Улыбнулись и – за дело. Книга 3

Николай Слышик

В книгу вошли юмористические рассказы более крупных размеров, нежели в книгах №1 и №2. Они об очаровательной южной природе, о взаимоотношениях людей, легко читаются.

5

Пока хозяйка спит, кот Иннокентий решил занять её место у окна. Осторожненько взобравшись на подоконник, уселся там, где в ряду цветов отсутствует горшок, и сидит, как только что вставленный в челюсть зуб. Перед ним — окно, виды на двор. Оконная рама состоит из двух половин, на которых южное стекло — прозрачное, а северное — обледенелое. А солнце лишь начинает взбираться на верхушки деревьев, и превращает лёд в выставку ювелирных изделий — узоры, разноцветные переливы, огоньки, вспышки.

Умел бы разговаривать, воскликнул: «Красота-то, какая! Лепота!». Зато коту дано мыслить, и он не упустил шанс этим воспользоваться. Начал с философии: «Наконец-то, природа, вместо скучной полосы, преподнесла мне радость! Столбик на градуснике спрятался ниже плинтуса. А началось всё с вечера. Дедушка мороз, устремившийся на юг, сел, видно, тут передохнуть — понравилось, и остался. Притом, со всем оркестром — снег, ветер.

Ишь, как метут улицу! То-то хозяева и не торопятся вставать. Хотя, куда им сейчас спешить, что срочное делать? Сыты, в тепле, и — дай бог! А вот воробьям — сложнее. Этим надо искать завтрак. У них нет собственного дома, печи, кастрюль, каморки с крупами. Вот и собрались на канализационном люке, выстукивая клювами по металлу. Благо, хозяйка у меня золотая: на себе сэкономит, а им вынесет. У меня даже слюнки катятся. Вот бы самого крупного — сюда!

Вообще, зима для всех — трудный период. Воробьи с виду, как бы, весёленькие. А в душе у каждого — суета: котов бойся, кушать ищи, погреться надо! И всё же, на люке они наклюются, как хозяйка о муже говорит, рассядутся на акации, и чистят клювы о ветки. Попробуй-ка, поймай! Высоко ведь. А вороны еще выше. Разукрасят верхушку тополя черными пятнами, клювы — под крылья, и зрят глазками.

Ну, ветер сегодня! С ног сшибает. Крупные деревья места себе не находят. Легче лишь вишенке, так как она низкорослая. У неё трепещется рубашка да мелькают косички. А вот прутики малины стоят по щиколотки в снегу, будто сахаром присыпаны. Белые! Кусочек же улицы, что против окна, наоборот, почему-то — темный. Главное, с севера и юга заметено, а в этом месте — нет. Жирный, что ли, и снег к нему не липнет? Как пирог, наверное. Вот бы лизнуть.

А на том темном кусочке пурга вышивает. Кажется, что в северной части улицы стоит огромный вентилятор, а при нем — мужичок, с деревянной лопатой: кинет, наверное, снежку, а потоки воздуха подхватывают и гонят по асфальту на юг. В пути они перевоплощаются в завихрение, иногда закручиваются в трубку, и это наводит на мысль, что, якобы, не вьюга то, а мальчишки катаются на коньках в такую непогодь — то подошвами скользят, то боками, а то и — на животах.

Пальтишко бы ореху набросить. И тополю не мешало бы. Верзила ведь! А наверху — ух! Стоит, бедняга, дрожит, точно узбек под тюбетейкой. Не то, что малина. Попробуй-ка, ветер, прицелься в её прутик! Да еще, если торопишься!

Лада «Приори» ползет навстречу вьюге. Зад её, конечно, заносит, но хвост — пистолетом. А вот «Ламборгина» за ветром бежит. Эта, конечно, зверь! Кажется, баба Яга метлой убрала её с проезжей части, и она летит. Да! Чудно в окне! Вот почему хозяйка часто тут охает да ахает. Это вам не экран телевизора, а — натура…

Тихо, братцы! Воробей, кажись, присел на карниз. Ну-ка, спрячусь за обледенелое стекло. А вдруг поймаю. Видимость, правда, не ахти. А что, если рвануть к чистому стеклу да — сходу! От меня мало кто уходил»…

А горшки с цветами — в два яруса. Один из верхних, что с зигокактусом, вдруг раз и завалился, и стекло — вдребезги, то, которое бриллиантами отдавало. Ай-ай-ай! Из спальни бежит хозяйка, следом — хозяин, тот, что — иногда «наклёвывается». Ну, погорел Иннокоша! Ну, погорел, твою мать…