Жулики. Книга 4

Николай Захаров, 2019

В книге описаны события, произошедшие, по мнению автора, в девяностых годах 20-го века. «Лихие девяностые» со стрельбой и погонями переплетаются с прошедшими временами, не менее лихими. Все совпадения имен персонажей с реально живущими людьми совершенно случайны. Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Прозвенел звонок, извещающий об окончании перемены и, в соседнем помещении загремела, собираемая дежурными посуда.

— Ну ладно, я молодцов твоих забираю. Иванова, пока попробуешь подлечить, оставляю тебе. Борисова в помощь Грине. Марфа, проследи, — Марфа щелкнула каблуками:

— Слушаюсь.

— Ну, девка, на глазах растешь, — умилился Петр Павлович.

— Рада стараться, Петр Павлович, — гаркнула Марфуша и первая рассмеялась звонким смехом, а за ней и все присутствовавшие, даже кадеты расплылись в улыбках.

— Вот так и живем, — Петр Павлович хлопнул Мишку по плечу и выскочив за дверь, крикнув на прощанье:

— Поезжайте в швейную. Там вам все приготовлено, а я вечерком подскочу. Серегу там найдешь. Он девчонкам какую-то приспособу для перемотки ниток ставит с утра.

— Ну, мы в швейную. Вечером приезжайте, — Мишка обнял за плечи Катюшу.

— Дак а куда нам еще? Отсюда выдворили. Кадетам места мало. Там и живем пока все. Катюше спасибо. Большой дом завела. Повезло тебе, Мишань, хорошее приданое у невесты-то, — Силиверстович тоже поднялся со скамьи и, взяв под локоть Катюшу, шепнул ей:

— Не обижает, племянничек-то? Если что, ты сразу ко мне беги. Ох, и лют я на расправу.

— Да что вы, Евлампий Силиверстович, — засмущалась Катюша и прижалась к Мишке. — Он хороший, не надо его на расправу.

— Ну, раз просишь, тогда ладно. Поехали, молодожены. Проедусь с вами. Я сапожную-то рядом с Катюшиным домиком открыл. Домишко, правда, неказистый, бревенчатый, но место бойкое. В следующем году построим что-нибудь посолиднее, а эту завалюху снесем к едреней фене. А пока мужички сидят и стараются. — во дворе они увидели только одинокую фигуру Ноздри, он стоял у ворот и рассматривал кованые прутья. Увидев Мишку, подошел и, сняв картуз, спросил:

— Мне сказано, чтоб при вас пока быть. Верно?

— Верно, Иван Иванович. Садись в карету, поедем в швейную мастерскую, а там уж на месте решим, что с тобой делать. Знакомься — это Силиверстович. Он у нас кузнечными делами занимается. К нему пойдешь в артель, если условия подходящими покажутся. Знакомься, Силиверстович,-

Мишка, открыл дверцу кареты и, пропустив вперед Катюшу, шепнул на ухо засмущавшемуся бывшему разбойнику:

— Не робей, Вань. Будь проще. Силиверстович мужик свойский.

Девчата, соскучившиеся по Катюше, подняли визг и кинулись ее обнимать. Затормошили и закружили все сразу, рассказывая о своей жизни без нее целый месяц. И воспользовавшись этой веселой кутерьмой, Мишка увел Ноздрю наверх, где в рабочем помещении копался в углу Серега, собирая какую-то машинку.

— Здорова, Серега, — гаркнул Мишка, хлопнув друга по согнутой спине.

— А-а! Явился. А я-то думаю, чего там девки верещат. Вот аппарат монтирую для раскройки. Такая фиговина заумная. С утра бьюсь. Все мозги заплелись. Вот не пойму никак, что это за штыри торчат и куда их соединять, — Серега швырнул гаечный ключ на стол. — Это кто с тобой?

— Это Иван Иванович — кузнец, — представил ему нового сотрудника Мишка и Серега даже лицом посветлел, услышав, кого он привел.

— Кузнец? Значит, в технике рубить должен. Слушай, Иванович, глянь, что за хрень тут. Не хочет вертеться, язви ее. И инструкции нет, как собирать. Может, не хватает чего?

— Ты где это чудо достал? — Мишка заглянул под столик. — С ножным приводом.

— Не поверишь, Миха, в антикварке стояла. И отдали почти задаром. Она у них только место занимала уже два года, а выбросить рука у торгашей не поднималась, — Ноздря тем временем, присев на корточки, осматривал машину и хмыкал.

— Ну что? — Серега присел рядом с кузнецом.

— Тут должон еще винт быть. Потому как вот это колесо с энтим сопрягается, — сделал заключение кузнец. — Тут главное чтоб по длине не промахнуться. Надо провернуть на ближнее место и самое большое. Вот эдак оно тут провернется. Крутни-ка вот то колесико, — Серега завертел колесо.

— Да, вот отсель и до этого места чтоб, — Ноздря остановил вращение колеса, разобравшись с причиной поломки.

— Ну, так на рулетку и замерь, — Серега сунул в руку кузнеца рулетку и тот принялся ее рассматривать, как диковинку.

— Тьфу ты. Я совсем и забыл, что тут все в аршинах, — понял Серега его затруднения без слов. — Ну, а где это сделать можно? Винт этот?

— Так в кузне любой. Кузнецу снести чертежец.

— Тебе и карты в руки, — обрадовался Серега. — Займись, Иванович. А мы пока с Михаилом пообщаемся. Денег, наверное, сколько-то надо? Скажи. Вот карандаш, бумага. Рисуй, — Серега выложил перед кузнецом на стол швейный все перечисленное и облегченно вздохнул: — Гора с плеч. Где нашел мастера?

— В деревне. Слушай, Серега, как думаешь, из аптечки лекарства, те что ты мне давал в Америке, могут как-то помочь Иванычу. Вишь, как парню нос подпортил барин евоный?

— Не знаю. Ну-ка, Иванович, дай глянуть. Ни хрена себе. А я и не заметил. Попробуем. Хуже-то не будет, я думаю. Иванович, мы тебе сейчас пилюлину дадим, от которой кожа станет чесаться и шрам рассасываться, ну и мазь целебную, так что ты уж потерпи часок-другой, — Серега выскочил в соседнее помещение и вернулся с аптечкой. — Мне тут она самому недавно потребовалась, так что далеко ходить не надо.

— Слыхали. Тихоновна сокрушается. Ты чего по ночам шляешься, да еще без"Завесы"? Сколько народу-то напало?

— Человек десять навалилось. Не нравится мне тут кое-что, Миш. Не случайно ведь это было. Живьем они хотели меня взять и куда-то увезти. Промеж собой говорили:–"Хватай, вяжи". — Грабители так себя не ведут. По наводке чьей-то выследили. Вскользь дубиной опять же приложили. Убить не хотели, оглушить только. Кабы не это так… — Серега махнул рукой. — Пора нам расследование провести. Тебя ждал. Потом поговорим про это подробнее, сейчас набегут девчонки, да и Нина Андреевна не даст спокойно поговорить. Глотай, Иванович, пилюлину. Нет, не горькая, запивать не нужно. Ну а теперь давай свой нос сюда, намажу мазью, — Серега принялся салфеткой протирать нос кузнецу и прилепил ее пластырем. — Вот так и походи часика два. Ну, в общем, пока не скажу, что пора снимать. А любопытных посылай подальше, — кузнец потрогал белую нашлепку на носу и прогундосил:

— Уже чесаться начинает, терпеть, али почесать можно?

— Ну-у-у, вокруг чеши, сколько влезет, только повязку не трогай, — разрешил Серега, и кузнец принялся скрести пальцем рядом с пластырем, блаженно жмурясь.

— Э, брат, ты я смотрю, прибалдел, а работа стоит, — напомнил Серега.

— Это мы мигом, — опомнился Иван Иванович и принялся вычерчивать карандашом кривулину на листе бумаги.

— Не будем мешать. А где тут кузница поблизости — это у Катюши спроси. Или у девушек, — Серега подмигнул Мишке: — Пошли, человек в процессе.

Поговорить, однако, друзьям спокойно не дали. На второй этаж ворвался хоровод белошвеек и, затянув их в свой водоворот, понес в трапезную, где в него с причитаниями влилась Нина Андреевна и вырваться из этой круговерти праздничной сил, да и желания не было.

— Выходной, девочки! — объявила Нина Андреевна, и кто-то закричал дурачась: — Ура-а-а!!!

— Как детишки, которым сказали, что училка заболела и уроков не будет, — шепнул Серега на ухо Мишке и тут же получил подзатыльник от Катюши.

— Что за наушничанье? При честном народе. Огласи — пусть все порадуются.

— Красавицы говорю, девушки-то у нас, прямо глаза разбегаются, — заухмылялся Серега. — Больше ничего не сказал.

— Красавицы значит? А уроки какие помянул? — продолжала уличать его Катюша.

— Ну и слух у тебя, Катерина! Сказал, что радуются ровно ребятишки, когда урок отменяют.

— А чего это они у вас радуются отмене уроков? — не поняла Катюша.

— Не у нас! У нас как раз не радуются, да и не отменяли пока уроков ни разу. Я вообще о том, что ученики обычно радуются и орут"Ура", ну вон и Полина закричала, — Сереге надоело оправдываться, и он перешел в наступление:

— А ты, Екатерина, смотрю, от Мишки манер набралась. Этот охламон влетел и по спине огрел так, что чуть душа не выпрыгнула. А ты и вовсе по голове норовишь? Я тут глаз не смыкаю денно и нощно производство тебе налаживаю, девчонок твоих грамоте обучаю и даже, виданное ли дело, сколь раз мусор уже вынес. Вот и делай добро, ближнему! — завозмущался он. — Злые вы, уйду я от вас в монастырь. Давно собираюсь!

— Сержик, прости окаянную, — чмокнула его в щеку Катюша. — Спасибо тебе, роднуля. Не надо в монастырь-то. Скучно там и голодно. Оставайся, пожалуйста. А мы тебя женим. Вон сколько невест, да работящие все… А пироги, какие пекут! Девчонки, почему Сергей Алексеевич по сию пору никому предложение не сделал? — строго окинула она взглядом притихших белошвеек.

— Так Они здесь редко бывают. Забегут на минутку и только их и видели. Не успеваем мы глазками-то пристреляться, — вздохнула с сожалением Полина. Девушка дородная. Именно про таких, как она поэт потом ляпнет:–"Коня на скаку остановит…" — Нам бы его хоть на денек, ужо бы мы его… — поддакнула Марфуша — специалистка по пирогам и все заулыбались.

— Девоньки, столы накрываем. Праздничный обед у нас сегодня, — Нина Андреевна похлопала в ладоши. И белошвейки принялись в сорок рук накрывать столы.

— Тесновато будет, — озабоченно оглядела помещение Нина Андреевна. — Мы же в две смены обедаем и трапезная маловата. Ну, ничего, в тесноте, да не в обиде. Девочки столы рабочие несите и стулья из мастерской пошивочной. И там мужчину прихватите, я видела, топчется у закроечной. А эти гаврики бросили парня, а сами умотали сюда. Эх, Мишань. Разве ж так можно?

— Мамуль, это кузнец Иван, он делом занят и как только освободится, так мы его и пригласим. Человек деталь рисует.

— Выкрутился, — сделала вывод Нина Андреевна. — Ты, Мишань, барские замашки тут не приобрети, смотри.

— Вот, вот. Проще будь и люди к тебе потянутся, — поддакнул ей Серега.

— Ох, подхалим. Сам-то каков? Давеча слышала я, как ты с околоточным надзирателем-то разговаривал. Ну-ка вспомни? — Серега покраснел, очевидно, в разговоре с"участковым"местным в выражениях не стеснялся.

— Так он и сам"поливал"будь здоров, — пробурчал он оправдываясь.

— Не уподобляйся. Со стороны-то одинаково мерзко обоих слушать было. Ну, он-то глуп. А ты что? От ума большого с ним на одну доску запрыгнул?

— А как же хамов учить-то? — не понял логики Нины Андреевны Серега. — Он, значит, меня по матушке чихвостит, а я ему должен в ответ реверансы отвешивать? Так что ли?

— А ты должен его поставить на место словами, но не оскорбляя и голос не повышая. И этим поставил бы его на место скорее гораздо, да еще и уважать себя заставил уж всяко. А теперь он думает, что вы с ним два сапога пара, только размера разного, — добила Серегу Нина Андреевна. — Ничего, молодой еще, а я рядом и присмотрю, — пообещала она Сереге, который совсем сник, поняв, что мамуля Мишкина права.

— Попал! — пробормотал он сконфуженно. — Все воспитывают. Эх, как в монастыре-то хорошо, молись себе с утра до ночи!

— Ты, Сергей Алексеевич, что-то опять напутал. В монастыре-то тоже начальство есть над братией. И первая молитва у них — труд. Ты что ж, думал, там с утра до ночи только поклоны бьют? Там работают от зари до зари. Для молитв сугубых — ночь, — засмеялась Катюша. — Вон хоть в Донской загляни. Труженики первые монахи-то. Потому как Богу работают, Христа ради.

— Да-а-а? — Серега растерянно сел на лавку и чуть не смахнул рукой стопку тарелок. — Вот ведь сюрприз какой. А я думал, что они на лошадях по городам и весям скачут, да саблями машут изредка по необходимости, как Пересвет с Ослябой.

— Пересвет-то не был монахом, когда за меч-то взялся. Отпустил его Сергий — батюшка с благословлением на ратный труд. Монах за меч ежели взялся, значит, Бога после булата поставил, — вздохнула Катюша.

— Катерина, ты откуда про Пересвета-то знаешь? — Серега посмотрел на Мишку с подозрением. — Никак, Михаил рассказал.

— Ну да, он. Мне в приходской только счет, да Слово Божье дали. По нему и грамоте учили. Батюшка-учитель сам был не горазд в истории. А мы и не спрашивали. Династию нынешнюю заучили до матушки-Императрицы и довольно. А Мишаня книг много прочел, его слушать интересно. И про Америку и про поле Куликово. Так складно рассказывает, будто сам там побывал. А про Тохтамышку, как поведал занятно, — Катюша ласково взглянула на Мишку. С гордостью.–"Вот какой у меня муж".

— Да уж! — Серега блеснул лукаво глазами. — А про чудеса Коломенские он тебе не рассказывал?

— Про чудеса? Нет! А что там за чудеса? — Катюша дернула Мишку за руку:

— Мишань, что за чудеса в Коломне-то явились?

— Катюш, я тебе потом расскажу — это долго, а сейчас вон уже девушки и столы накрыли и Иваныча притащили. Нас ждут. Ты мне напомни, если забуду.

— Хорошо. Я страсть как сказки-то слушать люблю, — не стала Катюша настаивать.

— Михаил, у нас сказочник тот еще, — Серега поднялся навстречу Ивану-кузнецу:

— Иваныч, ты уж извини, что к столу не пригласили. Сами не знали, что тут застолье собирать срочно начнут. Садись. Пообедаешь и потом вместе смотаемся к кузнецам. Девчонки, знакомьтесь — это Иван Иванович — кузнец, а пластырь на носу, потому что производственная травма, кувалдой зацепил нечаянно, — представил он белошвейкам Ноздрю.

— Бедненький, — пожалела кузнеца Полина и тот, покраснев до корней волос, взглянул на девушку благодарно.

— Вот Полине, как самой милосердной и сердобольной поручаем шефство над Иванычем, — тут же сбагрил Сергей кузнеца белошвейке, которая от его слов запунцовела не меньше Ивана. — И вы тут соревнование прекратите в скромности устраивать, — Серега похлопал кузнеца по мощному плечу.

После праздничного обеда, белошвейки затеяли хоровое пение и Мишка с Серегой заслушались, забыв про то, что нужно ехать в кузню. Да и кузнец тоже не спешил им напоминать, украдкой посматривая на Полину. Видать приглянулась белошвейка бывшему разбойнику.

— Жаль без музыки. Гармонь бы сюда. Девчонки-то прямо ангельскими голосами заливаются. Вот что значит стимул, Миш. Пошли, курнем. Я ведь тут один дымлю, девчата гонят вон. Как зимой быть, ума не приложу. Хоть бросай, — парни тихонько встали и на цыпочках вышли из трапезной.

— Мишань, ты куда? — шепнула Катюша и кинулась было следом.

— Мы с Серегой на перекур. Ну и поговорим кое о чем.

— Смотри сам не пристрастись, — обеспокоилась Катюша.

— Ну что ты, раз в детстве не закурил, то теперь-то уж вряд ли пристрастюсь, — успокоил ее Мишка.

— У вас что, с детства к этому приучаются? — удивилась Катюша.

— Да по-разному бывает, — улыбнулся Мишка и выскользнул следом за Серегой.

— Вот и кончилась вольная жизнь, — констатировал Серега, выйдя во двор и присев на лавочку, явно для этой цели тут установленную, для перекуров. — Теперь будешь волей не волей отчитываться, где был, да с кем и что делал.

— И что? Не отчитываться, а делиться, — возразил Мишка. — Приходишь домой, а тебя ждут и переживают, что там и как. Ну и сочувствуют.

— Может твоя-то и посочувствует, а вот я что-то таких не встречал жен в нашем времени. Все, как с цепи сорвавшись. Что у нас с женщинами, Миш? В нашем родном двадцатом? Или потаскухи до мозга костей или грымзы. Золотая середина куда подевалась? В этом веке и в следующем что ли повывелась?

— Зря ты так. Есть же много хороших девчонок и у нас. Ты вот лучше расскажи, что за наезд на тебя был и что там за ругань у тебя с"участковым" — околоточным?

Серега закурил и, выпустив дым, пожал плечами:

— Да я и сам ничего не понял. Хорошо, что вскользь дубина прошла, и успел"Завесу"нашлепнуть, а потом уж оторвался по-полной.

— Ну да, Тихоновна про три десятка зубов упомянула. Кто подсчитал?

— Это чмо мордатое и подсчитало, — сплюнул Серега.

— Околоточный? — Серега мрачно кивнул.

— И что?

— А то, что прибежал он через пять минут после того, как злодеи разбежались. Расползлись,.. то есть. И сразу принялся зубы собирать выбитые. Факел разжег, гнида и пополз собирать. Сперва, конечно, забежал и про самочувствие спросил, козел.

— Я смотрю, ты этого"ментяру"без оскорблений и вспомнить даже не можешь?

— Дак он же гаденыш на другой день приперся и начал намекать, что, дескать, про драку докладывать по начальству не станет, ежели ему ручонку его загребущую, как следует позолотить. Такое зло меня взяло. Сколько я уже взяток насовал только за последний месяц. Миллион не меньше и этому еще дай. Да за что? За то, что меня же чуть не убили? Сволочь!!! Ну и сказал ему пару ласковых. Извини, громко видать орал. Нина Андреевна услыхала. Жаль. Теперь будет доставать и воспитывать. Ну и подумала Бог весть, что про меня, — вздохнул Серега сокрушенно.

— Да не парься. Все она правильно поняла. Ты еще не слыхал, как она батюшку одергивает.

— Да-а? Ну, тогда потерплю, — засмеялся Серега. — Так вот я и говорю — эта сволочь приперлась с утра и начала намекать, что я с дружками кого-то избил. И зубы эти мне в нос сует. Вот я и послал его, сам знаешь куда.

— И все?

— А что еще-то?

— Ну, ты говорил, что орали напавшие чего-то там?

— А, ну да. Орали.–"Хватай, вяжи"и имя то ли Долдон, толи Антон кто-то вякнул. А так, молча все норовили.

— А где все случилось-то?

— Ты не поверишь, прямо вот там у крыльца. Ждали видать суки!

— Морды хоть успел рассмотреть?

— Какие морды? Я же только вышел, и глаза к темноте еще привыкнуть не успели… Тут сразу шарах по черепу. У меня искры из глаз, ну и слышу"Хватай, вяжи". Хорошо что"Завеса"всегда при себе. Хлопнул и в крыльцо вцепился. Пока дергали, через минуту в себя пришел, ну и…

— Понятно. Долдон, Антон… А околоточный, говоришь, сразу прибежал?

— Ну да. Девчонки мне черепушку бинтуют, а тут он заявился. На шум, дескать. Увидал, что живой я и полез было с расспросами, да Нина Андреевна его вежливо отшила. Сказала.–"Ты, служивый, гуляй пока, завтра придешь с расспросами. Видишь, покалечили парня, не может он говорить". И так на него глянула, что"мент"сразу слинял и спорить не стал. Все таки они в 18-том не такие борзые, как в нашем 20-ом. Знает эта гнида что-то. Взять бы его за глотку. Руки пачкать не хочется. Да и некогда было. Решил тебя дождаться.

— Когда было-то это все?

— На прошлой неделе. В четверг.

— А бежал, куда так поспешно? К Лили?

— Нет, там все глухо. Замуж она собралась. Нашла себе немца лысого, но при деньгах. Карлом звать, — усмехнулся Серега. — Шмидт фамилия.

— Иоганович?

— А ты откуда знаешь?

— Так это он велел Ивановичу ноздри вырвать. Усадьбу его кто-то подпалил из деревенских, ну он дознание проводить не стал, а велел каждому мужичку 20-му ноздри вырвать. Построил и каждого двадцатого самолично отсчитал.

— И что? Не взбунтовалась деревня? — удивился Серега. — Вот скотина лысая.

— Не знаю насчет бунта. Не спросил я Иваныча. А он сам в лес подался разбойничать. Там с ним и познакомился. Ограбить нас с Катюшей хотела шайка его.

— Ну-у! И ты, конечно, им накостылял, а потом пожалел по обыкновению своему?

— В том-то и дело, что не я, а Катюша усмирила. Как принялась их страшать, да совестить они и на колени попадали, а тут еще и гром загремел. Она как крикнет.–"Кайтесь", — и гром грохочет. Я сам чуть не упал!

— Да ты что?! Ну-у, Катерина!!! А дальше-то что?

— А дальше… Дальше совсем, Серега, чудеса начались, от которых до сих пор у меня в голове звон стоит. Перевернулось кое-что в голове и до сих пор не устаканилось, — признался Мишка.

— Ты прекрати загадками-то… Что за чудеса?

— Да, понимаешь, Катюша крикнула, что где двое во имя Христово собрались, то там и Он посреди сам есть, ну и загремело вовремя. Разбойнички на колени, я саблю чуть не выронил. А потом, когда эти-то орлы ушли, возьми да пошути про своевременность громов. Мы с ней, минут за десять до того, под дождь попали и сушились у костра, когда эти-то архаровцы нагрянули. Ну и Катюша тогда мне выволочку устроила, дескать, в Бога не верую и на саблю свою больше чем на Него рассчитываю.

— А ты что?

— А я отшутиться попытался, мол, еще пару таких вот чудес и уверую совсем. Тут она и вовсе разобиделась, хвать саблю-то и молитву зачитав, сломала ее пополам, как хворостинку.

— Чего-о?! Ну-ка покажи! — Серега даже со скамьи приподнялся и вцепился в рукоять сабельную Мишкину.

— Нечего показывать. Ты слушай, что дальше было. Прибалдел я, а она мне под ноги обломки швырнула. Ну, я, конечно, кинулся прощения просить, да и мороз по коже опять же, а она взяла саблю, подняла и обратно срастила — опять с молитвой. Даже следа не осталось, — Мишка вынул саблю из ножен. — Смысла нет показывать.

— Слушай, Миш, я басни сам горазд сочинять, но если это прикол, то не самый удачный. Какая молитва? Чтобы эту саблю сломать, ее под электричку сунуть нужно и то спружинит, — Серега буквально впился взглядом в лезвие.

— Так и знал, что не поверишь. А Катюша ломать для тебя не хочет. Говорит, что Господа попросила и это его Воля была в обоих случаях. А она только молитву зачитала, — унылым голосом произнес Мишка.

— Значит, говоришь, там где двое во имя Его соберутся там и Он?

— Ну да, так. Ты что делать собрался?

— Проверим сейчас. Мы ведь оба крещеные и на поле Куликовом причащались. Вот и соберемся во имя Христово. Какую Катерина молитву зачитывала? — деловито осведомился Серега, усмехнувшись.

— Господню, только, Серега, нельзя так-то… Искушение это. Господь не мальчонка на побегушках, чтобы в экспериментах глупых участвовать по твоему капризу. Если веришь, то это и не нужно.

— Это, Миш, не искушение — это может быть ответ на все мои вопросы сразу. Ну-ка встань и зачитывай"Отче наш"и"Духу святому", — Мишка пожал плечами, но с лавки все же поднялся и"Отче наш"зачитал, а затем и"Духу святому",-

Серега перекрестился в сторону ближайшего храма и протянул Мишке свою саблю:

— Ломай, — Мишка взял осторожно лезвие в руку, чтобы не порезаться и, зачитав молитву"Господню"попытался сломать сталь, но она не поддалась.

— Ну, вот видишь, — Серега улыбнулся. — Может тебе показалось? Ну, мало ли, гипнозом Катерина владеет или морок навела нечаянно?

— В гипноз, значит, веришь, а в Бога нет?

— Почему же, Верю, только Он не станет такой мелочью заниматься. Он делами глобальными ворочает, а мелочь нам людям оставил.

— Ты, значит, решаешь, чем Господь станет, а чем не станет? Столбы ему пограничные понаставил?

— Не решаю, а предполагаю и не безосновательно, между прочим.

— Хорошо тогда ты прочитай молитву, а я послушаю, как ты ее прочитаешь. Может я забыл чего-нибудь!

— Да, пожалуйста, — Серега перекрестился и зачитал молитву. — Ну, давай!

— Забыл сказать.–"Если будет на то Воля Твоя, Господи", — Мишка давнул на сталь и она с легким звоном распалась на две аккуратные половины. — На, получи,-

Мишка уронил половинку без рукояти на землю и Серега изумленно уставился на нее, а потом опустился рядом с ней на колени.