Очевидец

Николай Старинщиков, 2019

Коля Мосягин вечерами работает в мастерской у своего дяди, а днем учится на юридическом факультете – ему предстоит защита дипломной работы. Мосягин даже мысли не допускает, чтобы оказаться на государственной службе, поскольку собирается стать адвокатом. Вероятно, из него получился бы неплохой защитник по уголовным делам, если бы на его глазах не погиб бывший сослуживец, друг детства, Миша Козюлин.Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Я возвращался домой, когда в кармане вдруг запел сотовый телефон. Несмотря на привычную мелодию, звук его казался зловещим. Дело в том, что мало кто знал мой номер. День был необычный: я чувствовал себе как выжатый лимон.

Голос в трубке отдавал металлом и требовал изменить показания. Подобные голоса бывают у бригадиров, ментов и придурков.

— Кто со мной говорит, я что-то не въеду? — прикидывался я.

Вопрос мой не был услышан. Голос утверждал, что если я не изменю показания, то на моей поганой жизни можно поставить жирный крест.

— Какие еще показания! — воскликнул я.

Голос кашлянул и продолжил внушать, что мне следует сказать хотя бы о том, что по пути в РУВД милицейский патруль брал Пашу на испуг, обещая отвезти в лес. Словно Паша-Биатлонист мог чего-то испугаться.

— Вы не представляете, о чем говорите! — крикнул я, так что девушка, идущая навстречу, шарахнулась к обочине. — Меня самого потом же посадят!

— Это ничего, — пел голос. — За подобные дела дают мало, зато в кармане у тебя появятся бабки. Ущучил? Скажешь, стояли по пути… Минут пять. Ментам не поверят. Тебе — другое дело.

— А если я откажусь? — набрался я смелости.

— Будешь ходить вперед пятками…

— Послушай, а не пойти бы тебе к дедушке! Или к бабушке!

Голос в ответ что-то мямлил.

— И больше мне не звони, — говорил я, развивая идею. — Сидит под колпаком и еще квакает. Кого ты пугаешь, ставрида маринованная. Не звони мне больше никогда…

— Не туда рулишь, — удерживал меня голос.

— Видал я таких жуков…

Я нажал кнопку отбоя. Кому-то хотелось получить от меня ложные показания, оставаясь в тени. Впрочем, неизвестному абоненту не доставало красноречия, чтобы уговорить меня на этот подвиг. Я продолжил свой путь, твердо веря, что мой друг Миша Козюлин, а также остальные четверо раненых, которых я толком не знал, не заслуживали, чтобы о них вытирали ноги.

Телефон оставался у меня в руке. Не останавливаясь, я тут же набрал номер Пети Обухова. А когда услышал голос, то обо всем ему рассказал — вплоть до того, как вел себя на допросе убийца.

— Прикинь, — возмущался я. — стоило выйти на улицу, как мне тут же звонят и требуют изменить показания. Откуда у них номер моего телефона?!

Петька громко чавкал в трубку, и я не сдержался:

— Перестань жрать, ментовская морда!

Подобное обращение было обычным во время нашей армейской службы во внутренних войсках.

— Надо подумать, — ответил Петька.

— Нет, Обухов, ты мне ответь. Ты ехал с нами тогда, и только случайность спасла тебя от смерти! Откуда утечка информации?!

— Из прокуратуры, — ответил тот уверенным голосом.

— Точно?!

— А ты как считаешь? — вывернулся он. — Я, например, даже не знал, что у тебя сегодня очная ставка. Даже если бы захотел, не смог бы тебя выдать.

Петькины доводы звучали логично. Конечно, не смог бы. Да и сам он проходит по делу свидетелем. Однако ему не звонят, потому что он мент, а взялись за меня.

— Тебя же здесь многие знают, — продолжил он. — И потерпевшие, и свидетели.

— Ты там посмотри. Иногда взгляд выдает человека…

Обухов обещал посмотреть. Мало того, он заверил, что если только на меня опять наедут, то я должен буду ему позвонить, и неизвестный абонент тут же накроется медным тазом.

Слова друга детства легли как бальзам на издерганную душу, и я отключил телефон.

Добравшись до дома, я похлебал супа, съел отбивную котлету и сел за письменный стол. Однако дипломная работа не шла в голову. Паша Коньков был не просто Биатлонист. Это был явный приверженец силовых методов решения проблем, иначе не стал бы стрелять. Подобным поведением, впрочем, не славился ни один из местных бандитов. Паша, выходит, перепрыгнул всех остальных…

Действительно, думал я назавтра, рассказать обо мне мог кто угодно, так что доверять надо лишь Пете Обухову. Проболтаться могли как в милиции, так и в прокуратуре, включая прокурора Пенькова. Показали ему пачку зеленых — у того и слюни вожжой. Ведь он, по сути, оправдывал Биатлониста.

Я набрал номер квартиры Орлова, но чей-то мужской голос ответил, что звонить мне надлежит по другому телефону и продиктовал номер. Перезвонив, я услышал знакомый голос, стал рассказывать о звонке незнакомого абонента и тут понял, что застал Орлова врасплох.

— О подобных случаях, случаях… — тянул он нить разговора. — Мне лишь в кино, в кино приходилось видеть… Чтобы вот так, вот так позвонить и требовать — так что извини. Чтобы взять и начать шантажировать…

— Как мне поступить? — спрашивал я наугад.

— Ну да, это касается моей дочери, и я должен тебе подсказать. Но, если честно, не знаю, Коля. — Он замолчал и потом вдруг оживился: — Звони прокурору. Они же обязаны обеспечить безопасность. Почитай закон, закон, чтобы знать конкретно. Ты понимаешь, о чем я? Чтобы знать права. Прямо сейчас садись и читай, чтобы от корки до корки знать. Там же прямо написано.

— У меня экзамены на носу, а потом защита диплома.

— Так ты, выходит, заканчиваешь? — удивился дядя Вова. — Поздравляю, поздравляю. Заканчиваешь…

Он был словно на автопилоте — и на землю не падал, но и лететь толком не мог. Так себе, парил над землей вместо бабочки.

— Как внук? Как Люся? — спросил я, чувствуя неловкость положения.

В моем голосе, вероятно, слышалась нервозность.

— Людмила? Внук? Гуляю с ними. Частенько… Теперь же тепло стало. И Люде с ним хорошо. Она словно бы горе свое забыла, потому что у нее же теперь забота, ребенок. Оттягивает сын от забот. А то бы, ты знаешь, даже не могу сказать, как она пережила бы.

— Понятно…

— Звони, — сказал Орлов. И тем оборвал наш разговор.

Я попрощался и отключил трубку.

Только я это сделал, как в ту же секунду раздался звонок, и я вновь услышал голос Пети Обухова. У него за прошедшие сутки никаких изменений не наступило — не женился, зарплату ему не прибавили, и новое звание не присвоили.

— Так, может, это? — спросил Обухов. — Встретимся вечерком у девятнадцатой школы? Там кафешка образовалась. Посидим, вспомним…

Я ответил согласием. Складной нож с выкидным лезвием лежал теперь постоянно в кармане — только бы не попасть врасплох.

У меня отлегло от сердца, и я принялся за работу. Целый день я корпел над дипломной работой, к вечеру вышел на улицу и направился в сторону улицы Волжской. Вдоль нее, серединой, здесь проходила старая липовая аллея. Войдя в аллею, я двинул в сторону школы.

Деревья только что распустились, и думалось тут легко.