И. Ермаков: путь к храму. Собрание сочинений. Том 2

Николай Ольков

Иван Ермаков – легенда тюменской литературы 60–80-х годов прошлого века. Деревенский парень, образование семь классов, в двадцать лет старший лейтенант, командир маршевой роты. Сразу начал писать сказы, отринув бажовскую сказочность и мистику. Его сказы реалистичны, герои живут рядом, но язык удивительный, истинно народный, с сибирским привкусом. Он много работал, издал двадцать книг, печатался в журналах и газетах, его очень любили радио- и тележурналисты.

© Николай Максимович Ольков, 2017

ISBN 978-5-4483-6516-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Иван Ермаков. Легенда тюменской литературы 60-х — 80-х годов прошлого века. Деревенский парень, образование семь классов, в двадцать лет старший лейтенант, командир маршевой роты. Сразу начал писать сказы, отринув Бажовскую сказочность и мистику. Его сказы реалистичны, герои живут рядом, но язык удивительный, истинно народный, с сибирским привкусом. Он много работал, издал двадцать книг, печатался в журналах и газетах, его очень любили радио и тележурналисты: разговор с писателем всегда был острым, сочным, на грани дозволенного.

Судьба отвела ему недолгих пятьдесят лет жизни и только двадцать — для творчества. Он умер сразу после юбилея июльским днем 1974 года среди русских березок, так и не дойдя от дачи до трассы. Сейчас в Тюмени стали вспоминать о Ермакове, особенно в связи с образованием общества русской словесности. А биография остается размытой, растащенной якобы друзьями по эпизодам бурных застолий, придуманными скандалами «князя сибирского», как в шутку называл себя Ермаков. В этой книге собраны достоверные факты и доброжелательные высказывания. Показана работа уникального Мастера, умеющего из рядового факта жизни (а он писал, оказывается, практически документальные вещи) сделать литературное, а порой и государственного уровня событие.

После 25-летия Победы Ермаков побывал на Синявинских болотах, прошел путем своей роты, вернулся с твердым решением написать серьезный роман о войне. И название обозначил: «Храм на крови». Но осуществить намеченное не успел…

1

Позолоченным юным березняком и серебром ковыля отходящего лета украшена деревня Михайловка. Ванька любит смотреть на эту красоту со стороны центрального поселка, откуда видны избушки и домики, поросшая линяющим конотопом улица, по которой реденько пробегают телеги или дроги, а то и кошевка только что появившегося в деревне присланного из района председателя колхоза. Мала деревенька, да дорога сердцу Ивана, он часто бегал в центральный поселок имени Челюскинцев, который так строго никто не звал, а были просто Марковичи, потому что рядом протекала маленькая речушка с таким именем. Нет, Марковичи с Михайловкой не сравнить, село большое, грязи много, коли травка не растет. Ванька все рвался дознаться, откуда такое название — Марковичи, но в книгах об этом не писали, а старики на дотошные вопросы мальчишки пожимали плечами, только дед Федот, веселый и донельзя ехидный старик, подзывал и на ушко, но громко:

— Ванюшка, про Марковичи ничего не скажу, а вот отчего Устинку Рыжую Старшиной зовут, рассказать могу.

Кто-то из взрослых и серьезных мужиков одергивал:

— Федот, побойся Бога, ребенку…

Федот махал рукой:

— Ты слыхал, партия сказала, что Бога нет, и стыд долой? Ладно, Ванюшка, я тебе другое поведаю.

И скрипучим своим голосом рассказывал, какие приключались в деревне события. Особенно Ивану понравилось, как попа привозили, чтобы изгнать нечистую силу из болота и ближнего леса, потому что скотина никак не хотела туда идти пастись и уже на всей околице траву в пол вбила, ущипнуть нечего.

— Попа обрядили, раздули его дымарь и повели к болоту. Три добрых мужика, хоть и верующие, однако дробовики с собой взяли и держали в положении «К атаке товьсь!». Только подошли к болотцу, взвозгудал священник, а дьякон ему в подголосок жгучим тенором подмогнул, вышла из травы старая волчица с выводком. Мужики вроде ружья подняли, однако священник воскликнул:

— Остановите свое зло, и не волнуйте природу. Сама пришла — сама и уйдет!

И давай молитву читать, на колени стал, хоть и вода выжимается из-под ног. Волчица послушала немножко, и шумнула своим ребятишкам, чтобы за ней следовали. Увела, и тихо стало, и коровки мирно пасутся, и пастух подремать может на солнышке. Слыхал ты, Ванька, про такое?

— Нет, дядя Федот, не доводилось.

— А диво стало от того, что стрелять перестали, нечем, да и незачем, мясо во дворе ходит. Вот волчица и облюбовала болотце, устроила там логово, ребятишек родила. А тут человек. Ладно, Ваня, ты ко мне приходи, я хоть и матерщинник, но историй доподлинных расскажу тебе столько, что всю жизнь будешь пересказывать, и люди хвалить станут.