Чучело

Норман Райт

Можно ли остаться прежним, если однажды случилось узнать, что мир уже не будет прежним. После смерти матери, Гвендолин отвечает на этот вопрос. Конечно, не без помощи врачей и лоботомии.

Глава 4

Тени

Я натянула одеяло до самых глаз, а тени девочек, заметив, что я проснулась, вдруг расселись вокруг меня, кто на мою койку, а кто просто на пол.

— Не бойся, — сказала одна из теней, та, что взгромоздилась у моих ног. Я не видела лица этой девочки, только ее растрепанные волосы, торчащие в разные стороны на фоне голубого окна. — Мы хотим познакомиться. Как твое имя?

Тогда я поняла, что бояться, мне не стоит.

Вообще в этом месте стоит бояться лишь надзирательниц и палок в их руках, но не детей, оказавшихся здесь по той же причине что и я — нищета, голод, нужда, война.

— Гвен Фостер, — ответила я, аккуратно высовываясь из-под одеяла как из укрытия. — Я новенькая.

— Я, Нелли Кроссман, — ответила тень у моих ног.

— Мне очень приятно, — сказала я.

— Мне тоже.

Вдруг заговорила тень снизу. Я повернула голову и увидела сидящую на полу девочку в огромных очках с очень толстыми линзами. Она, своими взъерошенными волосами и большими глазами, напоминала дикого звереныша, притаившегося в темноте огромного страшного леса. Естественно — страшным лесом было это место.

— Меня зовут Тори Грехэм, — сказала смешная девочка в очках и с растрепанными волосами каштанового цвета. Девочка протянула мне руку, и я пожала ее.

— Гвен.

Кожа ладони Тори, показалась мне очень грубой, даже мальчишеской. Но, не смотря на это, девочка была очень кротка и застенчива.

— Очень приятно. — Тори Грехэм улыбнулась и придвинулась ближе к моей кровати.

— Залезай. — Я немного потеснилась к стене, освобождая место для Тори, и она с радостью забралась. — На полу, небось, холодно.

— Чертовски!

В ту ночь я познакомилась со всеми девочками из своей комнаты. Кроме одной. Она спала, отвернувшись к стене и кашляла. Она всегда кашляла. Такой я и запомнила Анну Эванз — больной, несчастной, одинокой.

— Она не любит ни с кем разговаривать, — объяснила мне Нелли глядя на тяжело вздымающиеся бока девочки. — Особенно после того как узнала, что ее отца забрали на фронт.

— На войну? — ужаснулась я. Слова Нелли меня очень задели — где уверенность, что завтра на фронт не отправят и моего отца.

— Да, — угрюмо вздохнула Нелли и покачала головой. — Сейчас каждый человек на счету. Там — в пекле ада. На фронте.

Только сейчас я вспомнила про самолеты. Их не было. Стояла тишина. Как же было приятно в этой тишине.

Еще я познакомилась с Бертой Бенсон — девочкой часто забывающей свое имя. Она не могла вспомнить свою фамилию, пока Аманда Диксон — самая старшая из нас и самая болезненно истощенная, не напомнила ей.

Так же среди полуночных моих гостей, были родные сестры Дженнифер и Дороти Тафт.

Однажды, когда освободилась должность активиста, (о них вы непременно скоро узнаете), я поняла что веснушки и цвет глаз — единственное, что может быть общего у этих сестер.

— А с кем ты здесь? — спросила Нелли. — Кто привел тебя в это место?

— Отец, — ответила я. — Но мне даже проститься с ним не позволили.

— Такое здесь любят, — сказала Нелли и снова бросила резкий взгляд на Эванз — она кашлянула. — Любят разлучать. — Кроссман поначалу говорила в полный голос, но теперь перешла на шепот. — Надзирательницы все как одна — строгие и бездушные. Еще надзирательницы очень любят наказывать.

— И многих — заслуженно, — вставила Дженнифер Тафт.

Нелли обернулась на Тафт, стоящей по правое плечо, и спросила ее:

— Чем же дети могут заслужить голодовку и карцер? Ты вообще, в своем уме?

— Тем, что плохо работали, — ответила Тафт. — И вообще, в данный момент, пренебрегая режимом, мы заслуживаем карцер не меньше этих тунеядцев. Я собираюсь лечь спать и вам, советую, того же.

Мы проводили Дженнифер до кровати. Она сначала обернулась и вопросительно поглядела на сестру, сидящую на краю моей постели, затем, так и не дождавшись ее поддержки, демонстративно легла.

— Мать с нами была слишком строга, — рассказала Дороти. — Миссис Лафайет — чистый ангел.

— Миссис Лафайет не самая плохая надзирательница. — Тори одобрительно покачала головой. — Есть миссис Милн — она надзирательница крыла мальчиков, вот там сущее чудовище. Бедные мальчишки.

— Только и слышно, как они плачут и кричат, — шептала Нелли. — Миссис Милн самая строгая. Она даже запрещает мальчикам разговаривать с нами. Здесь вообще нужно быть очень осторожным с разговорами.

— Почему? — удивилась я.

— Высказывать свои мысли вслух, порою может быть очень опасным, — сказала Нелли. — Это грозит карцером и ударами плеткой. А может и чем пострашнее.

— Кстати, — вспомнила Аманда. — А где Винсент? Дороти, ты как-то с ним разговаривала. Куда он подевался?

— Я не знаю, — ответила Дороти Тафт. — После того как он появился весь в синяках, я больше его не видела. Вот уж месяц как. Может он в лазарете?

— В лазарете с синяками не лежат, — покачала головой Нелли. — А вдруг его усыновили?

— Не говори ерунды! — обозлилась Дороти и отвернулась.

— Я лишь предполагаю.

— А что плохого в усыновлении? — удивилась я. — Разве это плохо? Мне кажется, это очень даже хорошо, когда ребенок живет в семье.

— Только вот это совсем не правда! — произнесла Дороти. — Вряд ли мистер Данкан отдает детей в семьи. Скорее всего, он просто скрывает, что здесь могут побить до самой смерти. В это мне верится больше.

— Неужели так можно обращаться с детьми? — ужаснулась я.

— С сиротами — можно, — ответила Нелли. — Мистер Генри Данкан — директор, рассказывал нам, что исчезнувшие дети отправились туда, где всегда тепло и где фрукты растут прямо на деревьях. Но мне что-то слабо в это верится. Думаю, эти дети уже умерли.

Умерли?!

— Палма как то рассказала, — вспомнила Нелли, — что подслушала разговор людей в белых халатах.

— А кто они, эти люди в белых халатах?

— Никто не знает, — уныло ответила Нелли. — Палма рассказала, что однажды ночью, эти люди забрали Беверли, а когда вернули, через несколько часов, она уже ничего не помнила. Палма говорит, что люди в белых халатах, вырезали ей часть мозга.

— Но зачем? — Я вспомнила миссис Гухтер. В ее зловещем молчании была виновата лоботомия. — Кому нужен мозг несчастной девочки?

Тогда Нелли рассказала, что здесь происходят странные вещи и если кто-то из детей начинает догадываться о них, к нему приходят люди в белых халатах и отнимают у него воспоминания. Если ребенок начинает видеть больше, чем это положено, за ним приходят люди в белых халатах и после, этот ребенок уже становится совсем другими. Он ничего не помнит. Он странно разговаривает.

— После этого, — добавила Нелли, — ребенок напоминает чучело. Мы так их и называем.

Я некоторое время молчала, но затем с моих губ невольно слетело слово:

— Чучело.

Аманда тем временем подошла к окну. Она достала из кармана пижамы маленькую книжицу, открыла ее на случайной странице и начала читать, бесшумно шевеля губами.

Нелли поймав мой заинтересованный взгляд, объяснила, что Аманда всюду носит с собой молитвослов и читает его, когда ей становится страшно или просто от нечего делать. Я склонна думать, что в данный момент открыть молитвослов, Аманду все же побудил страх, ведь всем в этой комнате, было не по себе обсуждать бесследно пропавших детей и их вырезанные мозги.

— А многих уже усыновили или удочерили? — спросила я.

— Многих, — рассказала Нелли. — Еще вчера, на твоем месте спала Глория, а сейчас спишь ты. Советую хорошо работать, чтобы не удочерили.

Я молчала. Это из-за слов Нелли. Они угнетали меня, ведь я совсем ничего не умею делать. Временами, я помогала маме по дому. Я стирала и шила. Готовила для мамы и папы еду.

— Кем здесь работают дети? — спросила я.

— Кто-то работает в швейном цеху. — Нелли поочередно загибала пальцы. — Кто-то в прачке. Кто-то на кухне. Я советую тебе попроситься на кухню или в прачку.

— Там все занято, — сказала Берта.

— Тогда остается швейный цех, — пожала плечами Нелли. — Аманда работает в цеху, и Тори тоже там работает. А, и еще Эванз.

— Ты не переживай, — сказала мне Тори Грехэм. — Цех конечно не лучшее место, но зато там не так сыро как в прачке и не так воняет тухлятиной как на кухне.

— И ничего на кухне не воняет, — поспорила Берта. Она работала на кухне уже два года и привыкла к запаху гнилых овощей, несвежего мяса и тухлой рыбы. Именно этим пахла каждый вечер девочка по возвращению с работы. — Врешь ты все!

— Воняет, воняет, — вставила Дороти, привыкшая к запахам порошков, отбеливателей и хлорки. Она днями напролет сдирала ладони до крови в прачечной. — Аж за версту чувствуется.

— Зато нами не командует выживший из ума военный. — Берта поставила точку в споре.

Тори хотела возразить, но Эванз вдруг залилась кашлем, и мы едва не подпрыгнули от испуга.

— Ладно, девочки, — сказала Нелли, громко спрыгивая с моей койки, — давайте спать. Завтра на работу. Очень приятно было с тобой познакомиться, Гвен.

— Мне тоже, девочки.

— Спокойной всем ночи, — пожелала Тори и улыбнулась мне. — Очень рада знакомству, Гвен.

— Спасибо, Тори, — ответила я. — Мне тоже очень приятно. Спокойной ночи.

Все разошлись по своим кроватям.

Теперь это не были тени, пляшущие вокруг меня. Тени проявились, обрели облик и черты характера. Тени обернулись в девочек, таких же, как я, осиротевших и никому кроме работного дома, больше не нужных.

Я отвернулась к стене и спокойно уснула. Мне больше ничего не снилось.