Мёртвая рука капитана Санчес

Нина Запольская, 2018

На основе реальных фактов, взятых из дневниковых записей английских путешественников ХVIII века. Посвящается всем влюблённым в море, готовым идти под парусами на поиски сокровищ инков.Спасаясь от пиратов, капитан Линч уводит шхуну «Архистар» на Кубу, а далее – на побережье Нью-Йорка. Здесь его настигает роковая страсть, он встречает новых друзей и приобретает смертельных врагов. По возвращении в Англию прежние чувства воскресают в нём и становятся судьбой. И потом – новая экспедиция в таинственный Магриб. А ещё: интриги, убийства, охота за пиастрами, боксёрские поединки, индейцы, погони, новогодний бал, танцы и поцелуи, признания в любви, верблюжий караван в песках Сахары, эмир Адрара, коварные проводники, дворцовые заговоры и туземные племена. Содержит нецензурную брань.

Глава 1. Мнимые флибустьеры, или Ночная интрига

«Пенитель морей» лежал на воде с обнажённым днищем, как огромный кит, выбросившийся на берег.

Корабль был наклонён для килевания¹ за привязанные к мачтам канаты, прочно закреплённые другим своим концом за стволы больших деревьев. Мистер Трелони и боцман Джонс, лёжа на животе, смотрели с обрыва в зрительные трубы, как пираты сновали вокруг корабля. Потом они увидели, как из дальней палатки вышел доктор Легг, постоял, оглядываясь кругом, потоптался, безвольно склонив голову, и неожиданно сел тут же, как в бессилии. У Трелони заныло сердце.

Когда они вернулись на корабль, он сказал штурману Пендайсу:

— Надо ждать ночи.

— Почему ночи? Почему не напасть сейчас? Теперь! Мы их сомнём! — воскликнул штурман. — Чем скорее мы освободим доктора, тем быстрее он вылечит капитана.

— У меня есть план, — солидно ответил Трелони, растянул губы в улыбке и добавил: — И это ночная интрига. Со мной идёт Платон, боцман Джонс, ну и, выберите сами четверых матросов. Пусть оденутся во всё тёмное… Ждём ночи!

Но ночь сегодня что-то никак не хотела наступать.

Уже и Трелони с командой давно пришли в бухту и залегли на обрыве, уже и солнце давно готово было сесть за ближайший выступ скалы, и густая тень от деревьев, стоящих на берегу, медленно наползла на стоянку пиратов, окрашивая синим всё вокруг, а ночь всё не приходила. В лагере пиратов было шумно и пьяно, пираты сидели, стояли и сновали вокруг двух костров, на которых что-то варилось.

Скоро мистер Трелони понял, что они попали к флибустьерам на совет: те решали, на какой следующий город Кубы им лучше совершить набег, потому что Сантьяго, Баямо и Санто-Эспириту уже разграбили капитаны Байер и Красавчик Джон. Потом пираты заспорили: сколько тысяч пиастров и голов скота получили эти капитаны за то, что оставили поселения в сохранности. Спорили они долго и яростно. А поскольку постоянными флибустьерами была большая часть экипажа «Пенителя морей», а гораздо меньшей частью были кабальные слуги, разорившиеся фермеры и беглые рабы, то бывалые разбойники брали верх. На берегу стоял густой матерный рёв. В вечерней тишине голоса пиратов разносились далеко. Пламя костров бросало грозные, багровые отсветы на парусину палаток. Скоро из одной палатки появился доктор Легг: его позвали обедать за стол к капитану.

— Надеюсь, они хорошо кормят нашего доктора, — тихо, одними губами пробормотал сквайр Платону, лежащему рядом с ним.

Платон улыбнулся и передал в свою очередь эту фразу боцману Джонсу. Боцман крякнул, поправил мощной волосатой рукой свою шляпу на голове и перевернулся на спину. Трелони скосил глаза в другую сторону: матросы тоже лежали на спине, отдыхая перед делом. Докучливое солнце, наконец-то, село за горизонт, и на землю упала тьма, слегка прорезаемая светом узкого рогатого месяца.

Можно было немного расслабиться в ожидании предрассветного часа: всем давно известно, что перед рассветом тьма становится гуще, и это лучшее время для вылазки. Цикады вокруг голосили и трещали так, что скоро пиратов на берегу не стало слышно. И когда Платон предложил мистеру Трелони поспать, обещая разбудить его в нужное время, тот тоже перевернулся на спину и принялся вспоминать, что Гомер сказал в своей «Илиаде» про цикад…

Но как только Платон тронул его за плечо, сквайр тут же открыл глаза, словно бы и не спал совсем. Они спустились вниз по козьей тропе, тщательно осмотренной в подзорные трубы ещё вечером. Здесь, в зарослях, матросы затаились, а Трелони, Платон и боцман, закутанные в чёрные плащи, бесшумно ступая через спящих пиратов, лежащих вповалку тут и там, окружили палатку доктора, как три неясные ночные тени.

И боцман, которому сквайр в этой интриге с самого начала отводил главную роль из-за его колоритной внешности, подошёл осторожно к часовому, который, конечно же, спал, и сказал ему в ухо на своём хорошем испанском языке:

— Доктора к капитану Барранкилья!

— М-мн? — промычал часовой вопросительно.

— Доктора к капитану Барранкилья, — повторил боцман громче и добавил с угрозой: — Пошевеливайся.

— Да-да! — сказал часовой, он открыл глаза, посмотрел на боцмана, потом закрыл и перевернулся на другой бок.

Боцман с ножом в руке замер над спящим. Трелони нагнулся и ползком проскользнул в палатку доктора Легга. Доктор уже проснулся.

— Что опять стряслось? — спросил он недовольно в темноте палатки хриплым со сна голосом.

— Настоятельно нужна ваша помощь, Джеймс, — ответил ему Трелони, как можно тихо, но внятно. — Наш капитан серьёзно болен.

Доктор Легг придушенно охнул.

****

— Так как же вы меня нашли, черти? — спросил капитан, глядя ласковыми глазами на сквайра, доктора Легга, Платона, боцмана Джонса и штурмана Пендайса.

Капитан уже стал вставать и подниматься на квартердек, объясняя недовольному доктору, что капитанский мостик для моряка — лучшее лекарство. Доктор ворчал, грозился капитана наказать, но добрые глаза его светились тихой радостью.

— Так ведь, признаться, сэр, почти что случайно, — стал рассказывать штурман Пендайс, поглаживая щетину на своей могучей челюсти. — Если бы не трактирщик Уайт…

— Как хорошо, что вы его не повесили, сэр! — воскликнул мистер Трелони, не выдержав.

— А что? Собирались повесить? — спросил капитан с интересом.

— Да было дело. Чуть не повесил, — тихо ответил штурман, криво усмехаясь и пряча глаза.

— Так что трактирщик? — опять спросил капитан.

— Так трактирщик пришёл на третий день и сказал, что местный нищий-«авраам», который давненько столовался у него в таверне, третий день берёт провиант ещё и с собой на дом… Ну, трактирщик и заложил галс к матросам, которых я у него оставил…

— Вы оставили?

— Ну да, чтобы за ним, значит, приглядывать. Я же ведь, грешным делом, подумал, что этот Уайт и есть в этом деле самый главный.

— Значит, не случайно вы меня нашли. Продолжайте, мистер Пендайс.

— Ну, так вот, значит. Раньше «авраам» харчился в таверне, а теперь и домой кормёжку брать стал. Это при его-то жадности… Подозрительно очень мне стало. Ну, и решили мы к этому «аврааму» нагрянуть… А там такие дела.

Все замолчали, вспоминая недавние обстоятельства.

— А ведь я думал, что это вы, доктор, — сказал вдруг капитан. — Сидите ко мне спиной, закутанный в испанский плащ, и молчите, когда меня пытать собираются.

— Я?.. Почему — я? — всполошился доктор, лицо его покраснело, он занервничал и по привычке вцепился в свой рыжий бакенбард.

— Да уж так вы не вовремя пропали из-за стола, — капитан посмотрел на доктора искоса, насмешливо, чуть наклонив голову.

— Ой, да я даже пикнуть не успел, так быстро меня скрутили… Они меня чуть не задушили, честное слово, — пролепетал совсем смущённый доктор.

— А трактирщик получил хорошую премию, — продолжал рассказывать штурман Пендайс. — Теперь мы у него — желанные и дорогие гости.

Штурман Пендайс замолчал и, покосившись на доктора Легга, добавил:

— Только вот нашему доктору лучше на берегу не появляться. «Пенитель морей» может скоро вернуться в Бастер, а на его борту по-прежнему требуется доктор.

— Я могу переодеться и больше не говорить, что я врач! — воскликнул доктор встревоженно.

И все заулыбались.

Вечером капитан, когда они остались наедине со сквайром, спросил:

— Мистер Трелони, а что вы узнали про Амаранту Трелони?

— Я ничего не успел узнать, Дэниэл, — начал рассказывать сквайр. — Я пошёл к шлюхам…

— Как вы сказали, сэр? — перебил его капитан, он заулыбался, а белёсые брови его поползли вверх.

— Я поднялся к шлюхам по совету трактирщика Уайта, — продолжил, как ни в чём не бывало, сквайр. — Нашёл там Марию, как он мне рекомендовал. И тут прибежала какая-то девица и стала кричать, что… Ну, сами знаете.

— Нда, — проговорил капитан и потрогал свою голову. — Знаю.

Джентльмены замолчали, размышляя каждый о своём.

— Так значит, моего бедного брата убил корабельный плотник, — с горечью проговорил сквайр.

— На это очень похоже, мистер Трелони… По крайней мере, он так говорил. На совести этого негодяя много смертей, только, знаете, что? — сказал капитан и замолчал, в мрачной задумчивости покусывая ноготь большого пальца. — Только кажется мне, что плотник был в этом деле не главный… Ну, как он мог узнать про сокровища Диего де Альмагро? Ваш покойный брат не стал бы откровенничать с каким-то там плотником. Нет, я думаю, что есть «тут магнит попритягательней»².

И «магнит» этот находится в Бристоле… Среди ваших хороших знакомых.

****

Шхуна вернулась в бухту Тортуги и опять бросила якорь рядом с «Принцессой», на которой всё это время находилась часть команды с «Архистар».

Тут же на борт шхуны поднялось несколько пиратов с брига «Гордый». Капитан рассказал им об обстоятельствах смерти коммодора Гранта, объясняя, что он, капитан Веласко, хоть и считает полакр «Принцесса» в связи с этими обстоятельствами своим заслуженным трофеем, но будет не против продать его, а деньги и груз поделить с капитаном «Гордого», как только экипаж брига соблаговолит выбрать себе нового капитана.

— А до тех пор вооружённая до зубов команда с «Архистар» будет по-прежнему находиться на борту полакра неотлучно, днём и ночью, — добавил капитан весомо.

Пираты переглянулись, но промолчали, видимо, им было сейчас не до полакра. Бриг «Гордый» стоял в бухте рядом с «Принцессой» и «Архистар», а крики, доносящиеся с него порой, и выстрелы, раздающиеся на берегу, говорили о том, что на бриге идут очень даже непростые выборы нового капитана.

Удручённый Трелони опять решил сходить в таверну и ещё раз попытаться разузнать об Амаранте Трелони, судьба которой не давала ему покоя. К тому же у неё он надеялся узнать что-либо о доставшихся покойному брату Генри в наследство приметах клада. Доктор Легг, в надвинутой до самых бровей широкополой шляпе, и капитан, сопровождаемый Платоном, пошли с ним.

Трактирщик Уайт принял их, как дорогих гостей, посадил на самые спокойные места у стены и предложил лучшего своего вина. Людей в таверне сейчас было не много, и, может быть, поэтому трактирщик позвал девицу Марию вниз, в зал.

У девицы Марии на испитом лице была написана профессия, которой та занималась у Уайта, да и была она явно навеселе. Марии предложили сесть на стоявший возле стола табурет и налили вина. Девица была уже не молода, простоволоса, но, как ни странно, не отвратительна, даже синяк под глазом, которого она, впрочем, не стеснялась, не портил её. Она оглядела джентльменов разудалыми глазами, задержалась взглядом на капитане и спросила сиплым голосом, ухмыльнувшись каким-то своим мыслям:

— Чего господам будет угодно?

И тут стало заметно, что у Марии недостаёт двух передних зубов.

Доктор Легг, боготворящий женщин, тяжело вздохнул и насупился. Мистер Трелони в каком-то раздражённом нетерпении, но с кривой брезгливой миной, спросил:

— Скажите, милая, а не знаете ли вы испанку, некую Амаранту Трелони? Ваш хозяин говорит, что вы всех на острове знаете.

— Ну, не всех, сэр, а многих знаю, — ответила Мария. — Да и как мне Амаранту не знать, когда она у нас здесь была.

— Как была? Где? — проговорил сквайр почти в тревоге, противный холодок окатил ему спину, усмешка пропала с его губ, как её и не было — до него вдруг дошёл весь стыдный смысл слов этой девицы.

— Где? — переспросила Мария, опять ухмыляясь. — Известно где… А где ещё может быть вдова с ребёнком на руках, когда у неё кончились деньги на жизнь?

— С ребёнком? С каким ребёнком? — всполошенно вскричал сквайр, поднимая руки к голове.

И тут капитан тихо сказал:

— Мистер Трелони, вы привлекаете к себе внимание. Давайте спрашивать буду я.

И очень скоро капитан выяснил, что вдова Генри Трелони, Амаранта Трелони, помыкавшись на Тортуге с трёхлетним мальчиком-сыном, которого в честь английского дяди назвали Джоном, в конце концов уехала с острова с каким-то моряком, как она сказала, в порт Сантьяго, что на Кубе.

Услышав всё это, сквайр сгорбился, обхватил голову руками и застонал:

— Господи, твоя воля! В нашей семье — шлюха!

Тут к ним подскочил трактирщик Уайт и, косясь на девицу Марию свирепым взглядом, спросил:

— Всем ли господа довольны?

Не дождавшись ответа, он предложил:

— А не угодно ли господам отведать жаркое из кабана? Сегодня днём мне привезли с Эспаньолы великолепного кабана, ах, какого дивного кабана!

Капитан покосился на сквайра, который сидел неподвижно, в той же позе, почти упав грудью на стол, и сказал, что угодно.

Трактирщик просиял и крикнул девице Марии, которая уже отошла от стола и смотрела от стойки на джентльменов:

— Позови Дэни́з! Пусть тотчас спускается сюда с гитарой, слышишь? И поживее! Шевели задницей!

И трактирщик бросился на кухню. Проводив его взглядом, капитан вдруг тихо сказал Трелони:

— Можно подумать, Джордж, что вы не знаете, в каком оплёванном, захарканном мире мы живём. Каждый день в этом мире что-то происходит. Каждую минуту кого-то убивают. Где-то в это мгновенье кто-то жертвует собой, чтобы спасти другого, а где-то заталкивают в прорубь старуху. Пьяная мать роняет в канал младенца, а кто-то находит свою любовь, первую в жизни. Тысячи людей голодают, умирают без врачебной помощи и чудом избегают верной смерти.

Капитан остановился и разлил по кружкам вино — мистеру Трелони, который так и сидел, сгорбившись, притихшему доктору и Платону, потом он поставил кувшин на стол, опять посмотрел на сквайра и сказал неожиданно азартно:

— Но жизнь — хороша! Она хороша, несмотря ни на что, а может, как раз, и поэтому! Жизнь — хороша! Я повторяю это себе каждый день… Жизнь — хороша! Я в этом более чем уверен и готов вызвать на поединок каждого, кто хоть на миг усомнится в этом!

— Присоединяюсь, — сказал доктор Легг и потянулся своей кружкой к капитану.

— Они назвали сына в честь брата Джона, — прошептал сквайр, отрывая руки от помертвелого лица. — А я ничего не знал.

— Да, мистер Трелони! — сказал капитан и поднял свою кружку. — И это — жизнь.

— Тогда выпьем за жизнь, — предложил сквайр и виновато улыбнулся.

Он чокнулся с капитаном и доктором, потом с Платоном и выпил до дна. Выпив вина, мужчины поставили на стол кружки, и вдруг услышали голос трактирщика, который заорал у своей стойки:

— Чёртова тварь! Где тебя только носит! Я же сказал — сейчас же!

И трактирщик с размаху отвесил пощёчину девушке, что подошла к нему с гитарой.

Голова девушки дёрнулась, она пошатнулась. Капитан и мистер Трелони, сидящие ближе к стойке, стали подниматься со своих мест. Трактирщик на согнутых ногах подбежал к гостям, чтобы успокоить их, он неловко, испуганно улыбался.

— Эта — Дэниз, самая моя дрянная девка, — стал оправдываться он. — Она своим мерзким лицом только всех посетителей распугивает. Держу её лишь потому, что на гитаре играет. А то бы давно прогнал!

Круглое, лоснящееся лицо трактирщика светилось желанием услужить господам, он машинально вытирал руки о передник, перегнувшись пополам от усердия. Потом он обернулся и зло крикнул:

— Иди сюда, мерзавка! Садись и играй! Ввела меня в гнев перед господами, шкура!

Девушка медленно, опустив глаза к полу, подошла к табурету и села. Джентльмены разом поклонились ей, но пока она шла, они поняли, о чём только что говорил трактирщик.

Дэниз шла молча, без слёз, но словно спрятав в себе такое, отчего, казалось, даже самый распьяный пират, глянув на неё ненароком, тут же и протрезвел бы. Это была страшно худая и невысокая девушка, с красивыми ещё тёмными волосами и правильными чертами бледного лица. Устроившись с гитарой на табурете, она глянула на наших мужчин: глаза её, огромные на исхудалом лице, блестели, как в лихорадке, пощёчина горела на левой щеке.

Трактирщик принёс и поставил на стол жаркое, к которому никто не прикоснулся. Все ждали, что будет дальше, даже пьяные разговоры за соседними столами смолкли, и курить, кажется, стали меньше.

Девушка заиграла, сначала неловко, сбиваясь и путаясь дрожащими пальцами, но скоро она поймала ритм и заиграла спокойно и, словно, забывшись. Песня была явно испанская, из тех, которые распевают простые парни под окнами своих возлюбленных.

— О, кажется, я знаю этот романсеро, — вдруг воскликнул капитан и в следующую минуту, к немалому изумлению своих спутников, запел по-испански.

Девушка глянула на него, запнувшись, но капитан улыбнулся ей ободряюще и подхватил следующий куплет. Голос у капитана был хоть и небольшой, но приятный, бархатный. Трелони некоторое время смотрел на него потрясённо, потом налил себе вина и выпил. Доктор Легг тоже налил вина себе и Платону и начал есть, тут же подозвал рукой трактирщика, и попросил его принести ещё вина и тарелку жаркого.

Жаркое было моментально принесено, и доктор прервал девушку.

— Дорогая мисс, — сказал он. — Отложите в сторону вашу гитару, присядьте за наш стол и отдайте должное этому блюду — оно великолепно, и вам обязательно понравится… Потом мы с удовольствием послушаем вашу игру дальше. Играете вы просто чудесно.

Девушка испуганно обернулась в сторону трактирщика, который не спускал с неё глаз.

— Ваш хозяин не будет сердиться, я уверен, — громко, на весь зал, сказал капитан.

Трактирщик из-за стойки заискивающе заулыбался. Капитан взял гитару из рук девушки, Трелони подвинул к столу табурет. Дэниз села и принялась за еду, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее, на щеках её появился румянец, который очень шёл ей. От вина она отказалась. Джентльмены, чтобы не смущать её, тихо заговорили о своём, быстро перебрасываясь скупыми фразами, но было заметно, что сквайр всё ещё не в себе.

— Мистер Трелони, — тихо сказал капитан сквайру. — Мне кажется, мы что-то сможем сделать по розыску вашей родственницы.

— Что? — с надеждой спросил сквайр.

— Мы можем отправить в Сантьяго письмо с каким-нибудь верным человеком.

— Да, — согласился сквайр. — Это будет правильно, я об этом не подумал… Надо поговорить с Чарли Беленьким.

— С Чарли или ещё с кем-нибудь, — уточнил капитан.

Тем временем Дэниз закончила есть и отодвинула тарелку. Потом она ещё играла, джентльмены слушали её, пили вино неспешными глотками, беседуя о чём-то между собой, потом расплатились с хозяином, и все вместе пошли на выход. И тут, совсем у двери, капитан вдруг услышал за своей спиной голос Дэниз.

— Вы капитан «Архистар», сэр? — спросила она едва слышно.

Капитан оглянулся, и хмельная улыбка его тотчас погасла — девушка стояла перед ним и умоляюще смотрела на него глубокими, отчаянными глазами. Гитары уже не было в её руках.

— Да, дорогая мисс, — ответил капитан, приветливо улыбнувшись.

— А куда вы потом плывёте? После Тортуги? — спросила она: её стала бить заметная дрожь.

— В Южную Каролину, — сказал капитан и посмотрел на девушку вопросительно.

На бледном лице той вдруг разом загорелась надежда. Стиснув умоляюще руки, она прошептала:

— О, сэр, возьмите меня туда.

Белёсые брови капитана поползли удивлённо вверх. Словно пытаясь опередить его отказ, девушка вытащила из кармана платья белый тряпичный комочек платка, показала его капитану и тут же начала лихорадочно распутывать дрожащими пальцами на нём узелки. Узелки не распутывались, Дэниз торопилась, теребила их, повторяя почти бессвязно:

— Это письмо от моей сестры. Она живёт в Чарльстоне. Она замужем и зовёт меня к себе…

Наконец, она справилась с узелками платочка, и вытащила письмо: исписанная, сложенная во много раз бумага была совсем затёрта, засалена, словно Дэниз раз за разом доставала её из платка, разворачивая и сворачивая снова и снова. Она протянула письмо капитану.

— Вот, посмотрите, — сказала она, жалко заглядывая ему в глаза. — Меня зовёт сестра. Она ждёт меня в Южной Каролине. Посмотрите!

Мистера Трелони обдало жаром. Он на одну минуту только представил себе, как эта девушка каждый раз просит заезжих капитанов отвезти её к своей сестре, и каждый раз те ей отказывают, а может быть, смеются над ней или даже обманывают, выманивая сладкими обещаниями её ласки, как она снова и снова ищет способ уехать с Тортуги, а кораблей всё нет, или они приходят, но путь их лежит не туда, не в Чарльстон… Безысходность опять охватила его, он глянул на капитана — тот смотрел на девушку с обречённо опущенными руками, на его лице было написано отчаяние. Потом капитан пробормотал:

— Милая девушка, но «Архистар» — торговый корабль. Мы не берём пассажиров.

И бросился вон.

Остальные последовали за ним. До причала мужчины шли молча. В шлюпке они тоже молчали, не глядя по сторонам. И только на палубе шхуны они посмотрели друг на друга и встали у борта.

— Я готов уступить ей свою каюту, — сказал доктор Легг решительно, его славное лицо набычилось и потемнело под загаром, что было заметно даже в сумерках.

— О, господи. Да поймите же, доктор, — сказал капитан устало и словно бы больше для самого себя. — Мы не можем брать на борт никаких пассажиров. Физически… Мы и сами не знаем, дойдём ли целы до Южной Каролины. К тому же — женщина на борту, в рейсе… Вы же старый моряк, вы же прекрасно знаете, чем это обычно кончается.

— А чем это обычно кончается? Бунтом? — спросил мистер Трелони тихо.

Он стоял и стегал себя по ноге прутиком, подобранным на берегу.

— Если бы бунтом, сэр. Хотя и тут хорошего мало, — неумолимо ответил капитан. — В океане это обычно кончается штормом, страшным штормом, сэр.

Не дослушав капитана, доктор резко развернулся на каблуках и стал смотреть в море. Трелони сломал свой прутик раз и ещё раз, и ещё один раз, потом обломки, сложенные вместе, перестали переламываться, и Трелони швырнул их за борт.

— Спокойной ночи, джентльмены, — пробормотал он невнятно, поклонился и, ни на кого больше не глянув, пошёл к себе.

****

На следующий день основательно вооружённые джентльмены на шасс-маре Чарли Беленького отправились вокруг Тортуги на поиски сокровищ Диего де Альмагро.

«Тортуга — очень странный остров», — думал мистер Трелони, стоя на палубе с подзорной трубой, чтобы рассматривать скалы, мимо которых они будут проплывать… Причудливые устои, порождённые вулканами на севере, тёплый, нагретый солнцем песок на юге. Там — неприступная крутизна и вздыбленные скалы, здесь — покатая равнина с грядой волнистых холмов, зажатая, как в тиски, теми же скалами. И везде, откуда ни посмотри — зелёное покрывало моря, собранного в складки ветром, и мятущаяся бахрома морской пены вокруг.

Сквайр обернулся и вгляделся в могучую скалу, прикрывающую вход в залив. Скалу венчал совершенно отвесный уступ, высотою где-то в тридцать футов, и на самом этом уступе Трелони рассмотрел остатки каменной площадки с полуразрушенными зубцами бойниц — ствол бронзовой пушки сиротливо торчал из бойницы, нацеленный прямо в небо.

Чарли Беленький, увидев, куда направлена труба мистера Трелони, сказал:

— А-а… Это наш «El Palomar»³. Развалины нашей «Голубятни». Этот форт, по образу и подобию французских замков, построил французский губернатор Левассер… В казарме форта могли разместиться до четырёхсот человек — огромный гарнизон по тем временам. Видите вырубленные в скале ступеньки?.. Они ведут к подножию уступа. А на сам уступ можно было забраться только по железной лестнице, которую при опасности втаскивали наверх. Пушки защищали подходы с моря, а со стороны суши там крутые обрывы. А в пещере наверху устроили склады — продовольствия и боеприпасов…

— В пещере? Там есть пещера? — Сквайр был неприятно поражён и опустил трубу в растерянности.

— Да, есть пещера, — ответил Чарли Беленький. — Сам я там не был, но мне рассказывали. Тортуга обросла такими рассказами.

— А вода в гарнизоне была? — спросил капитан, опустив взгляд.

— Да, там был вырыт колодец, который снабжался родниковой водой.

— Родниковой или водой из водопада?

— Легенда говорит «родниковой». Но сказать наверняка что-либо сложно. Лет прошло много.

Чарли Беленький был явно озадачен расспросами.

Джентльмены переглянулись, а потом с усиленным пылом стали вглядываться в разрушенный форт. Капитан Беленький отдал штурвал рулевому и, помолчав немного, вдруг заговорил:

— Видите ли, наша Тортуга с острова Эспаньолы или, как Эспаньолу именуют в последнее время — с Санто-Доминго, выглядит совсем, как черепаха. И сначала Тортуге никто не придавал значения — так, маленький гористый островочек…

Но потом на Эспаньолу, уже занятую испанцами, пришли французы и увидели там несметное количество одичавших коров, быков, лошадей и свиней. И французы-первопроходцы, поняли, что, продавая мясо кораблям, следующим в Европу, они могут здорово заработать… Французы вскоре заполонили всю западную часть Эспаньолы и стали «буканьерить» — заготавливать впрок мясо животных и рыбу…

И всё было хорошо, кроме одного — нехватка на Эспаньоле удобных мест для швартовки больших кораблей. Вот тут-то они и обратили внимание на близкую Тортугу с её прекрасной гаванью. И скоро почти все корабли, курсирующие между Испанией и Вест-Индией начали следовать через Тортугу. Остров превратился в огромную коптильню мяса. Но сами буканьеры постоянно пополняли ряды пиратов.

А потом земли Тортуги окончательно пришли в упадок, и в 1692 году всё французское население острова было перевезено на побережье Эспаньолы… То, что вы видите у нас сейчас — это остатки колонистов и последние из пиратов, правда, самые отчаянные.

Трелони, слушая очень грамотную и правильную речь Чарли Беленького, продолжал неустанно исследовать красно-бурые скалы Тортуги. И перед глазами его непрерывно вставали видения, неясные образы, словно скалы нарочно старались его одурачить, завлечь, наслав ослепляющий морок.

Скалы всё время преображались: собирали в складки каменные плащи, тянули тонкие пальцы, выползали на вершины изъязвлёнными толстыми жабами, заламывали руки и тут же поворачивались, меняя облик, и тогда сквайр видел только бесформенные береговые утёсы, но в новом повороте ему опять чудилось скопище жалких лачуг или осыпавшихся стен обветшалых замков. Кое-где на скалах виднелась зелень, порой даже довольно густая, и тут же каменная плешь вместе с жарким слепящим солнцем подбиралась к ней, душила, подминая под себя и заставляя зачахнуть.

— Посмотрите, какая странная скала стоит в море. Её отвесная стена внизу обросла кораллом чёрного цвета, — произнёс капитан.

Но мистер Трелони, всегда такой жадный до новых впечатлений, даже не повернулся в ту сторону. Капитан покосился на него, но ничего больше не сказал.

Они изучали остров с моря почти до вечера, но ничего похожего на две горы с водопадом, — левая более низкая, а правая более высокая, так и не обнаружили.

— Мистер Трелони, вы очень расстроены, что мы ничего не нашли? — спросил капитан сквайра, когда они, сделав вокруг острова круг, опять входили в бухту.

— Как вам сказать, капитан, — ответил тот и задумался. — Мне почему-то кажется, что от этих сокровищ зависит главнейшая часть моей жизни. Что когда я найду их, то у меня сразу что-то прибудет в жизни важное. Словно я стану вдруг не столько богаче, сколько красивее, моложе, умнее и даже, может быть, выше ростом.

Сквайр грустно улыбнулся и добавил:

— Хотя, конечно, умом я понимаю, что это не так.

— Ну, что-то вы совсем закуксились, сэр, — сказал доктор и ободряюще улыбнулся сквайру.

— А может, наше сокровище было в той пещере на утёсе, которую приспособили под форт? А может, его уже давно нашли? — воскликнул Трелони отчаянно. — Рядом с утёсом как раз располагается такая же по высоте гора.

— Нет, я не думаю, — поспешил его успокоить капитан. — Наши горы совсем не похожи на эти утёсы. Совсем не похожи. Эти утёсы тупые какие-то. Наши горы на гобелене — остроконечные.

— Но родник или водопад, или водопад, который со временем превратился в родник? Так всё сходится. И если строители форта обнаружили в пещере сокровища, они просто не стали бы кричать об этом! — Сквайр, казалось, был неутешен.

Немного помолчав, он добавил:

— А потом, за столько времени наши горы могли обвалиться, а с ними могло пропасть и сокровище.

— Не будем отчаиваться, мистер Трелони. Завтра же мы устроим экспедицию со стороны суши. Возьмём с собой Платона, пару матросов для охраны и устроим вылазку, — сказал ему капитан мягко, но весомо и уверенно.

Сквайр ничего не ответил. Он отвернулся, посмотрел на пустынный песчаный берег причала и вдруг увидел базарный день посёлка Бастер, находящегося в самом своём расцвете…

Здесь прямо на песке у моря грудами продавали рыбу, черепах, ламантинов, лангустов и копчёное мясо «букан», лежали вороха шкур — бычьи стопки отдельно и козьи отдельно, овощи красочными горами расцвечивали тут и там одноцветье морских даров, истошно кричали куры и гуси, а рядом, тут же, шёл солидный торг золотой и серебряной посудой, морским жемчугом, инкрустированной перламутром мебелью, парчовой одеждой и церковной утварью, и вокруг этих ворохов и развалов немыслимых вещей и всевозможных припасов ходили ростовщики и негоцианты, как мухи слетевшиеся сюда из Европы, и местные колонисты в широкополых шляпах, и буканьеры совсем без шляп, и оборванные, грязные пираты, и франтоватые пираты, разодетые в шёлк и бархат, и почти голые чёрные рабы в обнимку с пьяными индейцами, и все они вопили и шептали, угрожали и льстили, тянули на себя и бросали оземь — в общем, вели себя так, как на любом другом базаре мира…

Джентльмены поднялись на палубу «Архистар» на закате. На шхуне был полный порядок, а штурман Пендайс, сидя возле квартердека, чистил мелом свои серебряные серьги. Серьги были потемневшие, совсем чёрные, штурман тёр их тряпицей с мелом, осматривал со всех сторон на убывающий солнечный свет и сосредоточенно улыбался. Чувствовалось, что это занятие доставляет ему удовольствие.

— Хорошо прогулялись, господа? — спросил он, вставая.

— Тортуга — совсем маленький остров, — сказал уклончиво капитан и добавил: — Пойду на «Принцессу». Посмотрю — как там дела…

На следующий день капитан назначил островную экспедицию.

****

Едва показался красный диск солнца, а над морем пробежала светлая яркая полоса, едва лёгкая дымка предрассветного тумана рассеялась, и всё вокруг налилось сочными, звучными красками, капитан разбудил мистера Трелони и доктора Легга. День обещал быть жарким.

Нынешнего проводника рекомендовал капитану трактирщик Уайт. Звали проводника Анджело, был он невысокого роста, широкоплечий, и в отличие от сурового и неулыбчивого Чарли Беленького, он всё время улыбался. Улыбка так и жила, как приклеенная, на его смуглом лице, а в уголках насмешливых глаз светлой сеточкой проступали тонкие морщины. Улыбались и его губы, и изрытое оспой лицо, и корявые, но проворные пальцы, и даже собака, принадлежащая ему, которую он называл по-английски Дог, казалось, смеялась с разинутой пастью. И эти двое, проводник и его собака, как-то сразу понравились джентльменам.

Они вышли за посёлок и пошли по дорожке, по обе стороны которой то тут, то там небольшими пятнами виднелись плантации табака и сахарного тростника. На плантациях уже работали люди, в основном женщины.

— Сейчас август — время уборки и тростника, и табака, — сказал улыбчивый Анджело. — Люди встали ещё затемно. А вот когда взойдёт солнце, тогда можно делать всё, что угодно, но только не рубить тростник… Многие теряют сознание.

Трелони заинтересовался и подошёл к одному такому полю, за ним потянулись и остальные. Зелёные листья тростника шевелились под лёгким ветром, стебли, казалось, даже на глаз были переполнены сладким соком, пепельного цвета султанчики стрелок высились над этим зелёным сочным изобилием.

С одной стороны участка, почти не разгибаясь и не поднимая головы, двигались согнутые фигуры, и один за другим следовали резкие взмахи чуть-чуть загнутых на конце широких и длинных ножей. Тростник срезался у самой земли, очищался от листьев, ствол отбрасывался влево, всё прочее — вправо. Прошло пять, потом десять минут — всё те же размеренные быстрые движения, ни одной остановки, ни одного слова… «Как горек сахар для этих людей», — подумал Трелони.

— Они торопятся успеть до жары… Нам тоже надо торопиться, — сказал Анджело и пошёл к дороге вразвалочку, походкой человека, привыкшего много ходить.

На развилке он свистнул своей собаке, которая свернула вправо.

Собака обернулась, засмеялась, замахала пушистым хвостом и побежала к хозяину. По этому ответвлению дороги шли две негритянки с мальчиком лет двенадцати. На головах негритянки несли большие охапки тростника, и издалека их ноша показалась Трелони невесомой, а шаги лёгкими и грациозными, и только поравнявшись с женщинами, он заметил, что тела их мокры от пота, а лица скованы тягостным напряжением. Мальчишка, который тоже нёс маленькую охапку тростника, пройдя мимо джентльменов, вдруг оглянулся и скорчил сквайру гримаску.

Скоро дорога пропала, незаметно истаяв, и они пошли по слегка вытоптанной сухой траве. Тут и там высились пальмы, но ровный участок земли, заметно поднявшись, скоро кончился, и начались утёсы, поросшие мелким кустарником и редкими деревьями.

— Вот по этим утёсам надо лазить с оглядкой, — сказал проводник, останавливаясь. — Можно загреметь с обрыва… Здесь, на дне расщелин, лежит много костей зазевавшихся охотников.

— А как с водой на острове? — спросил капитан. — Реки есть? Или водопады?

— Нам хотелось бы увидеть водопад, — сказал Трелони с надеждой.

— Не-е, — протянул тот. — Водопадов тут нету… Ни единого. Это вам надо на Эспаньолу — там и реки есть, и водопады…

Мистер Трелони переглянулся с капитаном. И тут Анджело наткнулся на разрыхлённую землю — след работы дикой свиньи или кабана и сказал радостно:

— Смотрите-ка, опять появились. Надо будет сказать ребятам из посёлка.

— На охоту пойдёте? — заинтересовался капитан.

— Не-е, — опять протянул Анджело. — Мы промеж собой сговорились их пока не бить. Мало очень их осталось.

Солнце уже пекло отчаянно.

Над головами с дерева на дерево перелетали пёстрые попугаи, хлопая крыльями совсем в неподходящие моменты: когда, нащупывая путь палками, джентльмены прыгали, как горные козы, когда из-под их ног летели камни, когда они тянули друг друга за руки в особо опасных местах. Время от времени сквайр, капитан и доктор останавливались и смотрели в свои трубы на открывающиеся перед ними горы. Горы были красивые, но они совсем не напоминали горы с рисунка Томаса Чиппендейла, сделанного им со старинного гобелена. Наконец, их проводник остановился и сказал, улыбаясь:

— Уже давно был полдень, а потому нам вовсе не возбраняется малость перевести дух. Посидим, да вот хоть тут в тенёчке, и подзакусим… И хряпнем маленько из наших фляг.

Отряд остановился на привал. Платон стал выкладывать из своего заплечного мешка провизию для джентльменов, матросы чуть в отдалении готовили еду для себя и для него. Проводник Анджело пошёл посмотреть, что растёт под дальним кустом — его рубашка на спине и подмышками была совсем мокрой от пота. Доктор Легг вытянул ноги и закрыл глаза, привалившись спиной к горячему камню. Трелони отошёл в сторону ото всех, призывно глянул на капитана, а когда тот неспешно приблизился к нему, тихо сказал, едва шевеля губами:

— Маловероятно, что наши древние испанцы потащились бы так далеко от побережья с тяжёлым кладом.

— Я тоже так думаю… Но мы хоть остров посмотрим, на всякий случай, — ответил капитан, наклоняясь, словно рассматривая что-то у себя под ногами. — Главное, чтобы нас здесь не подстрелили.

— А что? — вскинулся сквайр. — Такое возможно?

— Такое всегда возможно, — ответил капитан. — Тортуга всё-таки.

— И как же быть? — спросил сквайр уже в напряжении.

— Следить за собакой, — ответил капитан. — Пока она спокойна… Значит поблизости никого нет.

Обед прошёл тихо и сковано. Трелони всё время поглядывал на собаку Дога, которая пристроилась спать, растянувшись длинным пушистым телом в тени дерева. Капитан начал расспрашивать Анджело про охоту на острове. Тот отвечал сначала с желанием, что охота плохая, что за свежим мясом проходится ездить на Эспаньолу, что на Тортуге остались только змеи, скорпионы и черепахи, но вскоре он замолчал, поддавшись сонному оцепенению полдня.

Солнце пекло немилосердно, вокруг летали какие-то местные, островные, огромные шмели, они бросались время от времени всем своим телом на маленькие синие цветочки, что росли на земле, так яростно, словно хотели их растерзать. Где-то невдалеке стрекотало. У доктора, который лежал и дремал, видимо, заныла в сапоге нога, потому что он внезапно пробормотал, поднимаясь:

— Натёр, что ли?

Доктор отвернулся от всех и начал быстро стягивать сапог.

— Сейчас мы повернём, пройдём вдоль восточных скал — и назад, — сказал проводник, он словно бы почувствовал общее сонное настроение и добавил. — Идти надо с опаской… Тут такие скалы — рот-то не разевай…

Капитан устало поднялся на колени и стал собирать остатки провизии. Платон, толкнув спящих матросов, подошёл к капитану, чтобы помочь ему. Доктор Легг справился, наконец, со своим сапогом и повернулся ко всем лицом.

«Хорошо-то как, — подумал сквайр, — а главное, что никто не стреляет». Он, в последний раз оглядев окрестные горы в подзорную трубу, вздохнул, сложил её и посмотрел на капитана, ожидая его команду.

— Ну, пойдёмте, — просто сказал капитан, и отряд снялся с места.

Собака Дог опять побежала впереди всех, она выспалась и бодро махала хвостом, перескакивая с камня на камень, как коза. Опять потянулись новые и новые горные пейзажи, и опять джентльмены тщательно вглядывались в них. Горы были неприветливы. На них упорно карабкались деревья, не понятно за что цепляющиеся корнями. Между горами встречались небольшие площадки, поросшие кустарником и редким лесом, в котором тут и там попадались следы вырубок.

Ближе к посёлку опять пошли плантации, но какие-то уж очень древние, запущенные: невысокий сахарный тростник рос сплошным диким полем пополам с травой и кактусами, коричневые табачные листья, то сухие, то клейкие, с жёлтыми пятнами, виднелись в зарослях дикого винограда тут и там.

— Почему его не убирают? — спросил Трелони у Анджело, показывая на табак.

— Совсем старый табак, некуда не годный… Здесь землица уже совсем стала худая…

Возле посёлка капитан расплатился с Анджело и пожелал ему доброго здоровья. Когда проводник пригласил капитана и его спутников зайти в таверну к Уайту пропустить рюмочку-другую, капитан, покосившись на доктора Легга, отказался, сославшись на то, что они торопятся на корабль.

Приблизившись к своей шлюпке, джентльмены увидели матросов с пиратского брига — те как-то уж очень азартно беседовали с матросами с «Архистар», оставленными караулить шлюпку. Капитан поздоровался с пиратами, которые ответили неохотно, исподлобья поглядывая на джентльменов.

— Как продвигаются выборы нового капитана? — любезно спросил Трелони у ближайшего пирата. — Ещё не выбрали?

— Не-а, — ответил тот односложно и почесал свой нос.

Под их угрюмыми взглядами джентльмены сели в шлюпку и отвалили от берега. Когда они поднялись на борт шхуны, капитан пригласил сквайра подняться на квартердек, на котором как раз находился штурман Пендайс.

— Я пригласил вас, господа, чтобы обсудить наше положение… А оно неутешительное, — сказал капитан и, помолчав, добавил: — Мы с вами являемся как бы заложниками пиратов. Сейчас они заняты своими распрями, но когда они выберут капитана, то первое, что он им предложит — это взять с боем «Принцессу», а заодно и нашу шхуну. А мы не можем защищать сразу два корабля… Я думаю, что «Принцессой» придётся пожертвовать.

Штурман Пендайс скривился и засопел, как обиженный медведь. Потом он сказал горько:

— Да-а, сохранить «Принцессу» не получится… Я уж и так, и эдак прикидывал. С половиной команды на двух кораблях мы не удерём.

— Мистер Трелони, вы понимаете, что нам надо с Тортуги уходить? Медлить нельзя — время играет против нас и краплёными картами, — сказал капитан и посмотрел на сквайра.

— Да, с Тортуги надо уходить… С мистером Беленьким я договорюсь, он отвезёт письмо в Сантьяго. А раз так, — тихо, словно самому себе, сказал сквайр и добавил вдруг решительно и громко: — А раз так — поднять паруса!

— Этого я от вас и ждал, сэр! Завтра утром мы покинем этот негостеприимный остров! — воскликнул капитан и добавил значительным шёпотом: — И спокойно осмотрим северо-западное побережье острова Эспаньола, ту часть, которая Гаити — со стороны Наветренного пролива…

— Мистер Пендайс, — уже громко сказал капитан. — Передайте от меня боцману Джонсу, чтобы он, не трогая груза с «Принцессы», все вещи из каюты коммодора Гранта, как мой боевой трофей, перетащил ко мне в каюту. Как можно тише… Ночью… Вместе с рундуком коммодора, разумеется.

****

На рассвете следующего дня, когда на шхуне тихо, без суеты и обычных криков, стали поднимать якорь, доктор Легг, стоявший на квартердеке, первым заметил на берегу женщину.

Доктор поспешно раскрыл свою зрительную трубу и влип в неё глазом.

— Это Дэниз, — сказал он дрогнувшим голосом, опуская трубу.

— Ну и что? — буркнул капитан сквозь зубы, он был напряжён и ни на кого сейчас не смотрел.

— Она стоит на причале. Вот, посмотрите, дружище, — Доктор передал трубу мистеру Трелони.

Тот быстро навёл трубу на берег. Капитан смотрел в другую сторону, не оборачиваясь.

— Она стоит на причале и плачет, — произнёс в свою очередь сквайр. — Боже мой, какое у неё лицо!

Доктор тихо застонал, выхватил трубу у сквайра и застыл, опять вглядываясь. Какое-то время капитан молчал, отвернувшись, потом вдруг взорвался:

— Чёрт! Чёрт! Чёрт!.. В бога, в душу, в дьявола! Платон!

Платон подлетел к нему.

— Спускайте скорее шлюпку и — за ней, на берег! — закричал капитан. — Берите Дэниз и сразу назад! Слышишь? Скорее, мы упустим ветер!

Штурман Пендайс неодобрительно покосился на капитана, но ничего не сказал. Он посмотрел на небо, потянул воздух носом, шевельнув волосатыми ноздрями, словно пытаясь определить по запаху, не подведёт ли их ветер, крякнул негромко и потупил голову. Насколько он понял со слов капитана, тот собирался привезти на шхуну бабу… «Господи святы, сподобились, дожили, да ещё в такой момент, что же теперь будет-то», — подумал штурман Пендайс и посмотрел в трубу на бриг «Гордый».

Какое-то время он молча рассматривал бриг, потом сказал капитану тихо, но с явным недовольством в голосе:

— На бриге, кажется, что-то почуяли и спускают на воду шлюпку, сэр.

Сквайр глянул на доктора и закусил губу: доктор смотрел по-прежнему на берег, на Дэниз. Штурман Пендайс отнял свою трубу от глаза и, чуть скосившись в сторону капитана, сказал уже громче:

— От брига отвалила шлюпка с десятью гребцами, сэр.

Посмотрев в трубу ещё, штурман опять доложил:

— Идут к «Принцессе», вот дерьмо!

Капитан молчал, держась за поручни обеими руками, он уставился тяжёлым взглядом в море.

— Причалили к «Принцессе», — тяжко вздохнув, сказал штурман спустя несколько минут.

Тут доктор, ни слова не говоря, бросился с квартердека. Мистер Трелони оглянулся на капитана, помедлил и кинулся вслед за доктором. В эту минуту штурман опять сказал про шлюпку с «Гордого» — он неотрывно следил за ней всё это время:

— Ага, причалили. Лезут на борт… Дьявол! Они бросились сразу почему-то на корму!

Капитан обернулся, быстро снял свою трубу с плеча, раскрыл её и, приставив к глазу, стал жадно смотреть на палубу «Принцессы».

— Что-то они долго не выходят на палубу, — продолжал докладывать штурман, хотя капитан и сам теперь следил за пиратами на «Принцессе».

— Платон по моему приказу заклинил дверь капитанской каюты, — объяснил ему капитан и криво ухмыльнулся.

— Ага, появились, собаки. Забегали, — сказал штурман задумчиво и спустя какое-то время добавил: — А вот теперь они полезли в трюм, в рот им ноги. Вылезли, висельники шкафутные⁴. Совещаются… Смотрят в нашу сторону, чтоб им пусто было.

И тут у квартердека раздался крик доктора:

— Дэниз на борту!

И капитан словно ожил, словно развернулся, как сжатая пружина, которую долго сдерживали, томили в бездействии и теперь вдруг отпустили.

— С якоря сниматься! — закричал он. — Поднять все паруса!

На палубе забегали — все только этого и ждали. Нужные действия стали выполняться одно за другим — с поразительной быстротой, молча и почти бесшумно. Капитан повернулся к доктору и отчеканил:

— Доктор, ведите даму в свою каюту, сидите там с ней и не высовывайтесь… Предоставьте ей все удобства, развлекайте её, хоть соловьём свистите, но на палубе ей делать нечего.

Доктор утвердительно затряс головой и кинулся прочь. Трелони поднялся на квартердек и стал следить за капитаном: тот неотрывно смотрел в трубу на «Принцессу». И тут штурман Пендайс поспешил опять сообщить:

— От «Принцессы» отвалила шлюпка и помчалась назад к бригу…

Но паруса «Архистар», один за другим, уже наполнились ветром. Бушприт шхуны указывал в сторону моря, словно она сама рвалась на волю, и вскоре она двинулась вперёд, всё убыстряя и убыстряя свой ход.

И тут грянул пушечный выстрел.

Борт «Гордого» затянулся дымом, а вдоль левого борта «Архистар», с большим недолётом, просвистело ядро и ударило в воду, подняв фонтан брызг. И следом раздался ещё один предупредительный выстрел из второй пушки, которую, видимо, за это время успели повернуть на вертлюге. От брига опять отвалила шлюпка с десятью гребцами: налегая на вёсла, они помчались за «Архистар» вдогонку.

— Кажется, они требуют, чтобы мы остановились, сэр, — пробормотал штурман Пендайс.

Капитан скривился и ответил:

— Чёрт, мы не успели… Что же, делать нечего. Посмотрим, чего они хотят от нас.

Капитан отдал приказ лечь в дрейф⁵. Грот, кливер и стаксель были вынесены на ветер, фор-марсель поднят. Шхуна постепенно сбавляла скорость, а потом и совсем встала на месте, и лишь отлив слегка сносил её. Когда шлюпка приблизилась, один пират поднялся в ней на ноги и принялся махать шляпой. Скоро пиратская шлюпка сошлась с «Архистар» бок о бок с подветренной стороны и, зацепившись багром за ванты грот-мачты, причалила.

— Что вам надо? — гаркнул боцман Джонс в шлюпку, перегнувшись через борт.

— Переговоры! Мы требуем переговоры! — закричали из шлюпки. — Или мы разнесём вашу шхуну из пушек!

Боцман обернулся на капитана. Капитан медленно подходил к нему, показывая указательный палец.

— Хорошо, один человек может подняться! — опять прокричал боцман в шлюпку.

Со шхуны сбросили верёвочную лестницу, по которой тут же быстро и сноровисто стал взбираться какой-то пират.

Он спрыгнул на палубу «Архистар», отыскал тревожными глазами капитана, скомкано поклонился ему и сказал со всей решительностью:

— Капитан Веласко! Отдайте нам Руку нашего капитана!

****

Примечания

1

Килевание — наклон судна на борт для проведения работ по очистке подводной части судна от обрастаний ракушками и прочим.

2

«Нет, матушка, тут магнит попритягательней» — из трагедии У. Шекспира «Гамлет».

3

«El Palomar» (исп. «Эль Паломар») — «Голубятня».

4

Шкафут — часть верхней палубы вдоль борта, между средними мачтами.

5

Лечь в дрейф — расположить паруса таким образом, чтобы от действия ветра на один из них судно шло вперёд, а от действия его на другие — пятилось назад, вследствие чего судно держится почти на месте. А также, отклонение движущегося судна от курса под влиянием ветра или течения; снос судна в сторону при стоянке на якоре.