Цифры нации

Николай Старинщиков, 2020

Конец нынешнего века. Государство на грани банкротства. Вместо жен и мужей – электронные дяди и тети легкого поведения. Общество деградирует. Хакер Кошкин живет с электронной Марией, он купил ее в одном из магазинов. Данная ситуация не устраивает его мать. Она мечтает о внуках, просит сына избавиться от «железяки». Но та не лыком шита, она заявляет, что любит Кошкина и подчинится только ему.

Глава 6

Contra

Римов служил в полиции двадцать первый год, не считая учебы в высшей школе полиции. И вот дослужился: за год с небольшим полицию дважды переустроили, не забыв изменить в худшую сторону пенсионный закон. С одной стороны, денежное довольствие вроде бы выросло. С другой, если ты уходишь на пенсию, довольствие уменьшают наполовину, а потом исходя из этой половины начисляют пенсию. При этом ссылаются на закон «О социальных гарантиях для работников полиции». Что ж это получается, если не маразм?! И ладно бы только это: Сергей Иванович не рядовой полицейский, а комиссар полиции третьего ранга, по старому — генерал-майор, его пенсия будет внушительной по сравнению с рядовым полицейским. Однако существует еще кое-что, от чего нет покоя. Взять тот же банк, он ввел виртуальную валюту и теперь стрижет купоны. И потом, искусственный интеллект, который взялся неизвестно откуда. Интеллект, хоть и не настоящий, но он есть, и прав у него предостаточно. Того и гляди, народ пойдет на выборы в обнимку с андроидами… Короче говоря, голова кругом идет от подобных мыслей… А теперь ликвидация милиции, которую, как ни вертелся Римов, повесили на него…

Сергей Иванович сидел у себя в кабинете и не мог настроиться на рабочий лад. На столе лежали списки личного состава милиции — этот состав предполагалось ввести в штат полиции. Спрашивается, почему это нельзя было сделать сразу, когда общественную организацию — дружину содействия полиции — вдруг назвали милицией, наделив полномочиями едва не на уровне полиции… Но и это не главное: народ убывает, а количество андроидов в республике растет как на дрожжах. Для того и прибыл на всех парах гонец из Москвы по фамилии Петухов. И ничего не сделал. После того как его едва на распяли на кресте, тот убыл в Москву и как в воду канул…

На столе у Римова пискнула в пульте одна из кнопок, он нажал ее:

— Слушаю…

Говорил дежурный помощник начальника управления. В дежурную часть поступило сообщение из Главной прокуратуры: начальнику полиции надлежало срочно прибыть на совещание — так срочно, что ни минутой позже.

Оказалось, телефонограмму подписал помощник главного прокурора Татьяноха Дмитрий Олегович. В голове у Сергея Ивановича словно бы щелкнуло, и мелькнула картина сдачи экзамена по истории государства и права за первый семестр. Татьяноха сдавал экзамен профессору Черниловскому.

— Зачем нам история — это же было давно?! — говорил слушатель, хлопая светлыми ресницами.

Профессор, полковник полиции, выкатил на него глаз. Он только что собирался поставить «удовлетворительно» слушателю, хотя, как ни старался выудить из чахлой башки хоть какой-нибудь признак учености, так и остался ни с чем.

— Мы без нее обойдемся, без истории… — продолжал Татьяноха, горделиво блестя глазами.

— Кто это — мы?! — вскинулся полковник. — Может быть, вы, слушатель?! С этим я полностью согласен. Но остальные здесь ни при чем… Единица вам за вашу позицию, товарищ слушатель!

Он взял со стола ручку, прищурился, глядя в зачетную книжку, и стал там что-то долго писать.

— Вы свободны, — произнес полковник, возвращая книжку, и позвал к себе следующего собеседника для мозговых экзекуций.

Глядя в книжку, Татьяноха вышел из аудитории. В зачетке значилась жирная цифра «1» с надписью «Отвратительно».

Очередной слушатель присел к профессорскому столу, наклонился над текстом и принялся рассказывать про то, как решили когда-то в Древнем Риме защитить себя от произвола тогдашних чиновников — патрициев…

— Чиновников?! — Полковник вскочил как ужаленный и, сгорбившись, принялся бегать среди столов. — Ну ладно бы этот… Урод Вжопеноги… А ты-то, Римов! С твоей успеваемостью — и вдруг чиновники!

Остальные слушатели сидели в оцепенении — прижав уши и опустив глаза.

— Я говорю о тех, кто мешал жить плебеям, — продолжил Римов. — Дело в том, что в конце шестого века до нашей эры патриции превратились в господствующее сословие Римской республики. Экономической основой их могущества было абсолютное право на пользование общественной землей…

— А-а-а! — удовлетворенно крякнул полковник, останавливаясь возле своего стола. — Продолжайте, пожалуйста…

— После включения плебеев в состав римского народа и уравнения их в правах с патрициями, верхушка и тех и других образовала нобилитет — правящее сословие, состоящее из патрициев и богатых плебеев. К началу третьего века у нобилитета оказалась вся полнота государственной власти. Его представители замещали высшие должности в республике и пополняли сенат. Основу могущества нобилитета составляли богатства нобилей, источником которых были земельная собственность, эксплуатация рабов и регулярные ограбления римских провинций…

— Свидетелями чего мы, слава богу, не являемся, — заключил за него полковник. — Вашу зачетку…

Профессор присел к столу и принялся царапать ручкой в зачетной книжке.

Так и прилипло к дохлому слушателю по фамилии Татьяноха липкое погоняло — Урод Вжопеноги. Теперь эти ноги топтали пол в Главной прокуратуре. И ничего с этим поделать было нельзя.

Римов поднялся из-за стола, оглядел кабинет, словно собираясь его покинуть навсегда, вышел в приемную. Секретарь, женщина-полицейский, сидела за столом, читая какой-то текст.

— Я в прокуратуре, — сказал Римов. — Буду после двух. — И вышел в коридор.

8옰8옰8

Как оказалось, на совещание были приглашены не только силовики, но также некоторые члены правительства во главе с его председателем — Большовым Львом Давидовичем, капитаном первого ранга в отставке. В прошлом Лев Давидович командовал подводным атомным крейсером, списанным за ненадобностью, как и многие подобные монстры. Председатель правительства был патриотом и делал все возможное, лишь бы отечеству была польза.

Вот и сейчас, невзирая на субординацию, он прибыл на совещание в прокуратуру, тем более что просьба исходила от главного прокурора. Однако совещание открыл, как ни странно, вовсе не прокурор и даже не его заместитель или помощник. Его открыл заместитель председателя Ревкомиссии Виноградов. Сказав пару дежурных фраз, он подступил к вопросу о безопасности государства и общества в свете новых требований, изложенных в законе «О защите толерантности» и законе «Об искусственном интеллекте», из чего следовало, что более актуальной темы в настоящий момент не существует.

Закончив, он предоставил слово прокурору Вершилову. Тот, раздувшись от собственной важности, подошел к трибуне и стал говорить, что упомянутые законы следует исполнять, чего бы это ни стоило.

Татьяноха, сидя в президиуме, бегал глазами по залу и отмечал карандашом присутствующих. Остановившись на Римове, он впился в него немигающим взором.

Римов не отводил от него глаз, полагая, что это вызов. А раз так — то никаких виляний в таком тонком деле! Хочешь пялиться — пялься. При случае получишь еще по зубам. Римов был в этом абсолютно уверен. Да не оскудеет рука дающего… по зубам. Подумав так, он заметил, что Татьяноха вроде как плачет. И точно, тот отвел взгляд, вынул платок и утер набежавшую вдруг слезу.

— Эти два закона, — продолжал прокурор, — являются краеугольным камнем нашей демократии. Более того, я бы сказал, это альфа и омега нашей жизни.

«Боже, куда его занесло?» — изумился Римов.

Закончив по поводу «омеги», Вершилов предложил присутствующим высказываться по данному вопросу.

— Я не согласен с подобной постановкой вопроса, — сказал с места Римов, — потому что это нас далеко заведет. Эти законы насадили нам сверху, руководствуясь принципом: «Мы почитаем всех нулями, а единицами себя»…

Прокурор шевельнул челюстью.

— Что вы себе позволяете? — выпучил он глаза. — Я, как надзирающая инстанция, обязан предупредить — мы не можем обсуждать законы… Мы обязаны их исполнять.

— Прошу заметить, это не я сказал, — продолжил Римов.

— А кто же?

— Пушкин.

— Ты издеваешься, комиссар?

— Отнюдь. Роман в стихах «Евгений Онегин»…

Ревкомовец Виноградов не ожидал подобной реакции и теперь с любопытством следил за диалогом.

— Но вернемся к нашему вопросу, — продолжил Римов, — нам навязали не только законы, которые оказались выше самой Конституции, нам навязали роботов…

— Прошу не путать! — воскликнул Виноградов. — Речь об андроидах! О живом разуме, который следует защищать!

— Вы ошибаетесь! — Римов стоял на своем. — Согласно статье второй Конституции, именно человек, его права и свободы являются высшей ценностью…

— Ну, ты загнул, — прошлепал прокурор.

Однако Римов даже не обратил на него внимания, продолжая говорить о своем.

— Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства… А эти роботы — это как вещь в себе. Они вроде есть, и вроде их нет. Но кому-то кажется, что мы им обязаны… Поэтому, если следовать букве закона, они скоро поставят перед нами вопрос о гражданстве — о религиозности они успели поставить, и, как видим, с успехом… Они же верят теперь в кого-то… Некто святой Василий. Во что это выльется, остается догадываться…

— Это не наша забота! — воскликнул Вершилов, косясь в сторону Виноградова. — Андроиды верят в кого-то — и пусть верят, если это им нравится…

— Это грозит обществу! — продолжил Римов. — Меня удивляет, как можно этого не замечать! Меня беспокоит закрытость их разработок, их клановость…

Татьяноха ерзал за столом, словно посаженный в крапиву: прокурора Вершилова размазали об асфальт, и надо было что-то сказать в его защиту. И он нашел что сказать:

— Если они трахаются с людьми, это еще ничего не значит! И пусть почитают за Бога какого-то дядю…

— Вот именно, — подтвердил Виноградов, почему-то покраснев. — Это их дело.

— У нас упала рождаемость! — крикнул Римов, однако никто его не услышал. В зале поднялся гвалт, каждый из присутствующих решил взять слово и заговорил о своем — о толерантности, о врагах общества, о федеральном правительстве, до которого далеко, а жить надо здесь… Потом перескочили на местный банк, который всесилен, что ничего сделать нельзя, хотя попробовать надо — через референдум, чтобы окончательно выйти из состава федерации, сохранив независимость…

— Приехали! — удивился председатель правительства. — Еще немного, и нас повяжут! Вы отдаете себе отчет?!

— Если на то пошло — мы пропали! — опомнился Римов. — Повторяю, с этой конторой, которую теперь никто не выбирает… — он наугад махнул рукой и попал в ревкомовца Виноградова, — мы далеко зайдем! Они назначенцы! Искусственный интеллект и банк командуют ими!

— Они выборные! Такого не может быть! — ревел по-бычьи председатель Большов.

— Лев Давидович, вы ошибаетесь! — гудел Римов. — Они такие же выборные, как и наши суды! Воля народа — священна, каждый из нас — гражданин…

Не успел он закончить, как у него за спиной раздался шум — кто-то ломился в зал, но охрана не пускала.

— Что у вас там?! — спросил Большов.

— Представитель какой-то, — ответили от двери, — желает присутствовать…

— Пропустите, — велел прокурор Вершилов и выкатил глаза поверх очков.

Охрана у двери расступилась; к столу, сверкая глазами и часто дыша, подошел с папкой в руках темнолицый сморщенный господин невысокого роста.

— Кто вы такой? — спросил его прокурор.

— Деньгин. Василий Абрамович, — ответил тот, шмыгая носом. Затем вынул из папки бумажный лист и протянул Большову, тот прочитал и сморщил губы.

— Интересно…

Это была доверенность от лица общественной организации «Андроиды за мир и безопасность во всем мире».

Прокурор молча следил за реакцией председателя правительства.

— Присаживайтесь… — разрешил Большов, а про себя подумал: «Тот еще хлюст… Дядя Вася…»

Не успел дядя Вася присесть, как дверь с треском распахнулась, в зал вошел молодой человек в зеленой пятнистой форме и заорал, потрясая бумажным конвертом над головой:

— Лев Давидович, что ж это такое?! — Он буквально захлебывался. — Для вас сообщение, а прокурорские не пускают!

— Что тебе, пятнистый ты мой? — спросил Большов.

— Лично для вас! Согласно инструкции! — воскликнул офицер. Он подошел к столу, подал Большову конверт и вытянулся по стойке смирно. В зале вдруг сделалось тихо.

Большов вынул из конверта бумагу, развернул и стал читать, темнея лицом. Затем протянул ее Виноградову, и, пока тот вникал в ее смысл, Лев Давидович цедил сквозь зубы:

— Что же это получается, уважаемые? Пожинаем плоды?

Виноградов тупо смотрел в бумагу. Молочное лицо пошло пятнами.

— Куда у нас смотрит Ревком? — продолжил председатель, забирая из рук Виноградова бумагу.

— Что-то серьезное? — обернулся к нему прокурор.

— Читайте… Можете вслух… — устало произнес Лев Давидович, кладя бумагу на стол.

Вершилов поправил очки, взял со стола бумагу и прочитал:

— «Город Симбирск… Председателю правительства Поволжской республики Большову Льву Давидовичу… Многоуважаемый Лев Давидович, центральный банк „Поволжье“ уведомляет вас о прекращении финансирования социальных программ, призванных повысить деторождаемость. Основание — полное отсутствие финансовых средств на расчетных счетах…»

— Вот они, плоды современности! — воскликнул Большов. Он забрал из рук Вершилова лист и продолжил, потрясая им: — От этой поганой бумажки зависит теперь судьба принятых нами программ. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь…

Присутствующие хмурились и молчали.

— Напомню! — продолжил Лев Давидович. — У нас упала рождаемость… До такой степени, что скоро некому будет служить ни в полиции, ни в милиции!

— Милицию сократили… — шепнул сбоку Вершилов.

— Туда ей и дорога! Я не об этом… Недостаточность финансовых средств… Я понял… Нас хотят загнать в угол, лишить полномочий… Куда смотрит служба безопасности?! Куда смотрит полиция?! Когда я пришел в правительство, вы обещали! Какой-то банк, которого я не видел в глаза, диктует мне условия, как я должен жить!..

Наоравшись вдоволь, Большов поднялся из-за стола, плюнул в пол и покинул зал заседаний в окружении своих заместителей.

Виноградов вдруг тоже решил, что дела не ждут. Сграбастав тощую папку со стола и сверкнув глазами в сторону прокурора, заспешил к выходу…

Буквально через полчаса он находился в кабинете Жердяя и, прыгая с пятого на десятое, доводил до шефа суть происшедшего. По его словам выходило, что правительство скоро окажется ниже плинтуса.

— Так уж и ниже?! — ощерился Жердяй. — Кто он такой, этот банк, хоть и центральный!..

— Мы пропали… Нас повесят на корявой осине.

— Успокойся…

— Или бросят в клетку с голодными обезьянами.

— Ты спятил…

— К диким, голодным, свирепым… Мы сами инициировали закон о наказаниях…

— К черту тебя! — Жердяй стукнул кулаком по столу, так что стакан из тонкого стекла подпрыгнул, упал на пол и раскололся на множество осколков.

Жердяй окаменел, тараща глаза и стараясь понять: то ли это судьба, то ли обычное совпадение — мало ли стаканов падает со стола.

— Короче, Большов недоволен… Куда, говорит, служба безопасности смотрит, — продолжил Виноградов.

Жердяй молчал.

— Чо делать-то будем?

— Делать? — вздрогнул Жердяй. — Ничего пока делать не будем… Экономика — не наш профиль…