Наследие Иверийской династии. Дочери Мелиры

Нина Малкина, 2023

Маски сорваны, все тайны раскрыты, но Квертинд не собирается меня щадить. Ещё вчера боевой маг и отличный стрелок, сегодня я стала одной из разодетых в шелка и лицемерие кукол. Ожил мой самый затаенный кошмар – я оказалась в Мелироанской академии благородных дев.Здесь у меня нет друзей, нет радостей и не осталось даже сил на борьбу. Ментор утверждает, что это пойдёт мне на пользу. Я же… просто пытаюсь не сдохнуть.Меня зовут Юна Горст. И я начинаю создавать себя снова.

Глава 3. Постарайся ничего не делать

— Inflammate Utvie. Eman miсhi'tum del Deveine! — звучал голос Сирены из далёкого прошлого.

В бреду, в корчах и приступах хриплого кашля я свернулась клубком на кровати и попыталась отпихнуть чужие руки.

В прохладной комнате покоев, где тоненькие свечи развеивали сумрак, женские фигуры в белом казались призраками. По телу прошла приятная волна магии Девейны, согревая и успокаивая.

— Вот так, — прошептала девушка. — Ещё немного. Alvioli bulmonos Vitalut. Eman miсhi'tum del Deveine.

Зидани Мозьен, светловолосая сестра-целительница, что всегда казалась самой незаметной, смущённо улыбнулась. От её прикосновений дышалось легче, и организм ускоренно побеждал болезнь.

— Konscimta Menielendo. Eman miсhi'tum del Deveine, — прошептала благородная дева и потрогала мой мокрый от пота лоб. — Это заклинание я составила сама. Чтобы ты немного успокоилась.

Магия исцеления работала безотказно. Зидани и правда была выдающейся целительницей, поскольку за несколько минут привела меня в чувство. Даже захотелось пить и есть. Сестра Мозьен сразу же поднесла мне горячего бульона с ароматным, ещё теплым куском хлеба. Я с жадностью накинулась на еду.

— Умница, Зидани, — подала голос Лаптолина. — Можешь быть свободна.

Госпожа Првленская стояла у окна, задумчиво рассматривая сад в розово-фиолетовом цвете вечера. Её длинные пальцы, украшенные тремя сочетающимися друг с другом кольцами, держали край занавеси.

— Слабость от потери магической памяти не пройдёт, — предупредила сестра и виновато закусила губу, кинув взгляд на браслеты из ризолита. Она открыла сумку и достала знакомый мне флакончик. — Лауданум. Придаст бодрости. Это всё, что я могу сделать.

Руки девушки дрожали. Она отводила глаза, суетилась и даже случайно оборвала часть балдахина. За что осыпала меня беспокойными извинениями и ринулась снова лечить. Обхватила белый тиаль, и тот в ответ вспыхнул, отдавая владелице накопленную магическую память.

— Спасибо, — как можно мягче поблагодарила я. — Зидани, не переживай так. Я не обижаюсь на то, что ты не разделила со мной позор.

Сестра кивнула, задержалась рядом, будто хотела что-то сказать, но её прервала Првленская. Она ещё раз вежливо, но твёрдо прогнала мелироанскую деву. Провожая взглядом тонкую фигурку с пушистым облаком волос, я невольно подметила излишнюю нервозность. В походке, в строгой осанке и сжатых кулаках девушки угадывалась решительность. Она шла так, будто готовилась спрыгнуть в пропасть. Возможно, я ещё недостаточно оправилась от лихорадочного бреда, но что-то в поведении целительницы было не так. Я даже на всякий случай понюхала бульон. Не подсыпала ли она мне яда?

Ароматный суп пах безобидно, и я одним глотком прикончила тарелку, моментально выбросив из головы странности поведения сестры Мозьен. Запила ягодным киселём, с удовольствием прихлюпывая. Вот бы сейчас айвового сока!

Госпожа Првленская, краем глаза наблюдавшая за мной, скорчила брезгливую мину.

Я только пожала плечами. Ем как умею. Остаться наедине с Првленской не боялась. Её отповедь вряд ли будет страшнее кристального колодца.

Женщина отошла от окна и, аккуратно расправив светлую юбку, присела на край кровати. Ни один локон не выбился из её причёски, платье не пошло складками, и даже лицемерная улыбка не исказила лицо. Надо мной нависла неподвижная фарфоровая маска, слишком бледная в холодном свете сумерек.

— Позволь, — не спросила, а приказала Лаптолина, забралась под мою сорочку ладонями, и те сразу же загорелись белым свечением.

Уже знакомые волны тепла и удовольствия прокатились по телу, и я оправилась настолько, что даже смогла выдать насмешку.

— Так, значит, вы воспитываете благородных дев? Истязаете, а потом лечите, — я хмыкнула над собственным выводом. — Слышала, такое проделывают с изменниками из Ордена Крона.

— Значит, тебе подходит в самый раз, — не осталась в долгу Лаптолина.

Я откинулась на подушки и отвернулась. Как много она обо мне знает? Интересно, кто ей рассказал? Ментор? Или излишне догадливая Тильда?

— Мы так поступаем только с теми, кто допускает непростительные ошибки, — пояснила женщина и заботливо взбила подо мной подушки. — Кристальный колодец — для самых тяжёлых случаев. Он ускоряет осознание. Стыд и отчаяние, что ты испытала вчера, превратятся в силу, которую ты почувствуешь завтра. Это урок.

— А Тильда Лорендин не тяжелый случай? — я нарочно не смотрела на Првленскую. В поле зрения попала новая корзина из знакомой уже лавки, но карточки-записки среди листьев почему-то не было. — Ей не нужен этот урок? Вы же видели, что она сделала на представлении. Я обязана была отреагировать. Страх заставит их уважать меня.

— Консула лин де Блайта ты тоже хотела напугать? — Я открыла рот, чтобы возразить, но Лаптолина повысила голос и перешла на «вы»: — Даже не смейте жаловаться на то, что я применила силу. Сестра Лорендин получит своё наказание, а вы получили своё. На том языке, который для вас понятен, леди Горст. Я сохранила остатки вашей репутации, как сохраню и тайну пребывания здесь. Вы находитесь у меня в гостях. Не забывайте об этом. Может, я заслужила нечто большее, чем то презрение, которым вы одариваете меня из раза в раз?

Открытый лоб госпожи Првленской пересекли две морщины. Аристократическая испарина выдавала то, что исцеление далось ей нелегко. Удивительно, ведь Лаптолина просто доделала работу за сестрой. Выходит, госпожа Првленская довольно слабый маг. И действительно потратила много сил… не только на моё исцеление.

— Спасибо, — уже второй раз за вечер выдавила я.

Как будто мне надо было благодарить её за кристальный колодец!

— Не за что, — невозмутимо отозвалась женщина.

Она обмакнула салфетку в расписную фарфоровую чашу и с подчёркнутой заботой принялась обтирать моё лицо. Какая удивительная щедрость палача по отношению к своей жертве! Я никак не могла понять эту противоречивость, таящуюся в её личности: жестокость и забота, лицемерие и искренность так тесно переплетались в речах хозяйки Мелироанской академии, что отличить одно от другого было невозможно. У Лаптолины Првленской для каждого была заготовлена особая интонация. Для слуг — снисходительно-учтивая, для консула Батора — непринуждённая, для сестёр — строгая и в то же время ласковая. Даже возраст женщины определить было невозможно: это была одна из тех особ, которым легко можно дать от двадцати пяти до пятидесяти лет.

Какое-то время я лежала молча, слушая потрескивание свечей, журчание сверчков за окном и позволяя Лаптолине вытирать мне лицо, шею и плечи. В круглое окно то и дело врывался ветерок, вздымая прозрачную занавесь и заставляя подрагивать пламя свечей. Сиреневые сумерки плавно сменялись темнотой. В воздухе висел аромат магнолий и тарокко.

— Давай-ка наденем свежую одежду, — решила Лаптолина. — Эта совсем намокла.

Она встала и помогла мне стянуть платье. Влажная обнажённая кожа тут же покрылась мурашками, и я обхватила себя руками.

После сна и лечения я чувствовала себя гораздо лучше, но, стоило поднять руки вверх, как закружилась голова: опустошённая магическая память так и не восстановилась из-за ризолита и сейчас давала о себе знать слабостью. Лаптолина накинула на меня свежую сорочку. Выбеленная ткань почти хрустела от чистоты и пахла свежестью.

Покончив с переодеванием, госпожа Првленская вытащила из-под ворота мои волосы и ласково улыбнулась. В этот странный миг я почувствовала себя маленькой девочкой, любимой дочерью заботливой родительницы, что не может покинуть своё дитя в болезни. Это было… непривычно и необыкновенно. Что-то тёплое шевельнулось в груди, и я раздражённо заёрзала. Не хватало ещё привязаться к этой женщине!

— Почему у вашей академии нет символа? — спросила я.

Не хотелось говорить о вчерашнем, когда моя вновь обретённая мать чуть не сгубила меня в ледяной темнице.

— Все символы внутри нас, — мягко ответила женщина. — Чистота. Забота. Нежность и кротость. Жизнелюбие и чуткость. И все прочие качества мелироанской девы, дочери великой правительницы. Мелира Иверийская хотела создать подобных себе: истинных королев жизни, благородных, добрых, со страстностью натуры и желанием созидать. Таких, которые были бы не только примером для всех леди королевства, но и немного правительницами. Она создавала своих помощниц, способных изменить Квертинд и квертиндцев к лучшему. Исцелить их, если угодно.

— Поэтому все сёстры обязаны иметь склонность Девейны? — догадалась я.

Опрокинула флакончик лауданума, неожиданно приправленного мёдом, и глотнула освежающей лимонной воды. Тело согрелось, расслабилось, но запирающие браслеты оставались ледяными. Я размяла плечи и шею, разгоняя кровь, и свесила босые ноги с постели.

— Именно, — Лаптолина тоже воспользовалась тиалем Девейны, как недавно Зидани. — Склонность исцеления придаёт жажду благотворительности и любовь ко всему живому. Наши выпускницы — не просто хорошо воспитанные и талантливые леди. Это ещё и живые символы наследия Иверийской династии, дочери Мелиры. Наравне с дилижансами, больницами, школами, которые она построила, Мелира Иверийская оставила своих продолжательниц, которые будут вечно беречь её заветы. Десятки бывших и нынешних дев помогают во всём королевстве, несут добро и благо квертиндцам, творят красоту. Она на самом деле страшная сила. И в каком-то смысле даже более великая, чем доброта и гуманность. Потому что обладает властью.

— Властью над мужчинами, — хмыкнула я. — Вы просто используете свою привлекательность, чтобы добиваться целей, и прикрываетесь громкими лозунгами.

— Это один из основных инструментов, — не стала отпираться Лаптолина. — Женщины в этом мире до сих пор бесправны. Ты не представляешь, каково было быть леди в Квертинде ещё тридцать лет назад. У нас не было ни имущества, ни права выбора, ни свободы мировоззрения, ничего. Лишь влияние на мужчин. И мы, мелироанские девы, смогли использовать его во благо. Посмотри, чего мы добились. Колоссальных успехов!

— Всё, чего вы добились, я завоевала в академии силой и угрозами, — решительно выдала я. Нашла на тумбе миинх и зацепила его за одну из прядей. Пора было преображаться в себя прежнюю. — Мне не нужна ни ваша красота, ни исцеление, ни соблазнение. Раньше я смеялась в лицо опасности, а теперь сама стала ею!

— Ты занимаешь неверную позицию в диалоге, — цокнула женщина. — Говоришь о себе и ощетиниваешься ежом. Будь хитрее. В твоём положении выгоднее согласиться со мной, чтобы усыпить бдительность, а после — осторожно и деликатно убедить в том, что в твоих принципах тоже есть истина. Но, даже если это и так, глупо пренебрегать всем набором методов добиваться желаемого. Подумай, насколько ты станешь опаснее и сильнее, если никто не заподозрит в тебе бойца. Женская прелесть и умение вести диалог — тоже оружие. Если ты научишься таить свою силу от других, подобно тем кинжалам, что скрывались за голенищами сапог, вряд ли кто-то сможет спастись от твоего могущества. Но правда в том, что порой тебе даже не придётся его демонстрировать.

— Это и есть ваш урок? — хмыкнула я. — Предлагаете мне соблазнять, лицемерить и притворяться?

— Да, — неожиданно коротко и просто ответила Лаптолина.

Я засмеялась себе под нос:

— Весь мир — театр лжи. А у вас здесь всё состоит из лжи! Даже сама академия, само здание гораздо старше и уродливее, чем кажется на первый взгляд. И всё это прикрыто цветами, тканями, разноцветными стёклами. Иллюзия и обман! Представление!

— Верно, — согласилась Лаптолина, как будто демонстрируя мне только что озвученный ею урок. — Только занавес, как в театре, никогда не закрывается. Ты играешь свою роль сейчас, потом и всегда. Что бы ни случилось, представление должно продолжаться. Держи спину и улыбайся, пока на тебя смотрят. Даже если танцуешь в раскалённых туфлях или мучаешься от кровавой магии. Отныне ты мелироанская благородная дева. Несмотря ни на что, сохраняй спокойствие и достоинство. Только их потеря губительна, остальное не имеет значения.

— Это не достоинство, а только его видимость, — парировала я. — Не думаю, что смогу использовать эту силу. Это всё равно что бить исподтишка, изворачиваться и юлить. Изображать из себя кого-то иного. Кого-то лучшего, чем ты есть на самом деле. Это бесчестно.

— Один человек сказал мне недавно, что всё зависит от терминологии, — Лаптолина склонила аккуратную голову набок и сложила ладони на платье. — Он был бесконечно прав, как и всегда. Поэтому я предпочитаю называть это интеллигентностью. Или воспитанностью. Ты уже пробовала устанавливать свои правила, теперь стоит научиться жить по ним. И не просто жить, а выигрывать по этим правилам. Пока ты только проигрываешь.

Я резко вскинула голову и посмотрела женщине в глаза. Должно быть, госпожа Првленская имела в виду вчерашний случай, но на деле оказалась права гораздо больше, чем предполагала. Я действительно проиграла почти всё, что у меня было. Могла бы я это изменить, если бы вела себя иначе? Смогла бы разгадать план Демиурга и… переиграть его? Или соблазнить? Глупость. Бред.

— Здесь каждый лжёт лучше меня, — процитировала я господина, тряхнула волосами и задумалась вслух: — И если я приму эти правила, что в таком случае будет отличать меня от злодейки и обычной шлюхи, если я буду пользоваться их способами достижения власти?

— Способ распоряжаться ею, — тут же ответила Лаптолина. — Будь достаточно благородна и добра для того, чтобы использовать свою власть во благо квертиндцев. Делай то, что делала Мелира Великая — помогай. Это не сделает тебя легендарной или опасной, но в конечном счёте сделает тебя лучше, без всяких иллюзий и бесчестия.

Я снова глотнула воды, покатала её во рту и с большим трудом протолкнула в горло, рассматривая кружащую возле пламени свечи мошкару. Странная беседа отвлекала и озадачивала, но не давала ответа на главный вопрос, который мучил меня с самого приезда.

— А что мне делать прямо сейчас? — качнула я голыми пятками. — Здесь, в вашей академии?

— Постарайся не делать ничего, — рассмеялась Лаптолина, и смех моментально состарил её лет на десять, но от этого женщина будто ожила. — Не ввязывайся в неприятности. Соответствуй положению мейлори консула и наместника. Играй свою роль.

— Знаете, когда вы говорите о представлении и спектаклях, вы кое-кого мне напоминаете, — от её заразительного смеха я тоже развеселилась.

— Должно быть, исключительно мудрого и тонкого человека?

— О да, — усмехнулась я. — Вы даже не представляете, насколько.

— Твоего ментора? — не удержалась Лаптолина, и усмешка тут же сползла с моих губ.

В комнате совсем стемнело, и наполнение корзины — подарка ментора — рассмотреть было невозможно. Интересно, там есть карточка? Впрочем, сами цветы тоже что-то говорили, но я вряд ли разобралась бы в их языке. Просить помощи у Лаптолины было стыдно.

«Стыдно» вообще прицепилось ко мне, как клеймо, которое начинало саднить, стоило только вспомнить о менторе. Вчерашний позор беспокоил меня куда больше, чем должен был беспокоить боевого мага. Лёгкий укор совести неожиданным образом вытеснил остальные переживания и стал нарицательным моего представления в новом мире. Золотая клетка сомкнулась вокруг королевы-грязнули Юны Горст, выставив её напоказ. Смотрите, благодарная публика, на чумазую и агрессивную зверушку из некогда веллапольского Кроуница!

Я мучительно сглотнула.

Под потолком кружили струйки дыма от свечей, будто продолжение растительного узора, покрывающего светлые стены. Яркие днём рисунки и росписи приобрели в лунном свете зловещий оттенок, а плетёные кресла-качалки, пузатый шкаф и цветочные вазы походили на сказочных чудищ. От тяжёлого, влажного воздуха становилось тоскливо и дурно.

Лаптолина молча ждала моего ответа, но я не стала отвечать на её вопрос и задала свой.

— Почему её не вынесли отсюда? — мрачно кивнула я на корзину.

— Потому что это подарок твоего покровителя. — От этого слова я скривилась, но Првленская сделала вид, что не заметила, и продолжила: — Мелироанские девы должны получать подарки и уметь их принимать. Это часть культуры. Кирмос лин де Блайт знает, что положение обязывает его быть с тобой обходительным. Он тоже играет свою роль так, как подобает человеку высокого происхождения.

— Не напоминайте мне о менторе, — сдалась я. Потёрла паука и надула щёки. — С недавних пор мы чужие люди. Жалею, что всё так сложилось и он до сих пор жив. Если бы я только могла избавиться от звания его мейлори… Или убить его, — голова опустилась сама собой. — Даже не знаю, что из этого невозможнее.

Ночь приобрела привкус откровенности. Или лауданум развязал мне язык. Возможно, мне просто захотелось оправдаться перед Лаптолиной Првленской. В этой академии у меня не было ни одного близкого человека, а она очень вовремя оказалась рядом.

— Как бы то ни было, сейчас ты его мейлори и должна соответствовать. Ведь он консул Верховного Совета, надежда королевства. Единственный, кто сможет спасти Квертинд и сберечь наследие Иверийской династии, — спокойно и ровно проговорила женщина. — И мы будем молиться, чтобы семеро богов дали ему ещё один шанс стать правителем.

— Вы его плохо знаете, — обиженно выплюнула я.

— А ты хорошо? — тут же подхватила Првленская.

Если бы можно было убивать взглядом, она бы погибла в тот же миг. Хорошо, что у меня не было при себе оружия для немедленной расправы над хозяйкой Мелироанской академии, иначе удержаться было бы ещё сложнее. Впрочем, кровавая магия не запиралась и у меня появился шанс узнать, как самая главная из благородных дев улыбается и танцует, корчась от боли…

— Возможно, твоё желание сбудется, — она словно знала, куда бить словами, и нарочно меня провоцировала. — И Кирмос лин де Блайт действительно сможет разорвать связь. Тогда твоя персона не будет иметь никакого значения.

— Думаете, ему удастся? — я закусила губу, моментально забыв о порыве ярости.

Сердце замерло в ожидании, будто от ответа этой женщины что-то зависело. Дыхание стало частым — то ли от опиумного дурмана, то ли от волнения. Я сжала сорочку на груди, хватанула ртом воздуха.

— Мы обе желаем ему в этом успеха, — Лаптолина слегка приподняла светлые брови. Не улыбнулась, не ободрила меня, а вцепилась взглядом. Ждала реакции. Это было новое испытание, но я не позволила ей насладиться результатом.

— Желаем, — голос сорвался, но в остальном я не выдала огорчения.

Встала, прошлась по ковру до одного из кресел. Завернулась в лоскутное одеяло, подобрала ноги. Спряталась от Првленской, давая ей понять, что разговор окончен. И рухнула в какой-то безотчётный страх, как на дно колодца. Тело бросило в ледяной пот, а рука сама собой метнулась к знаку соединения. Пришла мысль, что это испугался ментор, а я почувствовала его эмоцию по связи, иначе объяснить этот внезапный приступ было невозможно. Хорошо, что моё нехитрое убежище прятало меня от Првленской.

— На занятия по исцелению можешь не ходить, — раздалось за спиной. — Я знаю, что твоё тело начало мутировать от магии Толмунда. Это означает, что Девейна не отзовётся тебе. Так что ты первая мелироанская благородная дева без склонности исцеления.

Лаптолина презрительно фыркнула, будто только что сама себя оскорбила. Зашуршала платьем и, судя по звукам, направилась к выходу.

— Госпожа Првленская, — успела окликнуть я женщину, прежде чем он вышла. — Скажите, могу я написать в Кроуниц? Узнать, как дела у моих друзей? Хотя бы не как Юна Горст, а как Сирена Эстель?

— Не думаю, что это возможно, — мягкий отказ стоило воспринимать однозначно, и я сникла. — Лишний риск, неоправданный. Не забывай, ты скрываешься в моей академии и любое, даже крохотное внимание со стороны может пойти во вред. Как я уже сказала, тебе нужно постараться не делать ничего.

Убедившись, что я хорошо её расслышала, Првленская вышла. Осторожно и тихо прикрыла за собой дверь, оставив меня в одиночестве.

Я пару раз качнулась в кресле, но неприятный царапающий осадок от недавнего страха быстро поднял меня на ноги. Спать не хотелось. Лежать — тоже. Я пометалась по пустой комнате белым привидением, по широкой дуге обходя корзину-подарок. Высунулась из окна, подышала южной ночью. Затем снова прошлась по покоям, рассматривая во тьме фигурки фарфоровых птиц на полках, расписные тарелочки, шкатулки. Их тени дрожали на окруживших меня стенах. Плетёный цветочно-лиственный орнамент и впрямь напоминал прутья клетки. Это ужасно раздражало. В просторном помещении стало так тесно, что, казалось, даже воздух закончился. А проклятая корзина цветов так и манила изучить её на предмет наличия карточки.

В нервном порыве я задула все свечи, кроме одной. Скрутила волосы в тугой узел, нашарила на туалетном столике пару шпилек, чтобы закрепить пучок. Накинула лёгкое платье со шнуровкой спереди, наспех завязала тесёмки, сунула ноги в туфли и вернулась к единственному источнику света. Толстый подсвечник оказался тяжёлым, как я и предполагала. Отлично! Он может пригодиться не только в исследовании замка, но и в случае защиты, если таковая потребуется. В конце концов, я всё же в академии, а не в тюрьме. Могу я перемещаться хотя бы по её территории?

Настала пора это выяснить.

За дверью оказалось пусто. Првленская уже ушла, служанки, должно быть, давно спали, как, наверное, и Жорхе Вилейн, обычно неотлучным стражем дежуривший у моих покоев. Я глубоко вдохнула и досчитала до десяти, как учил Демиург. Ничего интересного за это время не произошло. Ночные коридоры академии оставались такими же пустыми и тихими. Как раз то, что нужно для одинокой прогулки.

Ноги мягко шагали по лестнице: округлые, как в пещере, выкрашенные в голубой цвет ступени то уходили вниз, то поднимались наверх. Пол здесь был волнообразным, и каждая встречная дверь находилась на новом уровне. Одинокая свеча в руке вскоре погасла, но она была и не нужна, потому что вдоль стен горели раздвоенные канделябры с каплями из разноцветного стекла. Если тронуть их, свет заиграет радужными переливами по стенам, как магия Мэндэля на вывесках Тифоньего бульвара.

Блуждала я недолго. Быстро сориентировавшись в коридорах, я спускалась всё ниже и ниже, уже предвкушая выход. По дороге встретилось ещё одно дерево, только на этот раз не живое, а нарисованное на выбеленной стене. Кора и ветки выглядели так натурально, что я даже потрогала изображение: уж не врос ли настоящий ствол в стену? Но это был плоский рисунок, правда, с особенностью: вместо плодов на раскидистых ветках покачивались хрустальные шары, заполненные водой наподобие тиаля Вейна. Хломана Дельская наверняка знала, в каком году и кем было создано это произведение искусства. Возможно, художницу казнили так же, как ту девушку, что построила кристальный колодец. Я бы не удивилась. Потрогала пальцем прозрачные шары — нет ли в них магии? Магии не ощущалось, и я разочарованно двинулась дальше, рассматривая интерьер. Картины на стенах, резной карниз под потолком, даже перила — всё было выполнено творцами. Мелироанская академия являлась произведением искусства, средоточием магии красоты и плодом многолетнего труда. Плавные линии, все оттенки голубого и синего, игра света создавали ощущение подводного замка морской владычицы.

Я бы могла бродить здесь всю ночь, но неожиданно уткнулась в замок на запертой двери. Обычной тяжелой двери с перекладинами и ручкой-кольцом. Коридор закончился, и я попала в тупик. Что ж, теперь хотя бы ясны границы моей клетки. Я поправила запутавшиеся юбки и уже хотела повернуть назад, но по близкому шелесту веток и жужжанию насекомых поняла, что за дверью — сад.

Взгляд сам собой упал на замок.

«Юна, у тебя есть шпилька?» — прозвучал в голове голос Куиджи.

Я хмыкнула. Тогда шпильки не было, но теперь — была.

Торопливым движением поставила подсвечник на пол, выдернула шпильку из причёски и сунула её в замочную скважину. Поелозила острым концом, рассчитывая быстро справиться с преградой, но на деле это оказалась непросто. Взломщик из меня вышел никудышный. Высунув кончик языка и сосредоточившись на процессе, я присела напротив замка и принялась с удвоенным усердием трудиться над вскрытием. Так увлеклась, что не услышала шагов за спиной.

— Семеро богов в помощь, — раздался глухой голос.

В первый момент я застыла. А когда резко развернулась — едва не швырнула мгновенно оказавшимся в руке подсвечником в монстра, что стоял посреди коридора. Страшное создание, сгорбленное, перекошенное, с прилипшими ко лбу волосами уставилось на меня так же пристально, как и я на него. Болезненное уродство существа резко контрастировало с подчёркнутой прелестью интерьера. Отекшие ноги, одна рука короче другой, а голова растёт как будто не из плеч, а прямо из груди. Безобразное тело с огромным горбом прикрывала мешкообразная ткань в мелкий цветочек, ярко-розовый шнур служил поясом и трижды обматывался вокруг тела. Картину довершали связки ключей, нанизанные в строгом порядке. Лицо скрывалось под маской с длинным клювом и стёклами-окулярами, но глаза — чистые и светлые, как кусок льда, смотрели ласково.

Не делая резких движений, я медленно поставила подсвечник и подняла руки. Прижалась спиной к двери, готовая к защите. Первый порыв паники схлынул, и я рассудила, что если бы существо хотело напасть, оно бы сделало это в тот момент, когда жертва была занята взломом. Ниточка здравомыслия потянула за собой логическую цепочку: я пыталась вскрыть замок, что привело к появлению ключника. Как в тот раз, в штабе банды, когда я впервые увидела статую Крона. Ну конечно! Стоило вспомнить об этом случае до того, как я бросилась вскрывать запертую дверь!

А теперь я загнана в тупик и поймана за мелким преступлением. Вряд ли за это грозил кристальный колодец, но строгий выговор от Лаптолины — вполне.

Троллье дерьмо!

— Доброй ночи, — как можно мягче поздоровалась я в надежде на переговоры. — Вы, должно быть, ключник?

— Ключница, — поправило существо. — Лаптолина Првленская не принимает на работу мужчин.

Я растерянно улыбнулась. Мелькнула мысль, что убивать гораздо проще, чем вести переговоры. Но я не поддалась.

— Меня зовут Юна Горст, — представилась я. — Я новая мелироанская дева. Мне не спалось, и я решила осмотреться…

— Я знаю вас, — по-доброму отозвалась женщина. — Как и всех остальных обитателей.

В отличие от ключника Кроуницкого замка, ключница Мелироанской академии казалась не просто прислугой, а частью здания: её чудовищное, режущее глаз уродство, сокрытое от посетителей, символизировало душу этого места. Я нашла это удивительно забавным и даже тихонько захихикала себе под нос.

— Значит, вы можете открыть дверь? — скорее для поддержания разговора спросила я.

Просто выигрывала время для размышлений. Интересно, она поверит в то, что мне стало душно и захотелось проветриться? Ведь леди часто прикидываются глуповатыми и больными, чтобы добиться своих целей. Сирена Эстель делала именно так. Я теперь формально была ею, так что план переговоров казался не таким уж плохим.

— Могу, — согласилась ключница. — Прикажете открыть?

— Я? — пискнула я и посторонилась, косясь на пострадавший от моей шпильки замок: — Да, приказываю. Открывайте!

Хромая и бряцая связками, женщина проковыляла мимо и трясущимися руками подобрала к замку ключ из десятка похожих друг на друга отмычек. Легко толкнула дверь, и оттуда потянуло ароматами сада и тёплым ночным воздухом.

Я снова остолбенела. От удивления рот раскрылся сам собой, а голова склонилась набок. Неужели я могу вот так просто выйти и меня никто не остановит? Невозможно! Здесь точно есть какой-то подвох.

— Разве вы слушаетесь не только хозяйку замка? — боком двинулась я к выходу.

Любопытство подгоняло не хуже привычной ярости. Всё ещё ошарашенная и готовая к драке, нападению или ловушке, я протискивалась вдоль стены к открытой двери, не сводя глаз с ключницы. Ожидая от неё чего угодно: резкого выпада, магии или насмешки. Нельзя расслабляться и доверять чужому, случайному человеку, даже если он вызывает доверие гораздо больше, чем все вокруг.

— Госпожа Првленская приказала мне открывать двери по вашему желанию, — слегка поклонилась хранительница ключей, когда я оказалась рядом.

Глухой голос из-под клюва звучал беззлобно. Перекошенное тело и страшная маска больше не пугали. К тому же при ближайшем рассмотрении одежда служительницы сияла чистотой, а от неё самой пахло не гнилью и сыростью, а дешёвым щёлоком. В некотором смысле ключница была даже привлекательна. Я остановилась напротив, не торопясь выходить за дверь.

— Почему? — прямо спросила я, пытаясь разглядеть ответ в круглых прорезях маски.

— Она надеется, что вы сбежите, — так же честно ответила женщина.

Вот оно что. Я усмехнулась. Ещё одна проверка. Вызов для Юны Горст, который она непременно примет.

— Мудро с её стороны, — бросила я.

И, конечно, воспользовалась моментом, чтобы удрать. Подгоняемая протестом, юркнула в проём и очутилась под усыпанным мелкими звёздами небом. Бескрайнее и удивительно чёрное, оно простиралось над головой до самого горизонта и подмигивало слабым мерцанием. Вокруг не было ни забора, ни ограды, ни фонтанов, ни ваз или вертикальных клумб — только небо, цветочные поля и одинокая дорога. Я задохнулась от внезапного простора, от бесконечного неба и бескрайнего поля, от осознания того, что от этого раздолья меня отделяла одна-единственная дверь. Должно быть, она служила чёрным ходом и вела сразу за территорию.

Сердце радостно затрепетало. Свобода! Магнолии и орешники тянули ко мне лапы, цикады пели свои песни, а светлячки мелькали в тёмной зелени растений. Жёлтые светящиеся точки облепили траву и листья, делая их похожими на страницы персонагвира, а окружение — на сказочный лес. Где-то далеко шумел океан, и сюда доносились солёные порывы с его песочных берегов.

Я глубоко вдохнула и зажмурилась. Подставила лицо тёплому ветру. Развела руки в стороны, наслаждаясь ощущением. Боги, как же хорошо! Свобода! Вот же она, рядом. Только сделай шаг — и иди куда пожелаешь. Хотя дорога всего одна…

От пьянящего чувства отрезвил холод ризолита. Волоски на руках встали дыбом, а кожа покрылась мурашками от простого осознания: я не могу уйти. Истина в том, что я стояла одна в чистом поле, в домашних туфлях и наспех надетом платье. Одинокая девушка в ночи. Не мелироанская дева, не боевой маг и даже не студентка. Куда мне бежать? И как? Без денег, без оружия, без магии. Зато с неизменным чёрным пауком, который выдаст меня за версту.

Эйфория схлынула, как приливная волна. Реальность ссутулила плечи, отчего я стала похожа на ключницу этого замка. Или на узницу. Только клетка моя находилась внутри. И имя ей было Кирмос лин де Блайт.

Глаза всмотрелись в густую тьму южной ночи. Она отлично отражала мою персональную тьму. Нет, не мою. Его тьму, которую он щедрой рукой отсыпал для своей мейлори. И теперь сам жил в моём сердце, под кожей — той самой тьмой, или клеткой, или тяжким бременем. Или надеждой, горячим азартом и желанием всегда побеждать. Всё, из чего состоял ментор чёрного паука, было и моим тоже. Он не просто научил меня всему, он меня сотворил. Сотворил свою мейлори.

Я сжала кулаки.

В Кроунице никто не сомневался, что я достойна ментора. Здесь же… все ему сочувствовали. Не знаю, почему, но мне вдруг захотелось доказать им, что они ошибаются. Будто я сама нуждалась в доказательствах.

А ещё я не могла предать ментора. Не могла ему навредить или подставить под удар своим побегом.

Ведь я была его мейлори.

Всё ещё.

Подобрав запутавшиеся в дикой траве юбки, я поплелась обратно, на ходу убеждая себя, что просто момент для побега неподходящий. Что мне нужно подготовиться, накопить денег, вернуть оружие. Снова стать самой собой. Той самой Юной Горст, для которой нет преград и для которой не важно чужое мнение. Возможно, когда на шее у меня не будет чёрного паука, всё изменится.

Из-под ног юркнула в заросли маленькая ящерка, выпрыгнули насекомые и взметнулись спящие бабочки. Я замахала руками и едва не упала, оборвала подол платья о торчащую сухую ветку. Сдула прядь со лба и нашарила потерянную туфлю.

Толмундово пекло этот Батор!

Да чтоб вас всех тут икша сожрали!

Когда я вернулась в Мелироанскую академию благородных дев, внутри меня встретила ключница, почти на том же месте, где я её оставила. Женщина сидела на покатой голубой ступени, подперев голову ладонью.

Я села рядом.

В груди бушевало море похлеще Мариисского: злость, жажда немедленных решений, обида, тоска по ментору и разочарование в самой себе. Планы побега и мести то и дело вытесняли хаотичный поток эмоций.

Но я сделала то, что велела мне Лаптолина Првленская.

Ничего.

— Чувствуете величие момента? — глухо спросила моя нечаянная соседка по размышлениям. — Кажется, это первая победа леди Горст над собой. Вы не убежали.

— Далеко не первая, — хмыкнула я и закрыла лицо руками.

Когда-то чудилось, что Чёрный Консул следит за мной. Вот бы сейчас он и правда следил… Так хотелось ощутить его присутствие. Знать, что он рядом. Что это просто его жестокие уроки и в самый трудный момент ментор вмешается и скажет, как жить дальше. Вот бы вернуться в прошлое…

— Почему вы вышли без бархотки? — снова заговорила ключница. — Вы обязаны носить её всегда вне комнаты, чтобы прикрывать знак соединения. В академии бывают гости. Редко, но всё же, — она звякнула связкой металла. — А ваша бархотка особенная. Красивое украшение.

Я втянула воздух сквозь пальцы, посчитала вдохи. Вроде помогло. Мне хотелось покинуть Мелироанскую академию, но я не знала, как это сделать будучи мейлори чёрного паука. Кряхт! Я стала размазнёй и нытиком. Кажется, сама аура этого местечка влияла на мой характер.

— Ненавижу ошейник, — буркнула я угрюмо.

Почему меня вообще до сих пор волнует благополучие и мнение ментора? Разве это нормально? Ведь всё кончено. Кончено!

— Вам не нравятся украшения, леди? — не отставала собеседница.

— А? — очнулась я от своих мыслей и ответила уже осознанно: — Нет, не в этом дело. Просто долгое время моими украшениями были только синяки да порезы. Бархотка… она для леди, как вы заметили. А я не леди.

— Так станьте ею.

— Всё не так просто, — грустно усмехнулась я.

— Проще некуда, — заспорила ключница. — Из меня плохой наставник, но могу посоветовать хорошего.

Она помолчала, будто отдыхая от сказанных фраз. Её крупные, опухшие от тяжёлой работы руки мелко дрожали на коленях.

— Лаптолину Првленскую? — понимающе ухмыльнулась я.

— Нет, — мотнула клювом женщина в маске. — Смерть.

— Смерть?

— Да. Она — единственный верный советчик, который у вас есть, — ключница кашлянула и вытерла ладони о подол. — Каждый раз, когда вы чувствуете, что всё складывается плохо и вы на грани краха, повернитесь влево и спросите у своей смерти, так ли это. Сейчас можете спросить у меня. И я скажу вам: нет ни одной преграды для того, чтобы вам стать леди.

Я взглянула на страшную женщину по-новому. И устыдилась. По её словам выходило, что у меня всё замечательно. Ещё большую неловкость придавало то, что она была живым свидетельством моего везения. Я действительно была жива и… здорова. В отличие от той, что сидела рядом.

— Как вас зовут? — спросила я, заинтересовавшись.

— Ключнику нельзя называть своего имени, пока он служит замку, — женщина поправила маску. Дышала она тяжело, надсадно и всё больше мокла от пота. — Мы приносим обет Девейны хранить тайны хозяев и слушаться их приказов до тех пор, пока живём в стенах их владений.

— Ну да, точно, — стукнула я себя по лбу.

Даже у ключницы в этом замке есть склонность богини исцеления. Захотелось снова пожалеть себя, но рядом с хрипящим, изуродованным существом получалось откровенно плохо. Я похлопала по спине женщины, когда та закашлялась, и спросила:

— Вы больны?

— И весьма серьёзно, — без всякой иронии отозвалась ключница. — К сожалению, мой верный советчик каждый день напоминает, что времени осталось немного. Даже магия Девейны бывает бессильна против некоторых недугов. Моя кровь гниёт изнутри, и остановить это никто не в силах. Даже богиня жизни.

— Значит, это может сделать бог смерти, — логично рассудила я, услышав о крови. — Магия Толмунда улучшит ваше здоровье и поможет справиться с заболеванием.

— Это незаконно, — напомнила женщина и брякнула связками ключей на поясе. — Болезнь сможет вылечить только человеческая жертва, — уверенность в её голосе не оставляла сомнений в том, что она знает, о чём говорит. — Я не считаю, что моя жизнь стоит любой другой. Вообще-то она мало чего стоит, если по правде. И угаснет со дня на день. Лаптолине придётся искать новую ключницу. Я буду скучать по ней и моим девочкам.

— Мне жаль, — выдавила я.

Что ещё можно было сказать? От короткого разговора стало неуютно. Присутствие умирающего в близком окружении как-то одновременно и угнетает, и придает сил.

— Мне тоже, — кивнула ключница. — Но не себя, а мелироанских дев. Жаль оставлять их одних в этом мире. Сколько себя помню, я защищала тех, кому предстоит стать дочерями Мелиры. Ведь неизвестно, кто придёт мне на смену. У девочек слишком много тайн…

Это был странный смысл жизни. Мне трудно было понять такую заботу о чужих людях и чужих тайнах. Кажется, ключница относилась к своим обязанностям даже ретивее рудвика. Но такой смысл был точно лучше, чем его отсутствие.

— Знаете, — решила я поделиться откровением, — подозреваю, что к прочим тайнам я добавила ещё одну, которой сёстры не рады. Конечно, не рады. Ведь их заставили принести обет Девейны. Поэтому они меня недолюбливают. Там, откуда я приехала, принуждение к обету Девейны являлось унижением.

Перед глазами возникли стены родной академии в Кроунице, кудри Сирены и происки Ракель. Толмунд! Даже по Ракель я сейчас скучала.

— Дело в другом, — поддержала ключница. — Каждая из мелироанских дев сражалась за место в этой академии. За право называться её выпускницей, за возможность стать лучшей из женщин Квертинда. На каждое из семи мест больше сотни претенденток! — она подняла палец вверх. — И только лучшие получают шанс оказаться в этом замке, — отёкшие ладони разгладили подол одежды. — Я хорошо знаю девочек и нежно люблю их всех. Они чудесные. Они — спасение. И это правда, что они вас недолюбливают. Но не из-за обета Девейны, а потому что вы получили их достижение просто по праву мейлори чёрного паука. Ещё и пренебрегаете их мечтой, как комком грязи.

Я скинула туфли. Прохладный пол тут же охладил ступни, а порывы сквозняка из приоткрытой двери трепали выбившиеся из причёски пряди.

— Я и сама не рада здесь оказаться, — тихо проговорила я. — Но нам всем придётся с этим смириться и научиться сотрудничать.

— Таково ваше решение? — глаза в круглых прорезях улыбались. — Стать одной из мелироанских дев?

— Пожалуй, — неохотно согласилась я, улыбаясь в ответ. — Но Тильда Лорендин получит по заслугам. Я придумаю такую месть, что даже госпожа Првленская будет гордиться мной.

Ключница хотела что-то ответить, но вдруг подхватилась, довольно резво для больной вскочила на ноги и прикрикнула:

— А ну, брысь отсюда!

В приоткрытую дверь заглядывала любопытная морда Мотылька. Пятнистая кошка фыркнула, когда свечной дым попал ей в нос, и замотала головой.

— Как ты только выбралась за ограду, паршивка? — женщина потрепала её по холке. — Идём, отведу тебя во двор.

Ключница оживилась, поглаживая Мотылька по голове, а та в ответ игриво прыгала и тёрлась о ноги. Картина вышла до того умилительной, что у меня потеплело на сердце.

— Ну же, идём, — приказала женщина и вышла прочь.

Леопард охотно потрусила следом за ней, помахивая толстым хвостом. Прощаться ключница не стала. Исчезла так же внезапно, как и появилась.

Зазвенели ключи, запирая меня в академии.

Вздохнув, я подобрала туфли и поплелась в свою комнату прямо босиком. Пол источал лёгкое тепло — здание не успевало полностью остыть за ночь.

Оказалось, что не делать ничего — не такая уж простая задача для Юны Горст. Два года я только и училась, что принимать решения и действовать, а тут вдруг бег времени резко остановился, будто наткнувшись на одиноко стоящий замок Мелироанской академии. Кажется, я тут застряла надолго. Интересно, далеко ли расположен сам Мелироан? Одна из сестёр говорила, что мне там понравится…

Нога угодила во что-то мокрое, тёмное и скользкое. Я резко остановилась, прислушиваясь к ощущениям и пытаясь в темноте рассмотреть странную струйку, что текла из-за угла. Похоже на кровь. Я наклонилась, окунула два пальца в странную набухающую лужу. Поднесла руку к носу. Кровь! Свежая, ещё тёплая.

Моментально подобравшись от макушки до пяток, я осторожно обошла декоративный столик и выглянула в боковой коридор.

На одной из стен на гобеленном карнизе висела девушка. В полутьме я не разобрала, кто именно, но успела сообразить, что это не очередное произведение искусства и не странная композиция. Это реальный человек! Кровь ведь была самая настоящая. Или мне показалось?

Я ошалело двинулась к распятому телу, от которого тонкой струйкой вдоль наклонного пола стекала алая жидкость. Девушку подвесили невысоко — её ноги почти касались пола, но зато руки были распростёрты и крепко привязаны вдоль карниза, словно несчастная хотела заключить кого-то в объятия. Голова её безвольно свесилась.

— Тильда? — узнала я, приблизившись.

Сестра Лорендин не двигалась. На её животе алело огромное растёкшееся пятно, а на лбу и на груди краснели её же собственные печати позора. Свинья, рассмотрела я. На клейме была изображена свинья.

— Тильда! — крикнула я.

Отбросила туфли и похлопала девушку по щекам, ничего не соображая от шока.

— Очнись!

Ладони обхватили голову Тильды, чтобы приподнять её и заглянуть в глаза.

— Сест… — попыталась отозваться она, но окончание слова утонуло в хрипящем хлюпанье. — Не убив… Нет… Нет! Не хоч…

Хлюп. Хрип и стон.

Девушка бредила. В уголках её рта собралась кровавая пена.

Я попыталась развязать узлы на верёвках, удерживающих её запястья. Руки дрожали, и с первого раза не вышло. Под весом девушки шнуры туго натягивались, что усложняло задачу. Вот бы их просто перерезать! Как жаль, что у меня с собой нет Кааса.

— Потерпи, — приказала я и снова принялась мучить узлы. — Всё будет хорошо, ты же в академии исцеления! Вот увидишь, тебя вылечат!

— Не, — захныкала Тильда. — Не хо…

За спиной раздался пронзительный и протяжный детский визг. Я резко обернулась. Верещала маленькая девочка, неизвестно как оказавшаяся в этих коридорах. На её крик тут же сбежались другие воспитанницы. Следом появились их наставницы и служанки, кутаясь в шали и прикрывая рты ладонями. Зацокали когтями по полу рудвики, и писклявое «лу-ли!» вмешалось в тревожные вопли.

— Помогите! — попросила я.

Никто не двинулся с места.

— Скорее! — уже приказала я и шагнула к ближайшей женщине с сеточкой на волосах. — Подержите её, пока я развяжу узлы!

Леди с диким вскриком шарахнулась прочь, будто у меня в руках было оружие или к ладоням льнул туман Толмунда.

— Она её убила, — донесся до меня потрясенный голос какой-то из служанок.

— Убийца в Мелироанской академии…

— Дикий зверь, жестокое чудовище!

— Нам всем грозит опасность!

— О Девейна, спаси!

— Это не я! — выставила я руки перед собой.

Они, как назло, оказались в крови.

— Тише! — прикрикнула я, пытаясь успокоить нарастающий гомон.

Со всех сторон меня окружали испуганные женские лица, и в какой-то момент я едва не поддалась порыву раскидать их и броситься прочь. Усилием воли заставила себя не двигаться. Если я сейчас сбегу, сделаю только хуже.

— Я её не убивала, — проговорила я терпеливо. — Она жива, помогите её снять!

Шаг — и женская толпа с визгом отбежала от меня, будто я источала ауру смерти.

— Это сделала не я! — заявила как можно громче, перекрикивая шаги, шорох тканей, всхлипы и разговоры.

По взглядам поняла, что мне никто не верит. Взрослые и дети смотрели с ужасом, с ненавистью и с изумлением. Обитатели академии находились в состоянии шока. Когда же появилась Лаптолина Првленская, меня были готовы подвесить к Тильде за преступление, которое я не совершала.

Хозяйка Мелироанской академии вросла в пол в десяти шагах от меня и побелела, точно привидение замка. За её спиной возник Жорхе, тяжело дышащий, в дорожной пыли. Он-то и подошёл ко мне первым, заслонив тело Тильды от шокированных зрителей.

— Снимите девушку, — бросил стязатель бойцам, что пришли вместе с ним, и обратился к Лаптолине: — Госпожа Првленская, нужно разобраться в ситуации. Я уверен, что леди Горст не стала бы нападать на сестру из-за мелкого разногласия.

— Мы слышали, как она обещала поставить ей две печати, — раздалось слева. — На лоб и на грудь. Там, у кристального колодца.

Стязатель Вилейн метнул в Хломану Дельскую внимательный взгляд, и та сжалась в комок, кутаясь в тонкий халат. За её спиной стояла Зидани Мозьен. Тихая целительница позеленела от кровавого зрелища.

— Всем немедленно разойтись по комнатам, — пришла в себя Лаптолина Првленская. — Запереться в покоях и не выходить до завтрака! Шевелитесь! — совершенно некультурно подгоняла хозяйка академии. — Леди Ветли, уведите детей. Немедленно позовите мелироанских дев и магистра Малести, сестре Лорендин нужна сила всех целителей академии!

Растерянная суета приобрела некоторую упорядоченность. По коридору заметались служанки. В отличие от меня, стязатели быстро справились со снятием Тильды с распятия, и над девушкой уже вспыхивала белая магия Девейны.

— Жорхе, — кинулась я к единственному человеку, способному меня услышать. — Клянусь, это сделала не я! Даже если бы я хотела её проучить, никогда бы не…

— Это не важно, — перебил меня Вилейн. — Именно тебя застали на месте преступления с кровью на руках. И ты даже не визжала и не звала на помощь, как истинная леди.

— Я не… — в горле пересохло, и я нервно сглотнула, осознавая весь ужас ситуации. — Да. Не визжала.

— Боюсь, нам придётся найти виновного. И как можно скорее, — стязатель отвернулся, осторожно взял меня за локоть и увлёк за собой. Я покорно засеменила рядом. — Иначе тебя без сомнений обвинят в нападении на Тильду Лорендин. Вся баторская знать слышала твои угрозы в её адрес. Скрыть этот случай не удастся. Консул лин де Блайт будет в ярости.

Мы свернули за угол.

— Толмунд, — выругалась я, припоминая вчерашнее. — Троллье дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!

В неистовстве я остановилась и врезала кулаком по стене, разбивая костяшки пальцев. Стязатель Вилейн стиснул зубы. Он был со мной согласен.

От будущих перспектив сводило живот и немели руки. Ещё десять минут назад я отказалась от побега, чтобы не доставить ментору новых проблем. И вот теперь меня обвиняли в истязании проклятой Лорендин, которая, даже истекая кровью, умудрилась меня подставить.

О боги, за что?!

За что вы караете меня даже тогда, когда я пытаюсь ничего не делать? Что может быть хуже?

Ответ появился из-за угла в виде госпожи Првленской.

Пряча сухие глаза и едва удерживаясь на ногах, Лаптолина заявила:

— Тильда Лорендин умерла. Нападение на мелироанскую деву закончилось убийством.