Мир Сил

Николай Ханов, 2023

Я поднял руку. Обычная рука… только появилось множество мозолей, от разнообразных деревяшек, рукоятей, камней. Кожа огрубела и выгорела под солнцем. Мышцы гораздо рельефней. Помнится, как-то сенсей заставил меня отжиматься… двести с лишним раз подряд, и это еще до того, как я научился постоянно подпитывать свои мускулы силой. Раньше я о таком и не мечтал. Мне не надо видеть свое тело, я и так понимаю, насколько оно изменилось, стало подтянутым, мускулистым, в разы выносливей и сильней. Странно… В том, далеком своем мире, я хотел быть сильным… Сейчас моя мечта осуществилась… Только почему я этому не рад?

Глава 1-5

Я сижу в своей келье, передо мной на столе флакон из черного стекла. Во флаконе, по всей видимости, какая-то термоядерная смесь, призванная «мобилизовать мой организм». Если я ее выпью, мне станет настолько плохо, что Несущий Мрак посоветовал заранее лечь в постель. А если не выпью, то на тренировках мне будет еще хуже.

Я потянулся к флакону — небольшое усилие, и стеклянная пробка покидает узкое горлышко. Поднести флакон к лицу. Взмах рукой над горлышком, как учили на химии. Нос щекочет запах спирта и чего-то еще, непонятного…

В конце концов, кого я обманываю? Хотели бы меня убить — давно бы убили. Одного удара бы хватило. И никаких заморочек с ядами в черных склянках… Так что надо пить… пить яд, чтобы жить… Странные мысли у меня возникают в последнее время.

Отставив флакон, я извлек из сумки флягу, на дне булькнули остатки воды. Водой плохо запивать, но за неимением гербовой… К стеклянной пробке, присоединилась металлическая пробка от фляги. Теперь флакон в правую, флягу в левую… Эх, жаль закусить нечем… Голову вверх, рот распахнуть, не дышать.

Огненной, обдирающей горло, струей зелье устремилось вниз по пищеводу. Сразу же, вдогонку за ним, понеслись остатки воды. Я замер. Горло горело, на языке стоял отвратительный привкус, в желудке ворочался неприятный ком… Хм… Бывало и хуже… Может, местные не рассчитывали на пьющих водку и самогон русских студентов?

Тут ком в животе взорвался. Огненная волна прокатилась по телу. В ушах эхом отдался чей-то хрип. В глазах все помутнело и расплылось от слез. За волной огня пришла боль. Кто-то вонзил в мой живот меч, и теперь проворачивает его, разрывая внутренности. Снизу поднимается рев боли. На секунду замирает, клокоча в горле, и вырывается наружу, разрывая голосовые связки. Я сложился пополам. В застланных слезами глазах мелькнула столешница. Потом осталась только боль…

Кажется, меня кто-то бьет по щекам. Во рту отвратительно гадостный вкус. Голова от чужих ударов мотается на ватной шее. Наконец, меня перестают бить — незнакомец отпускает меня. Затылок с размаху бьется об каменный пол. Бум… Боль набатом прокатывается по черепу, отдается в висках и замирает в глазах. От нестерпимой боли они распахиваются — я вижу размытое белое пятно. Пятно постепенно конденсируется в моего вчерашнего проводника в белом кимоно.

Вот только что-то с ним не так… Куда делось презрительно-недовольное выражение? На лице молодого монаха легко читается сильное беспокойство и… страх. Очень сильный страх. Что же его так напугало?

Сбоку появилось черное пятно. С трудом сфокусировав взгляд, я различил человеческую фигуру в черном мешковатом комбинезоне с капюшоном. Наверное, вчерашний незнакомец из беседки. Странно… Мрак говорил, что тренировки начнутся с утра завтрашнего дня… Или я тут валяюсь уже почти сутки?

Незнакомец сделал неопределенный жест рукой, как будто смахнул что-то со стола. Монах, с видимым облегчением, низко поклонился и торопливо покинул комнату. Оставшаяся в одиночестве черная фигура стала пристально изучать меня. Я чуть ли не физически ощущал, как скрытые под капюшоном глаза ползают по моему телу. Снимают одежду, кожу, проникают сквозь мышцы к костям.

Неуловимым движением фигура склоняется надо мной. Стальные пальцы впиваются в челюсть. В поле зрения появляется черная рука, держащая фиолетовый стеклянный флакон… уже открытый. Еще одна отрава?!

Мои жалкие трепыхания были просто незамечены. Как не замечает дорожный каток сопротивления раздавливаемой лягушки. Новая огненная струйка пролилась через разжатые железными тисками зубы. Все внутри меня заполонил обжигающий, ментолово-мятный вкус. Тиски исчезли. Я дернулся и снова об что-то ударился головой. Залитые слезами глаза слепы, в желудке полыхает новый огонь.

— Поднимайся наверх, на внутренний двор, — донесся сквозь рев внутреннего пожара шипящий голос.

Я лежу на каменном полу, силясь вздохнуть без всхлипа. Каждое движение воздуха отзывается свербящей болью в носу, в горле и потоками слез. Где-то в отдалении, за ментоловой мутью, хлопнула дверь.

Не знаю, зачем я встал. Зачем полз к двери, опираясь на жесткую кровать. Зачем тащился по коридору к лестнице. Зачем поднимался, шатаясь и рискуя опрокинуться назад. Наверное, мое проклятое упрямство снова решило всплыть из глубин сознания.

Впрочем, каждый следующий шаг мне давался все легче и легче. Ментолово-мятный пожар постепенно спадал, унося с собой разбитое состояние и оставляя за собой ментоловую свежесть. Свежесть… меня сейчас стошнит от этой свежести.

Я остановился, шатаясь и держась рукой за стену. До меня только сейчас дошло — я не знаю, куда идти. Я понятия не имею, где тут внутренний двор. В этом доме мне известна только келья, да коридор с массивными дверьми.

Позади донеслись чьи-то торопливые шаги. Я оглянулся — из-за поворота выскочил давешний монах в белом кимоно. Страха в его взгляде уже нет, его сменила нешуточная озабоченность. На секунду монах замер, недоумевающий взгляд уперся в меня. То, что я стою посредине коридора, без сопровождения, явно не вписывается в его картину мира. Я открыл рот… и тут же захлопнул его. Перед глазами всплыла картина горного склона, и удар Мрака. С местными надо разговаривать на местном языке.

— Внутренний двор, — слова чужого языка с неохотой сорвались с моих губ.

В глазах молодого монаха забрезжило понимание. Он указал на одну из дверей недалеко от себя, и даже открыл и придержал ее, пока я к ней ковылял. За дверью оказалась небольшая комната с увешанными разнообразным оружием стенами. Сквозь небольшие окна падают косые солнечные лучи. В противоположной стене, между окон, темнеет новая массивная дверь. Сдается мне, это выход во двор, вот только с дверями у них нет никакого воображения. Я проковылял через комнату и положил руки на тяжелую створку. Монах наблюдает за мной из коридора, не проявляя никакого желания помочь. Ну и черт с ним… Я налег на грубое дерево.

Солнце на несколько секунд ослепило меня. Сквозь новые слезы постепенно проступил плац, засыпанный белым песком… Только в этот раз его окружают стены дома. По бокам стоят разнообразные деревянные конструкции, лесенки, манекены, непонятные сооружения с торчащими деревянными отростками. Вдоль конструкций неспешно прогуливается незнакомец в черном комбинезоне.

— Тебе незнакомы наши обычаи, — сухой шипящий шепот отчетливо слышен, хотя до чужака метров десять. — Ученик, придя на место для тренировки, должен совершить эххой.

Я не сразу понял, что он хочет. Последнее слово имело смысл похожий на «Отдать дань уважения». Но, потом вспомнил — на секции карате было принято кланяться при входе в зал для тренировок. Я выпрямился и медленно поклонился. Похоже, здесь будут заставлять кланяться при каждом удобном случае, как этих белых болванчиков.

— Ты должен благодарить не меня, а дух этого дома — фигура в черном наконец повернулась. Я снова ощутил его рентгеновский взгляд, по позвоночнику пробежали мурашки.

— Зови меня Мастер, — прошипела фигура. — Ты должен выполнять все, что я скажу. Быстро и с полной отдачей… Отжимайся.

Интересно, а здесь под отжиманиями понимают то же самое, что и в моем мире? Тело тем временем само приняло позицию «упор лежа»… Как бы я не храбрился, сколько бы раз не повторял про себя, что смерть мне безразлична, — все равно этот Мастер пугает меня до дрожи в коленях. С некоторым напрягом я отжался пятнадцать раз и замер, опершись на вытянутые руки. Что же будет дальше?

— Вижу, ты меня не понял, — раздался шипящий голос над самым ухом.

Стальная хватка на моем плече. Резкая боль, плац перед моими глазам рывком изменяется на синее небо. Его тут же заслоняет черный капюшон. Боль и тяжесть на груди. Хрип захлебывается. Во рту грубая деревяшка, давящая на челюсти и разрывающая губы. Потом… потом все поглотила боль…

Эта боль непохожа на то, что я испытывал раньше. Она, словно вспышка молнии, поразила все тело разом. Заполнила и ослепила меня. Наверное, я кричал. Я не видел ничего, кроме ультрафиолетовой-белой боли. Я не слышал ничего, кроме боли. Я плыл по океану из боли, боль была вокруг меня, и я был ее частью.

Не знаю, сколько это продолжалось. Просто, в один момент, белая боль сменилась красной. Потом она опала, и появился синий цвет. Я не сразу понял, что синий это не цвет боли. А когда понял, то просто лежал и наслаждался им. Он нес покой и умиротворение. Лежать в нем хорошо и приятно. Потом, я поплыл куда-то, и синий сменился холодным серым. Серый не такой теплый. Но мне все равно — главное, что в нем нет боли. Все что угодно, хоть черный, только без боли.

Очнулся я уже вечером, на жесткой кровати в своей келье. Все тело глухо ныло, в голове темным маревом висели воспоминания о произошедшем. На этом фоне ощущения от саднящих губ тихо меркли. Я лежал и смотрел в никуда ничего невидящим взглядом.

Лежал, пока не надоело, и не появился голод. Он заставил меня встать. Встать и съесть еду на столе. Неведомые добрые духи оставили поднос с едой. Вкус еды не ощущался. Все чувства будто умерли. Осталось только зрение… Я видел красно-оранжевые отблески заходящего солнца. Лучи прорывались через узкое окно и отпечатывались на сером камне. Я сидел и смотрел на них. Смотрел, пока они не стали кроваво красными. Кровавые отпечатки медленно потускнели и растворились в тусклом камне стен.

Я один. Есть только пустота внутри меня.