Чужая душа. Славянская сага. Часть 1. Аркона

О. П. Фурсин

Перед вами книга, отнесенная авторами к жанру исторического фэнтези.О чем еще книга? Об эзотеризме. И, наряду с сакральной Еленой Блаватской, будет на ее страницах некая Джулия Вонг. Что, не смотрите «Битву экстрасенсов»? Да мы в целом тоже.Есть ли в книге иностранная разведка? Конечно. Есть, к примеру, родноверы современные, попросту говоря, неоязычники. Есть, в конце концов, американские мормоны, и Митт Ромни собственной персоной, есть масоны! А есть ли ФСБ? Обижаете…

11. Беда с Сашей

Я всё подвожу, подвожу себя и других к теме. Ну той, о которой говорить не хочется. Потому что трудно очень, стыдно…

Да ведь не объяснишь иначе ни себе, ни людям, что произошло между мной и мужем, как мы расстались, и как погиб Саша. Только не в этот раз он погиб, а в прошлый, а потом уже не Саша погиб, а тот викинг, Бьорн, который мужем мне быть не мог никогда, и только случайность дурацкая, глупость мистическая…

Нет, плохое начало. И без того лиха беда, а когда говоришь о том, что невозможно представить, только запутаешь все. Надо заново начинать. Сейчас…

Я ощущала угрозу себе явственно. Тут ведь как: мне отчаянно нужен был Саша. Мне хотелось его ласк, тело отказывалось терпеть и дальше долгое безбрачие. Вроде и причин к этому не было: муж не просто подавал мне знаки, а семафорил красным. Но запредельное было ухаживание…

Грудь моя покрылась синяками, несмотря на выставленные локти, и, проскальзывая мимо Саши тенью, что случалось только по крайней необходимости, я непроизвольно сжимала ягодицы, не давая себя ущипнуть, по крайней мере, чувствительно больно. А что он нес, Господи Боже мой! Не стану приводить всё, только самое безобидное:

— Истощала вся… Да кому ты нужна такая, синяя птица. Подходи, пожалею, кину палку разок. Другим не понадобишься, это у меня после голода стоит на все, что двигается. На тебя в последнюю очередь, и то по старой дружбе. Давай, пользуйся. Пока есть… Да не бойся, поди сюда, что покажу…

Я не шла. Разумеется, нет. Потому что если я и хотела Сашу, то не вот этого. Как бы не страдала плоть, но этого вот наглого, циничного, мерзкого мужика я не знала. И узнавать не хотела, ни душою, ни телом.

Почему я не уходила из дома?

Сама не знаю. Врачи говорили, что его грубость — следствие травмы, что лечение и время сделают своё. В глубине души я надеялась, хотя с каждым днём всё меньше. Ещё я боялась людского осуждения: что скажут свекровь со свекром: пока был здоров, был нужен, теперь вот нет. А подруги? Ирка вся любопытством изошла, расспрашивая: что там у вас? Нормальный мужик-то теперь у тебя, иль половинка? А то четверть? А может, и вообще…

Ирку я понимала. Ее хроническое невезение с мужиками общеизвестная истина, у нее просто постоянная встреча с теми же граблями.

Я бы сказала, что нынешний Саша, вот кто ее кадр! Уверенных, наглых и циничных бойфрендов она всегда и выбирала, набивая шишки. А расставалась с ними со слезами, и понятно, что расставалась: надоела с любовью со своей…

Ирка не дура совсем, и не то чтобы совсем из разряда мазохисток. Просто именно такой типаж мужчин ее привлекает. Она и сама вздыхает: «Помойки не было, чтоб я в ней не побывала. Вот пока шишек не наставит, кобель, да не истерзает всю, то вроде бы люблю. Прямо до последнего патрона. А когда и последний расстреляем, поплачу, и стыдно, а потом спокойно на душе, раз уж ушёл всё равно, мучитель. Как снова на приключения потянет, так он выйдет навстречу из-за угла, гад. Всё равно, что другой, не прежний, какая разница. Весь из себя такой…».

Ну, вот как — и что! сказать Ирке, которая всегда с завистью на Сашу поглядывала, потому что, в конце концов, спокойствия и уверенности ему не занимать. И запас дерзости у него есть, чтоб иронизировать по поводу Ирки и её страстей, а в силу гендерной принадлежности может бывать и циничным (раньше слегка… и не со мной…)

И при этом любит, и, как говорят, на руках разве что не носит меня! Пусть не совсем тот типаж, который Ирке нужен, так ведь того именно и не хватает, чего бы и не надо вовсе, без чего в быту только легче. Остальное у Сашки при себе, даже деньги.

Вот как ей объяснить, почему я хочу этого мужчину — и не хочу вовсе! Вот ей бы такой был даже очень нужен, а я нос ворочу.

Ирка, она добрая и весёлая, но вот эти мои тонкости ей не по нраву. Или не по плечу?

Это я так, по душевной растерянности, прошлась по ней сейчас. Разве не была я убеждена, что случись беда какая, она меня прикроет? Ляжет на амбразуру, точно, я была уверена.

Но не об Ирке речь, а о том, почему не ушла. Чего греха таить, была и третья причина: я привыкла к комфорту. Привыкла возвращаться в дом, где убрано, сготовлено, расстелено и застелено. И не мной. А я только пользователь, и такой, что витает в эмпиреях. Искусство, литература, музыка: вот моя стезя. И человек я творческий, вот как.

Стыдно мне сейчас. Я должна была понимать, к чему приведет мое стремление к комфорту и привычке. Душевной ленью называется тогдашнее мое поведение, и ничем иным, и стыдно мне за себя такую. Теперь, когда уже все случилось.

Всё, перехожу к сути, иначе может так статься, что никогда ничего не расскажу, не сумею. Прыжок в воду, которая где-то внизу, и кажется далекой, непроницаемой, холодной, и уж точно гибельной, вот что ощущаю я, приступая к рассказу.

Вот такое же точно чувство посетило меня, когда в один из дней Саша застал меня на лестнице в библиотеке. Он подкрался незаметно. Вообще-то его не должно было быть днем дома, вот уже несколько дней, как свекор вызывал его-таки в офис, угрожая тем, что больше не даст денег.

Я не слышала шума подъехавшей машины, думаю, Саша и не стал ставить ее в гараж. Чтоб не шуметь?

Зачем мне понадобился Большой советский атлас мира, стоявший на верхней полке? Я могла бы найти Руян-Рюген и в интернете, слово «Аркона» дало мне все возможности к этому, я уже знала, где это место, в котором я появилась на свет княжной, и где жила когда-то. Но что-то протестовало в душе: мне это казалось неромантичным, мне было мало. Хотелось найти место на карте в книге, ткнуть в него указкой, прочувствовать момент…

— Чао белла, — услышала я вкрадчивый, на низких нотах голос, от которого мурашки пробежали по телу. — Вот ты и попалась…

Я стояла на стремянке с фолиантом в руках, а он был внизу, сзади, и руки его уже нащупывали верх моих бикини на ягодицах.

Изо всех сил, стараясь удержать равновесие, я сжала ноги.

— Саша, не надо, я не хочу…

Он рванул трусики так, что я чуть было не полетела вниз, и я расслабила хватку ног, попыталась ухватиться за полку, атлас, конечно, выпал из рук, неудачно спланировал вниз, с грохотом рассыпался на страницы там… Мне удалось сохранить равновесие и удержать стремянку, и себя на ней. Но я услышала рык, в котором не было ничего человеческого. В следующее мгновение бикини были разорваны и упали с меня, а потом грубо, просто нещадно, меня стащили по лестнице, кажется, я ударилась щекой, вот разбила губу, это точно… Стремянка, отлетев внутрь к шкафу, расколотила нежное инкрустированное стекло, брызнули осколки…

Он швырнул меня лицом на библиотечный стол, высоко задрал широкое мое, расписанное цветами домашнее платье, натянув мне его на плечи. Попытка вырваться, пока он расстегивался и разоблачался, была оплачена высокой ценой. Он, видимо, для вящей убедительности, схватил меня за волосы и ткнул лицом в столешницу. Искры полетели из глаз, я задохнулась от боли…

Он рывком раздвинул мне ноги, и грубо вонзился вовнутрь.

Господи, что это было! Ну, я же не девочка, и мне доводилось принимать мужчину в себя, и было это сладко — чаще; иногда, — может, как бы нарочито грубо, но без явного животного наплевательского отношения ко мне, с пониманием: будет больно, скажи! В этой грубости было особое наслаждение. Простите за откровенность: как есть…

В этот раз на меня обрушилась лавина. Мало того, что он с чудовищной силой пронзал меня, казалось, насквозь. В пылу страсти он тащил меня за волосы так, что, казалось, вот-вот оторвется от шеи голова, он дважды укусил меня за плечо, с перерывом в несколько мгновений, в одно и то же место, которое, конечно же, засочилось кровью, ибо он не сдерживал себя вовсе…

Да, я кричала, отнюдь не от наслаждения; он вторил мне, и что за сумасшедшие, абсолютно животные крики и рычание!

И как же долго это было; казалось, он никогда не изольётся во мне, наконец, и никогда не оставит причинять мне ошеломительную, ужасную боль сразу во всех мыслимых местах…

Когда это случилось, намного легче не стало, разве чуть-чуть. Он запятнал мое тело, он оплевал мне душу.

— Стоило ломаться, чтоб потом раскорячиться! Будто не всегда этим дело у сучек кончается. Тебе понравилось, я знаю, ты громко кричала. Кажется, я лучше, чем прежний? Скажи «да», а то ведь могу повторить!

Думаете, я сказала «нет»?

Когда он бросил меня, истерзанную и плачущую, я тихонько опустилась на пол, на четвереньках, на подгибающихся руках ползла к выходу, из разбитого носа и с губы, с прокушенного плеча текла кровь…

Где-то на пороге библиотеки, которая вдруг показалась мне невообразимо большой, меня подняла с колен все слышавшая (а, может, и видевшая?) Варвара.

И все, и хватит об этом пока. Послушайте о другом. Надо бы мне отдохнуть, прежде чем снова буду говорить об ужасах, постигших меня в семейной жизни. И так наговорила столько, что могу пожалеть.