Искусство обмана

Нора Робертс, 1986

Эксцентричная, неприступная, восхитительно прекрасная, загадочная Кирби… Перед изумленным взором Адама Хайнеса дочь выдающегося живописца Филиппа Фэйрчайлда предстает то в образе богемной художницы, то – великосветской дамы с безупречными манерами, то – экзотичной индийской принцессы. Раскрывать ее истинную суть не менее интересно, чем расследовать запутанную историю с шедеврами старых мастеров из коллекции ее чудаковатого, но безмерно талантливого отца.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

The Art of Deception Copyright

© 1986 by Nora Roberts

«Искусство обмана»

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

Глава 1

Строение больше походило на замок, чем на жилой дом. Серый камень был стесан по краям до такой степени, что сверкал первозданным цветом. Центральная и боковые башни, объединенные зубчатой крышей, тянулись к небу. Окна с ромбовидными стеклами, длинные и узкие, иссечены поперечными брусьями.

Здание — необычное, по мнению Адама, — нависало над Гудзоном, затейливое, своенравное и, если такое определение вообще возможно, надменное. Согласно слухам, дом был под стать владельцу.

Не хватает только дракона и рва, подумал Адам, пересекая двор, вымощенный камнем.

По обеим сторонам широкой каменной лестницы скалились горгульи. Он прошел мимо, стараясь держаться от них как можно дальше. Горгульи и башни могли бы неплохо смотреться в более подходящем месте, но не в пригороде Нью-Йорка в нескольких часах езды от Манхэттена.

Решив воздержаться от преждевременных суждений, он поднял тяжелый дверной молоток и опустил его на массивную дверь из красной гондурасской древесины. После третьего удара дверь со скрипом приоткрылась. Адам оторопело посмотрел на девушку низкого роста с огромными серыми глазами, черными косами и лицом, испачканным сажей. На ней были мятая толстовка и поношенные джинсы. Она лениво потерла нос тыльной стороной ладони и уставилась на него.

— Здравствуйте. — Он подавил тягостный вздох, опасаясь того, что весь персонал состоит из полоумных горничных, а значит, следующие несколько недель будут весьма утомительными. — Меня зовут Адам Хайнес. Мистер Фэйрчайлд ожидает меня, — добавил он.

Ее глаза сузились, Адам не мог с уверенностью сказать, от любопытства или подозрения.

— Ожидает вас? — Ее произношение было приправлено резким акцентом Новой Англии. Еще на мгновение задержав на нем взгляд, она нахмурилась, пожала плечами и впустила его.

Просторный холл казался бесконечным. Обшитые темно-коричневыми панелями стены тускло мерцали в рассеянном свете. Солнечные лучи лились из высокого углового окна, цеплялись за маленькую женскую фигурку и ломались, но он едва ли замечал это. Картины. Адам забыл о долгой дороге, усталости и раздражении. И вообще обо всем, кроме картин.

Ван Гог, Ренуар, Моне. Не каждый музей мог похвастаться такой потрясающей коллекцией. Их сила манила его. Тона, оттенки, мазки кисти, всеобъемлющее великолепие, которое они, объединяясь, создавали, — все это взывало к его чувствам. Возможно, Фэйрчайлд в какой-то мере прав, разместив эти шедевры в здании, похожем на крепость. Обернувшись, Адам посмотрел на горничную. Та сложила руки на груди, взирая на него огромными серыми глазами. Его охватило раздражение.

— Беги доложи мистеру Фэйрчайлду, что я здесь.

— А вы, должно быть?.. — Видимо, выказывая нетерпение, Адам не произвел на нее должного впечатления.

— Адам Хайнес, — повторил он.

Адам привык общаться со слугами и всегда ожидал от них полного послушания.

— А, да, вы говорили.

«Как ее глаза могут быть туманными и ясными одновременно?» — мысль стремительно пронеслась у него в голове. Он с удивлением заметил отразившиеся в ее взгляде зрелость и ум, резко контрастировавшие с косичками и перепачканным лицом.

— Юная леди, — он произносил слова медленно и отчетливо, — мистер Фэйрчайлд ожидает меня. Просто сообщите ему, что я здесь. Вы справитесь с этим?

Ослепительная улыбка неожиданно осветила ее лицо. Адама словно ударили. Впервые он заметил ее красиво очерченный рот, невероятно изящные и соблазнительные губы. И скрывалось под слоем сажи что-то такое… Не задумываясь, он поднял руку, желая вытереть грязь. Волнение захлестнуло его.

— Я не могу этого сделать! Говорю тебе, это невозможно! Пародия! — Мужчина с пугающей скоростью слетел с винтовой лестницы. Его лицо страдальчески кривилось, голос звучал осуждающе. — Это все твоя вина! — Немного переведя дыхание, он ткнул длинным белым пальцем в маленькую горничную. — Это на твоей совести, никаких сомнений!

«Робин Славный Малый», — подумал Адам.

Мужчина очень напоминал Пака: пухлое розовощекое лицо с невероятно выразительными чертами, волосы, похожие на солому, стоящие дыбом. Казалось, он пританцовывал — тонкие ноги приподнимались и опускались на пол, пока их хозяин размахивал пальцем перед носом у темноволосой девушки.

— У вас давление может повыситься в любую секунду, мистер Фэйрчайлд. Вам лучше глубоко вдохнуть раз или два, а затем сделать перерыв.

— Перерыв! — Приняв оскорбленный вид, он затанцевал быстрее. Его лицо покраснело от усилий. — Я не отдыхаю! Я никогда не отдыхал за всю свою жизнь!

— Всегда случается первый раз, — кивнула она, слегка сцепив пальцы. — Мистер Хайнес здесь, чтобы увидеться с вами.

— Хайнес? Что, черт побери, Хайнес может с этим сделать?! Это конец, я тебе говорю! Все! — Он театрально схватился за сердце. Бледно-голубые глаза наполнились влагой. Адам на какое-то мгновение испугался, что мистер Фэйрчайлд сейчас заплачет. — Хайнес? — повторил он, затем, резко переведя взгляд на Адама, ослепительно улыбнулся: — Я ожидал вас, не так ли?

Адам осторожно подал ему руку:

— Да.

— Рад, что вы приехали. Мне не терпелось увидеться с вами. — Улыбаясь во весь рот, он пожал Адаму руку. — Пройдемте в гостиную, — сказал он, схватив Адама за запястье. — Выпьем. — И быстро пошел вперед, озорно подпрыгивая, как беззаботный мальчишка.

В гостиной Адам поразился при виде антикварных вещей и старых журналов. Повинуясь жесту мистера Фэйрчайлда, он сел на диван, набитый конским волосом, весьма неудобный, надо сказать. Горничная присела у огромного каменного камина и принялась чистить очаг, насвистывая какую-то быструю и мелодичную песенку.

— Виски? — предложил Фэйрчайлд и достал бутылку «Чивас Ригал».

— Это было бы прекрасно.

— Я восхищаюсь вашей работой, Адам Хайнес. — Фэйрчайлд твердой рукой протянул ему бокал. Лицо его приняло спокойное выражение, голос стал более сдержанным. Адам невольно задался вопросом, уж не привиделась ли ему сцена на лестнице.

— Спасибо, — сказал Адам, потягивая напиток и внимательно рассматривая невысокого гения.

Если бы не сетка морщин вокруг глаз и рта и редеющие волосы, хозяина замка вполне можно было бы принять за молодого человека. Его, казалось, окружала аура юности, порожденная внутренней жизненной силой и лихорадочной энергией. Глаза поражали чистотой, и Адам чувствовал — они могли увидеть очень многое.

Филипп Фэйрчайлд был, бесспорно, одним из величайших художников двадцатого века. Его стиль, яркий и необузданный и в то же время элегантный и сдержанный, выражал различные настроения души. Уже более тридцати лет он купался в лучах известности, окруженный богатством и уважением аристократических кругов общества. Немногие люди его профессии, положив к ногам искусства всю свою жизнь, могли похвастаться тем же.

Время от времени он приглашал и других художников в свой дом на Гудзоне, чтобы писать, проникать в смысл бытия или просто отдыхать. А иногда прогонял всех прочь и уединялся.

— Я ценю возможность поработать здесь несколько недель, мистер Фэйрчайлд.

— Очень рад. — Художник сидел, потягивая виски и плавно жестикулируя, словно король, дающий свое благословение.

Адам скрыл усмешку и сказал:

— Я надеюсь поближе познакомиться с некоторыми картинами. Стиль ваших работ невероятно разнообразен.

— Я живу ради разнообразия, — усмехнулся Фэйрчайлд. Со стороны камина послышалось ехидное фырканье. — Дерзкая девчонка, — пробормотал Фэйрчайлд и, нахмурившись, взглянул на горничную.

Та перебросила косы через плечо и с силой швырнула тряпку в ведро.

— Кардс! — проревел Фэйрчайлд так внезапно, что Адам чуть не пролил виски себе на колени.

— Простите?

— Ничего, — вежливо ответил Фэйрчайлд и снова крикнул.

На этот раз в гостиную вошел человек — воплощение настоящего дворецкого.

— Да, мистер Фэйрчайлд, — важно произнес он с легким британским акцентом. Его темный костюм резко контрастировал с седыми волосами и бледной кожей. Он держался прямо, как солдат.

— Позаботься о машине мистера Хайнеса, Кардс, и его багаже. Синяя комната для гостей.

— Очень хорошо, сэр, — ответил дворецкий, заметив кивок горничной.

— И отнеси его материалы в студию Кирби, — распорядился Фэйрчайлд и усмехнулся, услышав возмущенный вздох девушки. — Вам обоим хватит комнат, — обратился он к Адаму, прежде чем тот успел нахмуриться. — Моя дочь, знаете ли. Она занимается скульптурой, частенько по локоть в глине, а то и возится с деревом или мрамором. Я никак не могу совладать с глиной. — Сжав бокал обеими руками, художник наклонил голову. — Что я только не делал… Вкладывал в нее всю душу. И ради чего? — причитал он, резко вздернув голову. — Ради чего?

— Боюсь, я…

— Провал! — простонал Фэйрчайлд, не дав Адаму договорить. — Иметь дело с провалами в моем возрасте! Это на твоей совести, — обратился он к маленькой брюнетке. — Ты вынуждена будешь жить с этим, если сможешь.

Она сидела у очага, подогнув под себя ноги, пытаясь стереть с носа сажу:

— Едва ли ты сможешь обвинить меня в том, что у тебя руки-крюки и заблудшая душа. — Акцент пропал. Голос стал низким и мягким, закралась мысль о европейском пансионе благородных девиц. Глаза Адама сузились. — Ты решился превзойти меня, — продолжила она. — Поэтому с самого начала был обречен на провал.

— Обречен на провал! Обречен на провал? Я? — Он вскочил и снова принялся пританцовывать, виски выплескивалось из бокала. — Филипп Фэйрчайлд превзойдет тебя, несносная девчонка! Одержит победу! Ты пожалеешь о своих словах.

— Ерунда. — Она демонстративно зевнула. — У тебя свой материал, папа, у меня — свой. Учись жить с этим.

— Никогда. — Он ударил себя в грудь. — Поражение — это неприличное слово из трех букв.

— Из девяти, — поправила она его и, поднявшись, отобрала бокал с остатками виски.

Он хмуро посмотрел на нее, потом на полупустой бокал:

— Я выразился образно.

— Умно. — Она поцеловала его в щеку, испачкав ее сажей.

— У тебя лицо грязное, — проворчал Фэйрчайлд.

Приподняв бровь, она провела пальцем по его щеке.

— У тебя тоже.

Они улыбнулись друг другу. Их сходство было настолько очевидным, что Адам удивился, как это он до сих пор его не заметил. Кирби Фэйрчайлд — единственная дочь Филиппа, уважаемый мастер своего дела и эксцентричная особа по праву рождения. Адам задался вопросом, почему любимица элиты чистит камин.

— Пойдемте, Адам. — Она повернулась к нему с небрежной улыбкой. — Я покажу вам вашу комнату. Вы выглядите усталым. О, папа, пришел недельный номер «Пипл». Он на подносе. Это отвлечет его, — объяснила она Адаму, с которым поднималась по лестнице.

Он медленно следовал за Кирби, отметив про себя, что она двигается с безупречной грацией женщины, которую этому обучали. Ее косы покачивались. Джинсы совсем истерлись, на заднем кармане отсутствовала фирменная этикетка, шнурки на кроссовках «Найк» порвались.

Она проскользнула на второй этаж и миновала дюжину дверей, прежде чем остановиться. Посмотрела на свои руки, затем на Адама:

— Откройте лучше вы. Я испачкаю ручку.

Он толкнул дверь и словно оказался в прошлом.

Комната, выдержанная в синих тонах, была обставлена мебелью в георгианском стиле — резные кресла, декоративные столы. Здесь тоже висели картины, правда, на этот раз все внимание Адама занимала девушка, стоявшая позади.

— Зачем вы сделали это?

— Сделала что?

— Устроили спектакль у входной двери. — Он снова подошел к порогу — туда, где стояла Кирби.

«Вряд ли ее рост превышает пять футов», — предположил Адам. Уже второй раз за день ему захотелось стереть слой грязи с ее лица и увидеть, что за ним скрывается.

— Вы выглядели так изысканно и смотрели с таким негодованием. — Она прислонилась к косяку. В Адаме таилась некая утонченность, а острый взгляд светился высокомерием, ее это заинтриговало. Она не улыбалась, но, казалось, смех вот-вот готов был сорваться с губ. — Вы ожидали увидеть глупую горничную, а я просто подыграла вам. Коктейли в семь. Сможете найти дорогу или мне прийти за вами?

Он мог обойтись и без сопровождения.

— Я спущусь сам.

— Хорошо. Чао, Адам.

Невольно очарованный девушкой, он наблюдал, как она свернула за угол в конце коридора.

Возможно, Кирби Фэйрчайлд, подобно ее отцу, достойна его интереса. Впрочем, решение этого вопроса можно отложить на потом.

Адам запер дверь. Его сумки уже были аккуратно расставлены у гардероба из розового дерева. Взяв портфель, он набрал нужную комбинацию на кодовом замке и откинул крышку. Вытащил маленький передатчик, включил его.

— Я на месте.

— Пароль? — послышался ответ.

Он тихо выругался, затем сказал:

— Чайка. И это, без сомнения, самый глупый пароль.

— Рутина, Адам, но мы должны следовать правилам.

— Конечно. — С тех пор как он остановил машину на извилистой дороге, ведшей в гору, с ним не произошло ничего «рутинного». — Я на месте, Макинтайр, и хочу, чтобы ты знал, как я благодарен тебе за то, что ты запихнул меня в этот сумасшедший дом. — Он отключил связь.

Даже не умывшись, Кирби направилась в студию отца, открыла дверь, хлопнув ею так, что банки и тюбики с краской звякнули на полках.

— Что ты сделал на этот раз? — требовательно спросила она.

— Я начал заново. — Нахмурив тонкие брови, он сосредоточенно месил влажную глину. — Новый старт. Возрождение.

— Я говорю не о твоих бесполезных попытках управиться с глиной. Адам Хайнес, — бросила она прежде, чем он смог возразить. Она надвигалась на него, словно миниатюрный танк. Много лет назад Кирби поняла, что рост не имеет значения, если ты обладаешь способностью внушать страх. И она тщательно развивала ее. Вот и теперь, хлопнув ладонями по рабочему столу, вперилась в отца взглядом: — Чего ради ты пригласил его сюда, даже не известив меня об этом?

— Сейчас, сейчас, Кирби. — Фэйрчайлд не прожил бы шесть десятилетий без умения хитрить и изворачиваться. — Это просто вылетело у меня из головы.

Кирби слишком хорошо знала, что у отца ничего и никогда не вылетает из головы.

— Что ты задумал на этот раз, папа?

— Задумал? — простодушно улыбнулся он.

— Зачем ты пригласил его сюда именно сейчас?

— Мне понравилась его работа. И тебе тоже, — заметил он. Губы Кирби сжались в тонкую линию. — Он написал такой замечательный отзыв о моей «Алой луне», выставленной в Метрополитене в прошлом месяце.

Она приподняла бровь — изящное движение под слоем сажи.

— Ты приглашаешь далеко не всех, кто хвалит твою работу.

— Конечно, моя дорогая. Это попросту невозможно. Кто-то должен быть… избранным. Теперь мне надо вернуться к работе, пока настроение позволяет.

— Не волнуйся, позволит, — обнадежила она. — Папа, если у тебя что-то на уме, после того как ты обещал…

— Кирби! — Его круглое мягкое лицо искази лось от эмоций, губы задрожали, — играть на чувствах других людей — один из его талантов. — Ты сомневаешься в слове, данном тебе родным отцом? Человеком, чье семя породило тебя?

— Ты заставляешь меня чувствовать себя гарденией, и это не сработает. — Она скрестила руки на груди.

Нахмурившись, Фэйрчайлд ткнул бесформенный кусок глины.

— Мои действия абсолютно бескорыстны.

— Неужели?

— Адам Хайнес — великолепный молодой художник. Ты сама так сказала.

— Да, это правда. И я бы охотно с ним пообщалась при других обстоятельствах. — Она наклонилась и схватила отца за подбородок. — Но не сейчас.

— Как грубо, — неодобрительно произнес Фэйрчайлд. — Твоя мать, покойся с миром ее душа, была бы разочарована тобой.

Кирби скрипнула зубами:

— Папа, а как же Ван Гог?!

— Все идет по плану, — уверил он ее. — Еще несколько дней.

Готовая рвать на себе волосы, она прошествовала к окну башни.

— О, кровавое убийство.

«Старческий маразм, — решила она, — должно быть, старческий маразм». Как он мог решиться пригласить его в такое время? На следующей неделе, в следующем месяце — понятно, но сейчас? «Этого человека не так-то легко обмануть», — мрачно подумала она.

С первого взгляда она поняла, что он не просто привлекателен — очень привлекателен, а опасен.

Большие карие глаза светились умом, длинные тонкие губы говорили о решительном характере. Возможно, он держался немного напыщенно. Инстинктивно она чувствовала в Адаме Хайнесе жестокость.

Она хотела бы отлить его бюст в бронзе. Прямой нос, острые углы и плоскость лица, волосы глубокого оттенка полированной бронзы и немного длинноваты. О, как бы она хотела запечатлеть надменность и властность этого лица! Но не сейчас.

Вздохнув, Кирби пожала плечами. Фэйрчайлд усмехнулся у нее за спиной. Когда она обернулась, он уже снова возился с глиной.

— Скорее всего, он захочет зайти сюда, ты знаешь. — Она спрятала руки в карманы, не обращая внимания на покрывавшую их сажу. У них возникла проблема, и ее надо как-то решать. Лучшие годы своей жизни Кирби провела, расхлебывая кашу, которую радостно заваривал отец. По-другому она не могла. — Будет странно, если мы не покажем ему твою студию.

— Покажем завтра.

— Он не должен увидеть Ван Гога. — Кирби приготовилась дать отцу отпор и настоять на своем хотя бы в этом вопросе. — Я не дам тебе еще больше все усложнить.

— Он его не увидит. С чего бы ему вообще его видеть? — Отец бросил на нее быстрый взгляд широко раскрытых глаз. — Это не имеет к нему никакого отношения.

Кирби вдруг осознала, что ведет себя глупо. «Ну конечно, не увидит», — подумала она. Да, возможно, отец был немного… необычным, но его нельзя назвать беспечным. Как, впрочем, и ее.

— Слава богу, все почти закончилось, — произнесла она.

— Еще несколько дней, и все — он улетит куда-нибудь высоко в горы Северной Америки. — Он сделал широкий, неопределенный жест рукой.

Кирби заметила холст на мольберте в дальнем углу. Пасторальная сцена была далеко не умиротворяющей, а напротив, полна энергии и жизни. Рваные агрессивные мазки передавали бешеный ритм движения. Картина явно не нуждалась ни в восхищении, ни в похвале. Она влекла и хватала за горло. Кричала о боли и триумфе, страдании и восторге. Кирби открыла рот в невольном восхищении. Сам Ван Гог, по ее мнению, не написал бы лучше.

— Папа. — Она обернулась к нему, их взгляды встретились, отец и дочь понимали друг друга без слов. — Ты невероятен.

К семи часам Кирби не только смирилась с присутствием гостя в доме, но и приготовилась насладиться его обществом. К счастью, она умела наслаждаться тем, с чем ей предстояло бороться, — отличительная черта ее характера. Наливая в бокал вермут, она осознала, что ищет встречи с ним, желая содрать внешний слой лоска. Сложилось предчувствие, что Адам Хайнес скрывает более заманчивые слои.

Она опустилась на стул, скрестила ноги и взглянула на громко причитающего отца.

— Она ненавидит меня! Не слушается! Почему, Кирби?! — Он вытянул руки в страстной мольбе. — Я хороший человек, любящий отец, верный друг.

— Все дело в твоем отношении, папа. — Она пожала плечами, продолжая попивать вермут. — У тебя нарушен эмоциональный баланс.

— В эмоциональном плане у меня все в порядке. — Фыркнув, Фэйрчайлд поднял бокал. — Абсолютно все, черт возьми. Проблема в глине, не во мне.

— Ты слишком самонадеянный, — простодушно произнесла она.

Фэйрчайлд запыхтел, словно паровоз, пытающийся забраться на высокий холм.

— Самонадеянный? Что это, к дьяволу, за слово такое?

— Прилагательное. Шесть слогов. Тринадцать букв.

Направляясь в гостиную, Адам услышал спор. Проведя полдня в относительном спокойствии, он не был уверен, что справится с очередным приступом безумия хозяина дома. Голос Фэйрчайлда постепенно повышался, и Адам, остановившись у двери, увидел, как художник взволнованно нарезает круги по студии.

«Макинтайр заплатит за это, — мысленно поклялся Адам. — Месть будет медленной и изощренной». Фэйрчайлд осуждающе ткнул куда-то пальцем. Адам посмотрел в ту сторону и на мгновение застыл, ошеломленный.

Девушка, сидевшая в кресле, настолько разительно отличалась от того замызганного трубочиста с косами, что он никак не мог связать в единое целое два этих образа. На ней было платье из тончайшего шелка, такого же темного, как ее волосы, с богато расшитым лифом и длинным разрезом, открывавшим взору нежное бедро. Адам разглядывал ее профиль, пока она невозмутимо слушала взбудораженного отца. Ее лицо с тонкими, красиво очерченными линиями и высокими скулами отличалось идеальной овальной формой. Полные губы были немного изогнуты в подобие улыбки. Кожа золотисто-медового оттенка — теперь ее не скрывал слой сажи — казалась бархатной. Только большие серые глаза, задорно поблескивая, напоминали о том, что это та же самая девушка. Подняв руку, она откинула темные волосы, ниспадавшие на плечи.

В ней таилось нечто большее, чем просто красота, хотя Адам встречал женщин и более прекрасных, чем Кирби Фэйрчайлд. Но это «нечто» в ней… Он пытался подобрать правильное слово, но оно ускользало.

Словно почувствовав присутствие Адама, Кирби повернула голову и снова беззастенчиво уставилась на него любопытным взглядом, в то время как ее отец продолжал нести несусветный бред. Медленно, очень медленно она улыбнулась. Адама захлестнула волна невероятной силы.

Сексуальность, неожиданно осознал он. Подобно тому как другие женщины благоухали дорогим парфюмом, Кирби Фэйрчайлд источала сексуальность, необузданную, беспощадную, почти непереносимую.

Быстро оценив силу Кирби, он понял, что ее не так-то легко обмануть. С Фэйрчайлдом можно управиться запросто, но с его дочерью придется держать ухо востро. К тому же Адама уже переполняло желание заняться с ней любовью. Необходимо действовать крайне осторожно.

— Адам, — заговорила она мягким голосом, который тем не менее заглушил крик ее отца. — Вы, похоже, нашли нас. Входите, папа почти закончил.

— Закончил?! Да я уничтожен! Своим собственным ребенком! — Фэйрчайлд направился к Адаму, едва тот вошел в комнату. — Она назвала меня самонадеянным. Неужели это слово позволительно употреблять дочери, я вас спрашиваю?

— Аперитив? — вмешалась Кирби и плавно поднялась. Адаму всегда казалось, что так могут двигаться только высокие, гибкие женщины.

— Да, спасибо.

— Вам подходит комната? — Лицо Фэйрчайлда снова озарилось улыбкой, он плюхнулся на диван.

— Вполне. — Адам решил, что сможет управлять ситуацией, только если притворится, что все нормально. Притворство, в конечном счете, часть игры. — У вас весьма… необычный дом.

— Я люблю его. — Довольный, Фэйрчайлд откинулся на спинку. — Он построен на рубеже веков богатым обезумевшим английским лордом. Ты покажешь завтра дом Адаму, Кирби?

— Конечно. — Она вручила гостю бокал, посмотрев ему прямо в глаза.

В ее ушах блестели алмазы, холодные, точно лед. Он почувствовал жар во всем теле.

— С нетерпением жду.

Стиль, наконец решил Адам. Врожденный или выработанный с годами, но у мисс Фэйрчайлд собственный стиль.

— Мы постараемся вам угодить. — Она улыбнулась поверх бокала, думая об Адаме.

Адам снова посмотрел на Фэйрчайлда:

— Ваша коллекция произведений искусства сделает честь любому музею. Тициан в моей комнате великолепен.

«Тициан, — в панике подумала Кирби. Как она могла забыть о нем? Господи, что теперь делать? Хотя какая разница? — Сейчас это уже не имеет значения, — уверила она себя. — Ничего нельзя изменить».

— Полотно с видом на Гудзон на западной стене… — Адам снова повернулся к Кирби, пока она пыталась успокоиться. — Это ваша работа?

— Моя… о да. — Она улыбнулась своим воспоминаниям. С Тицианом она разберется позже. — Я забыла об этом. Боюсь, она немного сентиментальна. Я тогда была влюблена в сына шофера. Там мы целовались.

— У него кривые зубы, — напомнил Фэйрчайлд.

— Любовь побеждает все.

— Берег Гудзона — неподходящее место для потери девственности, — серьезно заявил отец. Поболтал напиток в бокале, затем осушил его.

Обрадовавшись резкой вспышке отеческих чувств, Кирби решила все обратить в шутку:

— Я не теряла девственность на берегу Гудзона. — Лукавые огоньки мерцали в ее глазах. — Я потеряла ее в «Рено» в Париже.

«Любовь побеждает все», — про себя повторил Адам.

— Ужин подан, — важно объявил Кардс, появившись в дверях.

— Вовремя. — Фэйрчайлд подскочил. — Человек умирает с голоду в своем собственном доме.

Кирби посмотрела с улыбкой вслед удалившемуся отцу и предложила руку Адаму:

— Идемте?

Столовую украшали полотна кисти Фэйрчайлда. Огромная уотерфордская люстра отбрасывала отсветы на красное дерево и хрусталь. В массивном каменном камине ревело пламя. Вокруг витали ароматы горящей древесины, свечей и жареного мяса. Бретонское кружево и серебро впечатляли. Но картины Фэйрчайлда превосходили все.

Казалось, у него не было определенного стиля. Его стилем являлось искусство, изображал ли он воздушный, наполненный светом пейзаж или портрет в мягких, затемненных тонах. Четкие или едва ощутимые мазки кисти, масло, рассекающее, точно нож, полотно или расплывчатая акварель, — он создавал все. Великолепно.

Столь же неординарным было его мнение о других художниках. Пока они сидели за длинным столом, ломящимся от яств, Фэйрчайлд подробно рассказал о мастерах, словно ему посчастливилось перенестись в прошлое и познакомиться с каждым из них лично. Рафаэль, Гойя, Мане…

Его теории интриговали, знание впечатляло. Душа художника в Адаме откликалась на его зов. Но разум, практичный разум, требовал осторожности, чтобы выполнить задание. Противоречивые силы разрывали его на части. А влечение к женщине заставляло все тело зудеть.

Он обругал Макинтайра.

Адам пришел к выводу, что несколько недель в обществе Фэйрчайлдов могут оказаться весьма занимательными, несмотря на странности этой семейки. Пока не стоит беспокоиться о сложностях, вполне можно втянуться в игру. Он расслабился, ожидая подходящего момента для первого хода.

Информация, которой он располагал, весьма отрывочна. Фэйрчайлду за шестьдесят, он вдовец более двадцати лет. Его творчество и талант известны всем, но частная жизнь покрыта тайной. Возможно, в силу характера, возможно, по необходимости, размышлял Адам.

О Кирби он не знал почти ничего. Она держалась в тени до своего дебюта год назад. Несмотря на беспрецедентный успех, они с отцом редко афишировали свои работы. Ее имя часто мелькало на страницах модных журналов или желтых газет, например, когда она летала в Санкт-Мориц с теннисистом или на Мартинику с популярным голливудским актером. Он знал, что ей двадцать семь лет и она не замужем. Не из-за недостатка ухажеров, заключил Адам. Она принадлежала к тому типу женщин, которых мужчины добивались изо всех сил. Если бы она жила в другом столетии, рыцари сражались бы за нее на турнирах. Он уверен, она бы от всей души наслаждалась подобным зрелищем.

Фэйрчайлды, в свою очередь, знали об Адаме то же, что и все. Он родился в благополучной семье, родители дали ему время и возможность развивать свой талант. В двадцать лет он прославился. Спустя двенадцать лет уже был широко известен в творческих кругах. Жил в Париже, Швейцарии, затем окончательно обосновался в Штатах.

В юности много путешествовал и рисовал. Искусство всегда стояло у него на первом месте. Под маской самообладания, практичности и утонченности скрывалась жажда приключений, сдобренная хитростью. Тут и появился Макинтайр.

«Я просто обязан научиться контролировать ситуацию, — наставлял себя Адам. — Необходимо научиться говорить „нет“. И в следующий раз, когда Мака посетит вдохновение, он может катиться ко всем чертям».

Когда они перебрались в гостиную к кофе и бренди, Адам прикинул, что управится с работой за пару недель. Да, дом действительно огромен, но в нем живет всего лишь небольшая горстка людей, а благодаря сегодняшней прогулке он изучил место достаточно хорошо. Все остальное — дело времени.

Немного успокоившись, он переключил внимание на Кирби. В этот момент она выглядела настоящей хозяйкой — очаровательной, величественной. Роскошной и утонченной. Походила на тех женщин, которые всегда привлекали его, — ухоженная, воспитанная, умная, обаятельная. Комната пропиталась запахом роз, паленой древесины и ее особенным, почти неуловимым ароматом. Адам почувствовал, как его тело расслабляется.

— Почему бы тебе не сыграть, Кирби? — Фэйрчайлд снова налил бренди себе и Адаму. — Это помогает очистить мой разум.

— Хорошо. — Сдержанно улыбнувшись Адаму, Кирби перешла в дальний конец гостиной и провела пальцами по крыловидному инструменту, который Адам принял за небольшое пианино.

Однако, услышав первые аккорды, понял, что ошибся. Клавесин. Он удивился. Мелодия наполнила комнату. Адам тут же узнал композитора и поразился еще больше. Бах. В двадцатом веке никому бы и в голову не пришло исполнять Баха на клавесине.

Все время, пока Кирби играла, Фэйрчайлд сидел с полузакрытыми глазами, двигая пальцем в такт мелодии. Ее же взор был печален, губы бледны и плотно сжаты. Неожиданно она подмигнула Адаму, не пропустив при этом ни единой ноты. И постепенно перешла к произведениям Брамса. В то мгновение Адам осознал, что сгорает от желания видеть ее в постели. Запечатлеть ее образ на полотне.

— Я чувствую его! — Фэйрчайлд подскочил и заметался по комнате. — Я чувствую его! Вдохновение! Золотой свет!

— Аминь, — пробормотала Кирби.

— Я покажу тебе, ты, злобный ребенок! — Скалясь, как горгулья перед домом, Фэйрчайлд склонился над клавесином. — К концу недели я создам нечто такое, что твои творения в сравнении с этим будут походить на дверные пружины.

Кирби приподняла бровь и поцеловала его в губы.

— Козлиный помет.

— Ты возьмешь свои слова назад, — предупредил он, пробкой вылетев из гостиной.

— Искренне надеюсь, что нет. — Поднявшись, она взяла бокал. — В папе живет противный дух соперничества. — И это постоянно ее радовало. — Еще бренди?

— Ваш отец довольно… необычная личность.

На ее пальце вспыхнул изумруд, когда она разливала напиток. Он заметил, насколько тонкие и узкие у нее руки в сравнении с твердым блеском камня. Но в них таится и сила, подумал Адам, тоже направляясь к бару. Сила необходима художнику.

— Вы сдержанны. — Она повернулась и посмотрела на него. Ее губы немного порозовели. — Очень сдержанны, не так ли, Адам?

Он уже знал, что не стоит доверять наигранному равнодушию на ее лице.

— В определенных обстоятельствах.

— В большинстве случаев. Жаль.

— Неужели?

Она привыкла сохранять зрительный контакт во время любого столкновения, поэтому он продолжал смотреть ей в глаза чистейшего серого цвета, без намека на какие-либо иные оттенки.

— Я думаю, вы были бы очень интересным человеком, если бы не ограничивали сами себя. Полагаю, вы продумываете все слишком тщательно.

— Это проблема? — Его голос стал холодным. — Странно, что вы это заметили, ведь мы познакомились совсем недавно.

«Нет, он далеко не скучный», — решила она, обрадовавшись его вспышке раздражения. Отсутствие каких-либо эмоций в человеке Кирби находила печальным.

— Я могу охарактеризовать человека уже после часа знакомства, но в вашем случае не понадобилось и этого, я уже видела ваши работы. Помимо таланта вы обладаете самоконтролем и чувством собственного достоинства. Кроме того, весьма консервативны.

— Почему я чувствую себя оскорбленным?

— Также вы проницательны. — Кирби обворожительно улыбнулась, медленно изогнув губы. Когда Адам улыбнулся в ответ, она решилась, поскольку всегда считала быстрые действия лучшим способом достижения цели. Продолжая наблюдать за ним, она допила бренди. — Я импульсивна, и хочу понять, каково это.

Кирби обвила его руками, коснувшись губами его губ, поймав в ловушку своего очарования. Чувства с невероятной силой захлестнули его — запах горящих поленьев и роз… ощущение невероятной мягкости и силы… Затем она отстранилась. Слабо улыбнувшись, снова налила себе бренди и одним глотком опустошила бокал. Насладилась быстрым поцелуем. Еще больше ей нравилось шокировать его.

— Неплохо, — произнесла она одобрительно. — Завтрак в семь. Если вам что-нибудь понадобится, просто позовите Кардса. Спокойной ночи.

Она собралась уйти, но Адам удержал ее руку и развернул к себе. Она выглядела пораженной, когда их тела соприкоснулись.

— Вы подловили меня, — сказал он мягко. — Я способен на большее, чем «неплохо».

Он стремительно впился в ее губы, почти смяв их. Мягкое к твердому, тонкая шелковая ткань к жестким волокнам льна. В ее вкусе было что-то первобытное, что-то… вечное. Она напомнила ему о лесах ночной осени — темных, опасных, полных мистических тайн.

Поцелуй затягивался, в планы обоих это не входило. Ответ Кирби был мгновенным и дерзким, как и все ее ответы до этого. Она переместила руки с его плеч на шею, затем на лицо, словно ваяла. Оба они трепетали.

Сейчас их вела кровь. Она привыкла к этому, он — нет. Он всегда искал причины, но сейчас не находил. Только сердце и страсть, потребность и желание, не нуждавшиеся ни в вопросах, ни в ответах.

Наконец Адам неохотно отступил. Он привык побеждать, поэтому предпочитал действовать осторожно.

Кирби все еще чувствовала его вкус и дыхание на своих губах. Как она могла недооценивать Адама? Голова кружилась — никогда она не испытывала подобного. Кипящая кровь, учащенный пульс… все это случалось и раньше, но никогда еще пелена тумана не застилала разум.

Адам не знал, как долго сможет сохранять преимущество. Он улыбнулся:

— Лучше?

— Да. — Кирби пыталась обрести равновесие. Прогресс налицо. Так же как и отец, она прекрасно знала, когда нужно прибегнуть к хитрости и обману. Немного успокоившись, она направилась к двери. Требовалось немного поразмыслить и переоценить ситуацию. — Сколько вы здесь пробудете, Адам?

— Месяц, — ответил он. Странно, что она не знала об этом.

— Вы собираетесь спать со мной?

Адам уставился на нее, изумленный и восхищенный одновременно. Он всегда уважал прямоту, но в данном случае она была чересчур резкой. Он решил последовать примеру Кирби.

— Да.

Она кивнула, пытаясь не обращать внимания на дрожь, пробежавшую по спине. Игры — она наслаждалась ими. Любила побеждать. А между ними только что началась игра.

— Я подумаю об этом, — сказала она. — Спокойной ночи.