Дело Варнавинского маньяка

Николай Свечин, 2013

Коллежский асессор Алексей Лыков теперь «уязвим» для преступного мира: женившись на своей давней любви красавице Вареньке Нефедьевой и став отцом двух очаровательных сыновей, бесстрашный петербургский сыщик расследует дело жестокого Варнавинского маньяка. Жертвами этого «зверя» становятся беззащитные дети, и, не ровен час, младшие Лыковы попадут в лапы чудовища… Сможет ли сыщик справиться с собственными страхами и поймать убийцу, не рискуя благополучием собственной семьи? Новый ретро-детектив Николая Свечина – это и трогательная мелодрама, и жесткий экшн, заставляющий вспомнить лучшие образцы жанра!

6. На осадном положении

Уездный город Варнавин с реки не виден. Хорошо заметен только шатер старинной Никольской церкви, поставленной на могиле Преподобного Варнавы Ветлужского. Могила пользуется особой народной любовью и привлекает богомольцев даже из других губерний.

«Боян» проплыл мимо «стрелки» — красивого откоса, изрезанного тремя глубокими оврагами. Стрелка играла в городе роль парка для прогулок и увеселений. Вот и пристань. Грязная доска полетела на грязный дебаркадер, и пассажиры высыпали на берег. Прямо от пристани уходила вверх крутая «водовозка» — дорога, по которой возят в город воду в бочках из святого ключа. Налево шел Красницкий спуск, пологий и мощеный; по нему доставляют в Варнавин прибывшие по реке клади. Справа же карабкалась по горе длинная, в один марш, деревянная лестница. На пристани уже дожидались: госпожу Самопальщикову — экипаж с мордастым кучером, а Рукавицына — простая мужицкая телега. Оба предложили Алексею довезти его до дома, но тот хотел побыстрее остаться один. Поблагодарив, он обещал всем новым знакомцам (включая и Панибратова) навестить их в ближайшее время. Поручил Евлампию Рафаиловичу доставить к дверям свой багаж, простился с попутчиками и налегке отправился по лестнице вверх.

Варнавинская лестница знаменита в своем роде — такой нет больше по всей Ветлуге. 156 широких ступеней, ежегодно подновляемых земством, ведут от пристани на бульвар. В четырех местах сделаны на ней площадки и поставлены для отдыха скамьи. И правда, на одном дыхании трудно подняться на такую крутизну: даже Лыкову пришлось перевести дух. Неожиданно для себя сыщик решил сразу пройти на кладбище, поискать Яшину могилу. Он поднялся на гору, пересек безлюдную Соборную площадь (немощеную — позор для уездного города!) и вошел в ограду бывшего монастыря. Здесь возвышался главный городской собор — Троицкая церковь, единственный в Варнавине каменный храм. Из-за скучной его спины выглядывала Никольская, окрашенная почему-то в кирпично-красный цвет. Вокруг нее до сих пор хоронили именитых горожан, и Лыков спешил именно туда. Уж конечно, Титус, хоть и не коренной житель, должен быть упокоен в этом святом месте. Однако когда коллежский асессор прошел на кладбище, то нигде не обнаружил свежего холмика с временным деревянным крестом. Все захоронения оказались старыми. Больше всего почему-то попалось могил ксендзов, сосланных в Варнавин за участие в восстании 1863 года. Сердце Алексея екнуло. Неужели Якова погребли за оврагом, на мещанском погосте? Или… Сделав еще круг и убедившись, что могилы Титуса здесь нет, Лыков заглянул в Никольскую церковь и сотворил там торопливую молитву за здравие раба божия Якова. Потом выскочил как ошпаренный и, уже не стесняясь, побежал домой.

Городская усадьба Нефедьевых стояла в начале Дворянской улицы, по правой стороне, если идти от собора. Одноэтажный, но просторный, с обширным мезонином дом был заметен издали. Когда до него оставалось пятьдесят саженей, Алексей увидел удивительную, умилившую его картину. Из калитки выскочили Варенька и Агриппина Титус и, неприлично высоко задрав юбки, бросились ему навстречу. Обе были в платьях светлых тонов без всяких следов траура!

— Жив! Жив! — еще издали радостно закричали они Лыкову. Вне себя от радости, тот подлетел к дамам, схватил их в охапку и сделал так несколько кругов вальса по тротуару. Потом аккуратно поставил, не разжимая объятий, и принялся целовать их по очереди. По лицам женщин текли обильные слезы, да и у самого Алексея першило в горле. Должно быть, они представляли для прохожих любопытное зрелище.

Наконец, Агриппина вырвалась из сыщиковых объятий, отступила на шаг и сказала сиплым голосом:

— И будет жить!

Спустя несколько минут Лыков заседал в обширной гостиной и пил чай. Варенька с Грушей устроились напротив и рассказывали наперебой:

— Его ударили ножом сзади под левую лопатку. Целили в сердце.

— Но оно же у него не там! — радостно воскликнул Алексей.

— Вот! А тот, кто бил, этого не знал!

Титус имел очень редкую патологию: сердце у него помещалось справа, а не слева. Это обстоятельство ничуть ему не мешало, а вот теперь спасло жизнь.

— Где это случилось?

— В конце Солдатской улцы, за бараками для обучения запасных.

— Как же он спасся, а не истек кровью?

— Его стоны услыхал Тимофей Рукавицын, юноша, который случайно проходил неподалеку.

— Тимофей Рукавицын? Не сын ли он Евлампию Рафаиловичу?

— Да, — ответила Груша. — А вы его откуда знаете? Съемщик здешний. Он нам ваши вещи с парохода завез, вот мы с Варей и побежали навстречу.

— Да мы плыли вместе на этом пароходе. Разумный дядя!

— Все семейство Рукавицыных очень порядочное. И Тимфей в родителей пошел. Он, собственно говоря, и спас Якова. Тот был еще в сознании и успел дать юноше инструкции, как остановить кровотечение. А потом впал в забытье… Но Тимофей сумел его правильно перевязать и дотащил на себе до больницы.

— Надо бы отблагодарить паренька!

— Я уже ходила к ним, предлагала триста рублей, но там не приняли. Стыдно, говорят, деньги брать за спасение христианской души.

— Хм… Ладно, я найду способ. Как Ян чувствует себя сейчас? Я могу с ним немедленно поговорить?

— Яша еще очень слаб, но в сознании и медленно поправляется. Мы можем пойти к нему хоть сейчас.

— Вот только умоюсь с дороги, и сразу пойдем. Варенька, а где мои разбойники?

— В поместье, с няней Наташей.

— А Окуньков при них?

Варвара Александровна хлопнула длинными ресницами:

— Денно и нощно, как ты и велел. А что?

— Молодец, все верно. После больницы поедем к ним.

Земская больница представляла собой длинное одноэтажное деревянное здание в конце Набережной улицы. Через полчаса Лыковы с Грушей входили в дворянскую палату, довольно чистую. Пахло карболкой и персидской ромашкой. Бледный, как полотно, с бесцветными губами, на ней лежал Титус и вяло глядел в потолок. Увидев посетителей, он сразу повеселел.

— Здравствуй, Яша! Извини — ехал и не чаял с тобой побеседовать. Есть ведь Бог, а?

— Есть… — согласно прошептал бывший грозный сыщик.

— Ты видел того, кто тебя ударил?

— Нет… Сразу потерял сознание… Потом очнулся… слышал, как он уходил… Мог повернуться, чтобы его увидеть… побоялся добьет…

— Хорошо сделал, что не повернулся. Главное, что ты живой. А этого вурдалака оставь теперь мне. У меня отпуск на два месяца — время есть.

Титус слабо улыбнулся:

— Конец ему теперь… лишь бы не сбежал…

— Но это он, маньяк? Ты, стало быть, напал на его след?

Тут Алексея ждало сильное разочарование.

— Ни на что я не напал… Ходил, выспрашивал… Все чего-то боятся… сразу замыкаются… Получил записку…

— От кого записка? И где она сейчас?

— Дома… в столе.

— Ею тебя вызвали к казармам?

— Да. Поверь, я был осторожен… Никто не смог бы подойти незаметно… Но этот подошел…

— М-да. Такое по силам лишь пластуну, и то не всякому.

— Я уже думал об этом… Такой, как ты, с военным опытом… Или охотник…

Тут вдруг Ян откинул голову и ровно задышал — впал в забытье.

— Пойдем. — Супруга потянула Алексея за рукав. — Он еще слаб, на сегодня достаточно.

Лыков отправился на поиски лечащего доктора и вскоре нашел его в коридоре женского крыла. Весь заросший коротким седым волосом, флегматичный, очень полный, эскулап толково ответил на все поставленные вопросы. Фамилия у доктора была подходящая — Захарьин^[24].

— Вашему управляющему крайне повезло. Столько «если бы»… Надо признать, что и сам он сохранил присутствие духа, и очень помог своему спасению.

— Он поправится?

— Безусловно. Сильный организм, молодой. Но легкое пробито, теперь за ним придется следить всю жизнь.

— Сколько времени, на ваш взгляд, уйдет на полное выздоровление?

— Два-три месяца. А осенью хорошо бы свозить больного в Швейцарию или Альпийскую Германию.

— Вам что-нибудь требуется сейчас для полноценного лечения Яна Францевича? Лекарства, инструменты? Говорите без оглядки на сумму.

— Нет, случай не сложный. Наша лечебница справится своими силами.

— Что вы скажете о характере ранения? Бил профессионалист?

— О да! Точно под левую лопатку, наповал. Обычный человек умер бы мгновенно.

— Скажите, а не вас случайно приглашали осматривать тела задушенных детей?

Тут доктор даже обиделся:

— Меня, и вовсе не случайно! Я уездный врач!

— Извините, не хотел вас задеть. Что имеете сказать об этих жертвах? Можно предположить, что все три убийства совершило одно лицо?

— А вам, милостивый государь, какое дело до этих убийств? Обратитесь в управление полиции. Там расскажут… если сочтут нужным…

— Доктор, у вас есть дети?

В лице Захарьина что-то дрогнуло:

— Ну… сыну девятый год.

— И вы за него не опасаетесь? В городе маньяк, полиция его не ищет. А вот Титус, отец семейства, его искал. Делал работу за ту самую полицию, в которую вы посоветовали мне обратиться. Видимо, убийца почувствовал угрозу и решил избавиться. Помогите теперь мне найти его!

— Ваш управляющий искал маньяка? Он производил партикулярное расследование?

— Да. Ранее, до службы здесь, Ян Францевич возглавлял Нижегородскую сыскную полицию. Искать он умеет очень хорошо.

— Теперь понятно… — Доктор присел прямо на подоконник и жестом пригласил Лыкова последовать его примеру. — Вы правы — наши полицианты слишком увлечены лесной торговлей, чтобы ловить убийцу. Безобразие. Но я не в силах тут ничего поделать. А вот вам помогу, чем смогу. Вы ведь тоже, поди, из бывших сыщиков?

— Почему же из бывших? Служу в Петербурге помощником начальника Летучего отряда Департамента полиции…

— Ого!

–…а сюда прибыл в отпуск на два месяца. С целью найти маньяка. Вам, как отцу, это на руку.

— Безусловно!

— Итак, рассказывайте все, что знаете.

И Захарьин, понизив голос и косясь по сторонам, изложил следующее.

Все три убийства, по его словам, определенно были совершены одним человеком. Полового насилия над детьми совершено не было, но мучили их жестоко. У всех троих были вывернуты и переломаны пальцы рук, вырваны пряди волос. И душил их маньяк долго, возможно, растягивая удовольствие. Еще доктор высказал важное и неожиданное предположение:

— Мне кажется, — сказал он, — что детей убивал подросток. Или старик.

— Почему?

— Он, конечно, был много сильнее своих жертв, но… Как бы это точнее выразить? В его действиях не ощущалось силы взрослого мужчины, вот! И то, что я счел за растягивание удовольствия, быть может, происходило от недостатка у маньяка физической мощи.

— Подросток или старик… А психические больные в Варнавине есть?

— Это первое и единственное, что выяснила полиция. Опасных психопатов нет. Последнего буйнопомешанного отправили в Кострому еще шесть лет назад. Имеются безобидные сельские дурачки, но они все на виду, живут в своих семьях. Нет, наш маньяк не состоит на врачебном учете. И внешне представляется окружающим совершенно здоровым.

— И он подросток или мужчина некрепкого телосложения. Так?

— Предположительно, да.

— А тот, кто сумел подкрасться к опытному Титусу и нанести ему практически смертельный удар, не подходит под ваш портрет.

— Не подходит, — вздохнул доктор.

— Вывод?

— Вы же сыщик, а не я!

— Вывод тот, что их двое. И они могут быть как связаны между собой, так и совершенно не связаны.

Собеседники расстались по-дружески. Захарьин обещал сообщать Алексею все, что сумеет узнать по интересующему его делу. И вообще, поняв, что за поиски маньяка взялся серьезный человек, уездный доктор как-то повеселел…

А Лыков вернулся домой задумчивый. Подросток или субтильный мужчина… Возможно, старик… Это как? Прожил век с такой червоточиной в душе, и никто его не раскусил? Невозможно. Бок о бок с людьми, много лет. Кто-то да заметил. Но молчит. Полицию на Руси не любят. Где могут, стараются обойтись без нее. Опять же город маленький, узнают, сочтут за наговор. Надо зайти завтра к Рукавицыну, потолковать с ним. Пусть порасспросит обывателей по-свойски. Ему скажут такое, что Лыкову или судебному следователю не сообщат никогда.

Теперь второй. Уж этот точно не подросток! К Титусу суметь подкрасться… Лыков залез к Яну в стол и нашел упомянутую им записку. На четвертушке простой почтовой бумаги было написано аккуратным, типично писарским почерком: «Если хотите узнать важное, приходите сегодня в полночь в конец Солдатской улицы где бараки для ратников. Только один и возьмите двадцать рублей за что сообщу». Вот и первая улика! Начертание букв казенное, без видимых индивидуальных особенностей. Но завитушки в букве «в» любопытные, и «р» сильно сплюснута; пригодится в розыске.

Наконец, умывшись и собрав гостинцы, Лыков оправился в Нефедьевку. Экипаж Титус обновил. Легкую стальную пролетку, сработанную в Варшаве, споро тащили две гнедые башкирки. На козлах восседал кучер Сазонт Сазонтыч, катавший еще Варенькиного деда. Сама Варвара Александровна сидела рядом с мужем, прижимаясь к его могучему плечу; напротив примостилась Груша.

Нефедьевка расположена всего в восьми верстах от уездного города. Ничего себе имение! 30 000 десятин строевого леса, 1700 — пашни и усадебной земли, 2100 десятин выгону и почти 6000 сенокосу (чистого, мокрого и с кустарником). Дача имеет форму большой, вытянутой с запада на восток трапеции. Широкий конец этой трапеции примыкает к лесной речке Наврас, а узкий выходит к устью другой местной речки, Лапшанги, у впадения ее в Ветлугу. По границам владений расставлено шесть кордонов, в каждом проживают по два объездчика (женатые — с семьями). Объездчики на крепких конях и хорошо вооружены. Их главная задача — недопущение порубок, но плюсом еще надзор за состоянием фонда. Титус успел создать целую службу, новую для уезда. Он назвал ее несколько претенциозно: «отделение по воспроизводству леса». Артель вольнонаемных мужиков во главе с опытным лесоводом занимается теперь выращиванием саженцев и их посадкой. Кроме того, зимние вырубки упорядочены и наносят минимальный ущерб природе. Все это Ян успел сделать всего за два года!

На высоком берегу Лапшанги, с видом на пойму Ветлуги, стоит обширная барская усадьба. Главный дом в 18 комнат подремонтировали, покрыли крышу оцинкованным железом и заново выложили все печи. Рядом с ним расположены службы: баня, прачечная, летняя кухня, конюшня, дровник, казарма для прислуги, гостевой флигель. Особняком поставлен дом управляющего. Все это окружено парком, спускающимся к реке. Парк запущен, но еще красив; Титус грозился заняться им, однако руки пока не дошли. Наконец внизу, у реки, поставлены лодочная пристань и лесопильный завод; особняком огорожены две купальни.

В двух верстах выше по течению Лапшанги раскинулась бывшая крепостная деревня. Она тоже именуется Нефедьевкой. Чтобы не путать ее с поместьем, последнее поэтому чаще называют Нефедьевская дача. Отношения с мужиками выстроены деловые, а потому хорошие. Дача круглый год дает работу, кроме того, дозволяется брать лес на нужды общества. Если еще построить новый каменный храм вместо обветшалого деревянного, так и совсем славно станет…

Через полчаса пути пролетка остановилась перед главным домом. Лыков первым делом побежал отыскивать детей. Павлука и Николка обнаружились в беседке на угоре^[25] реки. Они весело сражались игрушечными кинжалами, год назад привезенными отцом из Дагестана. Рядом в песочнице играли в мирные куличики дочери Титуса. Поблизости стоял Степан Окуньков и внимательно — вот молодец — за всем наблюдал.

Завидев папашу, юные абреки побросали кинжалы и кинулись в его объятия. Павлука, как более бойкий, мигом вскарабкался отцу на шею, Николку пришлось взять на руки. Больше часа Лыковы всем семейством шатались по имению: Варенька показывала мужу сделанные Титусом улучшения. Груша тем временем успела распорядиться, чтобы для прибывшего хозяина натопили баню.

Потом был обед. Наевшись досыта, Брюшкин и Чунеев уснули. Алексей же вызвал в кабинет Окунькова и имел с ним долгий разговор. Сначала он одобрил, как Степан бдительно надзирает за детьми, затем велел этот надзор еще усилить.

— Сам видишь — кто-то пытался убить Яна Францевича. Тебя одного может не хватить, особенно если пойдете в лес или на рыбалку. Сними с кордона двух лучших объездчиков. Когда ты станешь выезжать в город, пусть стерегут детей.

— Зачем же мне выезжать в город?

— Скоро туда тайно прибудет мой помощник, бывший сыщик Петр Форосков. Ты будешь у нас на связи.

— Ага… Вы решили споймать того злодея!

— Конечно. Я получил отпуск на два месяца. Поселюсь в городе и начну там землю рыть. Ты останешься здесь старшим над прислугой. Когда понадобишься — вызову. Вот, возьми, и без него теперь ни шагу.

Алексей протянул Окунькову шестизарядный «веблей-скотт».

— Обращаться умеешь?

— Никак нет, Лексей Николаич. Я, видите ли, освобожденый от воинской повинности. Как единственный сын при своих родителях. С ружьишком балуюсь иной раз, а с такою штукой не доводилось…

— Сейчас пойдем в лес, научу. Пришей изнутри поддевки, на левой поле, внутренний карман. Будешь там прятать. Чтоб всегда теперь был при оружии.

— Слушаюсь!

— Далее вот что. Собаки в имении есть? Что-то я сейчас ни одной не видел.

— Бегает одна Жучка. Ласковая; дети ее любят.

— Понятно. Срочно заведи двух сторожевых. Пусть будут неласковые, зато чужих пуганут. Одну будку поставь на въезде, а вторую перед главным домом. Семью управляющего сегодня же перевези на жилье к нам.

— Слушаюсь!

— Сколько в усадьбе мужчин?

— Я, конюх с помощником, дворник, истопник, повар, лакей, буфетчик.

— А лесоводы?

— Они в деревне дом сымают.

— Те, кто здесь, люди надежные?

— Буфетчик запивает, но Варвара Александровна не велят его выгонять.

— Рассчитать его сегодня же. Обойдемся без буфетчика.

Окуньков только крякнул.

— Прочие?

— Люди честные. Много лет при Нефедьевых служат.

— Как прибудут два егеря с кордона, разбей всех мужчин на смены. Пусть один караульщик при оружии постоянно обходит ночью все имение.

— Слушаюсь!

— Пока я ищу эту сволочь, Нефедьевка переходит на осадное положение. Людям быть настороже. Комиссионеров, офеней, просто гуляющих незнакомцев всех гнать взашей. Ставни на окнах укрепить и на ночь закрывать. Когда кто-то выезжает по делам, смотреть, чтобы несколько мужчин при этом всегда оставались в доме. И пусть у каждого будет свое ружье.

После Окунькова Алексей вызвал Вареньку и Грушу и известил их о новых порядках в имении. Обе приняли их беспрекословно.

— Я поселюсь в городском доме. Вы останетесь здесь и в Варнавин будете ездить только с охранником. Когда встретите на улице случайно Петра Фороскова, помните: вы с ним незнакомы.

— Ой! — Варенька смешно наморщила нос. — Петр Зосимович тоже здесь?

— Пока нет, но скоро появится. Он будет искать с другого конца. Мы тут все вверх дном перевернем, но выясним, кто детей убивал и кто покушался на Яшу!

Примечания

24

Однофамилец знаменитого терапевта Г. А. Захарьина, основателя московской клинической школы.

25

Угор — высокий берег (ветлужск.).