Велесова ночь

Николай Рябцев

Серая лента ночного шоссе стремительно летела под колеса машины скорой помощи. Бригада в привычном составе (врач, водитель, фельдшер), как это обычно и бывает, глухой ночью ехала на вызов в отдаленное садоводческое товарищество где-то на границе московской и владимирской областей. Монотонно работал двигатель машины, салон автомобиля покачивало на изъянах дорожного покрытия, из приёмника доносилась какая-то очередная чушь в исполнении ведущего ночного эфира одного из многочисленных радио…

Часть вторая

Глава первая

Гонец

— Ты всё подробно описал? — Торопил Возгарь Белослава.

— Подробно! Не мешай, а то пропущу чего! — огрызался беззлобно Белослав, не поднимая головы от письма.

— Ты про его желание принести чужаков в жертву написал? — не унимался Возгарь.

— Да написал…

— Ты напиши чтобы не один пришёл, а со своими кудесниками-молчунами, — поучал Возгарь.

— Да написал я всё! Где Уйка?

— Здесь, за дверью.

— Зови…

Возгарь выглянул за дверь, в избушку буквально просочился юркий, небольшого роста, неприметный мужичёк

— Ты, Уйка, помнишь на чём тебя поймали? — обратился Белослав к мужичку.

— Помню, отец, — промямлил тот.

— Так вот, тебе предстоит искупить свою вину, оправдаться перед всей деревней, оправдаться перед Богами. Готов ли ты? — продолжал кудесник.

— Готов, отец! — покорно вздохнул Уйка.

— Дорога тебе предстоит опасная и трудная, — Белослав протянул гонцу свёрнутый в трубочку пергамент, — Грамоту эту отдашь лично в руки Святозару. Ведаешь ли кто он такой?

— Ведаю, отец…

— Читать умеешь?..

— Нет, отец, — робко отвечал Уйка.

— Вот и хорошо… Коли встретишь кого, кто тоже к Святозару пойдёт, узнай от кого, если от Ясномысла, то пускай тот гонец грамотку не донесёт, — навис над мужичком Белослав, — Ты уразумел про что я толкую?

— Как тут не уразаметь, отец? — забеспокоился Уйка.

— Вот и ладно… Отдашь грамоту верховному волхву и сразу назад, нигде не задерживайся, никуда не заходи, никому не сказывай про дело своё, ибо дело тайное и знать о том никто не должен, иначе смерть лютая всем: кому на дыбе, а кому на костре.

От этих слов Уйка, буквально затрясся в ознобе и покрылся испариной.

— Выполнишь — полное прощение получишь от Богов и от деревни, а не выполнишь… не обессудь, — подытожил кудесник, отдавая грамоту.

— Выполню! Выполню, отец! Хвала тебе, отец! Хвала Роду, небесам! — рассыпался Уйка.

— Ну полно! Ступай! Да ступай тайно, чтобы ни одна душа тебя не заприметила, поморщился Белослав.

Так же бесшумно гонец Уйка прошмыгнул в приоткрытую дверь и растворился в темноте.

— Ты уверен, что твой Уйка надёжный гонец? — поинтересовался Возгарь, наливая травяной настой Белославу.

— Уверен… Ему деваться некуда. Ты же помнишь из какой передряги мы его тогда вытащили: есть человечину — это тебе не хлеб жевать.

— Да, разорвали бы его тогда мужики — шутка ли, ребёнка убить, да ещё есть, — отхлебнул отвара из ковшика Возгарь.

— А коли отловят, так туда ему и дорога… Дрянной человечишка… Коли вернётся, да дело сделает, надо будет его к поганому болоту отвести, да в трясину столкнуть. Нечего такой погани по земле ходить, да и кормить его нечего.

— Удивляюсь я тебе, Белослав: вроде кудесник, лекарским примудростям обучен, с Богами разговариваешь, науки знаешь, а безжалостен, словно кат, — передёрнулся Возгарь.

— На себя посмотри, — усмехнулся Белослав, — тоже мне агнец! Будто сам любвеобилен? Мы, друг ты мой, потому и власть держим, что сердобольностью не отличаемся. Ясномысл он что — так кукла… Что скажем, то и будет делать, а не будет, так и на него колодки надеть не долго руками деревенских, и он про это знает, потому пыхтит, а сделать ничего не может, у самого бородища такая, что запускай в неё пятерню, да таскай как хошь.

— А всёж что-то замышляет…

— Замышляет… Или отравит нас с тобой, или ночью нам глотки перережет и свою власть установит, — подвёл черту Белослав.

— Да в себе ли ты, такие страсти говоришь? — изумился Возгарь.

— Эх, друже, ты видно к старости совсем глазами слабеть стал. А про то, что Ясномысл никакие коренья не собирает знаешь?

— Да? А куда же он всегда уходит? — забеспокоился Возгарь.

— С Вороном он встречается.

— А ты откуда знаешь? — придвинулся Возгарь.

— От Ворона…

— А почему тебе Ворон это рассказал?

— А должник он мой пожизненный, про наши с ним долги тебе лучше не знать, — спокойно ответил Белослав и налил себе ещё травяного чаю.

— Белослав, друг, у меня сейчас голова лопнет! Ты такие вещи говоришь, я поверить не могу! — заметался кудесник.

— Да не мечись ты, словно карась на нересте. Он — этот Ворон сам не хочет под Ясномыслом ходить, дескать свободный человек, понимает, если с волхвом свяжется, то по гроб жизни ему обязан будет, потому меня в лесу встретил, да всё рассказал.

— Ничего не понимаю!.. — изумился Возгарь.

— А лучше и не понимай… Ты занимайся делами, за звёздами следи, людям напоминай когда сеять, когда косить, хворых лечи, чтобы Ясномысла к ним не подпускать, не то этот лекарь ещё кого угробит, а остальное не твоя забота, да мне помогай Ясномысла в узде держать. Мы с тобой здесь настоящая власть, а власть её удержать надо, чтобы всякие Ясномыслы на неё не зарились.

— Вот тебе раз! Ворон твой должник, а Уйка, и зачем он?

— Уйка — отдельная песня… он своё дело сделает и того… А Ворон мне помогает за Ясномыслом следить и его планы наперёд знать, — сухо промолвил Белослав.

— Да-а, видать, что-то я много в этой жизни пропустил, — задумался Возгарь.

— Да особо, ничего, кроме того, что пока ты свои отвары, настойки и мази готовил, наш волхв, решив, что мы с тобой два дурня, выжившие из ума, совсем потеряли бразды правления, да всячески ему мешаем управлять. Мы же ему не дали чужаков принести в жертву, теперь стали первейшими врагами веры.

Потому-то он и так быстро согласился, чтобы звали Святозара. Не иначе своего гонца с грамоткой уже отослал, ну да ничего… наш-то пошустрее гонец будет — перехватит его человечка, а заодно и узнает кто на Ясномыслову «мельницу воду льёт» — узнает и нам скажет, а мы уж сами распорядимся, — последние слова кудесник произнёс, как бы размышляя вслух, но от этого Возгарю стало не по себе.

Что и говорить, внутриполитическая борьба обещала быть не простой перепалкой, но нешуточной битвой, хотя чему тут удивляться, если история развивается по спирали…

Глава вторая

Кузнец-автолюбитель

— Слушай, Молчан, — проснувшись Антоныч начал теребить кузнеца.

— Что стряслось? — встрепенулся Молчан.

— Да ничего не стряслось, просто хочу нашу машину перегнать в деревню.

— Что за машина такая?.. — не понял Молчан.

— Да колымага, на которой мы приехали, — уточнил водитель.

— А, эта та таратайка, что осталась на тропе у болота? — догадался кузнец.

— Ну да, она…

— Ну сейчас кобылу запрягу и перегоним, — начал одеваться Молчан.

— Да какую кобылу? Она сама доедет! Ты меня только к ней проводи.

— Иди ты! Это как сама доедет?

— Ну проводи меня, там всё и увидишь.

Молчан недоверчиво посмотрел на Антоныча, но стал одеваться, при этом хитро улыбаясь.

Солнце только поднималось над полосой леса, петухи в деревне горланили во всё своё петушиное горло, хозяйки шли на утреннюю дойку каждая в свой хлев, но, в основном, вокруг было тихо и покойно. Наши путники, не встретив никого, дошли до ворот, где их приветствовали Бажен и Алёша:

— Далёко ль путь держите, молодцы? — заинтересовался Алёшка.

— Да вот, упросил Молчана до машины меня проводить. Пригнать её сюда надо, — ответил Антоныч.

— Так кобылу надоть запрячь, — засуетился Бажен.

— Сама приедет, — с видом знатока резюмировал Молчан.

–??? — только и смог ответить привратник.

— Так, мужики, я с вами, — засобирался Алёша, — Бажен, айда с нами, покатаемся?

— Ивана и Богшу надо предупредить, что отлучимся, — Бажен полез в сторожку и вскоре был полностью готов.

Из сторожки вышел заспанный доктор:

— За машиной никак собрались?

— За ней родимой, Сергеич, — отозвался Антоныч.

— Ну скатертью дорога. Алёша, ты с ними?

Алёша согласно кивнул. Иван затворил ворота за четвёркой друзей и отправился досыпать в сторожку. Путь до машины был недолгим, и наши герои очень скоро пришли на место.

Машина стояла с открытыми дверями, габаритные огни и противотуманки были включены, а ближний свет уже еле светился.

— Блин! Так и знал, что аккумулятор сдохнет! — посетовал Антоныч.

— Кто сдохнет? — поинтересовался Молчан.

— Не заморачивайся. Давай сначала попробуем её завести, а потом я тебе полный курс по автоделу прочитаю, — пояснил Антоныч.

Пока Антоныч колдовал в кабине, Алексей проводил ревизию оборудования в салоне машины:

— Представляешь, Антоныч, всё на месте, даже мой мобильник! — обрадовался фельдшер.

— Да кто его здесь возьмёт, если только какой-нибудь продвинутый леший, — ответил Антоныч.

После манипуляций, известных одному Антонычу, двигатель машины зачихал и, о чудо, завёлся. Молчан с Баженом бросились было бежать, но видя, что новые друзья не проявляют ни малейшего беспокойства, и чтобы поддержать собственный статус в глазах друг друга, остались на месте.

— Сейчас движок малость прогреем и поедем, — заявил Антоныч, вылезая из машины.

— А она правда сама поедет? — спросил Бажен.

— А что же, кузнец её толкать должен? — подчеркнул Молчан значимость своей персоны.

— Так, ладно, движок прогрелся, можно ехать. Молчан, ты со мной в кабине, а Бажен с Алёшкой поедут в салоне, нечего молодёжь баловать, — засмеялся Валентин.

Друзья погрузились в машину, кто с опаской, кто привычно, и автомобиль тронулся с места, подминая колёсами пожухлую траву. Надо сказать, что в родной словесности нет определений, чтобы описать восторг, отразившийся в глазах Молчана и Бажена. Для обитателей деревни езда на машине была, чем-то сродни полёту в космос для современного человека.

Прибытие в деревню необычного аппарата вызвало немалый переполох, но когда селяне увидели собственными глазами гордо выходящих из машины Молчана и Бажена, то эмоции несколько утихли, но престиж последних среди односельчан моментально взлетел до заоблачных высот. С тех пор Молчана стали звать не иначе, как Молчан Силович, а Бажен, волшебным образом, превратился в Бажена Славича, но не для старшего Богши. Тот, как и в прежние времена, продолжал отвешивать брату оплеухи и называть его Блаженкой.

Машину припарковали под навес возле кузницы, и закрыли на все замки, чтобы любопытные (а их было достаточно) не лазили.

После этого Антоныч взялся исполнять обещание данное кузнецу, а именно читать курс по автоделу. Ну надо сказать, что курсант из Молчана получился весьма приличный, чем ни мало порадовал своего учителя. Наконец, ученик настолько преуспел в науках, что начал ставить своего наставника вопросами в неловкое положение. И вот, пришло время, когда от слов надо было переходить к делу, то есть обучать Молчана водительскому мастерству. Не смотря на все опасения Антоныча, курсант Молчан Силович и первое, и все последующие практикумы по вождению выполнил безупречно и был удостоен звания водителя третьего класса. Даже напряжённый учебный график не помешал Молчану забыть о своей основной работе кузнеца, но тут уже потеть приходилось Антонычу, ведь работать приходилось возле жарко пылающего горна. Валентин Антоныч, как это и положено настоящему десантнику, стойко переносил все тяготы и лишения кузнечной работы. А Молчан стал замечать, что сестра его Велена чаще, чем прежде стала захаживать в кузницу: то позвать к столу, то квасу принести, да и сама как-то приосанилась.

В один прекрасный день, перехватив долгий взгляд Антоныча, устремлённый вслед Велене Молчан поинтересовался:

— А что, Антоныч, глянулась тебе моя сестрёнка?

— А что, очень заметно? — смутился Валентин.

— Да уж, шибко заметно, — усмехнулся кузнец, — только слепой не увидит.

— И что мне теперь делать? — Антоныч взглянул прямо в глаза кузнецу.

— Тут я тебе не судья, друже, — вздохнул Молчан.

— А почему она с тобой живёт, детишек двое, а муж где? — поинтересовался Антоныч.

— Десять годков тому, как мы отдали её в соседнюю деревню, мужик был справный, работящий, деток двоих нажили, да придавило его когда лес валили сосной, помер сердешный… Велену свекровь невзлюбила, стала наветы на неё наводить, что, мол, со свёкром блудит, ну сестра ребятишек забрала да ко мне пришла, вот так и живём вместе уже года четыре, — загрустил кузнец.

— И что, такую красавицу за всё время никто не просватал? — Удивился Антоныч.

— Да кто же на старуху позарится, да ещё с приплодом, ведь ей уже двадцать восемь годов исполнилось? — горестно отрезал Молчан.

— Погоди, Молчан, двадцать восемь — старуха? — изумился Антоныч.

— А то кто? Конечно старуха…

— Да в своём ли ты уме, такую красавицу в старухи записывать? Да ты на неё посмотри не глазами брата, а глазами мужика? — возмутился Антоныч.

— А что толку? Я-то посмотрю, а замуж-то не возьму… сестра ведь. — вздохнул Молчан.

— А я возьму! — выпалил Валентин.

— Ну да, — грустно продолжил кузнец, — а через год сядете вы все в машину, проводят вас кудесники к туману да только вас и видели… А мы здесь останемся горе горевать… Вот так, Валентин. Ты мужик хороший, справный, руки у тебя золотые, но как я тебе сестру-то отдам, ведь детки у неё, а они не щенята какие, их тоже не бросишь.

— Погоди, ещё всё устроить можно, ведь целый год впереди, что-нибудь придумаем! Я ведь тоже один и немолодой, но мне хотя и пятьдесят, но Господь силушкой не обидел! — не унимался Антоныч.

— Ладно, Валентин, поживём-увидим… Поговорю с Веленой, что она скажет…

— Обязательно поговори! — упрашивал Антоныч, — А я со своими поговорю, одна голова хорошо, а две-лучше!

Глава третья

Откровенный разговор

Согласно договорённости, после работы Молчан пошёл домой разговаривать с Веленой, а Антоныч отправился к привратникам. Иван с Алёшей сидели у костра и готовились заваривать травяной чай.

— Антоныч! Сколько лет сколько зим! — приветствовал его Алёша.

— Привет, Антоныч, что работы много, редко заходишь? — поинтересовался Иван.

— Обычно… Работа не угнетает, — ответил Валентин.

— Как твой курсант? — усмехнулся Алёшка.

— Нормально, радует, очень талантливый! Такого бы к нам на скорую, — вздохнул Антоныч.

— А чего такой грустный, если всё хорошо? — заметил Алёша.

— С чего ты взял, что я грустный?

— Алексей! Перестань приставать с глупостями к человеку! Он после работы в кузнице, устал, — осадил Иван.

— Нет, Иван Сергеевич, здесь что-то другое… А может наш Антоныч влюбился?

От этих слов Антоныч вздрогнул и оглянулся по сторонам.

— Точно, влюбился! — обрадовался Алёшка, — Ну, Антоныч, не томи, кто она?

— Алёшка! Я тебе что сказал? Не приставай к человеку!

— Иван Сергеевич, так интересно аж зубы ломит! — не унимался фельдшер.

— Вот сейчас тебе Антоныч как вломит-то по зубам, тогда и ломить не будет! И правильно сделает, не будешь куражиться над старшими!

— Ну и пёс с вами, динозавры, — Алёша сделал вид, что обиделся.

— Что стряслось, Антоныч, — спросил доктор.

— Да Алёшка прав, влюбился я Сергеич, — при этих словах Алёшка присвистнул, а у доктора поползли наверх брови.

— И кто она, которая сумела таки покорить сердце нашего героя? — заинтересовался Алёшка.

— Да, кто она? — поддакнул Иван.

— Сестра Молчана Велена… Она вдова, двое детей… Да и я не молодой, но силой-то Бог меня не обидел… Что мне терять? Я только приобрету, приобрету семью, дети у нас будут расти пусть не при отце, а при отчиме, но я всё сделаю, чтобы отцом им стать…

— Тихо, тихо, Антоныч… — перебил его Иван, — Ты себя хорошо слышишь?

— Хорошо… — стушевался Валентин.

— Валя, ты хорошо помнишь где мы находимся и что нас ожидает? — продолжал вопрошать его доктор, — Валя мы в Древней Руси, прокантуемся здесь год, а потом волхвы нас отсюда выпрут, как миленьких. Сам подумай что будет с Веленой, с детьми, когда ты уедешь.

— Вот потому я к вам и пришёл. Ты же умный, Сергеич, посоветуй?

— Да, старичок, задал ты задачку… Нет, а главное вовремя… — задумался доктор.

— Не ругайся, Сергеич…

— Антоныч, когда я ругался?

— Не помню…

— Вот, я тоже… Понимаешь, с одной стороны хорошо, что ты встретил, наконец, женщину, которая отвечает твоим взглядам, твоим желаниям, а с другой стороны — не очень всё это хорошо, потому что место, где ты её встретил не самое лучшее. Вы же из разных Миров.

— Примерно то же самое мне её брат сказал… — пригорюнился Антоныч.

— Вот… А ты что скажешь, Алёша? — переключил своё внимание Иван.

— А я, Иван Сергеевич, пока воздержусь от комментариев и попробую проанализировать создавшуюся ситуацию с разных сторон.

— Ну дело твоё, аналитик, — ответил Иван.

Друзья надолго замолчали. В костре потрескивали поленья, травяной чай давно вскипел, но никто из них, казалось, не замечал ничего вокруг. Каждый был поглощен размышлениями.

— Ну не знаю как вы, а вот я, кажется, нашёл выход из создавшейся ситуации, — нарушил молчание Алёша, — Скажи мне любезный друг мой, Антоныч, что ты потеряешь, если уйдёшь из нашего Мира?

— Ну не знаю… квартиру, работу,… машину — начал перечислять Валентин.

— Ну а теперь послушайте меня, пеньки вы замшелые! — посерьёзнел вдруг Алёшка, — Птицы вы мои дорогие, мозгоклюи мои ненаглядные, вам не за что в том Мире держаться! Вот ты, Антоныч, живёшь, как сыч, один в пустой квартире, а кому она нужна твоя квартира? Может дочери, которая уехала за лучшей жизнью? А много она к тебе приезжает, или внуков привозит на каникулы? Ты думаешь ей твоя хрущёвка понадобится, после твоей смерти? Если и понадобится, то только для продажи! А ты, Иван Сергеевич, ты за что в том Мире держишься? За воспоминания об ушедшей жене? Так же, как Антоныч, сычуешь в своей однушке, без жены, без детей, на работу пришёл, с работы ушёл! Вам обоим эта работа под командыванием тупорылого, безмоглого начальства поперёк горла стоит, и вы за неё держитесь? Да вам такой шанс предоставился, а вы не знаете что делать?

— А ведь наш юный друг прав, Антоныч, — задумчиво произнес Иван, — Я не знаю чем буду заниматься в этом Мире, но в том Мире мне делать нечего. Не знаю как ты, а я полностью согласен с Алёшкой, ибо он оказался, в силу своей молодости, намного умнее нас с тобой.

— Согласен, Сергеич, — поддакнул Валентин, — Ну и каков будет порядок действий?

— Лично я, — начал речь Алёша, — вношу следующие предложения: в течение года мы здесь вживаемся, обживаемся, через год отъезжаем в туман, там дожидаемся следующего тумана в течение года, за это время продаём свои квартиры, увольняемся с работы и обратно ныряем в туман и больше из него не выходим. Ну, старички, как вам?..

— Ну да, ведь Белослав говорил, что если в туман придешь с этой стороны, то вернёшься день в день, или чуть позже, а на той стороне год проходит, — задумался Иван

— Точно! — воспрял духом Антоныч, — Если мы уйдём от сюда, то там, за год успеем все дела закончить, а сюда вернёмся чуть ли не в тот же день. И что я, дурень, расстроился? Надо будет Молчану сказать…

— А вот говорить ни Молчану, никому другому об этом не надо, — остудил Антоныча доктор, — Вы не забывайте, что здесь должен пройти год, а за год может многое поменяться, а нам ещё машину возвращать…

— И форму старшему фельдшеру сдавать, — задумчиво изрёк Алёшка и засмеялся, следом за ним засмеялись все остальные, радуясь найденному выходу из положения…

— Ты что хохочешь, молодец? — сквозь смех, утирая слёзы, спросил Антоныч.

— А я представил, мужики, как вытянутся лица руководства, когда бригада в полном составе положит на стол заявы об увольнении! — ответил Алёшка.

— Да, реакция, думаю, будет весьма негативная, — поддержал Иван.

— А как же очередь из желающих за забором, о которой нам талдычут на каждой пятиминутке? — сиронизировал Антоныч.

— А ты её видел, Антоныч? — продолжал хихикать Алёша.

— Я? Нет… А ты, Сергеич?

— Не удивляйтесь, друзья, просто у нашего руководства массовая галлюцинация, им таблетки надо принимать, а не законы, как сказал доктор Рошаль.

— Иван Сергеевич, а почему Антоныч не может их забрать туда с собой?

— Нельзя, Алёшенька. Они там просто погибнут…

— Почему погибнут? — удивился Алёша.

— А они, как дети малые… Во-первых: непривиты, а там болезней выше крыши. Корь, скарлатина, да даже банальная простуда могут быть для них смертельны. Во-вторых: машин полно, а они дорогу переходить не умеют. В-третьих: газ, электричество, канализация и водоснабжение им не знакомы. Или обварятся, или отравятся газом, или замыкание устроят. Я уже молчу о бюрократических препонах: паспорт, СНИЛС, ИНН, прописка, свидетельство о рождении на детей, полис ОМС. Могут возникнуть проблемы со школой, с соцопекой, с комиссией по делам несовершеннолетних. Так что нет, нет и нет, Алёша. Наш Мир для них — верная смерть.

— Ну ты и завернул, док… — только и нашёл что ответить Алексей.

— Алеша, Сергеич прав, нельзя им к нам, — поддакнул Валентин.

— Да это и хорошо, что нельзя! — продолжал Иван, — Ведь здесь они цари и Боги, а там, где все стали жертвами маркетинга, где человека оценивают по его упакованности, они просто потеряются и погибнут. Ты сам посуди, Алёша, до чего докатилось наше общество, если похороны стали важнее самого покойника, если свадьба стала важнее жениха и невесты, если у тебя не навороченный сотовый, то ты просто ЛОХ — упаковка стала важнее самого человека. Вот что мне, Алёша обидно. И вот, за что мне нравится этот Мир. Да, здесь тоже существуют, наверняка, свои трудности, но эти трудности, по сравнению с теми, что в том Мире — просто смех на лужайке. Надеюсь я всё доходчиво объяснил?

— Доходчивее не бывает, — согласился Алексей, — Что же мы за него все так цепляемся?

— А альтернативы другой, Алёша нет. Вот нам троим предоставился шанс всё исправить в своей жизни, а остальные так и будут доживать в положении пушечного мяса.

— А может и их сюда, ну хотя бы некоторых? — предположил юноша.

— А вот этого категорически делать нельзя! Иначе здесь станет, как там… Нет, здесь конечно тоже станет, как там, но со временем, только мы этому позору общества уже свидетелями не станем.

— Грустно это всё, Иван Сергеевич, — заметил Алексей.

— Да уж, невесело, — подтвердил Антоныч.

— Мужики, не надо пытаться осчастливить всё общество. Поверьте оно того не стоит, ведь общество само скатилось за черту, от куда можно выбраться только после всемирного потопа, хуже всего, что оно постоянно рождает всё новых и новых человечков, которым уготована печальная участь стать, по сути, могильщиками цивилизации. Из такого общества или надо бежать, или его просто надо уничтожать, только если его уничтожать, погибнут лучшие, а мразь всё равно вылезет по трупам на поверхность и установит свою власть…

— Ну да, история развивается по спирали, — задумчиво заключил Антоныч.

— Ну что это мы всё на грустные темы рассуждаем? Давайте лучше травяного чайку хлебнём, да порадуемся за нашего Антоныча? — сменил тему Иван.

— И порадуемся за найденный выход из положения! — поддержал Алёша.

Друзья выпили чая и вскоре разошлись по своим делам.

Валентин, осчастливленный неожиданным выходом из положения, буквально парил над землёй, возвращаясь в кузницу, где Молчан выделил ему угол для проживания. Войдя в своё жилище и затворив дверь, Антоныч кожей почувствовал присутствие в помещении другого человека:

— Кто здесь? — спросил Валентин.

— Я… — ответил из темноты женский голос.

Глава четвёртая

Объяснение

— Кто, я? — уточнил Антоныч, хотя и узнал обладателя голоса.

— Велена… — ответила темнота.

— А ты что в темноте сидишь?

— Тебя дожидаюсь…

— Так при свете удобнее дожидаться, — Антоныч зажёг восковую свечу.

Тусклый свет пламени выхватил из темноты сидящую на лавке, служившей Валентину кроватью, женскую фигуру.

— Что случилось, Велена? — Антоныч поставил свечу на небольшой стол, повернулся к гостье.

— Мне Молчан всё рассказал, — ответила женщина.

— А-а… И что ты про это думаешь? — напрягся Валентин.

— Даже не знаю… Вот пришла у тебя спросить, а тебя нет.

— Да, я к ребятам ходил, к воротам. Там пока посидели, чаю попили, поговорили. Извини, что задержался, — начал было оправдываться помощник кузнеца.

— Вот я и решила тебя дождаться, — беззлобно ответила Велена, — Огня не зажигала, чтобы свечку не тратить, сидела в темноте, всё думала.

— Спасибо, что дождалась! Я очень рад тебя видеть! — придвинулся ближе Антоныч, — А ты про что хотела меня спросить?

— Молчан сказал, что разговаривал с тобой про меня…

— Да, разговаривал…

— А ты правда, рад меня видеть?

— Правда… Я всегда рад тебя видеть, — улыбнулся влюблённый, — А больше тебе Молчан ничего не сказал?

— Он сказал, что ты хочешь меня в жёны взять, это правда? — женщина посмотрела в глаза Валентину.

— Правда, — покраснел Антоныч, — Я только не знаю как ты к этому отнесёшься, и как к этому отнесутся твои мальчишки?

— А мальчишки только о тебе и говорят.

— А что говорят? — поинтересовался Антоныч.

— Горан хочет уговорить тебя научить его машину водить, как дядьку Молчана, а Вторак мечтает, прокатиться на машине. А ещё они говорят: « Хорошо, если бы у нас был такой папка.»

— А ты что думаешь по этому поводу?

— А я думаю, что хорошо было бы, чтобы у них папка не погибал, да не в моей это власти…

— Ты о своём погибшем муже?..

— О нём…

— Ты его до сих пор любишь?

— Нет. Жалела, но не любила. Молчан отдал меня ему, когда наши родители померли, жить стало голодно…

— А сейчас, стало быть не голодно? — напрягся Антоныч.

— Да вроде привыкли, да и брат крепко на ноги встал, только жениться из-за меня никак не может. Всё говорит, «…а тебя я куда дену…», вот и не женится. А кто на мне женится, на старой, да ещё с детьми? — в глазах Велены предательски заблестели слёзы.

— Я на тебе женюсь! — поспешил успокоить женщину Валентин.

— Да как же ты женишься, раз уехать должен?

— Веленушка, выслушай меня только спокойно. Я не просто так ходил к своим ребятам… А пошёл я к ним за советом и совет-то этот получил. Хотя мне и не велено никому сказывать, но, думаю, что тебе сказать можно, чтобы ты не сомневалась, только очень тебя прошу — никому, ни единой душе не проговорись, иначе всё может сорваться.

— Я никому не скажу, клянусь! — испуганно зашептала женщина.

— Ну тогда слушай… Да, через год мы все уедем, но уедем, чтобы там, у себя, закончить начатые дела и вернуться обратно.

— Ну да… У нас купцы тоже так говорят, а когда уезжают, то не все возвращаются, а какие возвращаются, те с жёнами приезжают, или совсем хворые, — обиженно проговорила Велена.

— Да не так ты всё поняла! — засуетился Валентин.

— А ты растолкуй, чтобы я всё так поняла, — поставила условие женщина.

— Вот, слушай… Ты знаешь, что мы сюда приехали из тумана…

— Знаю…

— Вот… Если в тот туман уйти с этой стороны, то на той стороне, куда приходишь проходит год, а на этой стороне — всего день, или два. Так что, вы и глазом не успеете моргнуть как я обратно ворочусь.

— Это что, колдовство такое?

— Да нет, не колдовство, просто на свете оказывается много есть чего такого, что умом понять не возможно, но оно существует и работает. Вот с нами и произошло это чудо. А ещё произошло чудо, что я здесь встретил тебя, и ты мне очень глянулась! — признался Антоныч.

— Ты мне тоже очень глянулся, да только опасливо мне стало, а что как ничего не получится?

— Не может не получиться, милая моя!

— Любый мой! — Велена погладила Валентина пощеке.

Антоныч взял её руки в свои и долгим поцелюем приник к ладоням любимой. Да, многие годы Валентин не испытывал такого счастья, какое испытал сейчас. Велена полностью заслонила собой горечь утраты покойной Вареньки и наполнила содержанием внутренний мир стареющего вдовца.

— Поздно уже, — встрепенулась женщина, — Пойду я, ладно?

— Иди, солнышко, — разрешил Валентин.

Женщина обняла его на прощанье и нежно поцеловала в щёку…

Глава пятая

Медведь-шатун

Что ни говори, а время весьма быстротечно… Незаметно, за мирской суетой и повседневными заботами, прошёл месяц грудень, миновал студень, вот и просинец подходил к концу. Зима выдалась снежной, но не морозной. Снег большим, пушистым покрывалом лежал по окрестным полям и лугам, обещая обильно полить талыми водами землю.

Ранним утром, закутанные в тулупы, на стене стояли Иван и Алёша, зорко всматриваясь в окрестности, как вдруг они заметили, что от кромки леса отделилось чёрное пятно и направилось в направлении деревни:

— Как ты думаешь, Сергеич, — Алёша уже давно перешёл на ты с Иваном, — кого это в такую рань могло принести?

— Не знаю, — ответил напарник, вглядываясь в темное пятно, — подойдёт поближе, будет видно.

— Явно не человек, — предположил Алёшка.

Пятно двигалось напрямик через сугробы, увеличиваясь в размерах по мере приближения, и очень скоро дозорные поняли, что видят здоровенного медведя:

— Ты гляди какая зверюга к нам пожаловала? — напрягся Алёша.

— Не рановато ли он проснулся? — задумался доктор.

— Думаешь шатун?

— Не иначе…

— Что делать будем?

— Подойдёт-поглядим… Всё равно на стену он не полезет, ворота ему не сломать, понаблюдаем, а если что так и кипятком со стены угостим, — заключил иван.

Медведь остановился метров двадцать не дойдя до стены, поднял морду и стал принюхиваться. Почуяв зверя, деревенские собаки подняли страшенный вой, на который из сторожки вышли Бажен и Богша:

— Иван! Алёшка! Что там? — спросил Богша.

— Медведь-шатун пожаловал, — ответил Алёша.

— Далеко он? — поинтересовался Бажен.

— Шагов тридцать, — последовал ответ Ивана.

— Шуганите его огнём, а то сейчас собаки всю деревню всполошат, — посоветовал Богша.

— Будет сделано, гражданин начальник! — отрапортовал Алёшка.

Иван достал из колчана стрелу, обмотал наконечник паклей, хорошенько смочил её смолой и передал приготовившему лук Алексею. Его напарник наложил стрелу на тетиву, поджёг паклю и выпустил горящий снаряд в сторону незваного гостя. Увидев горящий шар, летящий в него, зверь шарахнулся в сторону и задал стрекача в лес:

— Утром надо будет Лесьяру сказать. Шатун в окрестностях-это нехорошо, — размышлял вслух Иван.

— Да, пускай разведает с охотниками, может завалят. Тогда выпрошу у него шкуру, — мечтательно произнёс Алёша.

— Зачем тебе? — поинтересовался Иван, — Подарок что ли какой девке преподнести хочешь?

— На пол в нашу хибару положу и буду лёжа на медвежьей шкуре сочинять вирши! — заявил Лёшка.

— Ну ты гурман! А я уж подумал, что подарок готовишь? — расстроился Сергеич.

— Иван Сергеевич, дорогой мой доктор, ещё не рождена особа, способная разбить мне сердце и лишить разума! — с пафосом произнёс Лёшка.

— Ну да, ну да…

— Что?.. — возмутился фельдшер.

— Видел я как ты на дочку Лесьяра смотришь, — усмехнулся Иван.

— Ну смотрю… А что? Красивая девка, всё при ней и весёлая, и остроумная.

— Вот я и гляжу, что ты раздевающим взглядом её остроумие оцениваешь. Смотри, Лесьяр тебе блудливые глазёнки-то попритушит, — предупредил Сергеич.

— А может я с серьёзными намерениями?..

— Гляди, Алёшка, как бы серьёзные намерения в неожиданность не переросли с внеплановой беременностью.

— Да ну тебя, Иван Сергеич! Я действительно серьёзные планы на Любаву имею, — обиделся юноша.

— А ну тогда вопросов не имею. В сваты возьмёшь?

— Без вопросов! — раплылся в улыбке жених.

Когда ночную тьму окончательно сменило светлое утро, охранники рассказали Лесьяру о происшествии. Тот, не долго думая, собрал охотников, они стали на лыжи, выехали за стену и двинулись в лес по следу медведя, вооружившись топорами и рогатинами. Алексей же с Иваном, после ночного бдения отправились в свою хибару, так они называли избушку привратника, на законно заслуженный отдых. Стоит заметить, что, после скоропомощьных суточных дежурств, такая работа была нашим друзьям не в тягость и даже доставляла удовольствие.

Алёше приснился чудесный сон: будто они с Любавой плывут по реке на лодке, над ними проносятся ласточки и стрижи, порхают бабочки, на воде качаются кувшинки, светит солнце, Любава улыбается ему, потом они причаливают к берегу, он помогает девушке сойти на берег, она выходит из лодки, смотрит вдаль и вдруг пронзительно кричит: «Па-а-а-па!!!»

Сквозь сон, Алёша понимает, что крик раздаётся не во сне, а где-то совсем рядом и просыпается. На улице слышатся голоса, рыдания Любавы, какая-то суматоха.

Схватив в охапку тулуп, Алёша выскочил из сторожки, Иван за ним. На волкушах, сооружённых из пары лыж лежал Лесьяр в разорванной, окровавленной одежде, лицо и шея были в крови и на лице зияла страшная рваная рана с обильным кровотечением, чуть поодаль лежал убитый медведь, Любава навзрыд плакала над раненым отцом. Кто-то спросил: « За кудесниками послали?» Последовал ответ: « Пока дойдут он преставится. Видишь сколь кровищи-то потерял пока дотащили?»

Реакция Ивана была мгновенной:

— Алёшка! Пулей в машину, берёшь растворы, укладку, мой секретный чемоданчик! Мужики! Срочно его в дом, раздеть, бабам греть воду, готовить тряпицы, рушники! Всё! Что стоим?! Бегом всё делаем, время дорого!

Раненого перенесли в его дом, раздели, положили на широкую лавку. Иван, в ожидании Алексея, стал осматривать раны, осторожно отмывая пострадавшего от крови. Вскоре в дом, буквально вломились Алёша с Антонычем, обвешанные чемоданами:

— Спасибо, что пришёл, Антоныч, помогать будешь! — мельком подняв глаза, поприветствовал Иван, — Алёша, системы налаживай, мне тонометр, фонендоскоп! Антоныч, пульсоксиметр на палец! Всем отойти, не мешать!

Все трое мгновенно преобразились, превратившись в какое-то подобие автоматов. Отдаваемые Иваном чёткие, короткие команды, исполнялись с неимоверной быстротой и в кратчайшие сроки.

Когда открылась дверь и в дом вошли волхв с кудесниками, на широкой лавке лежал забинтованный Лесьяр, над ним склонился Алёша, измерявший давление, рядом, на лавке сидели Иван и Антоныч, к руке пострадавшего тянулась капельница с раствором кровезаменителя, на полу, рядом возвышался ворох окровавленных тряпок, в ведёрке с водой лежали хирургические инструменты из тайного чемоданчика Ивана.

Белослав сначала наклонился к пострадавшему, потом спросил Ивана:

— Жить будет? — врач в ответ только молча кивнул.

— Давление сто на шестьдесят, пульс восемьдесят восемь, — сообщил Алексей.

— Добро, — устало ответил Иван.

— Как дело было? — спросил Возгарь охотников.

— Мы по следу шатуна шли, — начал рассказ Орлик, — Лесьяр шёл первым, за ним я, Осьмуша и Соловей. Шатун выскочил из под еловых веток прямо на Лесьяра, пока мы схватились за рогатины, Лесьяр с медведем уже сцепились, и зверь его смог подмять. Осьмуша и Соловей взяли шатуна на рогатины, а я приложил его топором. Когда отволокли зверя, Лесьяр кровью исходил поломанный. Мы его на лыжи и в деревню, Соловей медведя притащил.

— Понятно… — кивнул Возгарь.

— Иван, — вмешался в разговор Белослав, — сильно его зверь помял?

— На лице большая рана, на теле несколько крупных, но неопасных ран, сломана ключица, предплечье и ребро. Кровотечение мы остановили, раны обработали и зашили. Одежда его спасла, иначе медведь сильнее поломал. Сейчас сказать ничего не могу, он очень тяжёлый, требует наблюдения, но будем надеяться, что организм сильный и справится.

— Понял, — кивнул Белослав и обратился к Ясномыслу, — Ты что думаешь?

— Поглядим как Боги распорядятся, но я опасаюсь как бы чужаки не навредили, ведь они бросили вызов Небу. Лесьяр должен был погибнуть…

— Да как ты можешь такое говорить?! — Буквально накинулась на волхва Любава, — Ты волхв, а сам только и можешь, что людей хоронить, прикрываясь волею Богов! Чужаки не дали моему отцу умереть, пока вы шли с капища сюда! Он умирал, а Иван, Алёша и Валентин не позволили умереть, а ты бы позволил! Ты думаешь, что можешь всё, а вот вылечить не можешь!

— Ты Расстроена, Любава, — невозмутимо ответил Ясномысл, — Когда успокоишься, поговорим. Я на тебя не сержусь. Думаю, что Боги тебя тоже простят.

— Мы пойдём и принесём жертву Богам и помолимся о скором выздоровлении Лесьяра. Медведя притащите на капище, — заявил Возгарь.

— Тем более, что чужаки основную работу сделали, — добавил Белослав.

Старейшины вышли на улицу, о чём-то пошептались и пошли к капищу. Поселяне проводили их угрюмыми взглядами.

Иван Сергеевич вышел из оцепенения: « Алёша, Антоныч, давайте и мы будем собираться? Сейчас мы здесь без надобности, через пару часов зайдём.»

Глава шестая

Кулуары власти

— Я вас предупреждал, что этих чужаков надо в жертву принести! — бесновался Ясномысл, — Кто меня слушал!? Вы же сами мне сказали, что они не несут никакой опасности! Видите что они натворили? Теперь люди начнут нам не доверять!

— Ты, Ясномысл не передёргивай, — остановил Белослав, — не нам, а тебе… Это основное. Ты со своими поисками вечной жизни совсем заигрался! Всё корень жизни ищешь, бессмертия добиваешься!? А кому она нужна, твоя вечная жизнь?..

— Мне нужна! — рявкнул Ясномысл.

— Ты на меня не гавкай, сявка! — одёрнул его Белослав, — Волхв ты только для деревни, а для нас ты Сом-ушкуйник, и дела твои нам известны! Забыл что тебе Святозар заповедал, когда сюда отправил? Ну так я тебе напомню быстро! — кудесник обернулся к Возгарю, — Друже, сходи за Уйкой? — снова повернулся к волхву, — Настало время, «дорогой властитель», внести ясность в наши отношения. А ну ка присядь туда, — указал на чурбан в углу, — да посиди смирно…

Возгарь вышел из хижины, но вскоре вернулся и привёл за собой гонца.

— Ну, Уйка, верный мой гонец, сказывай, что видел, что слышал, что сделал, когда с поручением ходил к Святозару? — спросил Белослав, повернувшись к гонцу.

— Значится, когда я выскочил с грамоткой, то пошёл окольной тропой, как ты, отец, и наказывал, чтобы никто не заприметил, как вдруг вижу, что из хибары волхва вышел кто-то… Ну я, знамо дело, за ним

— И кто это был? — прервал Уйку Белослав.

— Так Зырян был из ватаги Ворона-атамана…

— Продолжай, — подбодрил Белослав.

— Ну стало быть, догнал его, то да сё, поспрошал, а он мне и говорит, что, мол, с секретным поручением спешит к верховному, что, мол, не велено нигде задерживаться, а потому, про то сказывать не может, а иначе волхв на него порчу наведёт на веки-вечные, но сказал, что кудесникам конец приходит и замена им придёт от Святозара…

— Врёшь, собака! — Ясномысл кинулся на гонца, но, сидевший напротив Белослав ловким, кортким ударом тяжёлого посоха в горло, заставил волхва вернуться на своё место.

Закашлявшись волхв, буквально, отлетел на прежнее место, схватившись за горло.

— Друже, Возгарь, проводи Уйку пора ему и награду получить за своё радение за истинную веру, — попросил Белослав.

Возгарь с гонцом вышли из хижины, а Белослав стал спокойно дожидаться, когда Ясномысл прокашляется, чтобы можно было продолжить «беседу».

Кудесник вернулся и присел на лавку, чуть в стороне от товарища. Дождавшись, когда волхв откашляется, Белослав продолжил «беседу»:

— Ну что, обескуражили мы тебя малость, дорогой «правитель»? — ехидно спросил кудесник.

— Всё врёт этот пес! — прохрипел Ясномысл.

— Врёт?

— Я гонца посылал, чтобы Святозара позвал, чтобы Святозар приговор свой сказал, что с чужаками делать, а всё остальное наветы вашего Уйки! — оправдался Ясномысл.

— А это тогда что? — Белослав достал из складок одежды свиток.

— И об этом знаете… — вздохнул Ясномысл, побледнев ещё больше и беспомощьно опустив голову.

— Да, дорогой «правитель», и про это нам ведомо, — ухмыльнулся Белослав, и повернулся к Возгарю, — А ты говорил… Ну что с этим отступником делать будем?

— Я так думаю, что надобно его посадить в хижину, под замок, чтобы чего не набедокурил, а людям сказать, что ушёл волхв в священный лес молиться за выздоровление Лесьяра, нам дождаться Святозара с его молчунами, а что дальше с ним делать пусть думает верховный, мне этот любитель человеческих жертв уже надоедать начал.

— И то правда… Пойдём ка проводим нашего «правителя» до его опочивальни. Пускай он там ищет эликсир молодости и дожидается Святозара, — предложил Белослав, и обернувшись к Ясномыслу, — А ты посох-то в сторонку поставь, чтобы он тебя не соблазнял, а то ещё увидит кто как волхв с кудесниками Богам молятся, что подумать могут?

Волхв отставил посох в сторону, поднялся со своего места и направился к выходу. Первым из избушки вышел Возгарь. Он внимательно оглянулся вокруг, затем подал знак и пошёл по тропке к избушке Ясномысла, за ним шёл арестованный, замыкал процессию Белослав. Старейшины дошли до хижины, впустили в неё волхва и повесили замок на дверь, после чего вернулись назад и продолжили свой совет:

— Что скажешь, брат Возгарь? — поинтересовался Белослав.

— А что тут можно сказать? Ты говорил, что ничего в жизни я не упустил, а оказывается — слишком много, ведь я даже представить не мог, что всё на столько серьёзно, — покачал головой Возгарь.

— Ну, допустим, не совсем всё плохо, но ухо надо держать востро… Значится так, уговоримся, что Ясномысл ушёл в священный лес молить Богов о выздоровлении Лесьяра…

— Это я уже понял… Что дальше? — Занервничал кудесник.

— Дальше тайно к нему, в избушку будем носить еду и питьё, чтобы не помер, пока будет дожидаться Святозара, гулять его по ночам, чтобы деревенские не видели…

— Здесь всё понятно, ты скажи что делать с чужаками, ведь они вызов Велесу бросили тем, что его волю нарушили, ведь Лесьяр помереть был должен? — засуетился Возгарь.

— Возгарюшко, ты видать и вправду стареть стал… — покачал головой Белослав, — Ты сам посуди! Народ считает, что чужаков к нам привёл сам Велес в образе лося, они, дурачки, истинно верят нашим сказкам про Богов, которых нет на самом деле…

— Да что ты такое говоришь-то, как это Богов нет? — Возмутился Возгарь.

— Да если и есть, то Им до нас, как тебе, до возни чёрных муравьёв с рыжими.

— Да как же так? А наши жертвы?.. — изумился Возгарь.

— Ну ты умишко-то включи! Ну представь, что ты Бог и можешь всё, а сынов своих чем-то надо занять. Что ты будешь требовать? Чтобы только тебя прославляли, да спасибо тебе говорили, да верили, что ты покарать можешь, за то, что закон твой не выполняют, но чтобы шибко тебя от твоих дел не отвлекали. А закон зачем давать? А чтобы друг друга, без разбора не убивали. А коли ты всё можешь, коли ты Бог, то зачем тебе жертва? Вот, мил друг, тут и подумай, ибо хрен с редькой Они клали на наши жертвы, потому что сами себя могут спокойно снабжать всем на свете!

— Ты — вероотступник, Белослав! — возмутился Возгарь.

— Нет, друже, я не вероотступник, а верозащитник, потому как мне вера даёт власть над людьми и кусок хлеба без напряжения… Да, к стати, и тебе тоже… А ты что, уже есть сытно устал? Так тебя можно и освободить, помнится, за тобой какой-то грешок водился…

— Да что ты? Я за веру нашу жизнь отдам! — продекломировал Возгарь.

— А что ты думаешь? И отдашь, когда понадобится… — холодно заключил Белослав.

— А дальше-то как? — спросил Возгарь.

— А дальше так: чужаков к нам привёл сам Велес, чтобы, в назначенный час, доказали всем Его величие, что и было сделано… Прославим Богов, отправим Ясномысла на молебен в священный лес и приглядимся к этим троим, потому что они со своими умениями власти нашей безграничной помощниками могут стать…

— А коли не станут?.. — засомневался Возгарь.

— А ты грамотку мою, с Уйкой отправил к Ворону? — поинтересовался Белослав.

— Отправил…

— Вот так и отправим их троих к Ворону с грамоткой, — спокойно заключил Белослав.

— Так ты же говорил, что обратно, в туман? — удивился Возгарь.

— А это уж как Святозар скажет… — подвёл черту Белослав, — Подождём его прихода и посмотрим… Ты его молчунов видел?

— Видел… Чистые костоломы… — испугался Возгарь.

— Правильно. А почему ты до сих пор живой догадываешься? — приблизил лицо Белослав.

— Теперь догадываюсь… — сжался Возгарь.

— Во-о-о-т… Ты же не враг себе?..

— Не враг… — заблеял Возгарь.

— Вот и молодец… Если и дальше будешь хорошо себя вести, то до смерти дожить сможешь…

Глава седьмая

Узник совести

Оставшись один Ясномысл стал размышлять как получилось, что его раскрыли и как из всего этого выпутываться. Пришлось сознаться самому себе, что он расслабился, потерял бдительность, забыл, что кудесники были приставлены Святозаром, чтобы за ним следить, пришлось признать, что слишком рано начал, практически, действовать, чтобы отстранить кудесников от власти, через чур рано понадеялся, что народ его бояться стал и во всём теперь будет слушаться и выполнять только его приказы. Всё ещё волхв стал сопоставлять факты и пршёл к выводу, что уже давно за ним наблюдает этот старый дурак Белослав. Возгаря он в расчёт не брал так, как прекрасно знал, что тот всего лишь кукла послушная влиянию сильного поводыря… Или чего-то не знал?..

Да нет, про Возгаря он нисколечки не ошибался — тот ещё дуралей, слепо верящий в Богов и в то, что говорит по поводу веры.

Однако надо было думать как от сюда выбраться, чтобы его не заметили.

Ясномысл окинул взглядом своё прибежище, столько лет служившее ему верой и правдой, столько лет скрывавшего его от любопытных глаз Белослава…

Белослав!!! Вот кто виновник всех его неудач, вот кто ему, волхву, постоянно мешал, кто ему постоянно напоминал об ошибках, не давал развернуться в полной мере! Вот с кем надо будет разобраться в первую очередь, и желательно, до прихода Святозара. Уж Святозару-то он сумеет открыть глаза на этого святошу, на этого волка в овечьей шкуре! Однако мечты мечтами, но мечты из застенка не выведут, поэтому надо думать что делать… Перво наперво надо было придумать как ему выбраться, но на этот случай выход нашёлся очень быстро, ведь избушку Ясномысл строил сам при небольшой помощи деревенских мужиков, поэтому прекрасно знал все изъяны строительства так, что место для подкопа было определено очень быстро, стена с предполагаемым подкопом, аккурат, выходила к лесу и за пределы капища, куда девать землю вынутую из под стены Ясномысл тоже придумал, сейчас его задерживала только зима с её морозами и холодами, ведь вся земля была промёрзшей.

Ясномысл хорошо понимал, что верховный волхв сразу не придёт (это не гонец), хотя и не был уверен, но всё же какой-то запас времени, бесспорно,

имелся. Волхв решил, что подкоп он начнёт изнутри хижины (весьма мудрое решение, ведь к внешней стене его всё равно не пустят), выкопанную землю будет ссыпать под настил пола, а когда докопается до промёрзшего грунта, сделает перерыв в работе. Теперь надо было решить что предпринять после освобождения. Кроме как задействовать ватагу Ворона «революционер» ничего придумать не смог, потому что после последнего инцидента с раненым Лесьяром, даже те, кто был на его стороне, наверняка перешли в стан врага.

Ах Иван! Ах злодей! Полностью нарушил планы! Шатун тоже хорош, не мог до смерти порвать мужика, чтобы чужаки не вмешались?! А вот теперь ему, волхву, больше веры нет среди деревенских! Любава, соплячка, тоже хороша, да как она посмела такие слова говорить волхву?!

Ясномысл решил, что сразу после побега пойдёт к Ворону, затем вернётся в деревню, опоит брагой с сонным зельем привратников, впустит татей в деревню, те сразу порешат чужаков вместе с Белославом и поставят волхвом его. Возгарю он лично прочистит мозги, и если тот согласится, а он согласится, поддержать Ясномысла, то станет правой рукой волхва. Любаву он отдаст на потеху ватажникам, после того, как сам натешится с нею. Когда появится Святозар, ему можно будет сказать, что на деревню напали печенеги, ватажников представить вольными дружинниками, пришедшими на помощь деревне. По мнению Ясномысла, план был идеальным и несложным, а главное, что устранял всех конкурентов волхва. С такими положительными эмоциями «узник совести» вытянулся на своей любимой лавке, покрытой медвежьей шкурой и, с блаженной улыбкой, погрузился в сон. День выдался сложный, во всех отношениях и тело волхва требовало отдыха.

Глава восьмая

Сиделка

Как и обещал, Иван через два часа навестил раненого. Алёша всё это время находился возле больного, отслеживая состояние пациента: измерял давление, пульс, менял капельницы, делал обезболивающие. Как и говорил доктор, у пострадавшего был сильный организм, который довольно быстро справлялся с пережитой встряской:

— Ну что, Алёша, как наш больной? — поинтересовался врач.

— Гемодинамика стабильная, дыхание автономное, в сознании, но очень слаб, — отрапортовал Алексей.

— Да и не удивительно, что слаб, вон как его зверюга поломал, — Иван склонился над больным, — Лесьяр, слышишь меня? (больной кивнул), — Иван посмотрел на стоящую рядом Любаву, — Какой сегодня день?

— Двадцать девятый день, месяц просинец, — недоумённо ответила дочь охотника.

— Вот, запомните все и запишите, что это день второго рождения Лесьяра, — склонился над больным, — Ты понял? Сегодня ты второй раз родился. Сейчас ни о чём не волнуйся, отдыхай, сиделок вокруг тебя достаточно, если что надо они всё сделают, а ты выздоравливай. Завтра будем перевязывать твои раны, попервости будет больно, но потерпеть придётся, так что не обижайся, будем делать больно, — повернулся к Алексею, — Вот что, капельницу уберёшь, подколи анальгетик и иди отдыхать.

— Да я не устал, Сергеич! — возмутился Алёша, косясь на Любаву.

— Да иди поспи, Алёшенька, ты же измучился, — поддержала беседу девушка.

— Правильно, красавица, — поддакнул Иван, — мало того, что ночь на стене отстоял, да ещё операцию провёл и после интенсивную терапию сколько тянул.

— Да ладно вам! — возмутился фельдшер.

— Ты Любаву-то слушайся, она плохому не научит, — подмигнул доктор покрасневшей в смущении девушке, — Что сказано? Капельницу свернул, анальгетик подколол и в койку! Здесь и без тебя сиделок хватает. Я тут немного задержусь, дам необходимые инструкции и приду.

Алёша сделал всё, что было велено и отправился восвояси. Иван еще раз всё проверил, сделал необходимые распоряжения и скоро присоединился к Алексею. Когда Сергеич подошёл к сторожке, Алёша сидел на ступеньках крыльца и разглядывал красный закат на безоблачном небе:

— Морозно ночью будет, — заметил молодой человек.

— Да, похоже, что так… — как бы между прочим отозвался доктор.

— Выживет он? — поинтересовался Алексей.

— А почему не выживет? Выживет, кровь остановили, раны зашили, кровопотерю постарались восполнить… Вроде всё сделали, — ответил Иван.

— А стерильность?..

— Алёша, у меня в Афгане условия куда хуже были, а и там выживали, даже после минно-взрывных ранений, а тут всего лишь медведь…

— Лицо сильно пострадало…

— Лицо да, пострадало… Глаз может ослепнуть, и шрам очень знатный останется, — размышлял вслух врач.

— А если раны загноятся? — не унимался молодой человек.

— Загноятся, будем лечить. Мы же на все руки мастера. Помнишь песню? Но ничего нет невозможного для врача для неотложного…

— Помню…

— Растворов много ушло?

— Все.

— Хреново. Как оправдываться будем перед скорой? — задумался Иван.

— Пока не знаю, — растерялся Алёша.

— И я пока не знаю… А может забудем сумку где-нибудь?

— Петровна орать будет.

— А у неё работа такая. Она всегда орёт, — успокоил Сергеич.

— В конце концов, вычтет из зарплаты, а на бригаду новую выдаст, — Заключил фельдшер.

— Ну да, а потраченные лекарства можно будет на обратном пути купить в аптеке. У меня там знакомая работает, поможет. Ладно, Алёша, что сидим? Быстро в койку, завтра тяжёлый день! Хотя когда они были не тяжёлыми что в том Мире, что в этом? — задумчиво изрёк Иван.

Друзья поднялись с крыльца и зашли в натопленную сторожку, быстро разделись и уже через минуту погрузились в царство Морфея.

Для Любавы ночь прошла очень тяжело: отец временами стонал, ворочался, тяжело вздыхал. Это настораживало девушку, она тут же кидалась к больному, но убедившись, что всё нормально, возвращалась на свою лавку, временами даже начинала задрёмывать, но слыша движение по соседству вскакивала и снова бежала к отцу.

Утром прибежал Алёша, не тратя даром времени померил температуру, пульс, давление и убежал, предупредив, что скоро вернётся с врачом делать перевязку, попросил нагреть воды и приготовить чистых тряпок.

К приходу медиков всё было исполнено. Иван Сергеевич деловито осмотрел больного, достал необходимое из чемодана принесённого с собой и приступил к перевязке. Любава и Алексей помогали врачу, когда их взгляды встречались, молодые люди краснели и поспешно отводили глаза. Наблюдавший за ними доктор многозначительно усмехался, мурлыча себе под нос какой-то легкомысленный мотивчик. По окончании процедуры докторов пригласили к столу. Поскольку на пост возле больного заступила тётка, то Любава угощала гостей. Молодые люди временами встречались взглядами, улыбались друг другу и при этом неизменно краснели. Закончив трапезу Иван Сергеевич, хитро глядя на девушку поинтересовался:

— А что красавица, просватал тебя кто или ещё нет?

— Да кому ж сватать-то? — отмахнулась Любава и покраснела.

— Что, в деревне женихов нет? — не унимался Иван.

— Да женихи-то есть, да только маленькие либо старенькие. За кого выходить? — отшутилась девушка.

— А гляди, — доктор указал на Алёшку, моментально покрасневшего до кончиков волос, — мой молодец чем не жених?

— Да вроде ничего, да только больно робкий: всё молчит и краснеет, как девка, — рассмеялась Любава, но спохватившись замолчала и прикрыла рукой рот.

Конец ознакомительного фрагмента.