Благословение Рода
Шурочка могла подолгу стоять на берегу, смотреть на окружающую природу или слушать шум ветра. Ласковые тёплые волны, нагретые солнцем камни, чистый воздух, который так приятно вдыхать полной грудью — все это делало её умиротворенной. Изо дня в день она приходила сюда набраться сил, смотрела на голубую гладь вод в окаймлении холмов, слушала крики чаек. А пенистые волны бились о берег всё ближе и ближе к её ногам, словно хотели схватить её и утащить к себе.
Дома же, она чувствовала, что сковывает ее что-то по рукам и ногам, сердце сжимается ледяным комом или скачет зайцем. Она вглядывалась в собственную жизнь, даже не жизнь, а повторение судьбы матери и бабушки и ей становилось не по себе. Неужели она будет также болеть, ворчать, всю жизнь подавлять свои амбиции и цели? Ведь в семье родителей все жили средне, не высовывались и выскочек не любили. Может время такое было — лишнее слово не скажи, может, привычка. Да и потом, уже в своей семье муж подсмеивался: «Со свиным рылом, да в калашный ряд».
Ей вспомнилось, как в детстве её всё время одергивали, говоря: «Всяк сверчок знай свой шесток», а когда спрашивала почему так или эдак, то добавляли: «Не в свои сани не садись». Не очень понимая почему, она на слово верила старшим, ведь они учили жить. Бабушка никогда не говорила о своих чувствах, она скрывала своё происхождение, мало рассказывала о жизни, загадочно улыбалась и пела Шурочке песенки про кота. Все свои тайны она унесла с собой в могилу, но это только на первый взгляд. Эти самые тайны и непрожитые чувства перешли по наследству Шурочке, а она, возможно, передала их своим детям. Потому как привыкла, вроде так и надо, так все живут.
Но что — то сломалось внутри, и стала Шурочка все чаще тосковать о свободе, о чем-то неведомо прекрасном, что собственной, именно собственной, жизнью зовется. Вот и сегодня допоздна женщина слушала перешептывания ветра, а потом любовалась танцем звёзд в синеве небосклона, отпуская мысли в свободный полёт и перебирая аккорды мелодий судеб, судеб родных и близких.
— Видимо, сегодня ничего дельного в голову так и не придёт, — подумала она, заходя домой, — завтра подумаю.
Напряжение дало себя знать. Шурочка обреченно зевнула и, задремала под нежные соловьиные трели, льющиеся в приоткрытое окно.
Шурочка спешила на самолет. В одной руке держала билет в один конец с неразборчиво вписанным там пунктом назначения, а в другой сжимала ручку огромного чемодана на колёсиках. В этом чемодане было самое ценное, без чего она не мыслила себя. «Пип — пип…!» — жалобно всхлипнул индикатор над багажной лентой у стойки регистрации.
— Перевес, — равнодушно объявил дежурный, — принять на борт ваш багаж не представляется возможным.
— Я доплачу! — занервничала Шурочка.
— Вот все вы так, доплачу, доплачу… Кирпичи что ли везёте?
Доплатив, Шурочка сломя голову поскакала к трапу. Ещё чего не хватало, чтоб каждый интересовался, что у неё в чемодане. Да у неё там вся жизнь. Рабочий в оранжевом комбинезоне помог поднять на борт багаж, и проводил взглядом женщину, которая даже не обернулась. Шурочке показалось, что полёт был недолгим, и мягкое приземление её порадовало, но потом самолёт резко завихлял и выкатился к тропе. Единственная пассажирка спустилась по трапу, ухватила свой багаж и двинулась по тропинке, которая уверенно повела её через поле. Нырнула в берёзовую рощу и заспешила дальше. Шурочка огляделась. Вековые горы в синих шапках за рекой издали приветствовали её. Вокруг такая красота и покой. Только на душе у Шурочки как-то тревожно, потому и поспешила она на Поляну заветную, в Лес Зачарованный. В ушах жалобно вздохнул ветер, в груди громко ухнуло сердце. Рядом с ней стало твориться что-то невообразимое: птахи то испуганно гомонили, то так же настороженно молчали. То с одной стороны, то с другой проносились серые тени бегущих волков. В высоком небе среди рваных серых облаков носились большие птицы, похожие на драконов, оглашая небо тревожными криками.
— Чуден Лес, — Шурочка решительно двинулась вперёд по какой-то ей одной ведомой тропе, лишь вздохнув, — кого и чего только нет здесь,
Неожиданно она оказалась внутри облака тумана. Влага появилась на лице, плечах, под ногами, в чашечке каждого листика и на каждой веточке. В этой белёсой смеси, такой густой и такой неощутимой разом, спрятались деревья, и едва приметная тропа. Через несколько минут туман побежал вперед, подталкивая её. Шурочка еле выбралась из молочного облака, а оно устроилось на макушке сосны, разложив свои причудливые юбки, аккуратно расправив их и наблюдая за путницей.
Долго ли коротко плутала женщина по лесу, но, в конце концов, оказалась на краю большой поляны, опоясанной хвойным лесом. В центре — огромный многолетний дуб, окружённый большими валунами. Где-то в глубине души Шурочка поняла, что она на месте, что это Заповедная Поляна, и что этот дуб — Древо её Рода. В центре круга, образованного валунами вдруг вспыхнул небольшой костёр и появился седовласый Старец. Женщина почувствовала зов и двинулась к кругу. Немного не дойдя до границы, остановилась.
— Ты одна из нас, Александра, — не то утверждая, не то вопрошая молвил Старец, — за помощью пришла, и жестом пригласил к костру.
Маленький огонёк вспыхнул и запылал ярче. Камни, окутанные полупрозрачной дымкой, превратились в кресла. В них восседали нарядно одетые мужчины и женщины — Хранители Рода. Под дубом самое большое кресло пустовало. Седовласый Старец, с мудрыми глазами и мощной фигурой, что встретил её, прошёл к нему и сел. Шурочка тихо направилась следом, и её тотчас заметили, ей улыбнулись. Хранителей было 14 — 7 по правую руку от Старейшины и 7 по левую. Одно кресло пустовало, видимо для неё. Она осторожно подошла к нему, провела рукой по шершавой поверхности камня, и пальцы сразу начало покалывать. Тепло побежало от руки по всему телу. Ей показалось, что это не кресло, а трон, в котором ощущается Сила — Сила Рода. Шурочка устроилась на этом величественном месте, закрыла глаза.
— Зачем пришла, мы знаем, но знаешь ли ты? — строго глядя на неё, спросил Старейшина.
Шурочка испуганно вжалась в кресло.
— Для чего ты таскаешь эти кирпичи? Как же ты так не жалеешь-то себя? — продолжил он.
—Там вся моя жизнь! Все самое ценное и дорогое. Все, без чего меня нет… Я даже не представляю, что можно отсюда выложить, и где-то оставить, — Шурочка горестно вздохнула.
— Открывай, — эхом откликнулись Хранители.
Шурочка щёлкнула замками, подняла крышку и погладила рукой содержимое. Огромные камни заполняли всё нутро чемодана. Серебристые, голубые, розовые и даже чёрные, они горделиво сверкали боками, словно, говоря:
— Вот мы какие, ценные — драгоценные, красивые — прекрасивые, хозяйке нужные!
— Да уж, самое то, с собой таскать, — проворчал Хранитель справа.
Старец строго взглянул на него и, указав на потемневший от времени, немного замшелый камень, велел отнести его к костру.
— Это же устои в семье, — самоуверенно воскликнула Шурочка, — верность порядкам, поступкам и проступкам, правилам и запретам.
— Вот-вот, так устоялось всё, что мхом обросло.
Один из Хранителей взял розовый камень с пузырями и поднял его вверх, тот засветился и детским тоненьким голоском пропищал: «Мамочка, я так тебя люблю! Я, как и ты, тоже буду ничего не успевать и все делать в последний момент». Голубой камень в полоску басил о том, что нельзя плакать, потому что это некрасиво. А черный вопил, что надо быть лучше других, сочувствовать и переживать за всех. Камни шевелились, верещали на разные голоса, создавая шум.
— Вот они твои устои — повторение судеб родителей, бабушек и дедушек. Что хорошего в этом? Надо жить своей жизнью, иметь своё мнение, заботиться о себе и знать цену. Разве ты хочешь идти маминой дорогой или бабушкиной? Неужели ты об этом не задумывалась?
— Я не буду повторять ничью судьбу, согласно закивала головой женщина, — буду жить по-своему, искать новые пути.
Шурочка почувствовала, как сквозь неё от каждого их Хранителей потёк золотой поток. Он пропитывал её всю и сливался с пламенем костра. Над огнем появился тонкий золотистый обруч и двинулся по воздуху к первому слева Хранителю. Шурочка почувствовала зов: «Подойди, Чаруша!»
— Твоё истинное имя — Чаруша. Его знать должны только ты и Род, — сказал Хранитель Шурочке, преклонившей перед ним колени, и, словно венец, надел ей на голову обруч-диадему со словами, — имя одно. В любом другом Роде тебя примут по истинному имени. Оно не меняется никогда, какие бы посвящения ты не получила в последствии. Это не прозвище. Обретя истинное имя, его не потеряешь. Забыть его, конечно, можно, но Род все равно будет его помнить. Имя — это ключ к памяти твоего Рода. Ты одна из нас! Помни, кто ты есть!
С этими словами он снял обруч и передал следующему Хранителю. Идя по кругу, Шурочка получила от каждого Хранителя Благословение и Дар. Она кланялась, принимая ту Силу и Любовь, что приходили к ней. Когда диадема попала к Старейшине, он посмотрел прямо в глаза женщине. Любовь переполнила Шурочку, и она услышала:
—Ты наша! Проси чего хочешь, Чаруша, — хоть золота мешок, хоть лучшего жеребца, хоть коров стадо. Только храни всегда внутри тепло и любовь. Помни, кто ты есть!
Старейшина надел на её голову диадему-обруч и выжидающе посмотрел в глаза. Все золотые лучи вновь сосредоточились на Шурочке. Та задумалась. О чём можно просить Род? Ведь ей дали столько любви и силы, что она готова горы свернуть.
— Ну, горы не трогай, пусть себе стоят, — засмеялся Старейшина, словно читая её мысли, для себя желай что-нибудь, Чаруша, для своей собственной жизни.
Шурочка улыбнулась, ей не нужны коровы и жеребцы, и мешок золота ни к чему, пусть будет лад в семье, здоровье, достаток. Пусть не прерывается связь с Родом, ей ведь так хочется узнать истоки, истории предков и написать об этом для потомков. Хранители согласно кивнули и вынесли на поляну огромный сундук. Старейшина легко откинул крышку, и Шурочка на мгновение ослепла от света, что излучал огненный шар, лежащий внутри.
—Так выглядит наше Благословение, — говорит Старейшина, — Видишь, это просто Свет, чистая энергия. Из неё уже создаются покровы и события. Мы запечатаем слова Благословения в твоём разуме и твоём сердце. Душа их уже давно знает. Встань, Чаруша, подойди ближе к шару и закрой глаза.
Шурочка приблизилась к огненному шару и закрыла глаза. Она не знала, не ощущала, сколько времени простояла так, Перед её внутренним взором шар мерцал и светился, будто в нём отражались лучи солнца. Шурочку окружили, множество людей, в красивых одеждах и пошли хороводом, создавая Обережный круг. Глаза их были закрыты, но движения точны и грациозны. Они пели ей своё благословение: «Род надо чтить и уважать, традиции, конечно, соблюдать. Вниманьем никого не обделять, поляну Родовую навещать. Своею жизнью нужно жить, а путы, что мешают, просто распустить».
Когда Шурочка наконец-то открыла глаза, костёр погас, и Хранители исчезли, кресла превратились в валуны. А она сидела на одном из этих валунов под бескрайней завораживающей глубиной чёрной бездны, усыпанной мириадами светлячков-звезд. На голове у неё обруч-диадема, а на руках браслеты из перламутровых жемчужин. Она подошла к дубу, поклонилась ему и прижалась, ощущая шершавый ствол. Ветви, напитанные Любовью, обняли Шурочку и она услышала их шелест: «Ты можешь приходить к нам за Силой, Помощью и Благословением, когда тебе будет это нужно. Помни, кто ты есть».
В приоткрытое окно проник свежий воздух и, не находя препятствия, сквозняком прогулялся по комнате. Неистовый птичий щебет ворвался следом и заставил Шурочку открыть глаза. Золотые лучи утреннего солнца ласково прокрались по подушке, маня за собой. Просыпаться Шурочке совсем не хотелось, такой чудный сон был. От воспоминаний голова пошла кругом, что-то ёкнуло и сжалось в груди. Хранители. Поляна. Костёр. Что это было? Её рука потянулась за стаканом воды, и она жадно сделала большой глоток. Поднялась с постели, накинула халат, сунула ноги в тапки, и подошла к кофеварке. Повернувшись, взглянула в зеркало и обомлела. Ей показалось, что там отражается какая-то женщина. Нет, глаза её, Шурочкины, подбородок, волосы тоже её. Но на голове возвышался обруч-диадема. Да и такого шикарного платья у Шурочки никогда не было. Взгляд зацепился за браслеты из крупных жемчужин на запястье. Шурочка перевела взгляд на свои руки, держащие пустой стакан — браслетов не было. Она потрясла головой, ущипнула себя за бедро — сон что ли? Кто ж там в зеркале?
— Ты одна из нас, Чаруша! — звонко засмеялось отражение, — Помни, кто ты есть!
Шурочка подошла к зеркалу ближе, потрогала его серебристую поверхность. Там отражалась она, Шурочка. Немного лохматая после сна, в халате и тапочках.
— Совсем крыша поехала, привидится же такое, — махнула рукой и двинулась на кухню.
Возле кофеварки лежала та самая диадема из сна. Шурочка схватила её и прижала к щеке. Ощутила тепло костра и услышала шёпот:
— Храни всегда внутри тепло и любовь. Помни, кто ты есть!
— Голос предков, — воскликнула она, — так это был не сон?!
Её семья часто собирается вместе. Они перебирают старые фотографии, вспоминая бабушек, дедушек, тетушек. Отыскались родственники, о которых Шурочка даже не подозревала. Она побывала в Сибири и на Дальнем Востоке, где жили прадеды, прошлась по тем местам, где могла ступать их нога, узнала много интересного о тех временах и теперь собирая всё это вместе, хочет сделать летопись Рода. И в семье у неё с благословления Рода все здоровы, дружны и живут в мире, согласии и достатке.
