Кровь алая

Николай Леонов, 1993

Расследуя серию убийств на даче спикера российского парламента, Лев Иванович Гуров узнает о политической интриге, подготовленной криминальными структурами с целью скомпрометировать российское руководство и привести к власти угодного им политика.

Глава 3

Ночью никто не спит

Был конец мая, и две недели стояла жара, а в этот день неожиданно похолодало. В десять вечера окончательно стемнело, мощные стволы сосен слились, стали стеной, их кроны закрыли тусклые звезды, фонари, стоявшие вдоль аллеи, походили на огни посадочной полосы аэродрома.

— Пока хозяин не вернется, ты не ложись, — сказал Авдеев, когда полковники дошли до постройки, где находилась квартира Гурова. — Уверен, что он не захочет тебя видеть, но чем черт не шутит.

Гуров ничего не ответил, закурил пятую за день сигарету, второй год он безуспешно бросал курить.

— Ты серьезно собираешься задержать этого парня?

— Не знаю, возможно, надо подумать.

— Тебе никто этого не разрешит.

— Он пользуется депутатской неприкосновенностью?

— Лев Иванович, не придуривайся, ты же отлично понимаешь, что спикер не позволит арестовать начальника охраны своей загородной резиденции. Такой скандал, да еще в год выборов, когда ему осталось два шага до президентского кресла.

— Я далек от политики, обязан обнаружить убийцу. Зайдем, становится холодно.

— Зайдем. — Авдеев вынул из кармана крохотный передатчик, вытянул антенну, щелкнул тумблером.

— Второй, ты меня слышишь?

— Слышу хорошо, — ответили из динамика.

— Я нахожусь в квартире нашего гостя.

— Понял.

— Николай, попроси принести бутылку коньяка и что-нибудь пожевать, — сказал Гуров. — Черт побери, холодильник словно камера смертника в ожидании клиента. Если бы ты видел, как меня принимают «авторитеты»!

— Не советую, но тебе виднее. — Авдеев вновь вышел на связь: — Второй, организуй нам ужин и пару бутылок минеральной.

— Уже готово, сейчас доставят.

— А нельзя обращаться по имени? — усмехнулся Гуров, проходя в квартиру и зажигая свет. — Разговариваете, как в тылу врага. Конспираторы. И много с тобой людей?

— Любопытный ты, сил нет. — Авдеев опустился в кресло, потер замерзшие ладони. — Я хотя и не курю, но дай сигареточку. Так что ты намерен предпринять?

— Следователь подробно допросил всех обитателей дома, кто где находился около восемнадцати часов. А меня интересует, кто где находился по минутам, с момента, как на фазенду прибыли гости.

— Но ты не можешь допрашивать депутатов! — воскликнул Авдеев, услышал стук в дверь и сказал: — Входи, все свои!

Парень лет тридцати, полноватый, с обвисшими бульдожьими щеками, внес большую плетеную корзинку, ловко накрыл стол, корзинку оставил под столом и молча вышел.

— Дисциплина, конспирация! — довольно хохотнул Авдеев, задернул шторы, достал из-под стола бутылку коньяка, открыл, поставил на стол. — Пока хозяин не прибудет и не ляжет, я грамма в рот не возьму. А ты, камикадзе, валяй.

Гуров согласно кивнул, выпил рюмку, зацепил вилкой кусок ветчины и спросил:

— Так ты служишь спикеру?

— Я служу России. Спецслужбы, Лев Иванович, всегда были в стороне от конкретных политиков.

— Ложь и демагогия. Спецслужбы — оружие и без направляющей руки лишь куча железа и электроники. Хватит об этом. Ты, полковник Авдеев, собираешься разыскивать убийцу или отбываешь здесь номер?

— И то, и другое, и третье. Пожалуй, главное, я хочу выбраться из этой истории без потерь, остаться на своей должности. Ты спросишь, как она называется? Отвечаю: старший помощник младшего дворника.

Гуров не верил ни одному слову, но достаточно искренне сказал:

— Спасибо за откровенность. Значит, мне на твою помощь рассчитывать нечего.

— По тому, как ты себя ведешь, не рассчитывай. Но если ты зацепишься и я увижу, что хозяин твои действия одобряет, считай, что я в твоем распоряжении.

По тому, как откровенно говорил полковник, сыщик понял, что в квартире стационарной аппаратуры нет, а прослушивает сам Авдеев.

— Я тебе все это по старой дружбе говорю. Ты меня осуждать не торопись. Я после августа девяносто первого такого насмотрелся… Каждый за себя, Лев Иванович. — Авдеев выдержал паузу и раздельно повторил: — Каждый за себя.

Гуров мог бы сказать, что сражается тоже за себя и это естественно. Все зависит от того, каковы конкретно личные интересы человека, но промолчал. Он доел бутерброд, выпил еще рюмку и сказал:

— Каждый за себя? У тебя здоровые инстинкты, Николай, и я тебя не осуждаю.

Сквозь шторы пробился свет мощных фар, Авдеев поднялся, положил на стол небольшую коробочку с единственной красной кнопкой:

— Если буду нужен, вызовешь, — кивнул и быстро вышел.

Личный охранник открыл дверцу бронированного лимузина. Спикер вышел, взглянул на стоявшего неподалеку Илью, пробормотал:

— Добрый вечер, — и остановился, как человек, который хочет что-то спросить, но забыл, о чем именно.

— Добрый вечер, Имран Русланович.

Спикер улыбнулся болезненно, провел ладонью по лицу, поманил Илью и начал подниматься по ступеням парадной лестницы. Когда они вошли в просторный холл, спикер не очень решительно спросил:

— Ну, что у нас здесь? Запамятовал, день очень длинный, людей много, все суетятся, говорят, голова кругом.

— У нас спокойно, Имран Русланович, — ответил Илья. — Прибыл милиционер, отвели ему квартирку, полагаю, не следует постороннему оставаться на ночь.

— Полагаешь? — Взгляд спикера прояснился, губы растянулись в привычную улыбку. — Кто стрелял? Не выяснили… Молодцы. Ты службу несешь, прокуратура со вчерашнего дня копает, результат — ноль. Молодцы.

Спикер двинулся через холл к мраморным пологим ступеням, которые вели на второй этаж. Нарушая этикет, начальник охраны пошел рядом, быстро говорил:

— Вы прежде переговорите с супругой, она с сыщиком около часа беседовала, может, вам на него и время тратить не стоит.

— Хорошо. Обязательно. — Спикер неожиданно остановился и, хотя был на полголовы ниже Ильи, сумел взглянуть на него сверху вниз. — Не поладили? Боишься? Ты и должен бояться. Иди.

Лиана, как всегда, встречала мужа на втором этаже, в дверях своей гостиной, где спикер обычно пил вечерний чай. Муж поцеловал жену в щеку, обнял за талию, произнес слова, которые повторял ежевечерне с того дня, как занял высокий пост:

— День прошел, мы живы, здоровы, значит, мы молодцы и победители.

Гостиная хозяйки представляла собой небольшую уютную комнату, резко контрастирующую с официально помпезными залами второго этажа. Спикер любил комнату жены, только здесь он чувствовал себя по-домашнему спокойно. Но ее обустраивала жена, не советуясь с мужем, даже вопреки его советам, естественно, что он не мог признать, что комната получилась лучшей во всем особняке, и спикер неизменно подтрунивал над простотой и уютом обстановки.

— Как твое гнездышко? Притащила ты сюда еще какую-нибудь подушечку или рюшечку? — спросил он, переступая порог и с деланным недовольством оглядываясь.

Никаких подушечек и рюшечек в комнате не существовало, обстановка была простой, изящной и удобной, но раз хозяин такие слова произнес и повторял их, значит, все так и есть. Жена отлично понимала, что мужу здесь нравится, и на его высказывания просто не обращала внимания.

— Все-то тебе расскажи, — она мягко подтолкнула мужа к дверям. — Иди отмойся от своих мужиков, от тебя несет конюшней. Я тебя жду, дорогой.

— Слушаюсь, госпожа, — спикер вышел и с коротким смешком, который выводил из себя оппонентов и даже президента, сказал: — Я прямо из посольства Великобритании. При случае сообщу послу, что после встречи с ним от меня пахнет конюшней.

Выложенная черным кафелем купель пенилась перламутром. Спикер окунулся с головой, промыл волосы, вытянулся, раскинул руки. Он не мог похвастаться фигурой и стеснялся своего вялого коротковатого тела, но пышная пена скрывала ошибки, допущенные природой, и Эрику разрешалось сидеть на диванчике рядом с купелью.

Прислужник хозяйки и осведомитель хозяина включил воспроизведение записанного на пленку разговора, который состоялся днем между сыщиком и мадам.

— Это все? — спросил спикер, когда запись кончилась.

— Все, до последнего словечка.

— Ты олух. Ясно, мент умен, он задал конкретный вопрос и не получил ответа. Судя по его голосу, он человек, который привык добиваться ответов. Тебя обманули, как сопляка. Они гуляли по парку?

— Нет. — Эрик побледнел, облизнул пересохшие губы. — Они разговаривали только в приемной вашего кабинета.

— Никаких настораживающих звонков не было?

— Нет. Все как обычно.

— На семь утра вызови этого прокурорского прихвостня. Иди.

— Спокойной ночи, патрон. — Эрик поклонился и исчез.

Спикер, в мягком просторном домашнем костюме, походил на плюшевого мишку. Рукава были немного длинны, спикер не позволил увечить дорогую импортную вещь и подворачивал их, от чего вид грозного правителя становился еще более домашним и безобидным. Из огромной чашки, украшенной аляповатыми золотыми цветами, он пил слабенький очень сладкий чай с лимонным экстрактом. Жена, в атласном платье, подчеркивающем ее полноватую, но вполне привлекательную, даже сексуальную фигуру, из крохотной рюмочки пригубливала зеленоватый ликер.

Спикер хотел спать, ему казалось, что, если бы представилась возможность, он проспал бы сутки, возможно, больше. Он пытался сосредоточиться на этом чертовом убийстве, рассовать по полочкам события последних суток, понять, откуда и почему прозвучал, казалось бы, бессмысленный выстрел и как можно повернуть ситуацию с пользой для себя. Он в любой ситуации не терялся, полностью контролировал свои действия, четко определял необходимые шаги, их последствия, иначе бы так и гнил на кафедре, а не руководил парламентом великой державы. Но сейчас он расклеился, не видел шахматную доску, фигуры смешались, он даже путал цвета, не различал, где белые, а где черные.

— Все образуется, дорогой, ты сильный, мужественный и самый умный, — жена кончиками пальцев коснулась его руки. — Ложись спать и отмени утренние дела.

— Если бы, — жалостливо произнес он, взглянул на часы, — на семь я вызвал следователя. Ты говорила со своим милиционером, что он собой представляет?

— Умен, дерзок. — Лиана бросила быстрый взгляд на мужа. — Он считает, что стрелял профессионал.

— Открыл Америку, — фыркнул муж, — а как любитель мог сюда пробраться? Ты не жалеешь, что мы пригласили стороннего человека?

— Дорогой, ты все сделал правильно.

Спикер хотел возразить, мол, милиционера потребовал не он, а именно жена, но сработал рефлекс — если все правильно, значит, это его и только его заслуга.

— Кому мешала Оксана, простая девка? — Он поставил кружку, спрятал кисти в рукава, отчего стал выглядеть еще беспомощнее и больше походить на мягкую плюшевую игрушку.

— Не забивай голову, решай свои проблемы, убийством пусть занимается профессионал.

— Глупая, — он пожевал нижнюю губу — привычка, которую тщательно скрывал от посторонних, — этот выстрел, возможно, сейчас важнее всех моих дел.

Из-за приоткрытой двери в приемную, за которой находился кабинет, раздался приглушенный зуммер «кремлевки».

— «Ни сна, ни отдыха измученной душе», — продекламировал спикер и шмыгнул к телефону; сняв трубку, выдержал паузу и равнодушно сказал: — Слушаю.

— Имран Русланович, вы ведете себя неразумно, — произнес низкий мужской голос. — Когда история выплывет наружу, как вы объясните прессе и избирателям свое поведение? Вместо того чтобы громогласно объявить, что исполнительная власть беспомощна, разрешает убивать людей даже в доме спикера парламента, вы прячете труп и молчите.

— Раз вы такой смелый, представьтесь, пожалуйста, — от столь неожиданного звонка к нему вновь вернулось спокойствие. Он четко увидел шахматную доску, цвет фигур, оценил позицию, которая была не из лучших, но давала возможность для сильной контригры.

— Мое имя вам ничего не даст, зовите меня Избиратель. Я желаю вам победы, хочу видеть вас президентом.

— Спасибо, господин Избиратель, — ответил спикер. — Общих слов мне хватает в парламенте и на съезде, можете сказать что-либо конкретное?

— Могу. Утром все выплывет, обдумайте свою позицию. Второе: гоните этого мента, он человек лишний и опасный. Спокойной ночи, уважаемый Имран Русланович.

Спикер положил трубку, постоял у столика с телефонными аппаратами, словно ждал продолжения разговора, поняв, что ожидание глупо, вернулся в гостиную, к жене. Она молча смотрела на мужа, он хотел было сесть, передумал и после небольшой паузы сказал:

— Я, как всегда, прав, — в чем он прав в конкретном случае, спикер не пояснил, поцеловал жену и отправился к себе.

Последние годы супруги спали в разных комнатах.

Шел третий час ночи, а Гуров еще не ложился: чем больше он думал над происшедшим, тем больше запутывался. Он вспоминал все свои предыдущие расследования убийств, но аналогов не находил. Сыщик впервые столкнулся с миром политиков и не мог найти мотив преступления. Кому выгодно? Почему? Любовь? Корысть? Власть? Личный мотив и корысть отпадают сразу. Девушка никакой властью не обладала и никому мешать не могла. Убили по ошибке, стреляли в другого человека? Платье? Версия мадам? Даже если предположить, что мадам замешана в неизвестной сыщику истории и кому-то мешает, ее убрали бы совсем иначе. И уж, конечно же, поджидали бы не у окна кухни, где она могла появиться лишь случайно. Стрелял, безусловно, профессионал, однако сыщик чувствовал: убийство произошло спонтанно, без подготовки. Гуров пытался вырваться из замкнутого круга, но безуспешно, неизменно возвращаясь к версии, которая у него возникла при осмотре тела, когда он увидел свежие синяки на запястье и предплечье.

Девушка видела либо слышала то, что ей никак видеть и слышать не полагалось, а ее заметили, схватили за руку, возможно, пытались запугать или купить, не получилось, тогда дали команду срочно ликвидировать. Версия красивая, простая и достаточно правдоподобная. Даже мадам тотчас ткнула в слабое место. Потребовалось убить — на месте оказывается профессионал и пистолет с глушителем. С некоторой натяжкой такому совпадению можно объяснение найти. Убийца один из водителей, который привез своего хозяина? Трудно поверить, что депутата Верховного Совета возит профессиональный убийца. Однако всякое случается, полностью исключать подобный вариант не следует. Чтобы дать команду шоферу, необходимо выйти из особняка и оказаться на глазах у множества людей. В машину можно позвонить, уговаривал себя сыщик. Выйти из комнаты, якобы в туалет? В каком помещении высокие лица находились? Кто выходил? Где туалет? С какого аппарата была возможность позвонить? Так ведь никого не допросишь, ни один и разговаривать со мной не пожелает.

Гуров расхаживал по комнате, непроизвольно держался в стороне от окон, возможность покушения на себя исключал, но порой, наставляя молодых оперативников, любил повторять, что стопроцентная безопасность настоящему сыщику обеспечена только в гробу.

Произошло убийство, возбуждено уголовное дело. В качестве свидетеля можно допрашивать любого депутата. Теоретически. А практически, стоит в разговоре коснуться болевой точки — поднимется крик, подозреваемый встанет и уйдет. Допрашивать этих людей бессмысленно. Следует избрать иной путь: не от хозяина к убийце, а от исполнителя к хозяину.

Обувь убийцы была обработана химическим реактивом. Если это водитель, то как коврик ни мой, а где-то в машине криминалисты следы найдут. Только кто этих криминалистов в машину пустит? Опять тупик. Чего я уперся в водителей? По принципу — коли нет гербовой, приходится писать на простой? Утерянное ищут под фонарем, так как под фонарем светлее?

Что уперся в синяки и в подслушанный случайно разговор? Даже в узком кругу политики объясняются на эзоповом языке, который простой девушке не понять. И никто из них девушку за руку не хватал, никакого криминала в особняке она не видела. Просто полковник Гуров, якобы талантливый сыщик, не любит депутатов и стремится замазать хоть одного в криминал? От такой холодной печки и начинается танец?

Гуров остановился, поднял руку, хотел ударить себя по голове, и не потому, что увидел свет в конце тоннеля, а уж очень сыщику эта голова не нравилась. Решив, что голова может еще ему пригодиться, он лишь поправил прическу и вновь зашагал от стенки к стенке.

Ни хозяева, ни гости никакого отношения к преступлению не имеют. Готовится покушение на спикера, девушка каким-то образом узнала об этом, и ее срочно ликвидировали?

В качестве приза за столь оригинальную мысль, которая должна была прийти первой, а явилась последней, Гуров разрешил себе глоточек коньяка и сигарету.

Исполнитель один из охранников? Кто может хотеть смерти хозяина поместья? Хотеть-то могут многие, да кто решится и имеет возможность? Кто претендует на пост президента? Сам президент? Этот, как его, Бесковитый? Он и в прошлый раз себя выдвигал. Кто еще? В ящик надо смотреть, сыщик, а ты все за преступниками гоняешься, потому дикий, дремучий, как тайга.

Никто из политических противников спикера на такое дело не пойдет. Сам не пойдет, а из окружения, из сотоварищей и сподвижников какой-нибудь психопат найтись может. Причем втихую от шефа, по собственной инициативе. Расчет прост: шеф становится президентом, а инициативный сотоварищ топает вослед, и все выше и выше.

Размышления Гурова прервал негромкий зуммер. В первое мгновение сыщик не понял, откуда исходит звук, затем взглянул на маленький приборчик, который оставил на столе полковник службы безопасности, нажал красную кнопку и сказал:

— Слушаю.

— Не спишь, — произнес Авдеев. — Никто не спит: ни хозяин, окно у него горит, ни мадам, так и охране спать не полагается.

— Долго разгоняешься, Николай. Прыгай!

— Недушевный ты человек, Лев Иванович, — раздался короткий смешок. — Мы телефон исправили, можешь названивать.

— Премного благодарен, я всегда знал, что ваша служба — главные телефонисты России.

— Я лишь стрелочник, куда скажут, туда переключу. В твоей гениальной голове появилось новенькое или, как Шарик, гоняешься за собственным хвостом?

Гэбист так точно определил состояние Гурова, что он разозлился:

— А ты хочешь, чтобы я гонялся за твоим хвостом?

— Не дай бог! — с одной стороны шутливо, с другой и всерьез испугался Авдеев. — Оставь мой хвост в покое. Хоть он у меня как у ящерицы, все равно больно.

— Так не хами, ложись спать, пока я на тебя не вышел.

— Черный юмор.

— Какой номер у мадам?

— Зачем тебе?

— Хочу назначить свидание. Ты посмотри, какая ночь, скоро соловей объявится.

— Для соловья холодно. Он парень умный, выступает всегда вовремя.

И в это время за окном защелкал соловей, умолк и вновь выдал руладу.

— Ты понял, кто умный? — спросил усмешливо Гуров. — Дай мне номер мадам.

— Не делай глупости, Лев Иванович. Хотя ты мальчик вполне взрослый, ныряй, тут неглубоко, — сказал гэбист и продиктовал номер.

— Благодарю, ложись спать, у тебя будет тяжелый день. — Гуров отключил связь, снял телефонную трубку, послушал гудок и положил трубку на место.

Полковник безопасности сказал правду. Лиана не спала, прилегла поначалу. Как говорится, ни в одном глазу, даже закрывать их не хотелось. Оксану убили вчера, странно, но первую ночь Лиана спала хорошо, а сейчас сильная, жизнерадостная девушка маячила перед глазами. Она, несмотря на службу, которая начиналась ранним утром и заканчивалась лишь вечером, жила радостно, пользовалась успехом у мужчин и сама была к ним далеко не равнодушна. Не то чтобы блудница, но у Оксаны всегда имелся мужик, если не один, так другой, и мадам была в курсе платонических забав молодой горничной. Вчера смерть Оксаны не потрясла Лиану, скорее ошарашила: как же так — в святая святых стреляют и убивают. Потом она вспомнила о платье, которое подарила девушке, появилась страшная мысль, что стреляли в нее, мадам Гораеву, а девчонку убили случайно. Лиана вспомнила рассказ подруги о некоем сыщике, который если не господь бог, то как минимум волшебник, и она вцепилась в мужа мертвой хваткой. Супруг был так занят решением своих проблем, что не стал вдаваться в подробности, вызвал помощника, распорядился помочь жене в решении ее проблем, считая ее просьбу обычной женской блажью.

Так в загородной резиденции спикера парламента появился милиционер — полковник Гуров.

Стоя в ванной комнате, она неуверенно сняла халат, невесомую французскую комбинацию, взглянула на себя в зеркало и порозовела от смущения. Седина в голову, бес в ребро — в сорок пять лет начала разглядывать свое тело, словно девчонка, у которой стали набухать груди. Фигура недурна, однако тяжеловата, честно оценила Лиана, но живот можно подтянуть, а груди приподнять. А зачем?

Мужчины Лиану не интересовали, до Имрана у нее были две мимолетные связи, которые не доставили никакого удовольствия. Она рано вышла замуж. Несмотря на невзрачную внешность, доцент, а вскоре и профессор Гораев был в институте фигурой заметной. Имран в статную, красивую студентку влюбился, а она стремилась вырваться из нищеты, в общем, история настолько заурядная, что и говорить о ней не стоит. Свадьба состоялась, Лиана стала профессоршей, позже депутатшей, а затем начался подъем, как в скоростном лифте, аж уши закладывало. Менялись квартиры, машины, старые подруги остались на первом этаже, новых не появилось, жены деловых партнеров мужа смотрели на Лиану сначала презрительно, теперь с тщательно скрываемыми завистью и недоброжелательностью. Муж дал Лиане все, о чем можно только мечтать, но так торопился, столько сил тратил на преодоление препятствий, что разбудить в ней женщину не сумел.

Лиана относилась к сексуальному вопросу спокойно, безразлично — человек, который не пригубил из кубка, не знает вкуса вина. Что же, я фригидна, не первая и не последняя на земле, зато у меня есть то, о чем не могут и мечтать миллионы женщин.

Впервые мысль о том, что муж, дав ей все возможные блага, в чем-то и обделил, появилась у Лианы, когда она познакомилась с Оксаной. Горничная, с образованием, как и хозяйка, из самой простой семьи, не была красавицей, но мужчины в ее присутствии, как правило, менялись: один подбирал живот и старался расправить плечи, другой начинал говорить громче, иной, наоборот, замолкал, следил за девушкой исподтишка, опасаясь, что заметит хозяйка. Она, конечно, это всегда замечала, чаще не реагировала, порой, если присутствовали только свои, абсолютно зависимые, насмешливо говорила:

— Кобели, Оксана девушка глубоко порядочная, у кого есть какие-либо предложения, просьба передавать через меня.

Обычно мужчины дружно возмущались, вскоре, признав свое поражение, затихали. Лиана громко, не очень естественно смеялась, на лице Оксаны мелькала загадочная улыбка, и девушка старалась как можно быстрее исчезнуть.

Обязанности хозяйки, жены спикера, занимали много времени, требовали сил и выдержки, и инстинкт обделенной женщины часто не пробуждался по нескольку недель.

Сегодня, встретившись с милицейским полковником сыщиком Гуровым, Лиана ощутила себя женщиной, причем женщиной не только обделенной, а просто ограбленной. Мадам не влюбилась в статного, самоуверенного, голубоглазого милиционера, он скорее Лии не понравился.

Сейчас, стоя перед зеркалом и критически рассматривая собственное тело, она не мечтала об этом самце, не желала его прикосновения, но и не думать о нем не могла. Своими движениями, голосом, улыбкой Гуров почему-то напомнил Оксану. Смешно, в нем все было иное, но Оксана была настоящей женщиной, а полковник — стопроцентным мужчиной. Вокруг Лианы сновали помощники, референты, министры, дипломаты, они, естественно, брились, носили брюки, возможно, где-то они и были мужчинами, но в ее присутствии они не могли даже высунуться из своих мундиров.

Когда Лиана встретилась с полковником взглядом, то неожиданно почувствовала себя не хозяйкой дома, женой второго, а завтра, возможно, и первого человека в России, а просто женщиной. Причем чертов сыскарь не делал для этого ни малейшего усилия, был вежливо сдержан, предупредителен и внимателен, лишь в глазах у него порой появлялись искорки, словно отражая пламя костра, у которого мужчина был хозяин, а женщина знала свое место.

Лиана привыкла видеть в лицах окружающих мужчин желание понравиться, лесть и подхалимаж, неуверенность и страх, даже добродушную снисходительность политика, который вежливо слушает болтовню супруги спикера. Гуров разговаривал с ней как мужчина с женщиной, он знал, кто здесь главный, ему было совершенно безразлично, чья она жена.

Она надела халат на голое тело, туго подпоясалась, вышла из ванной, достала из холодильника бутылку пепси и рябиновую настойку. Лиана не была ни алкоголичкой, ни скрытой пьяницей, во время приемов и застолий вообще не пила спиртного, но изредка, оставшись одна, позволяла себе выпить рюмку настойки. Сегодняшний день был исключением, она выпила глоток коньяку с полковником, рюмочку ликера с мужем и почувствовала, что сейчас ей очень хочется настойки.

— Ни один алкаш не считает себя таковым, — сказала Лиана, наливая остро пахнущую жидкость. — Завтра придется пропотеть на тренажерах и сказать массажистке, чтобы она меня проучила.

Исповедовавшись перед собой, она выпила рюмку и шумно выдохнула — так, по ее мнению, поступают настоящие алкоголики. Зазвонил городской телефон. Лиана взглянула на часы, затем на телефон и неуверенно взяла трубку.

— Слушаю. Вам кого? Думаю, что вы ошиблись номером.

— Я не ошибся и приношу свои извинения, Лиана Хасбулатовна, — услышала она спокойный мужской голос, — говорит полковник Гуров, знаю, что не спите, потому и рискнул позвонить.

— Что с вами? Как вы смеете? — Лиане стало стыдно, она перевела дух и уже спокойнее спросила: — Что случилось, полковник?

— Мне необходимо поговорить с Имраном Руслановичем.

— Немедленно? Сказать ему, чтобы зашел?

Гуров сделал вид, что не понял сарказма, и серьезно ответил:

— Можно и сейчас, насколько мне известно, Имран Русланович не спит. С утра он окунется в государственные дела, вы будете спать. Кроме вас, Лиана, мне никто помочь не может.

Она тотчас отметила — полковник опустил ее отчество, что позволяли себе только очень близкие люди, она не рассердилась, скорее ей это было приятно. Сыщик умен, раз в такое время звонит, значит, дело нешуточное. Имран, конечно, взбесится.

— Я попробую, — коротко сказала Лиана, не удержалась и добавила: — Однако берегитесь.

А Гуров на полном серьезе ответил:

— Благодарю. Кстати, ваш супруг наверняка уже в домашнем, а я полностью одет, так что пусть не беспокоится, я сам зайду к нему. Жду звонка.

Лиана не нашла быстрого ответа, положила трубку и пошла к мужу.

Гуров быстро побрился, протер лицо одеколоном, когда раздался звонок.

— Выходи, я тебя провожу, — буквально рявкнул полковник Авдеев.

Гуров хотел посоветовать беречь нервы и дыхание, мол, это только начало, а путь предстоит долгий, но гэбист бросил трубку.

— С тобой кончено, ты шагнул через край, — сказал Авдеев, встречая Гурова у входа в особняк. — Твое оружие. — Он протянул руку.

Гуров руку полковника пожал и усмешливо ответил:

— Какие-то вы здесь нервные. Я, Николай, протокол знаю и оружие на такие встречи не беру. Да и зачем? Спикер наверняка стрелять не умеет.

Авдеев провел ладонями под мышками Гурова, пистолет находился сзади, под ремнем брюк, чтобы остановить рвение кагэбэшника, сыщик равнодушно сказал:

— Ты мне изрядно надоел, будешь приставать, я сейчас в беседе с Имраном одной фразой прикончу твою карьеру.

— Ладно, ладно, Лев Иванович, но ведь, согласись…

— Не могу согласиться, — прервал полковник Гуров. — Мы либо друзья, либо враги, решай сам.

Они вошли в центральные двери, у которых прогуливался молодой парень специфической внешности. Гуров тщательно вытер ноги, увидел, что его туфли забрызгала роса, наклонился и аккуратно почистил их носовым платком.

Спикер сидел в кабинете за письменным столом, пил кофе, на приставном столике тоже стояла чашка, минеральная вода.

— Здравствуйте, полковник, слушаю вас, — сдержанно произнес спикер, указывая на стул напротив.

— Здравствуйте, Имран Русланович. — Гуров кивнул, сел, подвинул чашку, взглянул на хозяина внимательно, оценивающе. — Рад, что вы согласились на встречу и не кричите на меня.

— Я к хамству давно привык, переходите к делу, полковник.

— Не хочу пугать, охранять вас не мое дело, но, поразмыслив над происшедшим, я пришел к выводу, что вам угрожает опасность. — Гуров достал сигареты и положил рядом с чашкой.

После продолжительной паузы спикер спокойно ответил:

— Данный вопрос в компетенции службы безопасности, полковник, — он взглянул на часы: — Мне осталось на сон меньше трех часов.

— Вы либо не понимаете, либо не верите. — Гуров попробовал кофе, передвинул сигареты, взглянул хозяину в лицо: — Неумно. Служба безопасности допустила выстрел, она может пропустить и следующий.

— Сегодня? — Голос спикера слегка дрогнул.

— Думаю, дней через десять — две недели. — Гуров вновь тронул пачку сигарет.

Сыщик понимал, что здесь не курят, мог и потерпеть, но ему требовалось сломать волю хозяина, освободить его от мундира, разговаривать с человеком.

— Пепельницы нет, используйте блюдце. — Спикер откинулся на спинку кресла, расслабился, словно сообщение об отсрочке гарантировало ему не две недели, а век спокойной жизни.

— Спасибо. — Гуров вытряхнул из пачки сигарету, но не закурил, начал катать ее по зеленому сукну.

— Если сегодня, по вашему мнению, стрелять не собираются, дайте мне поспать, мне предстоит тяжелый день, — спикер улыбнулся.

— У вас каждый день тяжелый, — Гуров неторопливо достал зажигалку, — возьмите больничный — ОРЗ или еще какая-нибудь ерунда, чтобы не беспокоить депутатский корпус.

— Больничный могут не дать, — улыбка вновь скривила тонкие губы спикера. — Почему вы явились ночью, полковник? Я, возможно, не понимаю опасности, но вы абсолютно не соображаете, что вам разрешено, а что нет.

— В другой день я к вам не попаду, а нам следует поговорить. Если вы хотите, чтобы я работал. А нет, так разбежимся по постелям. Лично я с радостью сяду в машину и уеду.

Спикер был политиком и никогда не верил собеседнику, искал в его словах скрытый смысл. Предложение сыщика слишком однозначно — либо работать, либо разбежаться, никаких ловушек, второго дна. Хозяин состроил недовольную гримасу, спросил:

— Чем могу быть вам полезен?

— Вы — мне? — Гуров наконец закурил. — Я ничего не прошу, хотите работать — попробуем.

— Если вам ничего не надо, какого черта вы тут делаете? — вспылил спикер. — Отправляйтесь куда хотите, я позабочусь о вашей карьере.

Гуров не шелохнулся, он ждал срыва, готовился и ответил:

— Мне столько раз угрожали, я устал. Моя карьера? Плюнуть не на что, приберегите патроны, иначе в нужный момент останетесь безоружным.

— Пошел вон! — Спикер встал.

— Дурак, и уши холодные! — Гуров махнул на хозяина рукой. — Извините, Имран Русланович, я это про себя. У меня такая присказка. Когда молодой оперативник сморозит, я так выражаюсь, сейчас вырвалось. Извините, — в голосе сыщика никакой вины не звучало.

Несколько секунд спикер никак не мог закрыть рот, когда с этой задачей справился, упал в кресло и рассмеялся:

— Давненько, давненько со мной не говорили по душам. Хорошо, выкладывайте, как я могу вам помочь, чтобы вы спасли мне жизнь. Такая формулировка годится?

— Кто победит на выборах, если вас… если вы тяжело заболеете?

— Президент! Кто же еще? Мы политические противники! Я вижу, вы человек темный.

— Темный, — почему-то с радостью согласился Гуров, — просветите, пожалуйста. Допустим, вы и президент свои кандидатуры сняли…

— Такого быть не может! — перебил спикер.

— После вас двоих чьи шансы предпочтительнее? — упрямо продолжал Гуров.

— Ничьи, другие не котируются, — раздраженно ответил хозяин. Чувствовалось — разговор ему стал неинтересен.

— Бесковитый или Сабурин? — спросил терпеливо Гуров.

— Два сапога — пара.

— Кто тщеславнее?

— Нетщеславных политиков не бывает.

Гуров понял — разговор зашел в тупик, спросил:

— Мне работать или убираться?

— Я распоряжусь, чтобы позвонили министру и предоставили вам самые широкие полномочия.

— Благодарю, не стоит, прикажите службе безопасности не висеть надо мной. К кому из ваших помощников я могу обращаться, если мне потребуется информация?

Спикер долго молчал, пытаясь среди своего ближайшего окружения найти умного, неболтливого, профессионального человека, вздохнул и ответил:

— Обращайтесь ко мне лично.

— Каким образом?

— Позвоните жене, она вам поможет.

Обнаглев, Гуров собрался было попросить спикера, чтобы он освободил его от ежедневных докладов следователю прокуратуры, воздержался и встал:

— Премного благодарен, Имран Русланович. Разрешите идти.

Хозяин устало махнул рукой; когда Гуров, поклонившись, пошел к дверям, спросил:

— А что прикажете делать с охраной? Они же допустили выстрел!

— На мой взгляд, начальник здешней охраны человек вполне профессиональный, его вины в происшедшем нет.

— Интересно, преступление произошло, а виновных нет.

— Такое случается, Имран Русланович.

— А полковник, которого прислали из службы безопасности? Он надежен?

— Вполне.

— Достаточно профессионален?

— Безусловно.

— А вы сами, полковник, достаточно надежны и профессиональны?

— На данный вопрос вам может ответить мой начальник.

— Идите! Все вы одним миром мазаны.

— Мазаны все, краска разная, — Гуров снова поклонился. — Спокойной ночи.

— Ну? О чем же вы столько времени беседовали? — нервно спросил Авдеев, когда сыщик вышел в парк.

— О твоей благонадежности и профессиональной пригодности, — ответил Гуров.

— Шуточки у тебя, Лев Иванович.

— Я имею свободный вход и выход, наблюдать за мной не рекомендуется. Пригласи начальника охраны, приходите ко мне. Да, вот еще, — Гуров остановился, взял Авдеева за лацкан пиджака. — Позвони своему руководству, к двенадцати дня я должен иметь фотографии, анкетные данные, адреса, телефоны и весь имеющийся у вас компромат на ближайших помощников, заместителей и иных лиц, которые крутятся вокруг президента, спикера, Сабурина, Бесковитого. Они все мелькают по ящику, но я их не запоминаю.

— Сейчас четыре утра, я не могу звонить генералу. Такие приказания не отдают по телефону. Ты извини, Лев Иванович, ты для генерала никто, он надает мне по шее и ничего делать не станет.

— Разумно, — миролюбиво согласился Гуров, — что же делать? — Он был так искренен, что Авдеев в растерянность сыщика поверил и нравоучительно произнес:

— В девять помощник спикера должен по «вертушке» позвонить генералу, передать просьбу шефа, и тогда дня через два нарочный доставит в секретариат требуемые материалы. Извини, Лев Иванович, но у нас не розыск, как вы выражаетесь, хватай мешки, вокзал отходит.

— Да-да, конечно, я понимаю, — Гуров согласно кивал и улыбался.

Знай гэбист Гурова получше, то, увидев такую улыбку, продолжать поостерегся бы.

— Ты розыскник, и только! А тут политика! Все должно выполняться тонко, чисто, с соблюдением всех правил! — Авдеев поднял палец. — Ну ничего, тебя, видимо, переведут к нам, ты со временем привыкнешь.

— Из стойла в стойло переводят лошадей, — тихо сказал Гуров. — Ты прав лишь в одном: мое имя генералу называть не следует. Завтра в двенадцать здесь, в кабинете спикера парламента, должны находиться все документы, о которых я тебе сказал. И еще! — Сыщик сильно дернул лацкан пиджака полковника. — К помощникам, естественно, обращаться запрещено, так как материал мне требуется именно на этих холуев. Если шеф тебе не поверит, может позвонить Имрану Руслановичу и лично от него получить подтверждение. О деле знаю я, ты и будет знать твой генерал. Секрет, о котором знают трое, хреновый секрет. Если информация уйдет на сторону, ответите ты и генерал. Извини, но себя я из подозреваемых исключаю. И давай, родной, крутись, звони, поднимай ваше дремлющее болото, тащи ко мне Илью!

Сыщик оттолкнул гэбиста, тот еле устоял на ногах.

— Больной! Сумасшедший! Мы останемся не только без погон, но и без голов! — Полковник повернулся, пошел быстро, затем побежал.

Имран Русланович Гораев, спикер и самодержец Большого вече России, сидел в спальне жены и пил рябиновую настойку. Впервые за четверть века совместной жизни Лиана смотрела на мужа с участием и жалостью.

— Имран, успокойся, милиционер просто наглец и карьерист, напугал, хочет всплыть на поверхность, — она не верила ни одному своему слову, стремилась мужа успокоить.

— Не надо, Лия! — Гораев пытался говорить твердо. — Да, я испугался, но разум не потерял. Он, согласен, наглец, но совсем не карьерист. Он умен, прекрасно понимает, что сегодняшний разговор, мое унижение я ему никогда не прощу. Какой-то абсурд! Умереть за шаг до трона! — И закричал: — Почему я пью эти помои? В доме нет ничего приличного? — Протянул свою рюмку и пробормотал: — Налей, дорогая.

— Я вызову Валентина, — Лиана наполнила рюмку. — Ты же не пьешь, тебе будет плохо.

— Плохо? — он даже рассмеялся. — К черту врачей! Я сильный, два часа сна, приму стимуляторы — и в бой!

— Имран, сними свою кандидатуру, — быстро заговорила Лиана. — Я никогда не лезла в твои дела. Оставайся спикером, поддержи президента, собери съезд, скажи о единении нации. Что я тебя учу? Имран, ты умница, ты их вокруг пальца обведешь.

Он с отвращением проглотил настойку, потер ладонями лицо и спокойно, даже равнодушно ответил:

— Мне приятна твоя забота, Лия. Ты говоришь женские глупости. Убийца не имеет отношения к президенту, преступнику безразлично, где я стою. Он будет стрелять, пока не попадет или пока его не схватят. Съезд собрать все равно что вытащить на всеобщее обозрение разлагающийся труп. Сейчас еще не все чуют запах, но, если стадо собрать, засмердит так, что даже несчастным недоумкам, что таскают по площадям портреты покойников, станет ясно: власти Советов никогда не существовало, а мумия хороша лишь в забальзамированном виде и под усиленной охраной. У нас один путь — использовать агонию депутатского стада, выскочить на ней в главное кресло.

— Что случилось, Имран? — возмутилась жена. — Ну убили кухарку, и только!

— Ты очень точно высказалась о рояле в кустах. Он не может случайно оказаться в кустах, рояль туда поставили.

— Откуда ты знаешь? Меня подслушивают?

— Тебе мент все объяснил, ложимся спать. — Спикер тяжело поднялся, взглянул на пустую рюмку, которую продолжал держать, бросил на кровать: — Отвратительное пойло, — и вышел.

Полковник Авдеев заскочил в свою комнату, позвонил генералу. Шеф снял трубку после второго гудка, не ругался, выслушал и даже похвалил:

— Молодец, держи меня в курсе. Я знал, что вчерашний выстрел отзовется. Значит, Гуров начал копать.

— При чем тут Гуров? — попытался возразить полковник.

— Молчи, полковник! — оборвал шеф. — Да, дела хреновые, слава богу, что пристегнули милицию. Когда козел отпущения рядом, спокойнее. Я понимаю, никакой бумажки мы от спикера не получим. Звонить ему я, конечно, не намерен. Ты держись в стороне, выполняешь поручения инициатора розыска, с прокуратурой не контачь, напиши подробный рапорт, выскажись по сути вопроса отрицательно, но форму соблюди.

— Все ясно, товарищ генерал!

— Греби все время в сторону. С Гуровым не спорь, — генерал хмыкнул, — он обязательно тебя раскусит, но у него, как и у нас, нет документа.

— Все выполню, товарищ генерал!

— Твои товарищи остались в партшколе, полковник! Выполняй!

Начальник охраны Илья Иванович Егоров мерз на садовой скамейке и, прихлебывая из термоса горячий кофе, тупо смотрел на окна особняка, ждал, когда окна погаснут.

Увидев в конце аллеи быстро приближающуюся фигуру, Илья достал пистолет и встал за сосну. Когда Авдеев проскочил мимо, Илья негромко окликнул:

— Николай Васильевич!

— Илья? — Авдеев повернулся.

— Куда я денусь, — охранник вышел на аллею.

— Пошли, нас ждут.

— Кто? Неужто сам? — Илья убрал пистолет, быстро зашагал рядом.

— Полковник Гуров.

— Не пойду! Он мне не указ!

Авдеев рванул за плечо остановившегося охранника и зашептал:

— Не пойдешь — рысью побежишь!

По дороге Авдеев ему коротко объяснил, мол, получено специальное задание хозяина, подробности сообщит Гуров. Илья загрустил, подробности в изложении полковника милиции виделись как наручники, машина, камера.

— Есть новости? — спросил Гуров, наливая гостям чай. — Николай Васильевич, что ответила лаборатория по образцам травы, которую мы взяли с предполагаемого местонахождения преступника?

— Ничего интересного, обычный химический состав, характерный для Подмосковья, — ответил Авдеев.

— А вы говорили, собака шарахнулась и заскулила, — удивился Гуров. — Может, вы спутали место?

— Я там вешку поставил, Лев Иванович.

— Странно, — Гуров помолчал, затем спросил: — Есть предложения, варианты, версии?

Илья молчал, Авдеев ответил:

— Розыск поручен вам, Лев Иванович, вам и карты в руки.

— Спасибо, Николай Васильевич. Если у меня поинтересуются, как мне помогает безопасность, я отвечу, что на высшем уровне. Хорошо, хорошо, не заводись, — остановил Гуров возмутившегося было гэбиста. — Мою просьбу выполнили?

— Безусловно, к полудню будет ответ.

— И прекрасно, отдыхайте, полковник. А мы тут с Ильей беседы побеседуем, разговоры поразговариваем.

Геннадий Артурович, в прекрасно сшитом костюме, который скрывал недостатки нелепой фигуры, в свежей рубашке и модном галстуке, провел час в парикмахерской и стал походить на цивилизованного преуспевающего бизнесмена. Затем он зашел в библиотеку, где пролистал подшивки нескольких газет за последний месяц, никаких выписок не делал, — память, как уже говорилось, Бланка не подводила. Закончив просматривать газеты, он из читального зала не ушел, облокотился на стол, подперев ладонью круглую тяжелую голову, задумался.

Он уже знал, что Гуров траву на экспертизу послал и вот-вот выйдет на шофера Танаева. Бланк такой ход событий предвидел, готовил Карима Танаева на заклание, но все произошло слишком быстро, сыщик начинал раздражать. Я не спортсмен, не самовлюбленный герой, рассуждал Бланк, покидая читальный зал и направляясь домой. Человек я не тщеславный, мне ни к чему сильные противники. Зачем искать очередную жертву среди говорливых политиков, когда есть человек, ликвидировав которого можно убить двух зайцев. Гуров руководит розыском убийцы, проживает в усадьбе спикера, и смерть полковника газетчики и телевидение, да и западная печать, преподнесут на высшем уровне. Танаева все равно придется отдать, да и черт с ним, — отстрелянный патрон, пустая гильза. Кто придумал афоризм, мол, человек учится только на своих ошибках? Дебил учится на своих, нормальный человек анализирует чужие и старается их избегать.

Раз уж он оделся парадно, постригся и выбрался в город, то можно и перекусить по-человечески, решил Бланк, хотя был к еде абсолютно равнодушен.

Брать машину, искать ресторан ему было лень, а так как он находился на Серпуховке, то после недолгих блужданий оказался в валютном ресторане «Сеул», который привлек экзотическим названием, чистотой, главное, отсутствием толкотни в дверях и нормальным вежливым обслуживанием.

С плохим аппетитом, занятый мыслями, не имеющими к еде никакого отношения, Бланк попробовал холодный папоротник, который остро пах чесноком, масленую японскую морскую капусту, чертыхнулся, даже перестал думать о Гурове. Если ты забрался в «Сеул», то почему решил, что тебя станут кормить по-европейски? Ради приличия он выпил рюмку пахучей водки «Соучжу» и принялся за мясо «Тун мин». Хорошо прожаренная сочная говядина ему понравилась. Бланк перестал корить себя за лень и вернулся к рассуждениям о бренности всего земного и о том, что умный человек должен изучать и учитывать ошибки дураков.

Вроде бы, как он слышал, коммерсант Лебедев, Роговой и другие жертвы Гурова были отнюдь не глупы, однако одних убили, других посадили. Бланк ожидал, что на шофера выйдут, даже в какой-то степени подставил чучмека, однако не так быстро же.

В чем заключалась основная ошибка незадачливых коллег? Они бодались с Гуровым, а в таких делах самолюбие вещь никчемная, смертельно вредная. Никаких брошенных перчаток, дуэлей, соревнований. Я сказал, что сыщик меня не знает, потому он мне не страшен. Дурацкие слова, короткие мысли. Сегодня не знает, завтра узнает либо почувствует, начнет искать. Мне это надо?

Он равнодушно расстался с долларами, вышел из «Сеула» и отправился к своим котам. У большинства экранных злодеев имеется кот, а у меня их стая. Пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей о сыщике Гурове, Геннадий Артурович начал философствовать на отвлеченные темы. Я люблю животных? Отнюдь. Зачем мне нужны драные коты? А разговаривать с кем? Я ведь с электронным хламом возиться не люблю, однако вожусь, порчу зрение. Человек — великая загадка природы. А Гурова необходимо убить. Я не д'Артаньян, мне приключения ни к чему.

Вечером, в прожженном кислотой костюме, Бланк сидел в кресле, отложив лупу, прикидывал, кого конкретно следует натравить на сыщика, чтобы ни одна живая душа не знала, что он, Геннадий Артурович Бланк, имеет к убийству хоть какое-то отношение.