Две пули полковнику

Николай Леонов

Дело о заурядном шантаже с использованием порноснимков не стоило бы внимания полковника МУРа Льва Гурова, если бы оно неожиданно не обросло рядом на первый взгляд немотивированных убийств. Визит на квартиру незадачливого шантажиста обернулся схваткой с тремя неизвестными, в результате которой Гуров едва не получил пулю. Чьи же интересы задел своей порностряпней вымогатель, если Гурову пришлось проводить операцию с участием ОМОНа, чтобы выяснить это?

Глава 4

— Значит, говоришь, что антиквара никто больше не беспокоил? — спросил генерал Орлов, задумчиво вертя в руках авторучку, больше похожую на какой-то экзотический поплавок, чем на орудие умственного труда. Видимо, это был чей-то подарок, который и предназначался в основном для разглядывания, потому что писать этой штукой было вряд ли возможно.

— Никто, — подтвердил Гуров. — Ни единого раза. Мы поставили его рабочий телефон на прослушку, но результатов никаких — только деловые переговоры. Ничего настораживающего и по домашнему адресу. Пресловутые снимки никто не спешит обнародовать, хотя с момента, как Шестопалов встречался с шантажистом, прошло уже три дня. Довольно странное поведение для профессионального преступника. Крячко предполагает, что в данном случае действовал новичок. Исключать этого нельзя — профессионал так легко не отступился бы.

Генерал согласно покачал головой.

— Так-так, — сказал он. — Профессионал не отступился бы, это точно. Но сейчас, знаешь, и новички… — Он махнул рукой. — Еще какие-нибудь соображения по этому случаю у тебя имеются?

— Эксперты изучили снимок, который передал нам Шестопалов, — сказал Гуров. — Утверждают, что занимался монтажом человек знающий. Светотени, пропорции и все прочее передано как положено. Неизвестно, какой из этого типа шантажист, но в смысле работы с изображениями он, несомненно, профессионал. Причем, если лицо Шестопалова на этой фотографии — элемент, в принципе, посторонний, то обнаженная натура подлинная. Думаю, если бы нам удалось выяснить личности девушек, изображенных на этой фотографии, то мы могли бы выйти на человека, делавшего снимок, а через него — на человека, который впоследствии этот снимок использовал для своих неблаговидных целей. Не исключено, что это одно и то же лицо.

— Да, я видел этот снимок, — сказал Орлов. — Он явно не из семейного альбома. Тут порнографией пахнет. Но, думаю, тебе уже нет смысла заниматься этой мерзостью. У нас есть специальный отдел для этого. Если факт шантажа отпадает, мы с чистой совестью можем заняться чем-то посолиднее. Этот Шестопалов, надеюсь, немного успокоился?

— Я посоветовал ему рассказать все жене, — ответил Гуров. — Он так и сделал. Она была в ужасе, но потом все утряслось. Правда, теперь она панически боится телефонных звонков, но это скоро пройдет.

— Я так и передам Солоницыну, — кивнул генерал. — Худшее позади, скажу я ему. В МУРе займутся этой фотографией — и рано или поздно этих голубчиков все равно найдут. Но больше это никого не должно касаться. Думаю, всем можно успокоиться.

Он внимательно посмотрел на Гурова и нахмурился.

— Я что-то не так сказал? — спросил он недовольно.

— Нет, это скорее я не все сказал, — ответил Гуров. — Мне кажется, это дело не такое простое, каким кажется на первый взгляд. Мы ведь что решили? Состряпал какой-то ухарь-одиночка грязную фотографию и решил сорвать с ее помощью небольшой куш. А когда не получилось, отступил от греха подальше.

— А разве не так?

Гуров пожал плечами.

— Может быть, и так, — сказал он. — Но я вот что подумал. Шантажист дважды назначал Шестопалову встречу на кладбищах. В общем-то, неглупо. Кладбище — место тихое и страшноватое. И спрятаться есть где, и вообще…

— Не понимаю, куда ты клонишь? — проворчал Орлов.

— Преступники люди суеверные и не слишком оригинальные, — продолжал Гуров. — Вот я и подумал — а может, шантажист имел дело не с одним Шестопаловым? Где одна фотография, там может быть и две. И три. И десять. Сколько угодно. А если они действительно были, то где шантажист мог встречаться с остальными своими жертвами? Кладбищ в Москве много…

— Много, — согласился Орлов. — Так что же ты задумал? Выставить на каждом кладбище пост?

— Нет, пока я только проанализировал криминальную сводку за последнюю неделю. Особенно меня интересовали происшествия, случившиеся в районе кладбищ. Понимаешь, мне вдруг пришла в голову мысль — а вдруг шантажист не отступился, а его заставили отступить? Не Шестопалов заставил и не милиция, а кто-то третий. Отсюда и его внезапное молчание.

Орлов уставился на Гурова, и взгляд его оживился.

— Ну-ка, ну-ка! — проговорил он. — Это идея, между прочим! И ты нашел что-то интересное?

— Нашел! — уверенно заявил Гуров. — За последнюю неделю на московских кладбищах было зафиксировано несколько противоправных деяний. Ограбления, осквернение могил, групповые драки я сразу отсеял. Отбросил и те происшествия, которыми уже занимается следствие. Там суть в основном ясна и не представляет для нас интереса. В итоге осталось два нераскрытых преступления — насильственная смерть женщины на Ваганьковском кладбище и убийство в районе Медведковского. Оба трупа пока не опознаны. Документов при них также не обнаружено. Но на женщине я пока решил внимания не сосредотачивать. Все-таки Шестопалов имел дело с мужчиной. И вообще, шантаж, по моему глубокому убеждению, дело сугубо мужское, как ни парадоксально это звучит.

— Наверное, — согласился Орлов. — Только почему ты решил, что это был тот самый мужчина?

— А я и не решил, что это он, — возразил Гуров. — Я водил в морг Шестопалова. Он не опознал убитого. У стадиона «Динамо» был другой человек.

— Ну вот видишь! — заключил генерал. — Что же ты за него уцепился?

— Четвертого июля в районе Медведковского кладбища жители слышали стрельбу. Есть свидетели, как кто-то там за кем-то гнался. Но свидетели эти не слишком серьезные — молодые люди, которые околачивались там поблизости, тусовались, как сейчас говорят. Этим убийством занимается майор Чепасов из местного убойного отдела. Сам он подозревает криминальную разборку. Возможно, так оно и есть. Но я задался вопросом: а не наш ли шантажист, любитель кладбищ, разбирался?

— Ну, для этого надо бы иметь более веские основания, — недовольно сказал генерал. — Сам упоминал, сколько преступлений совершается на кладбищах. И не факт, что там застрелили нашего шантажиста.

— Вполне допускаю, — сказал Гуров. — Могло быть и наоборот — он застрелил. Сейчас важно установить личность убитого.

— Вот пусть твой, как его, Чепасов, и устанавливает эту личность. Тебе-то чего напрягаться? Достаточно того, что мы держим магазин Шестопалова на контроле.

— Я как раз по поводу этого и пришел, — объяснил Гуров. — Мне только что позвонил сам Чепасов. Он сейчас везет в морг на опознание какую-то пару. О погибшем давалась информация по местным телеканалам, и вот двое граждан, мужчина и женщина, явились сами, сказав, что у них пропал знакомый, и он очень похож на тот портрет, что показывали в новостях.

— И ты хочешь присутствовать? Ну что же, я сам виноват — втянул тебя в это дело. Поезжай! Надеюсь, этот бедняга не имеет никакого отношения к шантажу. Откровенно говоря, я собирался перенацелить тебя совсем на другую проблему, но это успеется… Если для тебя это важно — поезжай, взгляни. Но всем остальным пусть занимается этот, как его, Чепасов.

— В жизни не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — заметил Гуров. — Почему-то дело, в которое ты меня «втянул», не кажется мне таким уж элементарным. Оно провоцирует один каверзный вопрос за другим. Мне хотелось бы основательно во всем разобраться.

Скептического отношения генерала ему развеять все равно не удалось — Орлов окончательно уверил себя в том, что шантаж не слишком богатого антиквара был всего лишь случайным эпизодом в жизни неведомого преступника, который, не добившись сразу результата, предпочел отказаться от своих замыслов. Однако сам Гуров смотрел на ситуацию совершенно иначе. Пока он не мог объяснить даже себе, что его беспокоит, но в целом история с неудавшимся шантажом казалась ему необычной, имеющей какой-то непонятный и тревожный подтекст. Его смущали многие вещи — и то, что антиквар будто бы видел раньше преступника, и то, что для встреч выбирались кладбища, и то, что именно на кладбище убили человека, которого хватились только на третий день. Во всех этих мало стыкующихся между собой фактах ощущалась внутренняя связь. К сожалению, ни следователя, ни суд не могли заинтересовать ощущения Гурова, поэтому в придачу к ним не мешало раздобыть парочку-другую фактов, которые с полным основанием можно было бы назвать уликами.

Не откладывая дела в долгий ящик, Гуров разыскал Крячко и поехал с ним в морг.

Майор Чепасов уже провел опознание, но никого из участников не отпускал, дожидаясь Гурова. Вряд ли это было знаком особого уважения — майору просто не хотелось ссориться с главным управлением — это Гуров понял, еще когда впервые встретился с Чепасовым.

Майор был худощавым нервным человеком, пребывавшим в вечном напряжении и ожидании худшего, из-за чего общаться с ним было чрезвычайно сложно, особенно людям, которые в чем-то от Чепасова зависели. Свои отрицательные эмоции он вымещал на них неукоснительно и беспощадно. Иначе он держал себя с начальством, но легче никому от этого не становилось, потому что и в этом случае Чепасов умудрялся вызвать у собеседника ощущение близкой и неотвратимой беды.

— Вот, полюбуйтесь, товарищ полковник, что за птицы! — с язвительной горечью сообщил он Гурову, когда пришло время знакомиться с людьми, явившимися на опознание. — От них же за версту разит публичным домом. И этот подонок, которого завалили у кладбища, наверняка из той же компании. По моему мнению, на них и время терять бы не стоило. Пускай поскорее перережут друг друга — туда им всем и дорога. А мы с ними носимся как с писаной торбой… В старое время турнули бы всю эту братию за сто первый километр — и баста!

Гуров внимательно посмотрел на парочку, которая скромно стояла в сторонке и о чем-то вполголоса переговаривалась. Мужчина Гурову и в самом деле не понравился — ему было явно далеко за тридцать, но одет он был с каким-то развязным пляжным шиком, который больше подошел бы подростку: осветленные волосы были взбиты в немыслимый ежик, за ворот пестрой рубахи была воткнута дужка солнцезащитных очков с узкими стеклами. И выражение лица у этого молодящегося дяди было не слишком приятным — эдакая смесь пресыщенности и деловой бесцеремонности. Гуров подумал, что этот человек больше всего похож на сутенера.

Девушка, которая пришла вместе с ним, была миниатюрной аппетитной брюнеткой в короткой юбочке и белой обтягивающей майке, под которой ничего больше не имелось, отчего ее маленькая, но крепкая грудь отлично просматривалась сквозь неплотную ткань. Относительно профессии этой девушки у Гурова тоже возникли сомнения — он как-то не мог представить ее ни в роли учительницы, ни в роли водителя трамвая, например, но, в отличие от ее спутника, в ней еще сохранились свежесть и непосредственность молодости, и это вызывало к ней симпатию.

— Вы, конечно, уточнили, кто они такие, майор? — спросил он у Чепасова.

— Я зафиксировал их паспортные данные, — с отвращением сказал майор. — Туликов Валерий Сергеевич, шестьдесят девятого года рождения, назвался частным предпринимателем, и Вострякова Татьяна Алексеевна, восемьдесят четвертого года рождения, временно безработная… Одним словом, оба тунеядцы. Прежде бы их…

— Да, это мы уже знаем, — подал голос полковник Крячко. — За сто первый километр. — И добавил, обращаясь к Гурову: — Майор, видимо, так и представляет себе золотой век. Все, что тебя раздражает, отправляешь за сто первый километр и наслаждаешься тишиной и порядком. Только ведь и за тем злосчастным километром тоже люди живут. Им-то за что такая напасть?

— У каждого своя мечта, Стас, — ответил Гуров. — Тут мы майору ничего указывать не станем. И вообще, нас в данную минуту интересует реальность. Конкретные факты. Эти люди опознали убитого?

— Они утверждают, что знают этого человека, — кисло сказал Чепасов, заглядывая в какую-то бумажку. — Ложкин Дмитрий Владимирович, примерно семидесятого года рождения, проживает по Волгоградскому проспекту, но точный адрес они не помнят. Вообще, изворачиваются, по-моему. Считаю, что нужно их задержать, товарищ полковник.

— Полагаете, они могут иметь причастность к убийству? — скептически произнес Гуров. — Не думаю. Вряд ли бы они тогда заявились к вам сами. Хотя, конечно, всякое в жизни бывает… Впрочем, мне хотелось бы побеседовать с ними лично.

Чепасов тут же махнул рукой и резко выкрикнул в сторону парочки:

— Туликов! Подойдите сюда! И побыстрее поворачивайтесь, вы тут не на тусовке!

На потрепанном лице беловолосого отразилась некоторая досада, но он не стал прекословить и без слов подошел к оперативникам, позволив себе лишь сделать это неторопливо, вразвалочку, точно действительно прогуливался по пляжу, а не по коридору морга, где лежал его мертвый приятель. Девчонка с настороженным видом последовала за ним.

— Здравствуйте, молодые люди! — сказал Гуров. — Разрешите представиться: мы с товарищем оперуполномоченные по особо важным делам — полковник Гуров и полковник Крячко. У нас к вам очень серьезный разговор. Он касается вашего знакомого, которого, как доложил нам майор, вы опознали, не так ли?

— Точно, — сумрачно сказал блондин. — Я его еще по ящику когда увидел, узнал. Димка Ложкин это. Жалко мужика, толковый был.

— В каком смысле толковый? — спросил Гуров.

— Ну, вообще, — уклончиво сказал Туликов и неопределенно очертил в воздухе круг рукой. — Башка у него на плечах имелась. И руки золотые. Он, вообще-то, фотограф был. Ну и оператор. С камерой работал как бог.

— Вот, значит, как? — насторожился Гуров. — С камерой, значит? И где же он с камерой работал, позвольте узнать?

— Ну, по-разному, — пожал плечами Туликов. — Было дело, в журнале работал — «Художественное фото», что ли… Для женских журналов снимки делал. Свадьбы снимал. Ну, не все подряд, а только крутые — выгодное дело, между прочим. А в последнее время вообще на вольные хлеба ушел. По заказу работал. У него ставка высокая была и репутация отличная. Он не бедствовал, и уважали его. Не пойму, кто мог его завалить. Кого-нибудь другого — сколько угодно могу представить, а Димка Ложкин кому дорогу перешел — ума не приложу.

Туликов был искренне расстроен, и Гурову показалось, что в этом не было абсолютно никакой игры и натяжки.

— А вы что же, тоже фотограф? — спросил он.

Туликов метнул в его сторону короткий встревоженный взгляд и поспешно сказал:

— Нет-нет, я по жизни — коммерсант. У меня торговое агентство. Небольшое, но на хлеб с маслом хватает.

— Чем торгуете? — спросил Крячко.

— Чем придется, — с деланым равнодушием ответил Туликов. — В основном — одеждой. Договариваемся с фирмами — покупаем со скидкой, продаем с накруткой. На то и существуем.

— Будьте добры, оставьте нам координаты своего агентства, — попросил Гуров. — На всякий случай. Возможно, придется еще раз встретиться. А пока скажите, что вы знаете о погибшем. Когда вы его в последний раз видели, был ли он чем-то озабочен, имелись ли у него в последнее время проблемы…

— Сейчас скажу точно, — ответил Туликов, обрадовавшийся, что щекотливый вопрос насчет агентства отошел на задний план. — Третьего числа! Третьего числа завалились мы к нему с девочками в студию…

При этих словах Туликов вдруг осекся, но тут же заговорил дальше с преувеличенным энтузиазмом:

— Ну, короче, расслабились… Не все же пахать, правильно? Надо и оттягиваться иногда, кайф ловить. Это и врачи советуют. И даже ваше ведомство вроде бы не осуждает, разве нет? Сериалы вон показывают — опера, короче, тоже люди, и ничто человеческое, как говорится…

— Ты оперов-то не приплетай, коммерсант! — мрачно заметил Чепасов. — Ты много оперов под кайфом видел? А вашего брата трезвым увидеть — большая удача. Так что не равняй, понял?

— Мы сейчас не в вытрезвителе и не на лекции о вреде пьянства, — вмешался Гуров. — Дискуссию о спиртных напитках разворачивать не будем. Давайте по делу. Вы, Валерий Сергеевич, упомянули, что третьего числа пришли к Ложкину в студию. Что это за студия и где она находится?

— На Сущевском Валу, — неохотно сказал Туликов, и Гуров понял, что по каким-то причинам тема студии является для коммерсанта очень неприятной.

Поняв это, Гуров вынужден был мысленно согласиться с Чепасовым — отпускать Туликова и его подругу ни в коем случае было нельзя. Он вел себя достаточно свободно, охотно отвечал на вопросы, но что-то важное явно намеревался утаить, и допустить этого Гуров не мог. Задав еще несколько не очень существенных вопросов, Гуров вежливо, но настойчиво предложил Туликову и Востряковой проехать с ними в главк для составления протокола. На самом деле он рассчитывал задержать их до того момента, как получит санкцию на обыск в таинственной студии. Судя по реакции Туликова, с этой самой студией было что-то нечисто. Поскольку речь шла об убийстве, Гуров был уверен, что проблем с прокуратурой не будет, тем более что он рассчитывал на активную помощь Орлова.

Для Туликова такое предложение стало неприятным сюрпризом — это было ясно по выражению его лица, но он опять не стал перечить. Девчонка же вообще молчала и только хлопала глазами.

В главке, пока Гуров вместе с Орловым решал вопрос относительно санкции на обыск в студии Ложкина, беседу со свидетелями вел полковник Крячко. При необходимости ему ничего не стоило разыграть из себя рубаху-парня, что он с блеском проделал и на этот раз, вовремя почувствовав, что свидетели чего-то побаиваются и замыкаются в себе. Правда, Туликова ему разговорить не очень удалось, но зато девчонка, оставшись с ним с глазу на глаз, вскоре совершенно освоилась и неожиданно выдала признание, которое вполне можно было поименовать сенсационным. Крячко сообщил о нем Гурову, когда они ближе к вечеру направлялись с ним в район Сущевского Вала на досмотр студии.

— Понимаешь, Лева, этот Туликов, как ты мог заметить, довольно скользкий тип, и полной правды от него ожидать трудно. Однако про Ложкина он убежденно говорит, что врагов у того не было, убивать его было некому, и даже на кладбище ему абсолютно нечего было делать — мол, Ложкин вообще был скорее домоседом, а уж чтобы потащиться ночью в глухое местечко… Я готов ему поверить, но только при том условии, что он расскажет правду о своих отношениях с Ложкиным. А эта тема почему-то его напрягает. Говорит, что просто друзья.

— А это не так?

— Они партнеры, Лева! — торжествующе заявил Крячко. — Представляешь, партнеры! Это девчонка мне глаза открыла. То есть ничего определенного она не сказала, но я без труда дорисовал картину на основе тех штрихов, которые она простодушно наметила. Самое интересное, что третьего июля она видела Ложкина впервые в жизни! Но тем не менее собиралась остаться у него ночевать. Он ей, в принципе, понравился, как она выразилась. Они выпили, а потом все ушли, в смысле, Туликов и остальные девушки — всего их в тот вечер там было трое, а Вострякова осталась. Они совсем уже было собирались предаться любви, как вдруг Ложкину позвонили.

— Кто?

— Неизвестно. Но после этого звонка он заметно расстроился, девчонку без разговоров выставил, и что было дальше, она не знает.

— Из тебя вышел бы неплохой художник, — заметил Гуров. — А вот у меня пока цельной картины из твоего винегрета не получается, хотя сам факт насчет звонка интересный. Но с чего ты взял, что Ложкин и Туликов партнеры?

— Девочка проболталась, что изначально они пришли к Ложкину сниматься, — с довольным видом сообщил Крячко. — Именно с этой целью и привел их туда Туликов, которого, кстати, в определенных кругах знают под кличкой Блонди. И в этих кругах совсем не одеждой интересуются. Скорее наоборот — отсутствием оной. Вспомни, как заюлил Туликов, когда речь зашла о студии Ложкина!

Гуров посмотрел на Крячко с интересом и помотал головой.

— Мир действительно тесен, — с некоторым удивлением сказал он. — Когда я услышал, что Ложкин занимался фото — и киносъемкой, я еще сомневался. Но раз он снимал девочек, это меняет дело… Такое совпадение вряд ли можно назвать случайностью.

— Да, похоже, мы попали в яблочко с первого выстрела! — заключил Крячко.

— Не горячись, — предупредил Гуров. — Никуда мы еще не попали. Возможно, мы и до мишени-то еще не дошли. Просто совпадение этих двух фактов — насильственная смерть у кладбища и занятие порнографией — дает нам реальную надежду.

— Одно только у меня в голове не укладывается, — с сожалением сказал Крячко. — Зачем ему понадобилось заниматься таким неблагодарным делом, как шантаж? А тем более — тащиться ночью на кладбище. Как хочешь, а с виду этот парень совсем не похож на крутого…

— Мертвые похожи только на мертвых, — возразил Гуров. — Как мы теперь можем о чем-то судить?

— Не говори, — упрямо покачал головой Крячко. — Мертвый ли, живой, а этот парень никак не похож на шантажиста. По-моему, он был существом тепличным и избалованным. Такой вряд ли бы смог взять кого-то за глотку.

— Однако же его застрелили, — напомнил Гуров. — И вообще, давай не будем гадать, а подождем, что покажет обыск.

Ждать пришлось совсем недолго, потому что, едва совместно со следователем, экспертами и понятыми они вошли в студию покойного Ложкина, как в первом же шкафу в большом надорванном пакете обнаружилась целая россыпь откровенных снимков, и в этой коллекции была фотография, уже знакомая Гурову, — точно такая же, как та, что передал им антиквар Шестопалов.