Время помнить наступило…

Нина Михайловна Савченкова

Книга «Время помнить наступило» об истории создания стоматологической службы города Новосибирска и стоматологического факультета Новосибирского медицинского института написана по воспоминаниям Нины Михайловны Савченковой – Заслуженного врача РСФСР, главного врача первой в городе стоматологической поликлиники (1958–1988), Почетного члена Всесоюзного и Всероссийского научного общества стоматологов.

3. Юность мимолетная моя…

О, сколько нам открытий чудных

Готовят просвещенья дух

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг,

И случай, бог изобретатель.

А. С. Пушкин

В 1946 году я окончила среднюю школу на станции «Сковородино» Амурской железной дороги. По просьбе классного руководителя Тамары Павловны на последнем школьном собрании все выпускники писали на листочке, кто кем хочет стать. Отвечали по журналу, по алфавиту, значит — я (в девичестве Федотова) последняя. Учитель, инженер, строитель, шофер — такими были мечты моих одноклассников. Когда подошла моя очередь отвечать, то я сказала: «Хочу быть врачом». Своим ответом я удивила многих, и прежде всего учителей, преподавателей литературы и химии. По этим предметам у меня были хорошие крепкие знания, я читала много книг из домашней и школьной библиотеки, а также занималась дополнительно в кружках по физике и литературе. При таком серьезном отношении к учебе, по мнению моих учителей, я должна была поступать непременно туда, где требовались хорошие знания по данным дисциплинам. Вероятно, они видели во мне будущего преподавателя. В чем-то они были правы, ведь при поступлении в институт я сдавала экзамены именно по этим предметам, но в применении к другой, выбранной мною профессии.

Решено было, что поступать я поеду в Москву, к дедушке Николаю Семеновичу Федотову. И вот в середине июля, получив наконец-то аттестаты зрелости, мы вместе с подружкой Леной, которая мечтала поступить на юридический факультет, отправились в дальний путь. Поезд Владивосток — Москва мчал нас навстречу судьбе. Дорога предстояла дальняя, но для меня уже немножко знакомая. Летом 1945 года мы всей семьей ездили повидаться с родными, с которыми не виделись вот уже три года с момента нашего расставания в Сталинградской области. В конце 1942 года зерносовхоз «Динамо», в котором они жили, оказался в соприкосновении с линией фронта и все его жители были срочным порядком эвакуированы в разные уголки нашей страны. Мамины сестры с детьми и дедушкой Сергеем Корнеевичем (в 1943 году он умер в Днепропетровской области) попали на Кубань, вот к ним-то мы тогда и отправились. Байкал заворожил нас! Нерукотворное чудо, подаренное нам природой, живописное и незабываемое зрелище! Совсем другими «мирными» глазами смотрели мы на эту первозданную красоту: лето, закончилась война, впервые за долгое время вместе с родителями мы куда-то далеко едем, а перед нами открылось такое огромное море и сосны! Пассажиры восхищенно и заворожено выглядывали из окон, и в какой-то момент поезд притормозил свой ход. Папа воспользовался этим и соскочил со ступеньки вагона, чтобы нарвать для мамы букет полевых цветов. Я до сих пор помню тот горько-пряный запах, которым они наполнили наше купе, и как светились счастьем мамины глаза!

…Теперь же вдвоем с подругой мы самостоятельно «торили» свой путь во взрослую жизнь. Дорога была длинной. Родители снабдили нас небольшим количеством продуктов. Время послевоенное, голодное, вся страна жила по карточкам, и когда наши «запасы» закончились, кое-что из съестного покупали на станциях: жареные пирожки с луком, вареные яйца, молоко. В Свердловске поезд стоял несколько часов, здесь паровоз загружался углем и водой, и мы с Леной, воспользовавшись долгой стоянкой, умудрились даже помыть голову.

В Москве нас встречал дедушка Николай Семенович. В большой комнате коммунальной квартиры нам выделили уголок, где мы разместили свои чемоданы с нехитрым багажом и пили чай по-домашнему, с пирогами, рассказами и расспросами. Утром следующего дня я по дедушкиной подсказке (он очень хорошо знал Москву) отправилась в медицинский институт для сдачи документов. Мне бросилось в глаза, что при входе в здание главного корпуса было немноголюдно, и вскоре это обстоятельство разъяснилось самым досадным образом: прием документов для поступления в институт был уже окончен. В первый послевоенный мирный год большой поток абитуриентов, в том числе фронтовиков, хлынул в многочисленные вузы столицы и наполнил их в сроки, намного более сжатые, чем предполагалось. Получилось, что мы приехали к шапочному разбору. От неожиданности и обиды я расплакалась, но, как известно, «Москва слезам не верит» и надо было что-то предпринимать. Тем временем приходит телеграмма от папы, что его направляют на работу в Каунас и мы с семьей должны ехать в Прибалтику. Решение пришло само собой: дожидаюсь родителей и уезжаю вместе с ними на новое место жительства, отложив поступление в институт на следующий год.

Времени свободного у меня было много, я гуляла по Москве и в один из дней недалеко от станции метро «Сокол» увидела красивое большое здание учебного заведения — института химической промышленности и примыкающий к нему, не менее большой, студенческий городок. Мне пришла в голову идея попробовать поступить в этот институт, испытать свои школьные знания — ну просто так, интереса ради. И действительно, на следующий день я сдала документы в приемную комиссию, а двумя неделями позже и все необходимые вступительные экзамены, получив при этом хорошие оценки. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что прошла по конкурсу, и в списке первокурсников увидела свою фамилию. Я поступила! Школьные знания такой далекой отсюда, но ставшей мне родной за годы войны станции «Сковородино» были удачно опробованы! А дальше — просто: поскольку учиться в этом институте я не собиралась, то с легким сердцем забрала свои документы обратно.

Вскоре приехала с Дальнего Востока моя семья, папа с мамой и младшей сестрой. Папе на работе выделили специальный железнодорожный вагон, в который была загружена вся наша мебель, в нем мы и прибыли в Каунас. Как выяснилось на месте, Каунас — не окончательное место нашего переселения. В этом импровизированном «доме» на колесах, прямо на железнодорожной станции, мы жили с семьей еще месяц, пока не переехали в Клайпеду.

В Клайпеде (город Мемель) было много разрушений после войны. В январе 1945 года город пережил штурм и блокаду при освобождении от немецких оккупантов. В центре города уцелел старинный дом (здание Русского театра) с большим нависающим балконом. Балкон был исторический: стоя на нем в марте 1939 года Адольф Гитлер произнес свою торжественную речь в связи с присоединением Клайпедского края к Германии. Во время войны город Мемель являлся базой германского флота и морской крепостью. В августе 1945 года по решению Берлинской (Потсдамской) конференции часть Восточной Пруссии вошла в состав СССР.

…Нам дали квартиру в двухэтажном большом доме с чердаком и довольно большой пристройкой для животных, в которой прежние хозяева держали свиней. Чердак был капитальный, стены выложены кафелем, на нем в несколько рядов располагались высокие металлические поручни с никелированными крючками. Оказывается, эта часть жилого помещения была приспособлена прежними жильцами под хозяйственные нужды — для «выдержки» свиных окороков — своего рода домашний цех. Улица наша оказалась небольшой и практически полностью разрушенной: уцелели, кроме нашего, только два дома. В них жили литовцы, а в полуразрушенных — цыгане, их было много, по вечерам они часто пели под нашим балконом, в надежде, очевидно, что мы им что-то дадим за это, продукты или одежду. Ну что мы могли дать? Вся страна жила по карточкам, которые были отменены только в декабре 1947 года.

Наступила осень. По моей настойчивой просьбе папа помог мне устроиться на работу, и вскоре я была принята секретарем-машинисткой начальника отделения Клайпедской железной дороги. В мои обязанности входила не только работа машинистки, но и функции отдела кадров. Демобилизованные, железнодорожники, люди с высшим и средним профессиональным образованием, рабочей специальности, среди которых было много русских, — все хотели устроиться на работу. Поэтому частенько по окончании рабочего дня я брала печатную машинку на дом, осваивая быструю печать и выполняя всю необходимую за день работу дома.

…На календаре лето 1947 года. Я снова у дедушки в Москве, и снова меня постигла неудача: для сдачи документов в медицинский институт нужна была местная прописка. Конечно, я расстроилась, слезы наворачивались сами собой, ведь для того, чтобы прописаться, необходимо определенное время, и прием документов может закончиться. Тогда мой всезнающий дед сказал: «Подожди! Вытри слезы и не плачь! Недалеко отсюда есть еще какой-то медицинский институт, пойдем!». И мы пошли. Перешли улицу Садово-Каретную, несколько двухэтажных деревянных строений и вошли во двор. Прямо передо мной открылось красивейшее четырехэтажное здание: Московский медицинский стоматологический институт. Слово «стоматология» мне тогда было совсем неизвестно, но ведь институт-то — медицинский. В этот раз все пошло как по маслу. Документы приняли сразу, не требуя прописки. Во время их сдачи ко мне подошла какая-то девочка и предложила вместе готовиться к экзаменам. Она жила в своем доме недалеко от Москвы. Мы вместе сдали первый предмет, на следующий день с волнением искали свои фамилии в списках по результатам экзамена. В нем оказалась только я, а моей знакомой не повезло. Через две недели, успешно сдав все экзамены, я поступила. Конкурс был большой, среди абитуриентов много фронтовиков, которым я еще в процессе сдачи вступительных экзаменов помогала готовиться по физике, химии, сочинению. Наконец-то все позади и я студентка! Моя мечта сбылась!

Нина Федотова со своей подругой. 1946 г.

Начались учебные занятия. Нас разбили на группы примерно по 25 человек. С самого начала наша группа выделялась по знаниям, была очень сильной, хотя состояла в основном из фронтовиков. Со школьной скамьи было всего несколько человек, и почти все москвичи, городские. Мы были очень дружными и сплоченными с первых же дней нашей учебы. У одного из наших студентов, Вадима Копейкина, умер отец — военный хирург, прошел с боями всю войну. Мы все пошли на похороны, принесли много цветов. Прощание с ним проходило на Красной площади, в торжественной обстановке, где собрался весь генералитет, высшее военное руководство страны. И никто из нас тогда не остался равнодушным, мы все отозвались на горе.

Молодость — прекрасная пора, ну особенностью нашего времени был еще воздух Великой Победы! Мы вдыхали его полной грудью и шли навстречу своей мечте. Начало нашей учебы — сентябрь 1947 года — совпало с грандиозным событием празднования 800-летия Москвы, и это чувствовалось во всем. В воздухе стояла атмосфера всеобщего ликования, гордости и величия за страну, за стойкость нашей армии и народа в годы войны перед несметными фашистскими полчищами, почти вплотную подошедшими к Москве и получившими мощный отпор! Торжественные мероприятия по празднованию юбилея города проходили на Красной площади. Красивая, убранная, многолюдная Москва, народные гуляния, песни, духовой оркестр, вечерний праздничный салют — запечатлелись в памяти на всю жизнь.

Несмотря на загруженность в учебе, мы находили время и для активного отдыха. У нашего Темки (Зиновия Темкина) была дача недалеко от Москвы на станции «Отдых», он пригласил нас к себе на выходные дни, и все дружно поехали отдыхать. Темка — фронтовик, зубной техник, во время войны он работал в прифронтовой полосе, в госпитале Военно-морского флота, присутствовал во время проведения челюстно-лицевых операций и выполнял всю необходимую работу. Уже во время учебы проявились его большие организаторские способности, он возглавлял профсоюзный комитет института, а после его окончания руководил крупной больницей в Подмосковье, не оставляя при этом своей профессии.

Студенты 1-го курса ММСИ на отдыхе. 1948 г.

Нина Федотова — первая слева (вверху)

и первая справа (внизу)

Кроме общих дисциплин, а также физики, химии, биологии, преподаваемых на первом курсе, была еще нормальная анатомия — пожалуй, самый трудный предмет. Занятия по анатомии проходили не в учебном корпусе, а в отдельной больнице, в морге. С первых же занятий, как только начали изучать крупные кости, многое для меня было непонятно, вопросов было больше, чем ответов, к тому же еще и латынь. День за днем росло постоянное недовольство собой: «Ничего я не понимаю, учиться не могу, трудно, придется бросать институт» и т. д. Эти невеселые раздумья все чаще угнетали меня — что же я буду делать, чем заниматься? И вдруг, как электрическим током, пронзила мысль: «Но ведь они же, все остальные, могут, значит, и я смогу!». С этого момента что-то в моем сознании щелкнуло, словно какой-то внутренний диспетчер дал команду на преодоление, и анатомия «пошла». Конечно, потребовалось много усилий, усидчивости и скрупулезного труда, чтобы разобраться в этом, казалось, неподдающемся предмете. Разобралась настолько, что в дальнейшем помогала закрепленным за мной отстающим студентам и была назначена руководителем студенческого анатомического кружка. Вместе с ребятами мы занимались подготовкой тематических лекций и докладов, организовывали учебные конференции с участием профессуры. Крутилась как белка в колесе, ну ведь как было интересно и понятно! Так, постепенно, учебный процесс вошел в свое нормальное русло. Позже, тесно общаясь со своими друзьями-студентами, я убедилась, что не только меня охватывала «волна» студенческого пессимизма, особенно характерного для первокурсников любого вуза, гуманитарный он или технический. Получить, усвоить и переработать огромной объем информации за относительно небольшой промежуток времени не так-то просто. Терпение и труд, упорство и преодоление — волшебные, ключевые слова для профессионального путешествия в мир знаний.

Однажды во время практических учебных занятий в дверь кабинета робко постучали и попросили меня «на выход»: передо мной стояла Эська — та самая подружка детства из Бобруйска, с которой мы бегали смотреть разбомбленный роддом. Оказывается, она тоже училась в этом же институте, только на курс младше. Я ничего об этом не знала, а она несколько раз видела меня издалека и вот решилась таким неожиданным образом «рассекретиться». Удивительная и радостная встреча! После окончания института мы с ней встречались на IV Всесоюзном съезде стоматологов в Колонном зале Дома Союзов в Москве. В 1970-е годы она, Эсфирь Молочникова (по фамилии мужа), подруга моего детства, стала главным врачом московской детской стоматологической поликлиники — одной из лучших в столице и в стране.

Студенты 2-го курса ММСИ. 24 декабря 1948 г.

Нина Федотова — вторая справа в верхнем ряду

Мое любимое время года — осень. Но во время учебы в Москве мы все с особым нетерпением ждали наступления весны, празднования 1 Мая, демонстрации парада на Красной площади. Для нас это был один из главных праздников в жизни. Во-первых, он означал окончательный приход весны, можно было смело убирать из своего скудного гардероба зимнюю одежду до наступления осенних холодов; во-вторых, это всегда было какое-то обновление, не только в природе, но и в мыслях, надеждах, ожидании лучших перемен. Сейчас я думаю о том, что это молодость стучалась в наши двери и мы с готовностью бросались в океан ее кипучей энергии и искренне радовались жизни! Конечно, мы хотели быть красивыми и старались получше одеться, если у кого-то из нас, студентов, появлялась такая возможность. У меня были белые брезентовые туфельки на небольшом каблучке, которые я натирала зубным порошком, для того чтобы они приобрели недостающую им белизну. Довольная и счастливая! А много ли нужно для счастья? Сущие пустяки…

Главная же особенность Первомая для нас, студентов-москвичей, заключалась в том, что во время прохождения праздничной колонны по главной площади страны мы могли увидеть на трибуне И. В. Сталина — руководителя партии и государства! Наша институтская колонна подходила к правительственной трибуне примерно в 15 часов 30 минут, и мы переживали, удастся ли нам увидеть Сталина, будет ли он находиться там в это время или уже уйдет? Кроме того, наша колонна во время движения находилась в центре площади, откуда рассмотреть стоявших на праздничной трибуне Мавзолея людей было сложно. И такая ситуация повторялась из года в год. Наконец, во время учебы на третьем курсе, я была удостоена чести пройти на первомайской демонстрации в молодежной колонне физкультурников — как отличница и активная комсомолка, ответственная за сектор учебы. За две недели до наступления праздника мы ходили на репетиции, маршируя на Красной площади вместе со всеми участниками по нескольку часов в день. Перед нами в праздничной колонне шли военные, а потом уже физкультурники с флагами. Форма одежды у нас была самая простая — в майках и спортивных трусах. На этот раз мы проходили в составе праздничной колонны гораздо ближе к трибуне, и можно было рассмотреть всех членов правительства страны. Мы увидели И. В. Сталина, он стоял на трибуне и махал нам рукой!

Учеба в Москве давала возможность студентам быть причастными к делам молодежи всего мира. Таким ярким событием международного масштаба стал для нас первый молодежный студенческий слет, проходивший в Колонном зале Дома Союзов. Я и еще один мальчик из нашего института были делегатами этой встречи. Здесь мы впервые увидели делегацию кубинцев, представлявших Латинскую Америку. Возглавляла ее очень красивая молодая девушка с необычной для нас прической и ослепительно-белозубой улыбкой. Наряду с торжественностью обстановки мы все испытывали необыкновенный подъем, интерес и радость от знакомства друг с другом, приобщение к какому-то большому и великому делу.

Много добрых слов хочется сказать о нашем институте. Кто нас учил, кто был нашими преподавателями? Огромная плеяда выдающихся людей от медицины, профессоров и доцентов. На своей выпускной фотографии 1951 года я насчитала их 45 человек. Они стояли у истоков наших знаний, формировали и наполняли тот бесценный багаж, с которым нам предстояло идти по жизни в разных уголках большой страны с великой миссией — лечить и врачевать!

В первую очередь — это Александр Иванович Евдокимов, легенда стоматологии. Заведующий кафедрой хирургической стоматологии, один из основоположников научной школы стоматологии в СССР, он прошел путь от фельдшера медицинского участка в 1908 году до директора Московского медицинского стоматологического института (1943—1950). Основатель кафедры госпитальной хирургической стоматологии и челюстно-лицевой хирургии, доктор медицинских наук, член-корреспондент АМН СССР, дважды Герой Социалистического Труда. Еще до событий Великой Октябрьской социалистической революции он окончил медицинский факультет Юрьевского университета. В 1919 году был призван в ряды Красной Армии и участвовал в Гражданской войне в должности дивизионного врача. В 1922 году отозван из армии по предложению наркома здравоохранения РСФСР Н. А. Семашко и назначен директором Государственного института стоматологии и одонтологии, которым руководил до 1930 года. Областью его научных интересов был пародонтоз, кариес зубов, воспалительные процессы и новообразования челюстно-лицевой области. В 1962 году во вновь созданном Центральном НИИ стоматологии он работал заместителем директора по научной работе (1963—1968). Александр Иванович — почетный председатель созданных по его инициативе Всесоюзного и Всероссийского научного общества стоматологов, основоположник журнала «Стоматология». С 2012 года Московский государственный медико-стоматологический университет назван его именем, а перед зданием университета в год 100-летия основателя советской стоматологии (1984) установлен памятник. Добрейшей души человек, истинный интеллигент, он обладал глубокими разносторонними знаниями, педагогическим талантом и пользовался заслуженным авторитетом как среди коллег, так и среди студентов.

Преподаватели ММСИ 1947—1951 г.

Здание ММСИ. Москва. 1951 г.

Вплотную с ним мы столкнулись на старших курсах, когда подошли к изучению хирургии. Для нас, студентов, он был прежде всего примером врача в широком понимании этого слова. Мы приобретали практические навыки вместе с Александром Ивановичем у постели больного и в операционной. Он буквально учил нас, как надо обращаться с больным. Внимательно осматривая его, спрашивал обо всем: от температуры и давления в этот день до естественных человеческих отправлений. И здесь не было мелочей, важно все: и анамнез жизни (vita), и анамнез болезни (morbi), в каких условиях живет больной, какое назначение из лекарств он получает и почему. Во время учебы у каждого из нас, студентов, был свой пациент в больнице и мы его «вели» до сдачи экзамена. В экзаменационном билете по хирургии два вопроса касались теории, а третий — истории болезни твоего пациента, которую мы тоже «защищали». Вместе с Александром Ивановичем мы присутствовали даже на сложных операциях онкологических больных, порой падая в обморок от увиденного.

Ассистентом А. И. Евдокимова был Владимир Федорович Рудько — в то время доцент, секретарь партийного бюро института, тоже фронтовик, красавец, человек глубокого обаяния, остроумия, блестящих знаний предмета. Он преподавал нам хирургию. В 1964 году Владимир Федорович стал заведующим кафедрой хирургической стоматологии, сменив на этой должности А. И. Евдокимова, а в 1967 году защитил докторскую диссертацию. Более 20 лет он являлся проректором института по учебной и научной работе, главным стоматологом Министерства здравоохранения СССР, почетным членом стоматологического общества Болгарии, Франции, Америки. В течение 15 лет занимал должность главного редактора журнала «Стоматология».

Я всегда очень гордилась, что эти знаменитые и выдающиеся на всю страну ученые были моими преподавателями. Их имена, как надежный щит, «закрывали» и «вели» меня в профессии, на них я ориентировалась в сложных ситуациях, к их консультациям обращалась.

Вот «сюжетная зарисовка» моего первого больного по хирургии в стенах института. Наши практические занятия проходили в большом зале хирургической стоматологии. Сидит больной в кресле, Владимир Федорович дает мне команду: «Начинай!». Я спрашиваю больного, как его имя, отчество, что его беспокоит. Посмотрела больной зуб, спросила у больного, где и как болит. Владимир Федорович спрашивает:

— Что ты будешь делать?

— Удалять, так как зуб подвижный и вокруг него большая область воспаления.

— Правильно. А дальше что?

Я все по полочкам разложила: как и чем обезболить, сколько нужно набрать в шприц анестетика, какими инструментами буду пользоваться при удалении. Убедившись в правильности моих будущих действий, он оставил меня самостоятельно их выполнять и ушел в операционную, где его уже ждали для проведения назначенной операции. Я осталась наедине с больным. Надо ли говорить, как я боялась — все для меня было впервые. Делала так, как нас учили: правильно удалила зуб, дождалась образования сгустка. Попросив больного прийти назавтра, чтобы убедиться в его хорошем самочувствии, я отпустила его. Всю ночь волновалась и переживала, как бы ему не было хуже. На мое счастье, больной был здоров и благополучен, потом мы с ним даже подружились.

Кафедру ортопедической стоматологии института возглавлял Борис Николаевич Бынин. Наш первый учебный год в стенах вуза начался с присвоения ему Сталинской премии за изобретение пластмассы при изготовлении зубных протезов.

Гистологию — строение тканей — преподавал профессор Арнольд Леонович Шабадаш. Колоритная фигура, всегда безукоризненно одет, блестящий оратор, пунктуальный до мелочей, во время своих лекций он четко произносил каждое слово и требовал точности от нас, был достаточно строгим, но справедливым. Мы все его боялись. И вот экзамен по гистологии. У меня была привычка первой заходить во время любого экзамена, не хотела я себе изменять и на этот раз. От волнения почти потеряла голос. Захожу в аудиторию, беру билет и читаю вопрос: «Брюшина». Отвечаю: «Брюшина — это плотно-соединительная ткань, которая располагается в брюшной полости, покрытая мезотелием». И вдруг профессор встает во весь рост прямо за экзаменационным столом и театральным жестом, выставив руку перед собой, восклицает: «Наконец-то! Наконец-то! Ме-зо-те-лий! А то все эпителий да эпителий!». Ставит мне в зачетку оценку «отлично», и я победно покидаю аудиторию.

Кажется, что все это было с нами совсем недавно… Мы учились, нас учили, а спустя годы не менее известными учеными и специалистами стала целая когорта выпускников нашей альма-матер, среди которых дорогие и милые моему сердцу друзья-одногруппники.

Игорь Ермолаев — студент ММСИ. 1949 г.

Игорь Ермолаев — секретарь комсомольской организации института — остался в институте после его окончания. Очень талантливый и красивый парень, из театральной московской семьи, его мама в довоенные годы работала в Малом художественном театре (МХАТ), обслуживала правительственные ложи. После окончания института он защитил докторскую диссертацию и стал профессором, заведующим кафедрой хирургической стоматологии Центрального Ордена Ленина института усовершенствования врачей-стоматологов (ЦОЛИУ (в)), главным стоматологом СССР.

Вадим Копейкин — профессор, доктор медицинских наук, заведующий кафедрой ортопедической стоматологии института, главный стоматолог РСФСР. Во время проведения работ по строительству стоматологических поликлиник в Новосибирске неоднократно приезжал с проверкой в составе правительственной комиссии Министерства строительства РСФСР.

Юра Ломов — москвич, фронтовик, староста нашего курса, из интеллигентной актерской семьи. В довоенные годы другом их семьи был знаменитый актер МХАТа Василий Качалов. Они тесно общались, и в день рождения его младшей сестры Елены он подарил ей собаку. На третьем курсе института, на студенческом общем комсомольском собрании, решался вопрос о выделении кандидатуры на Сталинскую стипендию. Мы все единодушно проголосовали за Юру, он был нашим безоговорочным лидером. И вдруг, спустя какое-то время узнаем, что сталинской стипендиаткой стала малознакомая студентка с нашего курса. Тогда нам было непонятно, почему Юру не утвердили на это звание. Уже позже, работая в Пятигорске, я получила от него письмо с просьбой навестить его сестру Елену, которая жила неподалеку от меня, и, по возможности, полечить ее. Я встретилась с ней и совершенно случайно узнала о страшной трагедии этой семьи. В 1937 году волна репрессий безжалостно прокатилась по всей стране, зацепила она и Ломовых: в одночасье забрали отца, а маму с двумя детьми (сестре было четыре года) выслали в лагерь на Север. Заключенные, в числе которых был и Юра, строили тот самый аэродром, на который во время Великой Отечественной войны по ленд-лизу садились американские самолеты. Уже в лагере они узнали, что отца расстреляли. С началом войны Юра несколько раз просился на фронт, его долго не брали, а потом разрешили и взяли… в штрафбат. Он согласился и всю войну воевал в штрафбате. Елену буквально вырвал и спас из лагеря знакомый им начальник строительства аэродрома, у которого подходил к окончанию срок заключения и он должен был выезжать в Пятигорск. Он предложил Юриной маме оформить с ее дочерью брак. Так сестра оказалась в Пятигорске, а мама продолжала отбывать срок в лагере. В 1956 году с семьи Ломовых было снято предъявленное им обвинение с получением реабилитации в правах, но именно этот факт принадлежности Юры к сыну «врага народа» стал причиной его опалы в студенческие годы. После окончания института Юра защитил научную диссертацию и работал на кафедре хирургической стоматологии в госпитале инвалидов Великой Отечественной войны. Наша встреча с ним произошла в Москве на 10-летнем юбилее окончания института в 1961 году.

Все наши ребята из группы были заядлыми театралами, что вполне объяснимо: здание стоматологического института находилось в центре Москвы, рядом с площадью Маяковского, в окружении театров — МХАТ, Ленинского комсомола, консерватории, куда все мы предпочитали ходить при наличии свободного билета и свободного времени. В соседнем с нами доме на улице Садово-Каретной жил Григорий Маркович Ярон — известный артист московского театра оперетты, с которым мы при встрече здоровались.

Театральные интересы и знакомства продолжались и после окончания института. Так, Юра Ломов играл в большой теннис с Николаем Озеровым — знаменитым спортивным комментатором 1950—1980-х годов, заслуженным мастером спорта СССР, народным артистом РСФСР. Вадим Копейкин был близко знаком с выдающимся сатириком, народным артистом СССР Аркадием Райкиным. Хорошо известную зрителям всей страны юмористическую миниатюру «Ставлю себе „мост“» консультировал по просьбе Аркадия Исааковича именно Вадим.

Такие интересные, яркие и неординарные люди были и оставались моими друзьями-коллегами на протяжении всей жизни, чем я очень дорожу.