День воина. Историческая фантазия о событиях при селе Шевардино в августе 1812 года

Номен Нескио

Незаслуженно забытое сражение, при котором защитники шевардинского редута сдерживали наступление правого крыла наполеоновской армии, дав возможность приготовиться к генеральному сражению Отечественной войны 1812 года.

«Прекрасная Эльжбета Марциновска»

Австрийская Империя, город Лемберг, весна 1812 год.

Поздним дождливым вечером весны 1812 года, в таверну под названием «Прекрасная Эльжбета Марциновска», что располагалась почти на окраине городка Лемберг (ныне г. Львов. Украина), изнемогая от усталости, ввалился огромного вида человек в грязном плаще скрывающим военный мундир. В высокой чёрной каске с медной отделкой русского образца, с характерным гребнем в верхней части. Его головной убор накрывала перетянутая завязками специальная накидка, скрыв репейку и закрывающая, своей ниспадающей частью, шею. Белые колеты на ногах и высокие ботфорты были покрыты грязью. Тело закрывала лёгкая кираса, перетянутая ремнями. В руках он держал короткий нарезной штуцер, очевидно вынутый из чехла, притороченного к седлу лошади. Военный осмотрелся, в поисках свободного стола, постояв на пороге заведения, и проследовал через небольшой зал таверны, к выбранному месту. Посетителей в тот час было немного. У дальней стены за столиком расположился пастор, при свече углубившись в чтение какой-то книги и потягивая из глубокой чашки чай. Два горожанина допив из своих пивных кружек, поднялись из-за стола и, кивнув трактирщику, маленькому взъерошенному человечку в фартуке до пола, вышли из таверны, осторожно обойдя прибывшего военного, стараясь не смотреть ему в глаза. Закутанная в платки женщина вытащила из корзины несколько связок толстых свечей и, получив плату за товар, так же торопливо выпорхнула из заведения. Путник снял с себя промокший плащ, представ в мундире офицера Малороссийского кирасирского полка Русской Армии, судя по наличию жёлтого цвета на обшлагах, погонах и воротнике. Своим появлением кроме священника, он привлёк внимание ещё трёх человек сидящих за столом в середине зала. Это были польские военные. Обозначения их воинской принадлежности скрывало скудное освещение помещения, но отдельно вырывающиеся фразы выдавали в них именно поляков из подразделения гусар. Они переглянулись между собой, перебросившись несколькими фразами, и вновь принялись за внушительную трапезу. Новый посетитель снял каску и поставил её на лавку справа от себя, незаметно положив между собой и головным убором пистолет, и принялся ждать, покуда кто-нибудь подойдёт к нему и примет заказ. Согревшись, он немного задремал от тепла, исходившего из камина. Ему даже приснился сон.

— Прошка, monsieur le lieutenant Ulrich. Réveille-toi, réveille-toi! (франц. Прошка, господин поручик Ульрих. Просыпайся, просыпайся!) — слышался ему дивный женский голос.

Прохор ощутил нежное тепло ладони, без всякого сомнения, прекрасной дамы, скорее всего певички из какого-нибудь кабаре и вздрогнул, открыв глаза. Никакой женщины рядом не было. А жар исходил от огня, где негромко потрескивали поленья. Ульрих помотал головой, отгоняя усталость и сон. Нестерпимое чувство голода заставило его проявить некоторое нетерпение, и он оглянулся в сторону стойки, где человек, с невозмутимым видом продолжал протирать полотенцем тарелки так, словно и не было никакого нового посетителя, появившегося около десяти минут назад. Прохор сдвинул брови и, обернувшись всем своим мощным корпусом, в упор стал рассматривать хозяина заведения. Мельком увидев подобное внимание со стороны посетителя, человек ещё более углубился в своё занятие, взяв следующую тарелку, старательно дыша на край посуды и нервно протирая её всё тем же полотенцем. С шумом выдохнув воздух, военный взял в руки небольшую глиняную солонку и, повертев её в руках, несколько раз громко стукнул о стол. Ситуация не изменилась. Один из мужчин за соседним столиком обернувшись, обратился в полголоса к хозяину, кинув несколько еле уловимых фраз. Хозяин бросил своё занятие, и смешно перебирая ножками, приблизился с большим подносом к столу, суетливо принявшись убирать остатки еды и протирая столешницу. Другой офицер из гостей поманил хозяина пальцем, от чего тот склонился ещё ниже и стал внимательно слушать. Покорно закивав головой, затем он подхватил поднос и направился к стойке.

— Эй, братец любез… ный, как тебя…, — обратился было Ульрих, но трактирщик даже не взглянул на него, пробежав мимо.

Наоборот, он скоро появился вновь и, подбежав к соседнему столу, заботливо расставил большие кружки с каким-то напитком.

— Пан? — негромко произнёс плюгавенький человечек в фартуке.

Польский офицер кивнул головой и хозяин, переместился на противоположный край стола, уткнувшись взглядом в пол. Военный развернулся сев верхом на скамью, а затем со стуком положил ногу в грязном сапоге, вызывающе демонстрируя подошву к гостю, и громко отрыгнул. Прошка нервно забарабанил пальцами по столу. Подняв голову, он вновь обратился к хозяину:

— Подойди ко мне, кабацкая твоя душа!

— Jeśli nazywasz pana, to jest ani gdzie się nie pójdzie, dopóki nie skończymy jeść. Więc będziesz musiał poczekać! (польск. Если ты зовёшь хозяина, то он ни куда не пойдёт до тех пор, пока мы не закончим ужинать. Так что тебе придётся подождать!) — сказал всё тот же офицер.

Ему очень хотелось быть понятым, поэтому он намеренно произносил свои слова медленно.

— Jeśli ci się coś nie podoba, to poszukaj inna instytucja i najlepiej w Rosji. (польск. Если же тебе что-то не нравится, то поищи другое заведение и лучше всего в России.) — поддержал своего товарища другой военный, вытирая жирные от мяса пальцы тряпочной салфеткой.

Все трое презрительно усмехнулись.

— Dir wird noch besser kommen. (нем. Тебе всё же будет лучше подойти) — настойчиво произнёс поручик, перейдя на немецкий язык.

Словно после сна, он потянул свои руки, незаметно взведя курок пистолета, взглянув мельком на штуцер, лежавший на столе, и стал ожидать реакции. Поляки переглянулись. Очевидно, что они поняли его и в первый раз и во второй.

Хозяин дёрнулся всем телом, наверно желая всё же приблизиться, но один из военных остановил его жестом руки и ответил:

— Nadal jest ani gdzie się nie pójdzie i nie dostaniesz. Pojawił się tutaj, więc siedź i czekaj. Zobaczymy, kiedy będzie można ci rzucić kość. (польск. Всё равно он ни куда не пойдёт и по — твоему не будет. Явился сюда, так сиди и жди. Мы сами решим, когда можно будет тебе бросить косточку.)

Не переставая скалиться, польский гусар вытащил пистолет и положил его перед собой на стол и добавил:

— Powiedz dziękuję ci, że w ogóle pozwolono wejść, a nie kazali czekać tam, na ulicy. (польск. Скажи спасибо, что тебе вообще позволили войти, а не заставили ждать там, на улице.)

— М-да уж, — глухо произнёс Ульрих, сжимая ладонь в кулак, — Пялится вот так, очень даже неприлично, но я научу тебя хорошим манерам!

Он посмотрел исподлобья на польских офицеров.

— Раз, два, три…. А вон в углу, ещё кто-то, сапогом торчит…. Значит, получается четверо? Трактирщик не полезет, он того и гляди со страху рассудка лишится и пастор наверно тоже, а вот эти и их четверо…. Хреновая история, господин поручик. А ничего, одному дам в морду первый, остальные и обделаются, ну и пистолет, для самых пылких.

Так рассуждал про себя Прохор, оценивая обстановку. Он поднял голову и спросил:

— Значит, нет?

Польские офицеры переглянулись, и один ответил, замахав руками:

— Nie! Wynoś się stąd, pies! (польск. Нет! Проваливай отсюда, собака!)

— Ну нет, так нет, — глухо произнёс Ульрих, демонстративно притягивая к себе огромную саблю.

Поляки напряглись, и стали медленно подниматься со своих мест. Еле заметное лицо святого отца исчезло в глубине тёмного угла, отодвинувшись от света горевшей свечки. И, в этот же момент, вдруг раздался какой-то стук, один из офицеров вздрогнул и уронил голову на грудь, опускаясь на скамью. Посидев пару секунд, он свалился с окровавленной головой на пол, куда посыпались осколки пивной кружки из обожженной глины. Из темноты угла возник человек, который направлял свой пистолет то на одного, то на другого поляка. Проведя свободной рукой по своему лицу, он зевнул и угрожающе произнёс:

— Опустите свои задницы и сидите смирно, паны. Надеюсь, вы меня понимаете?

Он взял лежащий на столе пистолет, ловко кинув его Ульриху, затем разоружил своих внезапных пленников и добавил:

— Нет, братцы — поляки, с вами у меня благородной дуэли тут не будет! Любому, кто вздумает дёрнуться, я в момент прострелю бошку.

Хозяин таверны в ужасе прижался к стене, прижимая полотенце к груди, словно пытался за ним спрятаться и прохрипел:

— Цо пан желае?

Человек улыбнулся и ответил:

— Ну вот…, как мило! «Цо пан желае»…, — затем он угрожающе сдвинул брови, глаза его сверкнули и он прорычал, — Пан ожидает свой заказ уже целый час. А ты всего лишь умудрился подать это кислое пойло, которое ты называешь вином. Сразу видно, не пожалел водицы-то…, от души разбавил, паскудник!

— Так есть, так есть, — забубнил человечек, перебирая руками, не решив, что делать с полотенцем.

— Значит так…, два больших куска жареного мяса, бутылку вина, кислой капусты подай и пошевеливайся. Я очень голоден и тот господин офицер тоже.

— Так есть, так есть…, — вновь запричитал хозяин, не решаясь сдвинуться с места, — Проше, проше вас…. Вас, пане — господине офицерове!

От чего-то трактирщик стал указывать одной рукой на лавку, где сидели поляки, а другой судорожно протирать стол.

— Так иди уже, — прикрикнул на него человек, — А с этими я не сяду, отдельно накроешь, а то тесно нам будет!

Трактирщик скрылся.

Приставив пистолет к голове польского офицера, человек обратился к Прохору:

— Полагаю, вы русский? Мундир на вас….

Ульрих согласно кивнул головой, не отводя оружия от второго пленника.

— Тогда позвольте представиться, Алексей Колбанов. Состою при военном атташе…, — он оглянулся на «Эльжбету», голова которого выглядывала из-за стойки и добавил. — Всё остальное позже, за тёплым уютным ужином, в этом милом заведении.

Алексей спиной приблизился к Ульриху, не сводя глаз с пленников. Оглядев помещение, он встретился взглядом с трактирщиком. Увидев, что на него смотрят, хозяин боязливо нырнул за прилавок, вовсе скрывшись из виду.

Колбанов приподнялся на цыпочках и громко спросил:

— Так ведь? «Прекрасная Эльжбета». Милое у тебя заведение как я посмотрю. И компания подходящая, даже святой отец имеется!

За прилавком что-то громко упало.

— Обморок, — скалясь, предположил Ульрих, — Эй…. Ты там живой, «Эльжбета»? Пан Марциновски?

Сначала появилась голова с блестевшей залысиной и всклокоченными волосами, а затем и сам хозяин, который угодливо закивал головой и забормотал:

— Так есть, так есть! Марциновски, Марциновски, то я….

Он подбежал к Прохору и стал протирать стол, затем скамейки, приговаривая:

— Эльжбета Марциновска, то е моя цорке-панонька…. То е дочке…. Жестем замаж цорке оддае за чоловика и шинок в посагу. Ние забияе мние, панове — офицерове, проше ние забияе….

Он несколько раз указал пальцем на оружие.

— А-а-а, не хочешь, что бы мы убили тебя?

Трактирщик затряс головой и протянул руки Прохору:

— Так, так, панове…. Я бедный човек. Вжистку…, э-э-э, то е те воюют, а мие горе…

— Смотри-ка, почти по-русски залепетал, а всё равно ничего не понятно. Ух, душа наизнанку, пошевеливайся давай! — прервал его Алексей, — Жрать давай! Надеюсь переводить не надо?

Трактирщик, втянув голову в плечи, прошмыгнул между двух офицеров.

— Поручик Ульрих…. Прохор Ульрих, — в свою очередь произнёс Прошка, поднимаясь со скамьи и протянув для приветствия руку, — Еду в Россию…. За капустой….

Колбанов усмехнулся и ответил:

— Ну да, ну да, конечно за капустой, зачем же ещё….

Они крепко пожали друг другу руки и, не сговариваясь, уставились на сидевших поляков. К столу подбежал хозяин и выставил пару кружек, бутылку вина, столовые приборы и два огромных куска мяса на больших блюдах. Поклонившись, он собрался было исчезнуть подальше от этих русских, но Ульрих поймал его, схватив за шиворот.

— Стой, каналья! Принеси — ка нам верёвок сюда и побыстрее.

Кивнув головой, хозяин исчез. Ему хватило пары минут, что бы появиться вновь, протягивая требуемое.

— Покуда тут побудь, не уходи.

Ульрих бросил одну верёвку поляку и приказал:

— Вяжи его!

Поляк отрицательно замотал головой.

— Вяжи, — зарычал Прохор, — Иначе я тебе руки выломаю!

Оба пленника переглянулись, и один из них стал связывать руки другому, переместив их за спину. Алексей взял вторую верёвку и связал второго пленника, а затем и обоих, привязав их спиной друг к другу, усадив верхом на лавке.

— Вот так-то будет лучше? — с удовольствием произнёс Алексей.

В темноте угла что-то зашевелилось и в пламени свечи появилось вытянутое лицо пастора. Офицеры переглянулись, и Колбанов потрясая кулаком, прошипел:

— Ух, смотри и ты у меня. А то вмиг на небеса отправишься. Как раз у тебя всё с собой. Читай и не отвлекайся.

Лицо исчезло. Новые друзья рассмеялись.

— Панове, панове…, — опять проскулил хозяин.

— Ага, теперь ты! Иди — ка сюда, — подозвал Алексей человечка.

Он взял со стола большую бутылку и налив в кружку некоторое количество напитка протянул её хозяину.

— Пей!

— Цо панове, цо есть не так? — затрясся от страха трактирщик.

Колбанов схватил его за худые щёки и поднёс кружку ко рту.

— Пей, сука! Знаю я ваше нутро. Яду насыпал, подлец?

— Так нет, так нет, пшысегам, пшисегам!

— Присягаешь что ли? — спросил Ульрих.

— А-га-га, то есть мие клява, — заикаясь, ответил трактирщик.

— Что же ты, подлец, русский язык не выучил, пока под Россией был? Вже — вже да пше — пше только и слышишь от вас…. Ну ничего, скоро мы вас в обратку загоним. Женим твою Эльжбету на русском парне, а тебя в православие перекроим, сам лично в реке перекрещивать буду, пока своей жопой не всплывёшь. Хочешь?

— Так, панове, так, — затряс головой хозяин.

— А царя нашего любишь, курва?

Трактирщик вновь согласился, пытаясь изобразить на лице улыбку.

— Ну люби, люби, он-то тебя уж точно в обиду не даст. Не то что эти.

Ульрих кивнул на связанных польских офицеров.

— Пей уже, — прикрикнул Алексей.

Стуча зубами о край кружки, трактирщик сделал несколько глотков и уставился на русских.

— Так нет…, — и в подтверждение своих слов допил всё содержимое, утерев рукавом свой рот.

— Ну вот и славно. Сейчас я вижу, что «так нет»! Теперь жри мясо, продажная душа! Вот тут отрежь!

Хозяин улыбнулся и, отделив ножом указываемый кусок, проглотил его с удовольствием. Офицеры опять переглянулись и Алексей сказал:

— Значит так, неси, что там есть у тебя, всё это в тряпицу заверни, мы уезжаем. В следующий раз погостим подольше, если ты уж так рад нас видеть.

Завернув провизию в кусок материи, офицеры сложили всё это в сумки и оделись. Алексей положил на стол несколько монет, затем подойдя к связанным полякам, кинул им три ассигнации:

— А это вам, паны поляки. За моральный ущерб! Можете выпить за здоровье вашего императора. Они у вас на обгонки меняются, а вы как бабы продажные, всем готовы кланяться.

Распахнув дверь, они остановились на пороге.

Ульрих обернулся и громко произнёс, обращаясь к оставшимся:

— И что бы тихо было! А ты, отче, пока молитву прочти, какую сам выберешь! Чего в углу сидеть без толку-то. И что бы тут без фокусов, а нет, так я вернусь, спалю этот паршивый шинок, а вас всех убью!

Закатив глаза, трактирщик пополз по стене, теряя сознание, едва не свалившись на пол. Словно в подтверждение его слов ярко блеснула молния, и тут же раздался продолжительный гром. Эти два русских стояли в дверном проёме, оба огромного роста в развевающихся на сквозняке чёрных плащах с оружием в руках. Несколько свечей погасло, сделав картину происходящего ещё более жуткой.

— Господь и Сатано ждут вас, грешники! — произнёс Алексей, воздев вверх два пальца, — Молитесь! Страшный Суд будет вам! Аминь, Бонапартовы шлюхи!

Колбанов указал пальцем на дрожащего хозяина.

— И «Эльжбету» мне не обижайте.

— А-а-ай, — пискнул он и упал на колени, спрятавшись под стол.

Стало тихо, кроме шума дождя и сбивчивого голоса пастора.

— Ув — ув — ув…, леший тебя побери, — прислушавшись, передразнил его Алексей, тряся своей головой.

Улица вновь осветилась молнией, офицеры рассмеялись и исчезли в пелене дождя.

Выглянув из-за стола, «Эльжбета» быстро сгрёб деньги и пополз на четвереньках в сторону стойки, держа во рту полотенце, приговаривая сквозь сжатые зубы:

— Coś w rodzaju diabła diabła, coś w rodzaju diabła diabła… Jeszcze i coś w rodzaju diabła przyjdzie…, diabła, diabła… (польск. Леший побери, леший побери…. Еще и леший придёт…, побери, побери….)

Быстро забежав в стойло, Ульрих крикнул, указывая на своего коня:

— Выводи!

Затем он вытащил нож и перерезал подпруги у коней поляков.

— Так вернее будет? — объяснил Прохор свои действия.

— Да ты что? Они не погонятся, их же всего лишь двое, — усмехнулся Колбанов и, подтягивая сбрую, спросил, — Ты теперь куда?

— Пока в Заслав, в Ставку генерала Тормасова! А потом Житомир, Киев и на Смоленск, а дальше как Бог даст! — ответил Ульрих, делая то же самое.

Сев верхом, Алексей кивнул головой и ответил, привязывая походную сумку с продуктами:

— Кони без отдыха, так что погонять не будем. Далеко Заслав-то будет, в раз не доберёшься. В общем так, давай-ка пока поедем, в лесу заночуем да передохнём, костра разводить тоже не будем. Тут оставаться опасно.

— А ты зачем с этими-то расплатился? — спросил Прохор.

— Так ассигнации фальшивые. Они же сами и шлёпают, вот ведь паскуды! — ответил Колбанов.

— А монеты?

— А монеты настоящие!

Ульрих согласно кивнул головой, натягивая по глубже каску поправляя блестящие ремешки, и сказал:

— Ох и ловок ты, Алексей Колбанов! Спасибо тебе!

— А ты что, с этими на шпагах драться собирался?

— Да вот ещё, господа нашлись…, — пожал плечами Ульрих, — Да пострелял бы и всех делов — то!

— Я в Петербург направляюсь, — крикнул Колбанов, трогаясь с места.

— Ну так и я туда же! Поехали отсюда! Но-о-о!

Страшными, почти мистическими всадниками они пронеслись по спящим улочкам Лемберга, громко цокая подковами лошадей. Достигнув сторожевой будки, не останавливаясь, они перемахнули через опущенный шлагбаум и умчались в дождливую темноту ночи. Сидевший в будке австрийский солдат, заметив две странные тени, вцепился в ружьё и крепко зажмурил глаза. Посидев так несколько секунд, он с опаской выглянул наружу, посмотрев в ту сторону, куда умчались всадники, и несколько раз перекрестился, решив не поднимать шума и не испытывать судьбу.

***

Глава 5.

Неман.

Славянская нимфа.

— Пьер…, — негромко позвал солдат своего напарника, — Эй….

Было раннее летнее утро. Солнце красиво поднималось из-за леса с востока. Белоснежные облака плыли по голубому небу, отражаясь в водах широкой реки. Огромная капля росы, повинуясь земному притяжению, сползла по травинке и застыла в ожидании момента, когда какая-нибудь сила столкнёт её вниз. А пока, огромной слезой, она отражала в своей чистоте солнечный свет. «Бз-з-зэу-у-ум-м-м»…, Робер осторожно протянул руку, когда на травинку опустилась «божья коровка». Нарушив природное равновесие, капля соскользнула. Беспокойный жучок торопливо побежал по травяному мостику, очевидно желая утолить жажду, но капли уже не было. Поводив усиками жучёк, отправился было обратно, но Робер осторожно подставил ему свой указательный палец, и насекомое оказалось на руке солдата. Перебирая маленькими лапками, он пустился в свой бесконечный путь, перебегая с тыльной стороны ладони на наружную и обратно, очевидно преследуя одному ему известную цель. Робер осмотрелся и увидел ещё одну каплю росы на желобке травины и, подавшись вперёд, протянул ладонь с жуком вперёд. Не оценив такой заботы, «божья коровка» неторопливо подняла красный панцирь с чёрными горошинками и, выпустив крылья, поднялась в воздух, что бы уже самостоятельно присесть и утолить жажду. Робер вновь приблизился, что бы рассмотреть поближе действия жучка, но вдруг коснулся лицом липкой паутины, по которой, тут же побежал маленький паучок, но оценив размеры «жертвы» он развернулся и быстро скрылся в траве.

— Тьфу ты, — произнёс солдат, смахивая неприятную паутину с лица, и вновь обратился к напарнику. — Пье-ер….

Пьер не отвечал.

Два солдата авангардного дозора французской армии расположились в кустах на польском берегу реки Неман и вот уже несколько дней посменно вели наблюдение за противоположным берегом, куда в последнее время они стремились увлекаемые волей и идеями императора Франции. Особым приказом по армии открыто появляться на берегу было запрещено. Так что даже дозорные смены вынуждены были передвигаться скрытно, чтобы поменять наблюдателей. Сотни тысяч людей и десятки тысяч лошадей, продовольственные, фуражные, госпитальные и обозы с боеприпасами были надёжно скрыты от глаз возможных русских лазутчиков. Всё ждало лишь взмаха руки всесильного императора, чтобы Великая Армия пришла в движение. Наполеон тщательно скрывал свои приготовления вторгнуться в Россию, но более всего он содержал в личной тайне истинную причину этого похода известную лишь ему одному. Желание войти именно в Москву во главе своей армии, приняв от депутации символические ключи от города, окунуться в атмосферу древних палат Кремля рассматривая их как собственную резиденцию, вот что не давало императору покоя. Даже вид египетских пирамид меркнул перед мыслями о Кремле. А позже, насладившись победой, Наполеон наконец-то смог заняться Англией. Введя рекрутскую повинность на завоёванной территории, он рассчитывал существенно повысить численность своей армии русскими полками, добыча могла поправить финансовое положение и отправиться в Индию. Но пока это были лишь мечты, которые он начал реализовывать, выбрав сужающуюся часть Немана, где и решил осуществить переправу.

— Вот ведь жизнь у этой букашки, — рассуждал он, — Ни войны ей, ни сенокоса не надо. Сейчас попьёт и полетит к своей жучихе и к деткам наверно. А, интересно, что же они едят?

Робер пихнул своего товарища в бок локтем и спросил:

— Ты что…, спишь?

Пьер хлопнул себя по щеке, убив комара, и ответил, не поворачивая головы:

— Нет, я не сплю….

Робер перевернулся на спину, не выпуская из рук ружья, и спросил:

— Значит, не знаешь, чем жуки питаются? Ползает тут один…. Вот эти писатели, я встречал одного. Приехал из города, аж с самого Парижа…, там-то нет такой природы. Разложил этот господин свои бумаги, перо да чернила, в стог с сеном упал и давай стихотворы сочинять. Сочиняет и орёт, сочиняет и орёт, а потом и вовсе напился пьяным. Я ж хотел его на постоялый двор свезти, а он возьми, да закажи себе ужин да вина в довесок. Денег дал. Ну а мне-то что, я привёз, как было велено. На пустое брюхо, какое может быть сочинительство? Только говорили что после, его жандармы забрали, что бы разбойники ему бока не намяли. У него ж при себе ни пистолета, ни сабли не было, одни перья да пузырьки, а ночью всякие по полям шляются. Такая вот история. Этим поэтам всё бы бражничать да природой любоваться как тому букашке…. М-да уж, какое ни какое, а ремесло, однако и сочинять тоже надо уметь, это как кузнецу или как с конями управляться….

Пьер упорно не желал поддерживать разговор.

— Ты молчишь уже минут…, несколько минут…. У меня затекли руки и всё тело. А ещё эти проклятые комары…. А ты видел когда-нибудь медведей? — спросил Робер, — Вот я верблюдов видел, а медведей не доводилось…. В России медведи либо сидят на деревьях или пляшут на ярмарках под волынки пьяных казаков. Интересно было бы посмотреть…. А тебе?

Робер осторожно поднялся и сел на колени, разминая руки и всё тело. Затем он окинул взглядом противоположный берег реки и, подняв голову, опершись о ружьё, долго смотрел на кружащуюся в небе птицу.

— Смотри-ка…, журавль…, как красиво летает…. Наверно у него рядом гнездо….

Он вновь взглянул на своего товарища и тихо позвал его, потрепав за плечо:

— Пьер…, Пьер…, да что с тобой?

Солдат поднял голову с лежащего армейского пехотного ранца и, посмотрев на Робера, ответил:

— Чего ты пристал ко мне…? Верблюды, медведи, журавли…. Какое гнездо?

— Пьер…, — попробовал успокоить его товарищ.

Но он не дал ему закончить:

— Зачем сдалась нам та Россия?

— Так…, это….

— У меня плохое предчувствие, Робер…, а ему я верю.

— Императору? — спросил Робер.

Пьер посмотрел на него и, покрутив пальцем у виска, ответил:

— Своему предчувствию я верю, Робер. Понимаешь? Хм-м, императору….

Он вновь отвернулся и, обняв ружьё, лёг, подложив под голову ранец. Робер вздохнул и расположился на животе. Сорвав травинку, он стал жевать её, пробуя травяной сок, и не отрываясь, смотрел на всё тот же берег.

Помолчав немного, Робер произнёс:

— Э-э-эх…. Третий дозор….

— Что…? — вздрогнул Пьер.

Солдат посмотрел на него и продолжил:

— Я говорю, что третий дозор мы тут и всё одно и то же. И чего наши командиры боятся? Река да камыши и никого до сих пор…, ни караула русских, ни разъезда, ни аван-постов! Ни одной живой души….

— Вот это и плохо, — ответил ему Пьер.

Робер воодушевился, решив, что вновь увидел в своём товарище старого собеседника и сказал, устраиваясь поудобней:

— Я так думаю, что Москву построили французы.

Солдат посмотрел на своего товарища и спросил:

— Это ещё почему?

— Moscou…. Moscou…. Вот вслушайся…, Moscou, — он продолжал произносить название города, сопровождая слова раскрытием пальцев собранных в щепотку, — Это французское название, удобное в произношении. А интересно, какие у русских ещё есть города помимо Санкт — Петербурга? А?

Пьер не ответил, но напарник не унимался:

— И вообще, где эта русская армия? Ну нас же должны не пускать…? А мы наверно должны наступать, а потом сразу генеральное сражение противнику и всё как обычно! Враг или бежит или сдаётся, а за нами победа.

— Эк, какой ты умный и чего тебя император не приблизил?

— А знаешь, вовсе не дурак как ты думаешь…, — обидчиво ответил Робер.

Пьер перевернулся на спину и, подняв руки вверх, развёл их в стороны, делая гимнастику, а затем взглянул на товарища, усмехнувшись:

— Ага…, тебя в маршалы…, командовать, а Коленкур или Ней пусть в кустах сидят, русских высматривают!

Внезапно Робер оживился и что есть сил, затряс Пьера за рукав шинели:

— Пьер…, Пьер…, смотри! Какой там Коленкур.

— Наверно медведь или пьяный казак? — равнодушно произнёс Пьер.

— Да нет же…, посмотри скорей.

Оба солдата улеглись на животы и, раздвинув высокую траву стали смотреть в сторону противоположного берега. Крепкая селянка средних лет, распустив длинные русые волосы и раскачивая налитыми бёдрами, не торопясь вошла в реку чуть выше колен. Потянувшись руками вверх, от чего крупная грудь заманчиво приподнялась. Женщина набрала в ладони речную воду и с наслаждением умыла лицо.

— Кх-х-х-…, — от волнения захрипел Робер, но Пьер тут же закрыл ему рот своей ладонью.

— Заткнись, — одними губами прошептал он.

— Я проглотил комара. Он залетел мне в рот, чёрт меня побери…, что я вижу! Богиня, нимфа…, прям из воды…, — зашептал Робер, — Кхе — кхе….

Заманчивый треугольник густых волос, что внизу живота женщины, буквально завораживал солдат. Водой из ладоней она стала омывать своё тело, очевидно полагая, что находится в полном одиночестве и вдруг, словно огромная рыба погрузилась в воду и, делая широкие взмахи, поплыла. Она плыла по отражению, словно по небу, раздвигая огромные облака. Оголённые спина и ягодицы то появлялись, то исчезали над поверхностью. Проплыв некоторое расстояние, она перевернулась на спину обнажив грудь, и так лежала, покачиваясь на водной глади, словно на огромной постели. Женщина набирала воду в ладонь и омывала своё красивое тело. Волосы, словно огромные водоросли медленно качались на волнах.

— Это и есть русская? — спросил Робер.

— Нет…, это египтянка, — зло ответил напарник.

— Всё шутишь…? Да-а-а…. Какие они красивые оказывается эти русские…! Давай её позовём? — прохрипел Робер, — У меня есть вино!

Пьер взглянул на него и промолчал, но и без слов было понятно, их попросту не нашлось, что бы ответить на предложение своего товарища. Женщина внезапно подняла вверх ногу и изогнувшись, исчезла под водой. Солдаты переглянулись и даже не сговариваясь, привстали, но через секунды она вновь показалась над водой. Они бросились на землю ничком и теперь лежали не шевелясь. Селянка направилась к берегу.

Откуда-то из-за спины наблюдателей, совершенно внезапно возник невероятный шум. Солдаты переглянулись и обратили свои взгляды на этот громкий источник. Огромная колонна из конных подвод несколькими колоннами приближалась к берегу.

— Чё-ё-ёрт…, — простонал Робер, — Только вас тут не хватало!

Он от отчаяния уткнулся лицом в ладони, а затем вновь стал смотреть на женщину. На противоположном берегу из прибрежных кустов появились два вооружённых всадника в синих мундирах, перетянутых ремнями и высоких шапках. Женщина подплыла к берегу и, прикрывая грудь, другой рукой стала махать им. Они как по команде развернули крупами коней, и так стояли, покуда она не сдёрнула с ветки склонившегося дерева длинную белую рубаху и быстро надела её на тело. Всадники развернулись и наблюдали, как женщина стала прибирать свои мокрые волосы. Они о чём-то говорили между собой. Внезапно один из них привстав на стременах, стал указывать рукой в сторону польского берега, по которому к Неману двигались обозы французских сапёров.

— Что это, Пьер? Куда они собрались? — спросил Робер.

— Ты болван, Робер! Это наши сапёры…, полагаю, что они будут ставить переправы!

— А эти…? Ну, которые там? — Робер кивнул головой в сторону русского берега.

Пьер поднялся и, надев кивер, ответил:

— Ты хотел увидеть русскую армию? Так вот это она и есть…, русская армия…, и я не удивлюсь, если сейчас появится медведь, который выкатит пушку и всадит в обоз пару ядер.

— Там всего два всадника, Пьер и эта женщина…! Какой ещё медведь…? — ничего не понимая, произнёс Робер.

С противоположного берега раздались два громких выстрела.

— Тиу…, — «пропела» пуля.

Солдаты упали на землю, но тут же подняв головы, стали смотреть на русских. Один из кавалеристов ловко подхватил на крепкий конский круп селянку, и они скрылись в чаще леса.

— Так это…, они в нас стреляют! А теперь уехали, — прошептал Робер.

Пьер посмотрел на него и ответил:

— А что ты хотел от них? Ни куда они не уехали…. Они рядом…, им некуда уезжать! Они будут защищать свои дома…. А что мы у них забыли, чего нам не хватает дома? Вот потому я и спрашиваю, зачем мы хотим идти в эту Россию? Вот лично ты, что там забыл?

Французские сапёры высыпали к берегу и стали кричать вслед русским:

— Эй, эй, там! Русские, ну куда же вы? А не желаете прокатиться по нашему мосту? Ждите в гости, мы уже идём!

— Господи, сколько же много идиотов ты собрал в одном месте…, — в отчаянии произнёс Пьер и уронил голову на руки.

Глава 6.