, большой грех…

Слёзы закипают в глазах. Ну, вот как расскажешь человеку чужому, что у тебя случилось, в этой самой единственной для тебя судьбе?

— Доктор, простите, что зову Вас так, я понимаю разницу, поверьте, но не звать же Вас психотерапевтом, в самом деле? У меня такое ощущение, что пропадёт часть меня, как будто я потеряю руку или ногу… Расстаться с ним, это же значит, что вся прошлая жизнь умерла, и я с ней вместе. Ничего нового затевать не могу, нет сил, а старое в могиле! И страшное самое в том, что не знаю: кончится ли эта боль когда-нибудь? Хорошо бы, чтоб кончилась: сил нет больше…

— Марина, давайте-ка Вы повторите мне вслух аффирмацию, своего рода молитву, которую мы с Вами записали на прошлой неделе. Чтобы она стала для Вас действенной, нужно вслушаться в смысл. Что я говорю Вам, милая, Вы же — философ по образованию. Вам без смысла нельзя. Ведь так?

«Я — это Я, а ты — это ТЫ.

Я делаю свое дело, а ты — свое.

Я живу в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям,

А ты живешь не для того, чтобы соответствовать моим.

И если мы случайно нашли друг друга, это прекрасно.

Если нет, этому нельзя помочь».⁵²

Из всей этой считалочки, которую я, конечно же, давно выучила, даром, что философ, кажется, слышу лишь одно: «этому нельзя помочь»…

— Марина, надо осознать, что ваша связь — самостоятельная единица Вселенной. Точно так же, как труба вашего пылесоса. Труба есть, и она присоединена к вам. Связь в виде трубы всегда будет искать момент, чтобы дать вам знать о себе. Для этого труба будет вызывать негативные чувства и отток энергии…

Ах, труба пылесоса? Где-то там, в моём доме, действительно есть пылесос. Я, кажется, ни разу к нему не прикасалась, это предмет, которым интересуется домработница, Варя. Так какого же чёрта предмет присосался ко мне? И тянет, тянет… Почему в моей жизни — труба? О чём говорит со мной эта красивая, ухоженная дама неопределённого возраста, в очках и строгом платье?

— Батюшка, как мне жить с ним рядом? Он ведь насильник, он не прекращает попыток сломать меня во всем, и не только так… как я Вам говорила. Он во всём меня… ломает. Во всём! Если Вы скажете, что надо уйти, мне будет легче. Скажу себе, что этого хочет от меня мой здравый смысл. Ну, и церковь тоже. Я ведь сильная, мне бы только понять, как правильно! Я тогда горы сверну!

— Не могу благословить уход, дочь моя. Муж твой душой болеет. Он в тебе нуждается. Вот если бы больше терпения и любви, может, и он бы иначе стал себя вести. Твоё упрямство очевидно, он его чувствует, как и я.… Если уговоришь его ко мне прийти, может, и сладим с ним вдвоём, я и ты…

— Доктор, Вы и впрямь считаете, что приход сюда моего мужа что-то изменит? Даже если бы я знала, как вообще ему это преподнести…

— Марина, мы поговорим, подумаем вместе. Образно говоря, вы вдвоём должны найти «фигуру внимания», я так это называю… Она непременно есть у вашей пары, и мы её найдем… то, что интересно вам обоим.

— Дочь моя… все эти сны, и всё прочее, что лишило тебя покоя.… Быть может, это повод к тому, чтоб обратиться к врачу? Иногда помогают и таблетки. Более всего не хотелось бы, чтоб истинная болезнь была не замечена мною, и я бы лечил душу, когда болен мозг. Прости, что прям я в речах, но ты действительно сильная. И образования тебе хватает, чтоб себе помочь…

— Марина, а Вы не думали сходить в церковь? Иногда это успокаивает. Я, например, позволяю себе послушать церковный звон по праздникам, и это всегда утешает. А если поговорить с батюшкой толковым?

Всё!!! Лошадь сдохла. А эти стоят над ней и рассуждают, и рассуждают… Не обо мне это, не со мной, вот сейчас, открою крепко зажмуренные глаза, и…

Саша! Как мог ты проделать всё это со мною!

Примечания

50

Епитрахи́ль (греч. Επιτραχήλιον — то, что вокруг шеи) — принадлежность богослужебного облачения православного священника и епископа — длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь

51

Поскольку это первая исповедь Марины, она же и генеральная (цельная и полная), то может длиться и несколько часов, и отчёт даётся с первых осознанных лет жизни.

52

Эти слова принадлежат одному из крупнейших немецких психологов Фредерику Соломону Перлзу. В психотерапии этот текст получил название гештальт-молитвы (молитвы целостности).