Табор вернулся на Землю. Детективный роман

Николай Самуйлов

Лейтенант полиции Максим Рощин, возвращаясь из отпуска, знакомится с цыганкой Зарой Штефан. Между ними возникают чувства. Вернувшись на службу, Максим присоединяется к коллегам, занятым поиском преступников, совершивших ряд мошеннических эпизодов, связанных с мистическим изъятием крупных денежных средств в торговых предприятиях и банке. При непосредственном участии Рощина оперативники выходят на след матёрых преступников, использовавших гипнотические способности юных цыганок – родственниц Зары.

Глава третья

Дорога, ведущая к хутору, выглядит неплохо. Похоже, что её недавно отсыпали песком и гравием, отутюжили скрепером и утрамбовали катком. Так что «Хонда» с низкой посадкой могла бы прошелестеть по ней, как по кольцевому автобану. Но я не стал указывать на это Заре.

— Надо же! — словно дублируя мои мысли, восклицает девушка. — В прошлом году здесь плескалось болото! Мы с папой на «Патриоте» с трудом добрались до бабушки.

— Видимо папа посодействовал строительству, — предполагаю я.

— Это не папин профиль. Он как-то обмолвился, что в двух километрах от Озерков находятся заброшенные песчаные карьеры и в них решено построить хранилища для списанных боеприпасов и полигон для их уничтожения. Вот и начали строительство дороги. А строить для хуторян! Да ни за какие коврижки!..

— Действительно, — соглашаюсь я, притормаживая авто перед мутной лужей, разлившейся на пути. — У нас в стране не принято ради жителей, проживающих в заброшенных поселениях строить дороги через заболоченные низины. — Лужа оказалась не глубокой — одна видимость. — А вот снести стоящий на пути строительства хуторок без предоставления населению жилплощади это, пожалуйста. Тем паче, для нужд нашей любимой армии…

— Да вы, Максим, пацифист! — восклицает Зара.

— Нет! — возражаю я. — Я не против справедливых и освободительных войн… Я не против службы в армии. Свой срок по призыву отслужил добросовестно. Но я против милитаризма во всех его проявлениях. А ещё, мне жутко не нравится армейская бесхозяйственность. У нас ежегодно взрываются склады с боеприпасами. Страдает мирное население, гибнут военнослужащие… — Я осторожно проезжаю по жёлтому зеркалу очередной лужи и увеличиваю скорость. — О чём это я?

— О милитаризме! — напоминает Зара.

— Вот именно!.. У нас всё начинается мирно и безмятежно!..

— Да, — соглашается она. — Например, с похищения тапочек из квартиры генерала.

–!!!

— Но мне это безмятежное начало понравилось!.. Максим, через сто метров направо съезд на грунтовку. Вот за этой рощицей с озерцом — наш хутор.

Притормаживаю и вглядываюсь в берёзовые заросли.

Серые шиферные крыши строений замелькали между деревьев. До них от военного тракта метров пятьсот.

Дорогу к приютившимся на лесной поляне домам, конечно же, никто не благоустраивал. И оставшийся до них отрезок пути стал бы для «Хонды» непреодолимым.

Покачиваясь на кочках и ухабах, словно парусник, попавший в шторм, «шестёрка-бригантина» вошла в гавань. То есть на просторную площадь, по периметру которой размещены дома, хозяйственные постройки, гараж. По ней бегают стайки босоногих ребятишек, за ними гоняется игривая вислоухая дворняжка, а возле гаража прогуливаются куры.

Детей и кур для трёх хуторских домов, кажется слишком много.

Путешествуя во время отпуска по русским селениям, я заметил, что в них до ужаса пусто. Нет в них ребятишек. И кур там некому выращивать. Лишь доживающие свой век старушки приглядывают за брошенными их детьми хибарками.

А здесь не видно взрослых. Только дети. Их и не счесть!..

Всё население хутора в возрасте от года до десяти вдруг захороводило вокруг машины, словно потревоженная птичья стая. Цыганята: смуглые, чумазые, весёлые и счастливые щебечут вокруг на русском, румынском, цыганском.

Стоило остановить машину, как её плотно облепили черномазые мальчишки, и огромные чёрные глаза принялись изучать содержимое салона, то есть нас.

Девчонки, наши пассажирки, тут же выскочили на площадь и растворились в общей массе детворы. Всё внимание аборигенов тут же переключилось на них. Словно дети давно знакомы и не нуждаются в представлении друг другу.

И щебечущая стая отклеилась от «бригантины», сплотилась в плотную массу и переместилась в угол двора. Там, под сенью лохматого клёна, распластался самодельный на козлах стол с лавками, где босоногим цыганятам можно как следует изучить приехавших гостей, одетых не по-цыгански, чистеньких, причёсанных и, наверное, умеющих читать и писать.

— Это моя родня, — сказала Зара, открывая дверь машины. — Сейчас я познакомлю вас, Максим, с бабушкой Радой.

Я не помню, какой выглядела старуха Изергиль в рассказе Максима Горького. А бабушка Рада предстала перед нами в виде доброй и весёлой волшебницы.

— О, моя красавица! — услышал я, стоило мне вслед за девушкой выйти из машины. — Моя ненаглядная зоренька, моя радость! Как хорошо, что твои очи сейчас смотрят на меня, а мои видят тебя!

Из какого дома появилась старая цыганка, я не заметил.

Она тихо возникла перед нами и уже обнимает внучку, гладит её худыми смуглыми руками по плечам, целует её в щёки. Ловким взмахом руки освобождает от резинки пушистые волосы девушки и нюхает их, как цветы.

— Уже год как мы здесь, а ты так редко к нам приезжаешь! Васька мой — генерал, ему не до нас! А ты могла бы быть у родной бабушки чаще. Ну да ладно! Как я рада тебя видеть! И мои глаза наполняются слезами радости…

Бабушка промокнула шейным платком глаза, отступила на шаг от Зары и обратила внимание на меня.

— И кавалер у тебя — красавец! Молодой! — Посмотрела на внучку, стрельнула хитринкой из глаз, покачала головой. — И непростой кавалер!.. Видный!.. И что? по сердцу тебе? Или он только подвёз вас до хутора?.. Не опускай глаза! Вижу, что непростой извозчик! А я и у него спрошу про тебя. Он всё расскажет бабушке…

Я стою возле машины и рассматриваю пожилую цыганку. По долгу службы мне приходится иметь с ними дело. Попадаются они в полицию за разные проделки. То обманут кого-нибудь, то продадут что-нибудь не то.

Рада ничем не отличается от соплеменниц. В цветастом одеянии. Под бархатной жилеткой, не смотря на тёплую погоду, несколько кофточек и несколько пышных юбок, из-под которых видны смуглые босые ноги, привыкшие к земле. На руках серебряные браслеты, на длинных пальцах кольца и перстни отражают золотистые лучики. На груди, поверх одежды несколько золотых цепочек и монисто из монет. В ушах дорогие серёжки с большими красными камнями. На голове повязан цветной платок в виде тюрбана, из-под которого выглядывают густые пряди седых волос.

Возраст бабушки Рады определить сложно. Ибо выглядит она хорошо, подвижная, не подвержена каким-либо недугам, сковывающим движения. В больших чёрных глазах светится цыганский ум, напитанный опытом кочевой жизни.

Сладострастные комплементы бабушки Рады в мою адрес меня не смущают. Потому что они исходят от женщины привыкшей говорить их каждому, лишь бы задобрить попавшего на удочку простака. Разумеется, я сделал поправку на то, что эта женщина непросто цыганка, а родной человек девушке, которая мне по душе. И я не исключаю того, что эта бабушка станет родной и мне… А может и не станет… Размечтался, извозчик!..

Макс! Табу на контакт с дочерью от Полины Ивановны получил? — держись от цыган подальше!

«Всё проходит, пройдёт и это…»

— Как зовут тебя, мил человек?

Рада вскинула голову вверх, и это движение мне показалось знакомым. Зара делает так же.

— Максим, — представляюсь я и подхожу ближе.

— Максим, — повторяет бабушка. — А меня можешь называть бабушкой Радой. Или просто Радой. Тебя же буду кликать Ромой, если забуду твоё русское имя. Ты отзывайся. У нас всех хороших мужчин Ромами зовут. А какой ты человек, мы скоро узнаем… Если не увижу тебя больше в моём доме, значит, не понравились мы тебе… Если обидишь мою красавицу, Бог тебя накажет!..

Рада внимательно посмотрела на меня.

— Но ты не обидишь, ты — добрый.

Рада промокнула платком глаза. Окинула меня взглядом сверху вниз, словно оценивая товар, и повернулась к внучке.

Зара погладила бабушку по спине и поцеловала в щёку.

— Пошли в дом, — ворчливо произнесла Рада. — Чай будем пить. Я здесь одна с ребятишками. Остальные на работе. — Рада взглянула на собравшуюся возле стола детвору. — А это кто у нас там? Кого привезла?

— Привезла Лену и Катю Коваленко, — ответила Зара. — Помнишь Розу, у которой мужа убили, Дарика? Это их дочери. А Роза в областной больнице. Ей будут операцию делать. Нужны деньги. Роза попросила нас отвезти девочек к тебе. Насчёт денег будем решать с папой. Он сегодня приезжает из командировки.

— Васька не скупой, — проворчала Рада. — А гроши то у него есть? Он хоть и генерал, а копилку не заимел. Не цыганская у него душа. Бесхитростный. А воровать, Господь руку отводит. И слава ему!.. Мы тут тоже покумекаем насчёт грошей. И сколь же просят доктора?

— Много, — говорит Зара.

— Эх! — вспыхивает Рада. — Всё равно загубят красавцу. Не умеют наши доктора делать операции. А гроши им сразу подавай! И не вернут ведь, если что!.. А Дарик плохой был человек. Людей обижал. В карты обыгрывал, большие деньги выручал. И за это ему попадало… И за это убили.

Бабушка обняла Зару за талию, и они пошли к самому красивому из домов, что возвышается на фундаменте из красного кирпича, с широкой террасой, с колодцем из бетонных колец, с палисадом в котором густо растёт уже отцветший лилейник.

На полпути Рада останавливается и оборачивается ко мне.

— Рома, не стой столбом, поставь машину возле колодца, закрой и замкни её. А то гайки потом будешь собирать по всему двору. И заходи в дом. Не стесняйся…

Шумная вереница цыганят, словно живой ручеёк влилась вслед за бабушкой Радой в террасу и расположилась на диванах и стульях за сдвинутыми столами. Из сумок, привезённых нами, на стол легли пакеты с конфетами, пряниками и прочими сладостями. Зара с помощью старших девочек распаковала и разложила в вазочки их содержимое. Рада достала из серванта чашки, блюдца и ложечки.

Пока на газовой плите грелся огромный железный чайник, детвора молча изучала гостинцы, возвышающиеся перед ними, но никто к ним не притрагивался в ожидании разрешения от хозяйки дома. В фарфоровый заварник Рада насыпала чай из пакета и положила туда же по несколько щепоток сушёных трав из мешочков, висевших на стене. Заваренный чай несколько минут выдержали под тряпичным колпаком. Потом каждую чашку наполнили душистой заваркой и кипящей водой. По терраске тут же распространился запах мяты и диких трав.

Зара распаковала несколько коробок с тортами и разделила их между сопящими и глотающими слюнки малышами. Смотреть на них без улыбки было невозможно. Я поражался их терпению.

Рада заняла место в торце стола, меня и Зару посадила возле себя, напротив друг другу. Лена и Катя Коваленко сели возле Зары.

— К вечеру соберутся наши женщины. — Рада придвинула к себе чашку с чаем. То же самое сделали ребятишки. — А после полуночи приедут на своём «кабриолете» и хмельные музыканты. Если останетесь, я познакомлю вас с ними. Зара, ты ведь никого из них не знаешь. Здесь вот детки Чеботару, Ионеску, Дожу. А теперь и Коваленко. Это всё мои троюродные внучатые племянники. Родня. После войны кочевали с их родителями. По Румынии, по Венгрии. А из Штефанов только ты Зара. Мы не плодовитые. У меня с Виссарионом один Васька родился. А у Василия только ты. — Бабушка посмотрела на меня. — А ты, Рома, если возьмёшь мою внучку в жёны, не стесняйся. Троих, а то и пяток деток должны народить. Я погожу помирать. Хочется мне своих правнуков повидать и понянчить.

Зара опустила глаза. А я, наверное, покраснел. И мысленно представил, как по нашей квартире снуют черноглазые цыганята.

Однако старая цыганка склонна к шуткам и фантазиям. Не думаю, что она видит в постороннем человеке, то есть во мне, своего будущего родственника. И для меня её прогнозы всего лишь повод для беседы, нескучной, но и не обязывающей к конкретике. Попьём чайку, потреплемся и останемся «при своих».

— Ну, — сказала Рада, — чего не пьёте чай? Остынет ведь!..

И взвод будущих скрипачей и гадалок принялся ковырять чайными ложечками торты, шуршать фантиками, шмыгать носиками и прихлёбывать ароматный чай. И вид у всех стал благопристойным.

Лена и Катя ведут себя более сдержанно. Они, по-видимому, хорошо пообедали у Штефанов и не спеша пробуют торт. Запивают чаем, поглядывают на меня и улыбаются. Вокруг снова замерцал синий туман.

А бабушка Рада медленно разворачивает фантик конфеты и с нескрываемым любопытством поглядывает на девочек. Изучает, наверное, новое пополнение.

Зара вспыхивает блестящими антрацитами из-под густых ресниц очами и указывает ими мне на чашку с чаем.

Я пробую пьянящий аромат цыганского снадобья.

Рядом с утренним одуванчиком и синей лилией появляется лиловый василёк. И мне с ними становится хорошо…