Философ и смерть

Номен Нескио

«Философ и смерть» – один из рассказов сборника «Mono». Предполагаемая встреча с тем, что находится за пределами человеческого понимания.Авторская серия книг «Личное отношение».

© Номен Нескио, 2022

ISBN 978-5-0056-1288-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Философ и Смерть

Мани Божко — один из Богов смерти у американских индейцев. (источник не установлен)

Герас — Бог старости в мифологии Древней Греции.

Ахау, полное имя Хун Ахау — один из Богов смерти племени Майя.

Никта — древнегреческая богиня ночи.

***

Зачем мне Царство, если там не будет моих детей!

(Философ)

Случилось так, что один человек оказался в состоянии клинической смерти. Тело его находилось в реанимации, ну а душа, снабдив себя привычной осязаемой оболочкой, вроде бы и подалась до того света, ан нет, застряла где-то на середине с оглядкой назад и с грузом сомнений: «А не рановато ли будет пускаться в такой путь»?

Оглядевшись вокруг Философ, мужчина лет около сорока пяти, в помятом костюме и в застиранной рубашке, держащий в руках металлическую коробку из под печенья, увидел расположившегося на единственной кованой скамье мужчину в цилиндре, чёрном костюме, белоснежной рубашке и туфлях — спектаторах, который очень походил на артиста варьете. Седые волосы средней длинны, выбивались из-под головного убора, немного крупноватый нос выделялся на худощавом лице с седой бородкой на испанский манер. Он сидел, уткнувшись подбородком в худощавые руки, что покоились на длинной трости и своим видом напоминал шахматиста, всецело погружённого в философию игры и размышляющего над решающим ходом.

Надо сказать, что эта лавка стояла на совершенно безлюдном бульваре, залитым бледным светом, перспектива которого сливалась в одну точку в обе стороны. Огромные деревья, лишённые листьев, мрачной аркой склонялись над уходящей вдаль дорогой, выложенной из крупного камня. Далее деревьев местность просматривалась плохо, так как была скрыта не то туманом, не то дымом, который не стелился по земле, не взвивался вверх, а словно изображение на картине, просто висел в воздухе. Не чувствовалось ветра, не было шорохов или других звуков, которые наполняли привычный мир, всё было погружено в какую-то ватную тишину. Минутная стрелка уличных часов, висевших на единственном фонарном столбе около скамьи, громко щёлкнула, перескочив на двадцать четыре минуты, но вскоре, отсчитав положенные шестьдесят секунд, с тем же звуком переместилась опять на цифру двадцать три.

Протерев о штаны запылённые туфли, человек нетвёрдой походкой приблизился к скамье. Незнакомец оставался неподвижным.

— Добрый, э-э-э…, — произнёс Философ.

Приветствие прозвучало с каким-то ужасным скрипом в голосе. Он взглянул на руку, однако наручных часов там не оказалось, а затем перевёл взгляд вверх, стараясь определить время суток.

— Добрый, добрый, — совершенно равнодушно ответил ему незнакомец, слегка склонив голову, но тут же спросил, — Что-то потеряли?

Судорожно шаря по карманам одежды, Философ ответил:

— Да, кажется, потерял. У меня были часы…. Подарок…. Никогда их не снимал, а тут пропали куда-то. Наверно дома оставил, перед больницей.

Он вздохнул, нерешительно переступил с ноги на ногу и, нелепо взмахнув руками, произнес, указывая на скамью:

— Вы позволите?

Мужчина с удивлением посмотрел на него, повернув голову в пол-оборота, а затем, вернувшись в прежнее положение ответил:

— Ну, а чего же, присаживайтесь коли есть нужда. Так понимаю, что вы никуда не торопитесь?

— Благодарю вас.

Положив коробку рядом, Философ осторожно присел, нервно водя руками по ногам, раскачиваясь то вперёд, то назад, при этом искоса поглядывая на мужчину. Он ждал любого знака, любого намёка на интерес к разговору, но всё было тщетно, беседа не клеилась.

— Такое странное место. Всегда представлял его несколько иначе….

Незнакомец сохранял молчание, выдерживая паузу, однако вскоре произнёс:

— Вы сейчас ищите любой повод, чтобы заговорить со мной или спросить о чём-нибудь.

— Откровенно сказать да, ищу.

— Так спрашивайте.

Облегчённо выдохнув, Философ спросил:

— Простите, а вы тоже…. Туда?

«Артист» выпрямился, а затем, вальяжно расположившись на скамье, демонстративно закинул ногу на ногу, и произнёс, постукивая пальцами по ручке трости:

— Нет…, как раз таки я оттуда.

— Как так? — изумился человек.

— Ну, а если я, к примеру, забыл выключить утюг? Вот закончу земные дела и назад.

— Шутите? — осторожно спросил Философ, — Вернуться оттуда, с того света…? Это невозможно.

— Правильно, невозможно…, — согласился незнакомец, — Для всех, невозможно. Тем не менее, я оттуда.

Философ суматошно перебирал в голове темы, чтобы получить возможность продолжить разговор, но не найдя ничего лучше, произнёс:

— Крапивин…., Крапивин Владимир Макарович…, — прозвучало это не совсем уверенно, однако новоявленный собеседник снисходительно кивнул головой, — А позвольте спросить…. Кто вы?

Мужчина вскинул брови, словно демонстрируя неподдельное удивление, затем огляделся вокруг и, разведя руки в стороны, в свою очередь спросил:

— Ну а кого вы ждали тут увидеть?

Крапивин хотел было так же откинуться на спинку скамьи, но в последний момент передумал и остался сидеть в позе человека, попавшего первый раз в незнакомое ему место, совершенно не понимая, как следует себя вести.

Решив не торопить события, он словно в оправдание произнёс:

— Знаете, я несколько растерян.

— Ну, если растеряны…. А допустим я Смерть.

И снова часы щёлкнули с последующей цифры на предыдущую.

Философ облизнул пересохшие губы. Он даже не успел вздрогнуть от такого известия и произнёс, поглядывая на циферблат:

— Так это….

— А-а-а…, — участливо ответил незнакомец, — понимаю, коса, балахон, костлявый оскал и такие же руки…. Вы об этом?

Откуда-то сверху вдруг посыпался мелкий песок, и рядом со скамьёй возникла узнаваемая фигура с косой.

— А может так?

Фигуру сменил огромный, просто невероятных размеров чёрный грач, который склонив голову набок, стал рассматривать человека одним глазом. Философ полез в карман за платком, однако в его руках оказалась складная расчёска, которой он принялся водить по вискам, лбу и шее.

— Вам нужен платок? — предположил Смерть, наблюдая за действиями человека, — Вот, возьмите.

В протянутой руке, он держал сложенную в несколько раз материю.

— Спасибо, у меня свой имеется, — ответил Крапивин, не сводя с птицы глаз, показывая всё ту же расчёску.

— Ну, если свой, тогда конечно….

Платок взвился узкой серпантинной лентой и, перелетев, скрылся за спинкой скамьи.

— Или так…, — не унимался он.

Птица исчезла, а вместо неё появился клоун с бензопилой, затем какой-то мерзкий тип в маске кролика с бейсбольной битой и в фартуке как у мясника с рынка и вновь фигура в чёрном балахоне. Окинув взглядом человека, Смерть произнёс:

— А ведь же берутся утверждать, что у Смерти именно такой вид? И кто же? Может те, кто её увидел, а потом вернулся с того света. Ну — ну….

Оцепенение прошло.

— То есть, получается, — ответил Крапивин, убирая расчёску, — что мне обратной дороги нет, коли я вас вижу и вернуться уже невозможно?

— Именно это я и хочу сказать и даже уже сказал. А если у вас и получится, то вы скорее согласитесь с образом костлявой старухи, чем попробуете убедить какой или каким видели Смерть вы сами.

Человек нервно поёрзал на месте и зачем-то опасливо оглянулся за спинку скамьи.

— Да уж…. А знаете, привычный образ, пришёл из картинок про всадников Апокалипсиса…. Но, опять же, рисовали люди, которые вряд ли имели возможность лицезреть их лично.

— Ну что же, хоть какое-то более — менее разумное толкование, — согласился Смерть.

— Нет, нет, — замахал руками Крапивин, не зная как лучше обратиться к своему собеседнику, — Скорее всего, раскопали какое-нибудь тело или просто нашли истлевший труп. Ну, вот вам и лик, так сказать, по образу и подобию, найдя оскал черепа подходящим для вашего изображения. Тёмные люди, что с них взять.

Новый знакомый замер, старательно осознавая смысл сказанного и спросил:

— Значит раскопали?

— Ну да, а если взять времена, когда была пандемия бубонной чумы или оспы, так там и раскапывать не надо было, улицы были завалены мертвецами.

— Мне нравится ваше объяснение.

— Спасибо! — немного склонившись, поблагодарил Философ.

Они замолчали. Желая хоть как-то возобновить беседу, Владимир Макарович спросил:

— Позвольте узнать, как мне надобно к вам обращаться?

— Обращаться? — с удивлением спросил Смерть.

— Ну да…. А то как-то…. Вы представились….

Слова его последовали сумбуром. Видя возникшее замешательство, мужчина сказал:

— Ну, хорошо. Моя фамилия Манибожко, а имя…, ну пусть будет Герас….

— Пусть будет? — изумился человек, — То есть вы хотите сказать….

— Герас! — настойчиво повторил незнакомец.

Философ вздрогнул и согласно закивал головой, выставив руку вперёд.

— Простите, а ваше отчество?

— Отчество? — тон резко сменился. — Хм…. То есть производное от имени родителя?

— Получается что так.

— У меня нет родителя, в человеческом понимании, если вы об этом, — грубо оборвал Герас, громко стукнув тростью о мощённую булыжником аллею, при этом опять появилась птица, держа в клюве тот же платок.

— Уйди! — зло произнёс Манибожко.

Грач почтительно склонился и не торопясь, с видом бдительного таможенника выискивающего контрабанду, переваливаясь с бока на бок, важно проследовал мимо скамьи, строго поглядывая на человека при этом словно руки заложив крылья за спину.

— Простите, простите меня, — запричитал Философ, уткнувшись в ладони, — Я, безмозглый осёл…. Простите ради Бога!

— Ради Бога…, — примирительно произнёс Герас, — Ну вот вы и сами ответили на свой вопрос, а животное обидели напрасно. Всё в этом мире есть от Создателя. И вы, и я и упомянутый вами осёл…. Не ставьте под сомнение Его творения…. Он каждого наделил разумом на своё усмотрение. Надеюсь, имя напоминать не надо?

— Имя…. Имя Бога…. Иегова! Господи, да как же так я оплошал…?

— Закончим на этом, — вновь оборвал причитания человека Смерть, — И, на будущее вам…, я не Иегович и не Аллахович….

— Иегович, Аллахович…. Действительно, бред какой-то.

— А стенания оставьте предприимчивым попам, которые вопят о Боге, при этом посматривая, кто и сколько монет положил в жертвенную корзину.

— Благодарю вас, — человек вновь через плечо мельком глянул за скамью и, указывая пальцем, произнёс, — Эк, как ловко вы платок туда отправили.

— Может, сыграем? — вдруг спросил Герас, показывая колоду игральных карт.

— Карты?

— Ну да, потом расскажете, как со мной играли в дурака, а можно и в преферанс.

Он стал быстро тасовать колоду.

— А где я буду рассказывать?

— Ну, как это где? — не отводя взгляда спросил Смерть, криво усмехаясь, — Подумайте хорошенько, где в мире людей для таких тем можно найти благодарных слушателей?

Философ стал перебирать различные телевизионные шоу, как его прервал голос.

— На пример в сумасшедшем доме. Там самая подходящая компания для подобных бесед. Скажу больше, что вы будете не один такой.

Карты выстраивались в одну линию, затем разворачивались веером и замысловатыми волнами замирали в воздухе. При этом можно было разглядеть, ожившие изображения картинок. Джокер жонглировал бутылками, как искусный бармен, дамы играли в бадминтон, перебрасывая крохотный воланчик между картонками. Затянувшись сигарой, червовый валет выпустил ряд колец, запустив сквозь них длинную струю из дыма. При этом король пик сморщился и даже чихнул, утерев нос кружевным платком.

Увидев удивление Философа, Смерть пояснил:

— Масти разные. При червонном короле этот валет вряд ли мог себе позволить подобные кольца.

Колода сложилась, Герас сделал несколько пасов, и в воздух поднялись три карты, которые тут же, упали на скамью «рубашками» вверх.

— Тройка, семёрка и туз, — предположил Философ.

— Именно так, как у классика, — согласился Манибожко, — Зачем изобретать велосипед? Просто не вижу смысла в данное время быть оригинальным.

Владимир Макарович осторожно дотронулся до карт пальцем, которые оказались всего лишь очень умелым трёхмерным изображением пескографии. Герас собрал песок и перекинул через плечо за спинку скамьи, так, словно ничего не было.

— Ловко…. Однако, вы правы, мне всё равно не поверят, так что я, пожалуй, воздержусь.

— Ну вот, собственно и я об этом, — произнёс Смерть, смахивая прилипшие песчинки с ладоней, — Видите, как всё просто.

— М-да уж, всё просто, однако привычный образ….

— Ну, хорошо, но вряд ли вы станете откровенничать или философствовать, общаясь со старухой с косой. Ведь так?

— Так, — согласился Философ.

— Но более всего, что это женщина. Тут как на исповеди, доверитесь ли вы женщине, ну конечно кроме своей матери, поэтому я решил выглядеть именно вот так.

— Позвольте, — парировал Владимир Макарович и уверенно произнёс, — а с чего вдруг вы решили, что я стану откровенничать с вами или исповедоваться?

— Да с того, вдруг, — не делая паузы, ответил Манибожко, — что вы знаете, что я никоим образом не смогу обратить ваши тайны против вас и не сделаю их достоянием общества. Я же не поп. К тому же, как говорится, всегда есть желание выговориться…, перед смертью. Ну, вот вы как раз и перед Смертью. А, впрочем, я не настаиваю.

Принимая во внимание безупречность довода, человек согласно кивнул головой и произнёс:

— Не могу отнести себя к разряду ортодоксальных верующих, однако, как зло вы отозвались о служителях культа.

— Да нет никакого зла, — выдохнул Смерть, — Просто мне удивительно, как некая часть общества решила, что они служители Господа, приняв на себя внушительные полномочия. И именно они убеждают людей, что за некоторую сумму, могут молитвами избавить от грехов и даже от смерти. А ведь находятся такие, которые искренне в это верят. Ну не смешно ли?

— А может это для страждущих единственная надежда?

— Надежда? — с удивлением переспросил Герас, — Надежда на что?

— На спасение, — уточнил Владимир Макарович.

— На спасение…, — повторил Смерть, — А на спасение чего и от чего? Тела? Так эти же самые священники вам скажут, что тело бренно. Ну, рассудите, как можно избавиться от смерти? Но самое главное, для чего надо это делать?

Крапивин пожал плечами и ответил:

— Бессмертие — эликсир от мрачного небытия, вековая мечта людей, от учёного, до проходимца и шарлатана.

— Бессмертие, — повторил Герас, заглядывая в глаза Философу, — но зачем? Представьте, что единственному человеку, после Иисуса Христа, э-э-э, ну, скажем, повезло, этакий Мафусаил наших дней. И Создатель подарил ему бессмертие, или он нашёл эликсир, что, собственно одно и то же, но при этом не перестал быть человеком.

— Интересно, очень неожиданная тема. И что же вы по этому поводу думаете? — живо поинтересовался Философ.

— А что тут думать? Следующим и немедленным шагом этого, так сказать, «счастливца», будет попытка помимо вечной жизни заполучить и здоровье. И что же? Давайте увидим его в будущем. С чем он придёт туда? Что он сможет дать следующим поколениям? Будет ли он интересен как свидетель давно минувших дней, конечно, кроме определённого круга специалистов, да и то, до поры до времени.

Человек развёл руками не найдя что сказать.

Смерть продолжил:

— И вот, обнаружив этакого экспоната, предприимчивые потомки, кои сыщутся тот час, уж вы мне поверьте, возьмут, да объявят его святым! И непременно обратят в средство наживы. Ну а что, бессмертие не каждому даётся. Это вам не какие-то мощи, а целый живой, если конечно прежде, он сам не заявит о себе и не попадёт в сумасшедший дом! Главное, создать управляемый ажиотаж и при этом находиться рядом и контролировать его действия, а ещё лучше, написать ему сценарий. Чтобы как по маслу…. Однако, будут и завистники, которые не преминут усомниться в святости нашего бессмертника. И уж поверьте, найдутся последователи, как у одних, так и у других. И снова волнения и хаос, а там и до войны не далеко.

От такого напора неопровержимости, человек растерялся, совершенно не зная, что ответить.

— Однако, — не унимался Манибожко, — и наш герой, осознав своё положение, войдёт, так сказать во вкус, а после праведных трудов, скорее всего, пожелает облагородить свой отдых, и не в окружении толпы боговерных старух, а с удовольствием предаться обществу молоденькой барышни…. Или барышень….

— Человек, остаётся человеком, хоть святым его назови, а хоть и грешником, — парировал Крапивин, — Но в преклонном возрасте, какие могут быть барышни? Что он может им дать?

Однако «контратака» захлебнулась.

Смерть не унимался:

— Ага, и думать нечего, непременно найдёт в наложницы какую-нибудь дуру. Начнёт ей нашёптывать о бессмертии и прегрешениях, о том, что она должна осознать своё положение подле него. А та мадмуазель раскроет рот, до тех пор, пока он не схватит её за задницу.

Часы вновь громко щёлкнули. Оба собеседника подняли головы посмотрев на время.

— Молодым барышням, прежде всего, нужна семья, а не безумные стенания при свечах и скучные рассуждения желтозубых старцев о Боге, которые при этом гладят по коленке глупое дитя и непристойно сглатывают слюну при виде остальных волнующих женских форм, думая о плотском удовольствии. Прежде всего, Создатель наделил их способностью к материнству, способностью любить. Вот что есть божья благодать. Любовь — вот он всепобеждающий символ жизни! Таким и смерть не страшна, они лишь желают умереть со своим избранником в один день, взявшись за руки. Да плевать они хотели на чуму, оспу и даже на Судный день.

— Любовь, — вздохнул Философ.

Не обращая внимания на фразу, Герас продолжил:

— Другое дело увековечить себя в трудах, великих делах и открытиях. Я даже могу предположить, что и резонансные преступления могут сослужить добрую службу, дабы в назидание остальным не повторять подобного зла, но человек глуп, потому что в какой-то момент начинает считать себя избранным, оригинальным, но снова и снова совершать те же самые ошибки.

— Вот как?

— Именно так. По моему мнению, праведные дела и те требуют жертв, — заключил Смерть.

— Значит, по — вашему, вечной жизни нет? — спросил Крапивин.

Подобно судье зачитывающему приговор, Смерть произнёс:

— Всё, что осязаемо и обоняемо смертно. Всё, что можно сравнить между собой, попробовать на вкус или прочность, измерить и взвесить — тленно. Всё, что состоит из чего-то не вечно. Всё, что я перечислил, имеет предел и по — другому не будет и быть не может.

— Тогда как же понять, если я вас вижу, значит и вы не вечны?

— Вы видите оболочку и если успели заметить, то и я выгляжу стариком. Как и любая вещь со временем приходит в негодность. Но вы сильно не надейтесь, мой образ — это мой выбор и с реальностью не имеет ничего общего.

— А как же выглядит Бог?

— Все эти ваши смешные картинки со старичком на облаке, не более чем вымышленное представление. Лично меня это развлекает, — взмахнув руками, произнёс Смерть, — Да поймите вы, Бог не может состоять из вещества.

— А как же тогда про образ и подобие?

— Душа и разум, вот вам и образ и подобие. Они не имеют материального строения, поэтому над ними нет власти времени и смерти. Это как вы в теле, а тело в костюме, — он дотронулся тростью до пиджака Крапивина, — Там у вас не будет надобности в этих аксессуарах. Это если уж очень просто.

— Да уж, нечего сказать. Для поверхностного понимания вы достаточно убедительно, но вот осознать такое в полной мере лично мне очень трудно. А позвольте узнать, коли уж такой представился случай…. Как вы, так сказать, ну, работаете что ли?

— Работаю? — искренне удивился Смерть.

— Простите…, — смутился Философ, — Ну как мне сформулировать свой вопрос?

Конец ознакомительного фрагмента.