Роман в четыре руки он-лайн

Нури Сан, 2018

Молодой стажёр попадает на практику в небесную канцелярию. Он и его наставник прогибают реальность, помогая людям найти наилучший выход из сложных ситуаций. В руках стажёра оказываются судьбы лётчика-истребителя и журналистки, случайно познакомившихся в твиттере. Яркие жизни двух сильных людей полны опасностей и приключений. Возможно, поэтому никто так и не рискнул взяться за эти проекты. Стажёру кажется, что из этих судеб могла бы сложиться картина настоящей любви. Той самой, о которой все слышали, но в которую почти никто не верит. Стажёр увлекается проектом и слишком поздно замечает, что подопечные вышли из-под контроля. И тогда он решается на отчаянный шаг… Невероятная история реально существующих людей, после которой особенно хочется жить.

Глава 7

4 мая. День седьмой

Она закончила фрагмент романа поздно ночью. Принтер покряхтел, потужился и начал выдавать готовые страницы. Они были тёплыми, как новорожденный ребёнок. Как трогательно. И символично. Роман — её дитя, которое она так бережно вынашивает. И эта новая глава, про Аннино рождение. Как просто всё сложилось на бумаге! И как непросто оказалось в жизни. Воистину: родить в России — больше, чем родить.

«Повествования с пометкой «проверено на себе» — намёк на достоверность. Моя история как раз из этих. Не триллер и не детектив, как может показаться. Просто жизнь. Или просто смерть.

Есть повод выпить: мне нынче стукнуло тринадцать. По новому стилю. По старому мне гораздо больше. Дней рожденья у меня теперь два, спасибо врачам. Или всё-таки «спасибо»? Рождение ребенка — это радость. Я и радовалась… насколько это было возможно в бестелесном состоянии. Зависнув под потолком, я любовалась новорожденной дочкой и с интересом наблюдала за попытками врачей вернуть в моё тело субстанцию, выпущенную ими из него в результате их же собственной халатности. Сначала меня с отошедшими водами на несколько часов «забыли» на родильном столе. Как оказалось, воды не просто отошли, а часть их устремилась в кровоток, оттуда в лёгкие. Я поняла, что начинаю задыхаться, но докричаться до врачей не удалось. Они лишь иногда заглядывали в родзал, чтоб укорить меня за то, что сильно кашляю и скрыла, что простужена. Когда до них дошло, что это не простуда, было поздно. Эмболия околоплодными водами — диагноз, плохо совместимый с жизнью. Даже для таких неубиваемых, как я.

Я видела, как медики столпились вокруг и пытались подсунуть бумагу с ручкой. Им хотелось, чтоб я успела расписаться в отсутствии претензий. А я смотрела свысока и знала, что ничего уже не подпишу. И что теперь, ради спасенья своих шкур, им поневоле придётся спасти меня. Я знала это и была спокойна.

Очнулась я в реанимации. Светил ночник. Ко мне и от меня тянулись трубочки и проводки, в пальцы рук впиякались прищепки. Тела я не ощущала. А ощущала лёгкость и восторг — на грани кайфа. Моё веселье было неуёмным… и неуместным: с соседней койки на меня смотрела женщина, почти девчонка, а по щекам её бежали, бежали слёзы. Женщина знала, что умирает от заражения крови, и её беззвучный плач растекался по палате предсмертным криком. Наутро соседняя койка оказалась пуста. А я дожила до обхода.

«Ребёнок прелесть, а вот мамашка — не жилец», — вполголоса буркнула одна врачиха другой, осматривая меня. Я решила, что ослышалась. Это они не про меня! С начала месяца в роддоме по вине врачей уже умерли четыре пациентки. Когда мне в койку притащили телефон и предложили пригласить родных, мне стало ясно: не ослышалась. Я — следующая.

Умереть в возрасте Христа, быть может, и почётно, но как-то рановато. «Рановато будет!», — сказала я себе голосом мультяшного дворника, и медицина сдалась. Не скажу, что без боя. Я понесла изрядные потери. Мне было трудно дышать — в лёгких всё ещё хлюпали околоплодные воды. Из-за неправильно назначенных лекарств у меня едва не отказали почки. За время моего вынужденного отсутствия в собственном теле в нём случился сбой — левая рука перестала слушаться, а заодно куда-то делась память на лица.

Проснувшись поутру, я заново знакомилась с соседками по палате, куда меня перевели. С тем, чтобы за ночь снова их забыть. Посмотреть на меня каждый день валили толпы экскурсантов — врачей, студентов, практикантов. Был даже пожилой светило — профессор-консультант из института акушерства и гинекологии. Взглянув на карту, он спросил, кем я являюсь погибшей, и очень удивился, что это я и есть, ведь шансов выжить не было совсем.

Я с энтузиазмом продвигалась к выздоровлению, и вскоре меня переложили в неонатальное отделение, куда чуть раньше перевели мою малышку. Моё появление там превратилось в аттракцион «почувствуй себя приведением». Прочитав моё направление, персонал отделения как-то странно забегал. А мамочки, соседки по палате, не дав поздороваться, взахлёб затараторили о том, какую хорошенькую отказную девочку к ним недавно перевели и теперь оформляют на усыновление в Италию.

«Это какой же сволочью надо быть, чтоб от ребёнка отказаться! Не мать, а ехидна!» Мне отчего-то стало сильно не по себе, и я спросила, как фамилия ехидны. Услышав собственную, рванула в детскую палату.

Конец ознакомительного фрагмента.