Жулики. Книга 2

Николай Захаров, 2019

В книге описаны события, произошедшие, по мнению автора, в девяностых годах 20-го века. «Лихие девяностые» со стрельбой и погонями, переплетаются с прошедшими временами, не менее «лихими». Все совпадения имен персонажей с реальными людьми совершенно случайны. Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Пульт раскрутился на звук Ля, и Серега уже даже не заглядывая в шпаргалку, вывел экран на ближайшую стену. Сур улыбнулся им уже знакомой улыбкой и принялся перечислять ТТХ шаров, «Оспы» и шлема.

— Все гениальное просто, — Серега, внимательно слушающий Сура, посветил в ящик с шариками. — Сколько в тротиловом эквиваленте? Пятьсот граммов. Круто. Вставил-бросил? А если не бросил? От удара срабатывает. А если я в кармане его держу, а кто-то хлопнет дружески? Понятно, что держать раздельно, и по отдельности они безопасны абсолютно.

— А не перекусить ли нам, братцы? — подал идею Евлампий Силиверстович. — Пошли на воздух, заодно и на город поглядим, как там мятеж.

— Вы идите, а я пещеру по периметру обойду все же. Вдруг найду еще что-то интересное, — Серега двинулся вдоль стены, подсвечивая фонарем.

— Пойдем, Мишаня. Рюкзачок с провизией прихвати, — не стал спорить с внуком Силиверстович.

А в городе уличные бои завязались не шуточные. Уже не один и не два пулемета стрекотало. И винтовочная пальба просто слилась в сплошной треск. Через мост пронеслась батарея на конной тяге. Пару пушек прогромыхали по настилу и ездовые, нещадно настегивая лошадей, погнали их в верх по склону, в сторону улиц выводящих к центру.

— Ну, вот и артиллерию коммунисты откуда-то подтянули. Сейчас врежут белякам, — Силиверстович удовлетворенно усмехнулся. — Как в театре тут сидим в первом ряду.

— А вы за кого? За большевиков, али за коммунистов? — Мишка сделал «рожу кирпичом».

— Ну,"Чапая"я разов пятнадцать ходил смотреть, когда его выпустили в прокат. И вопрос этот идиотский помню, — Силиверстович опять усмехнулся. — А болею я за красных, и знаешь почему?

— Даже боюсь предположить, Евлампий Силиверстович, — Мишка расстелил на выбранном, по его мнению, подходящем месте, скатерку.

— Да потому что остальные еще хуже. У белых-то кто был? Да все остальные. Эсеры, меньшевики, кадеты. Всякой твари по паре, как у Ноя того в ковчеге. А заклятыми друзьями они стали, только против большевиков объединившись. А победили ежели бы, то что? Да промеж себя бы воевать принялись. Они ведь и так уже пол России продать успели, пока с коммунистами-то бились. Баку и Архангельск англичанам. Дальний Восток япошкам. Кавказ и вовсе туркам. И что? Вернули бы эти козлы им Баку и Кавказ с Дальним Востоком, после победы ихней над большевиками? Ага, щас. Воевать пришлось бы и с ними. А кишка-то тонка. Ну и во что бы тогда Россия превратилась? В обмылок, который засунули бы остальные державы в такую задницу, из которой потом уже бы никогда нам не вылезти обратно бы было. Так что плевать я хотел на Интернационал, хоть под каким номером, а в Гражданскую, я за большевиков.

— А сейчас?

— А сейчас большевиков нет, и мы имеем, как раз этих вот белых у власти. Вон сколько партий-то поразвелось. И названия похожи. Не успели власть взять у коммунистов, как тут же страну и обкарнали. Со всех сторон обстругали. Хрен с ним с Кавказом и Каракумами вместе с каналами, а вот Украина и Белоруссия теперь заграница — это дико. Белая и Малая Русь. Вот они что. И кто это учинил? А вот последыши, этих самых мятежников, что сейчас в городе палят в большевиков. Нож в спину всаживают. Я вот сроду ни в комсомоле, ни в партии не состоял, а вот доведись здесь остаться, то прямо бегом бы в красные записался и стрелял бы эту золотопогонную мерзость просто с огромным бы удовольствием. А вообще власть должна быть беспартийная. Советы без коммунистов. Но пока война — без большевиков никак. Я конечно человек необразованный и что-то наверняка говорю безграмотно, но ведь не зря люди сотнями тысяч на смерть шли за Советскую власть. Простые крестьяне, работяги. Они душой чувствовали правду за коммунистами. Не за этими золотопогонниками, царя предавшими и непонятно чего народу несущими. Нагайку, да виселицу — понятно. Усмирители, каратели. А большевики чисто по свойски, с матерком, пообещали землю и волю. Поэтому и на смерть шли. И золотопогонников резали с завидным энтузиазмом.

— Вы говорите, что сейчас коммунистов нет. А Зюган с кодлой, кто? Они же себя КПРФ называют?

— Провокаторы они продажные. Я только на рыло это свиное глянул первый раз и сразу это понял. Сволочь лупоглазая. О народе они не думают. Своего ищут. Их и ко власти-то допусти, так они все развалят, потому как твердости большевистской нет и профессионализма тоже. Есть там конечно люди нормальные, но их мало. В основном придурки-пенсионеры. Спрашивается, на какие шиши эта партия живет? На взносы партийные? Да если бы они попробовали на взносы, то и месяца бы не протянули. Финансирует их кто-то. Коммерцией суки, через одного занимаются. Буржуи те же — только коммунистами себя называют. Провокаторы и негодяи. Партия — придурков снизу и негодяев сверху.

— Ну, Евлампий Силиверстович, вы прямо этот — радикал. Так кто же тогда у власти должен быть у нас? Демократов вы не любите, коммунистов провокаторами объявили. Так кто тогда?

— Царя-батюшку возвращать нужно. Пусть правит. Собрать опять вече, как в 1600 каком-то году, после смуты и выбрать его пожизненно. Тогда народ маху дал, выбрали с правом передавать власть по наследству, а это неправильно. Потому что уже внуки этого царя русский язык забыли. Немцы наползли. Вот они-то и развалили империю в 17-ом. А еще лучше, как вот до потопа — Совет Старейшин, чтобы страной правил. И тоже пожизненно их назначать на должности. Только выборы, конечно, не такие, как у этих шалопутных, с беготней друг за другом на стадионе. Это не выборы — это игрища сатанинские. Не дай Бог нам такое увидеть у себя, — из пещеры вышел Серега и присев рядом со скатертью, принялся уплетать приготовленные Мишкой бутерброды с колбасой, запивая их чаем.

— Термос хороший, трехлитровый. Хоть и китаезный, но температуру долго держит, — Серега подлил себе чаю. — Дверь я нашел еще одну. Металлическая. Еще одно помещение там за ней. Не стал пока взламывать. Может, сообразим, как открыть без «Перфа». А войнушка местного значения раскочегарилась, смотрю. Может, поучаствуем на стороне кого-нибудь? Силиверстович-то за большевиков, конечно, ринется, а ты, Миха, за кого?

— А я ни за кого, хотя с Евлампием Силиверстовичем согласен, что монархию нам нужно вернуть. Только тут-то я не вижу монархистов. Тут сейчас государственники-большевики и дворяне царя предавшие, мочат друг друга. Белым по-любому не светит ничего, аж до 91-го. Ну, встрянем за них, перебьем кучу народу простого, чтобы полковник Сахаров на белой кобыле по Мурому прогарцевал. И что дальше? До Москвы его сопровождать с «Оспами»? У меня нет такого желания. Миллионы рабочих и крестьян придется сжечь для этого. Ну а как только мы уйдем, его тут же и порвут на части, без всяких «Осп».

— А Собрание Учредительное, если собрать, которое большевики только что разогнали. Собор Земский или, как там его? На нем и решить!

— Да кому оно нужно — это собрание? От одного названия уже барством несет. Совет — вот слово простое и рвоту у народу не вызывающее. Большевички уже так зацепили народ на крючок своими декретами о Земле и Мире, что хрен ты Собрание это дворянское соберешь без крови такой, что и коммунисты покажутся ангелочками со своими расстрелами. Учредиловка-вот как его тогда презрительно называли. Народ понимал, что соберутся на нем опять болтуны вроде Керенского и Россию просрут. Ведь сидели же в Питере у власти чуть ли не год. Что ж не удержали? Козлы потому что. И народ это прочухал интуитивно. Вот и дал им пинка, под зад. Всем этим Родзянкам и Львовым.

— Спелись вы тут с Силиверстовичем, как я погляжу. Значит, держим нейтралитет. Глобально мы все равно ничего изменить не можем. Пусть Господь за всех думает. Ему сверху виднее, — Серега достал бинокль и принялся рассматривать подворье монастыря.

— Смотри-ка, а в монастыре-то оживление какое-то ненормальное для такого места. Что-то эти ребята совсем на монахов не похожи, — Мишка с Силиверстовичем, тоже принялись наблюдать.

На монастырском подворье стало многолюдно. Возле хозяйственных построек стояли люди в две шеренги и на фуражках у них белели лоскутки из ткани. Всего стояло в строю около роты. Перед строем прохаживался человек во френче, но без погон. Явно кого-то ждали. И действительно в ворота монастырские, распахнутые настежь, вскоре въехали пять крестьянских подвод. Что они везут видно не было с этого берега даже в бинокль, но что-то прикрытое сеном было.

— Винтари пади приперли, — высказал предположение Силиверстович. — Вона, все без оружия стоят. Ждут. Сейчас забегают, — действительно засуетились. Человек в офицерском френче, размахивая руками, что-то скомандовал и строй распался на отдельно бегущих людей. Все ринулись к приехавшим подводам и, расшвыряв сено, принялись выхватывать из них винтовки и карабины. Ящики с патронами там тоже были и первые получившие оружие, шустро их вскрыв, уже расхватывали патроны.

— Ты смотри и пара «Максимов» там есть. Муха не сидела, похоже, в смазке заводской еще, — прокомментировал Силиверстович. Пулеметы схватили и, оттащив в сторонку, будущие первый и второй номера уже оттирали их и заправляли лентами, отбросив крышки ствольных коробок.

— Вон тот, что почти к воротам «Максима» оттащил, чувствуется умелец большой в обращении с этим аппаратом. Ишь ручонки мелькают. Все, патрон в патроннике. Молодого натаскивает, гимназера видать какого-нибудь. А вон и большевики поспешают сюда в гости, на лошадях. Маловато, однако, их что-то. Положат их сейчас эти умельцы из «Максимов», в два-то смычка, — Силиверстович привстал, переживая за красных.

— Ну, куда, куда претесь, придурки? — и словно услышав его вопрос, красные остановились, не доезжая метров двести до стен монастырских и бросив поводья коноводам, разбежались в цепь и залегли. Коноводы, схватив по десятку поводьев, отвели лошадей за ближайшие строения. Перекошенная избенка, с таким же амбаром или сараюшкой, должны были прикрыть их от пуль. Там они видимо по-быстрому лошадей к чему-то прикрутили и вернулись бегом в цепь.

— И чего приперлись? Белых-то вдвое больше. Да в обороне, — недоумевал Силиверстович, — Или еще кто-то должен подойти? — и опять угадал. Поднимая клубы пыли, появилась двойка битюгов с орудием. Возница, лихо описал полукруг и, соскочив, что-то заорал, лежащим в цепи. Несколько красных вскочили и помчались на его крики. А тот, что-то им втолковывал и махал рукой в сторону, откуда только что появился. Видимо поняв, что он от них хочет, красные побежали, в ту сторону и через пять минут уже возвращались, толкая телегу с ящиками. То ли там лошади внезапно сдохли, то ли еще что, но телега была безлошадной. Расчет артиллеристский из трех человек и эти из цепи, тоже трое, вшестером тащили, телегу со скоростью просто невероятной. И вот уже ящики снарядные полетели с нее. Минута какая-то и первый выстрел из орудия, заставил присесть, всех кто суетился на монастырском подворье. С двухсот метров промахнуться было сложно, и снаряд взорвался точно у монастырской кирпичной ограды, частично обрушив ее. Второй снаряд влетел уже в пролом и рванул на территории подворья, расшвыряв тряпичными куклами с десяток белых. Офицер, которому повезло остаться на ногах, что-то орал и даже выстрелил в воздух из нагана. Забегали, как муравьи мятежники. К стенам побежали. «Умелец» с «гимназистом», схватив «Максим», поволокли его к храму и скрылись в нем.

— Ну, сейчас сверху прислугу накроют. Крандец. Пару выстрелов может, еще и успеют сделать, — Силиверстович махнул рукой и сел на траву. Успели. Расчет, услышав треск винтовочных выстрелов, скучковался за орудийным щитком и успел влепить еще три снаряда в монастырскую ограду. А потом из узкой амбразуры окна храма, высунулась тупая морда «Максима» и длинной очередью, на всю коробку «умелец» подмел свинцовой метлой орудийный расчет. Щиток не защитил, пулеметные пули прошивали его, как картон.

— Сразу видно, классный спец, — Мишка рассматривал тела убитых артиллеристов. — Кучность снайперская, — «Классный спец», отстреляв ленту, секунд на десять притих, а потом опять застрекотал швейной машинкой, прошивая залегших красных.

— Да он их там всех сейчас причастит идиотов. Отходите за хаты, придурки, — Силиверстович снова встал и даже руками над головой замахал.

— Дедуль, зря стараешься. Когда над головой пули свистят, ей вертеть никому особенно не хочется. Вон с правого фланга уже и сами сообразили, отползают, — отползло и спряталось за домом-завалюхой человек десять, остальные остались лежать неподвижно.

— Вот и все, — Силиверстович горестно вздохнул. — Наваляли большевиков. И в центре вон тоже стихло. Может там хоть красные не оплошали? — зря надеялся и в городе, и на окраинах, везде красным накостыляли. Вечерело и солнце, отражаясь в луковках церквей, уже гнало длинные тени. Вдруг как-то сразу набежали тучи, и громыхнул гром. Ливень хлынул такой, что Мишка подумал невольно о потопе:

–«Как там — «разверзлись хляби небесные». Вот уж точно «разверзлись».

— Пошли, парни, в пещеру, чего мокнуть-то? Победили сегодня белые красных. А завтра видать большевики подтянут свежие силы и придушат белых, — Силиверстович сутулясь, шагнул из-под дождевых струй в пещерный зев.

— Ну, где тут дверь, Серега? — Мишка включил фонарь и пошел вдоль стены.

— Да не ползи ты по периметру, она ближе к этой стороне, справа от входа. Возвращайся, — Серега прошел метров пятнадцать и постучал ногой в стену. Стена отозвалась металлическим гулом. Мишка, встав рядом, направил луч на дверь.

— Ни ручки, ни замочной скважины, ни петель. Пломба, а не дверь. Может на тональность проверить, а Серега? — рядом замер, подошедший Евлампий Силиверстович.

— Попробуй, вдруг получится. Сжечь-то всегда поспеем, — поддержал он Мишку. Серега постучал по двери в разных местах.

— Нота «До» везде, — и засвистел ноту. — Черта лысого. Не реагирует. Может сплясать нужно?

— А чего ты хотел? Чтобы она распахнулась настежь и оттуда швейцар вышел, в бакенбардах с позументами? — «Милости просим, господа, заваливайте на хазу», — Мишка подошел к двери и навалился на нее плечом. Дверь не шелохнулось. Пнул ногой и прислушался: — Нужно внимательнее осмотреть. Раз не видно петель, может, и нет их вовсе. А как такие двери у нас открываются? А такие, у нас ползают, — Мишка уперся в полотно ладонями и попробовал сдвинуть его сначала влево, потом вправо. Безуспешно. — А еще у нас такие двери поднимаются или опускаются, — и опять уперевшись в полотно ладонями, двинул его сначала безрезультатно вниз, потом вверх. Звук, который при последней его манипуляции раздался, походил на скрежет железа по стеклу. Даже мурашки по коже у всех побежали, а дверь легко скользнула вверх и замерла, открыв проем 2х1 метр.

— А ларчик просто открывался, — Мишка направил луч фонаря в проем, — на рубку космического корабля похоже или подводной атомной лодки. Дверь бы только не рухнула невзначай на голову, — Дотянувшись до полотна рукой, дернул и дверь, легко скользнув, издала опять противный звук, вставая на прежнее место: — Так значит, — Мишка опять давнул ладонями полотно и оно послушно уползло вверх, — можно заходить, но я думаю, что до поры, до времени лучше ни к чему не прикасаться. — Помещение было довольно просторным, не такое огромное, как пещера №2, но метров пятьдесят квадратных в нем было. В центре его стояло нечто вроде стола из прозрачного пластика и металла. Мишка прошел к этому сооружению и обвел стены лучом. Стен, в общем-то как таковых и не было, все пространство занимали различные приборы не привычные для детей века двадцатого.

О предназначении их можно было только догадываться или лезть за справкой в архив к Суру.

— Разберемся позже. Явно все не функционирует и может это всего лишь, какая-нибудь заправочная станция для транспорта или что-нибудь еще банальнее, — бормотал Мишка, медленно двигаясь вдоль стены. — А вот вполне понятное устройство. Экран. Телевизор это или что-то подобное, внизу и кнопочки имеются со значками. Вот это я помню, единичка у них так пишется, — Мишка ткнул без опаски в кнопку, не ожидая получить какой либо результат, однако результат не замедлил проявиться. Экран вполне привычно квадратный и размером по площади метра два квадратных, тот час же засветился и выдал затем рисунок. Нечто абстрактное из переплетающихся линий.

— Заставка дежурная, наверное, — Мишка ткнул следующую кнопку, стоящую ниже первой. — Это, наверное, №2-а, — в ответ на это действие экран погас.

— Ну вот, включать, выключать этот телик я уже умею. Серега, здесь где-то освещение должно включаться. Вруби интеллект и воображение.

— А чего его включать? Вон на потолке кругляки. Оно это видать и есть. Нужно при входе на стене глянуть. Человеческая логика она всегда одинакова. Выключатель должен быть при входе, — Серега вернулся назад и внимательно принялся осматривать стены у входа.

— Вот есть тут какая-то ручка, не ручка. В общем торчит штырь.

— Шевельни, попробуй, — Мишка двинулся к Сереге.

— Не, не реагирует. Похоже, что это вешалка для шляпы или одежды. Давай я еще здесь пошуршу, а ты с той стороны поищи, — Мишка посветил на стену и ему сразу в глаза бросился квадрат из пластика с уже привычными светофорными расцветками.

— Есть, Серега, светофор, как на XЦX-овине. — Мишка шелкнул по зеленой клавише и помещение залил мягкий дневной свет из тех самых фонарей на потолке, которые приметил Серега.

— Ну, вот и фонарик можно вырубить, — дальнейший осмотр привел троицу хрононавтов или «хроников», как переиначил это слово Серега, к еще одной двери, которая открылась беспрепятственно и вполне обычным образом, скользнув вправо, в стену.

— Жилой отсек, — сделал заключение Серега, окинув взглядом комнату. — На четверых. Кровати прикольные, как кушетки больничные. Откуда тут пыль, блин? Сантиметра три.

— Ну, сантиметр, может быть и есть. Это нормально, за пять тысяч лет-то. У меня в квартире столько за три недели накопилось. — Мишка нарисовал пальцем рожу и подписал, чтобы не было сомнений на кого тут дружеский шарж. — «Серега — придурок».

— Сам дебил, — обиделся Серега. — Вон еще дверь. Зуб даю — сортир, — дверь действительно оказалась в санузел. — Унитаз какой-то странный. Или это беде? — Серега ткнул в клавишу на стене. Клавиша не отреагировала никак.

— Воду ищешь? Ну, это вряд ли. Сантехника нужно вызывать, — Мишка внимательно осмотрел санузел.

— Бесполезное для нас помещение. Это конечно умывальник с краном-смесителем, а это душевая кабина. Вон в потолке сетки. Оттуда и поливались. Жаль, что воды нет. Придется на речку бегать. Берег здесь, правда, крутоват и стреляют, но зато вода наверняка чистая. Заводов, с их сточными трубами, рядом нет.

— Зато канализацию наверняка весь город в Оку провел. — Серега опять постучал по клавише спуска воды.

— Какая канализация, Серега? Тогда ее еще вообще не было в таких городишках. Удобства на огородах были. А в барских домах, конечно, внутри, но тоже далеко не отводили. Золотари на лошадях с бочками и черпаками ездили и вычерпывали, по мере заполнения выгребные колодцы. Так что вода в реке чистая пока. И рыбы в ней, по этой причине, должно быть видимо невидимо. Зря ты удочку не взял. Хотя акваланги же есть. Нырнул, наловил руками, сколько надо и окэй.

— Сам ныряй, умник. А это что за кольцо в стене? — Серега дернул за торчащее из стены, на уровне глаз, кольцо из светлого металла. За стеной что-то загудело и вся троица «хроников» испуганно замерла, прислушиваясь.

— Не дергай ты тут ничего. Взлетим еще нахрен. Будешь потом на орбите звездочки считать, — проворчал Силиверстович.

— Ну, Силиверстович, ты ляпнул. Это же сортир. Максимум что здесь страшного может произойти — засор или наоборот зальют соседи, — Серега опять дернул за кольцо. Гул прекратился. — Кондиционер это, скорее всего, — Серега постучал по различным предметам серебристого цвета, торчащим из раковины и стен. — Это вентиля видать засохшие. Не фиг тут делать больше, господа-товарищи. На речку так на речку. Время, кстати, уже позднее, спать пора. Где уложимся? Здесь или на природе?

— Не-е, мне что-то в этом склепе ночевать не хочется. Вы как хотите, а я палатку на свежем воздухе пошел ставить, — Мишка щелкнул по красной клавише. — На фига они для включения-выключения светофор выставили. Не функционально же? Мозги что ли иначе чем у нас функционировали?

— Может они многоцелевые или энергосберегающие, или еще чего-нибудь в таком духе, — предположил Серега.

— Нет, я думаю что мозги. Вход и выход у них не совмещаются в понимании, — Мишка решил настаивать на своей версии.

— Тогда и дверей у них везде две должно быть. Одна для входа и рядом для выхода. Думай, что говоришь. Пошли спать, — закрыл вопрос Серега.

Дождь уже закончился и гроза, сместившись куда-то за горизонт, погромыхивала там, на грани слышимости. Мишка активировал палатку.

— Ну что? Одной хватит на троих? Или каждый свою ставит?

— Да нафиг тут палаточный городок строить? Одной, конечно, достаточно. В ней не то, что втроем, впятером можно разместиться. Два метра шириной. Семеро лягут запросто. Караулить будем? — ответил Серега.

— На всякий случай надо бы. Расслабляться не стоит. Кто знает этих местных, — Мишка достал спальный мешок. — Хороший-то он хороший, только жестко спать будет.

— Ничего, потерпишь. Чур, я первый дежурю.

— Ага, щяс. Силиверстович пусть первый, а мы с тобой жребий бросим, чтобы без обид. Хотя мне все равно. Можешь выбирать.

— Ладно, я за дедулей, — Серега нырнул в палатку и вытянувшись во весь рост простонал: — Ну вот, я уже и лежу, — Силиверстович смотрел в сторону городка, погрузившегося во мрак летней ночи. Изредка там еще постреливали. Победители «зачищали» завоеванное пространство.

— Евлампий Силиверстович, я тоже спать пошел. Будите, если что. Спокойной ночи, — разбудил его Серега в четыре утра.

— Вставай, Миха, твоя очередь караулить. Держи «Оспу». Из спальника можешь не вылезать. С реки прохладой потянуло, я продрог, — Мишка выполз из палатки и взглянул на восток. Летние ночи коротки и там уже зарозовело. В городе кое-где полаивали собаки, но выстрелов слышно не было.

И белые, и недобитые ими красные, спали: — «Собачья вахта», — зевнул Мишка так, что чуть челюсть не вывихнул, — «Ладно, дома отосплюсь», — присел на подходящий по размеру камень и, положив на колени импульсник, принялся рассматривать город в бинокль, переключив его на ночной режим. Тишина оказалась обманчивой. По улицам шастали, какие-то люди. Вряд ли влюбленные парочки рассвет встречали. Мишка засек целую группу — человек в пятнадцать, двигающуюся в сторону монастыря. С оружием. Стволы торчали над плечами: — «А вот кто это? Не понятно. Одежда-то в те времена одинаковая у всех. А ночью, как известно, вообще все кошки серы. Вроде красные все же. В кожаной куртке и кепке мужик командует. И чего они тут хотят? Может, решили монастырь ночью захватить и белых там почикать сонных?» — Мишка с любопытством рассматривал крадущуюся в ночи группу. А она тем временем подошла к самым монастырским стенам и просочилась на его территорию через свежий пролом. С минуту еще было тихо, а потом затрещали выстрелы. По подворью заметались люди, вспышки из стволов, в разных его местах, участились. И «танцы» эти продолжались минут пять. Мишка удивленно наблюдал, в зеленоватом ночном режиме, как подворье заполняется телами убитых, и красные явно тут побеждали.

— Что ж они лопухи и охранения не выставили никакого? — недоумевал он, вглядываясь в смутно-видимые лица. Наконец стрельба стихла и наступила тишина. Настороженная и нарушаемая, только собачьим лаем, который перекатывался по окраинам: — «Лихо, как баранов в загоне покрошили», — по монастырскому подворью бродили какие-то люди без оружия, — «Похоже, что монахов привлекли убитых прибрать. Ну да, таскают в складское», — сухо щелкнул выстрел. Мишка перевел взгляд в то место двора, откуда он раздался: — «Вот гад, раненого добил никак», — командир красных, в кожанке, стоял над телом. Потом махнул рукой и к нему подошли двое: — «Монахов подозвал, убрать сейчас прикажет. Неужели всех перебили? Там же рота этих ротозеев должна была быть. А может в город ушли? Ну, человек-то двадцать точно валялось сначала», — строил умозаключения Мишка. Светало. Восток наливался зарей. Второй и он же последний день белогвардейского мятежа начинался. Часов до шести ничего примечательного не произошло. Замелькали люди по улицам, но пока без перестрелок. А в шесть часов, все будто спохватившись, принялись наверстывать упущенное за ночь. Короткими очередями, обозначил себя где-то в центре «Максим»: — «Пади тот самый спец, вон как по три патрона аккуратно вышивает. «Умелец», как его Силиверстович окрестил», — а «Умелец», будто бы услышав Мишку, подтвердил свою квалификацию, выдав серию очередей 2-3-4-3-2 и еще раз также: — «Ну, блин, музыкант, маэстро. Видать довелось мужику в окопах посидеть и потренироваться»,-оценил Мишка квалификацию пулеметчика.

Пулемет замолк, а вот винтовочная пальба усилилась: — «Подтянули видать большевики свежие силы», — Мишка взглянул на мост. К нему подходила колонна красноармейцев: — «Батальон — не меньше. Ну, все, звиздец белым. За час управятся», — мост, никем не охраняемый, красные пересекали бегом, но вот когда первые шеренги шагнули уже с него, тут и началось. Застрочили пулеметы, не меньше трех и попавшие под кинжальный и перекрестный этот свинцовый ливень, красные роты посыпались с моста, оставляя на досках убитых и раненых: — «Хорошо, что Силиверстович спит и не видит, что тут творится», — пулеметчики видать засели на чердаках и один Мишка даже засек, по характерным вспышкам. А красные, оставшиеся в живых, уже выползали на тот берег и сосредотачивались за складками местности. Осталось их не более трети от изначального количества, но это их не остановило. Мишка наблюдал, как ползут эти ребята в сторону строчащих пулеметов и понял, что доползут и передушат. Вот уже и в мертвой зоне некоторые оказались, вскочили, бегут. Гранаты полетели. Ствол пулеметный уставился в небо: — «1:0. Нет, смотри-ка. Видать второй номер жив остался», — ствол пулеметный опять ожил, зашевелился и затрясся в очередях. Красные доползали до не простреливаемой зоны и растворялись в зелени садов, обходя пулеметчиков с тыла. Опять громыхнули взрывы. Один, второй, третий, потом почти два одновременно и еще несколько: — «Результат 3:0 в пользу большевиков. От батальона, правда, остались рожки, да ножки», — Мишка взглянул на монастырь. Двор прибран, но пятна бурые присыпать или смывать никто не стал. Несколько воронок от снарядов уродливо чернели на аккуратном подворье.

— «Опять построение, только сегодня красные стоят», — Мишка с любопытством вглядывался в пятна лиц, стоящих в две шеренги людей. Осталось их отделение — десяток вместе с командиром их, который вышагивал перед строем, с висящей на перевязи рукой. Голова у командира была тоже подбинтована слегка и кепку свою кожаную он, поэтому снял и засунул за ремень. Командир размахивал сжатым кулаком и грозил им в сторону города: — «Дух бойцам поднимает. Сейчас поведет с песней в последний и решительный бой», — командир махать кулаком прекратил и строй, повернувшись, зашагал к стеновому пролому в колонну по два. Так они и ушли в сторону центра. А там пальба достигла максимального напряжения. Мишка прислушался к пулеметному стрекоту, пытаясь определить «Умелец» это или нет. Не понял и, взглянув на часы, принялся будить Серегу с Силиверстовичем. Стрелки подползали к восьми. Силиверстович поднялся сразу и отправился к Оке за водой с термосом и пятилитровой канистрой. А вот Серега неожиданно оказал нешуточное сопротивление. Отбрыкивался и отмахивался, кутаясь в спальник.

— Эй ты, чудо, царствие небесное проспишь, — Мишка безжалостно стянул с Сереги спальник. — Вставай или сейчас «Оспой» пятки поджарю.

— Какая ты все-таки, Мишка, сволочь. Я такой сон сейчас видел. С такой девицей почти уже в интимные отношения вступил. Влез с копытами в мечту. Сучий ты потрох. У тебя совесть есть?

— Ну, извини, я ж не знал. Завтра досмотришь.

— Ага. Завтра. Завтра может по этому каналу какую-нибудь гадость будут показывать, — Серега выполз из палатки и взглянул на Силиверстовича копошащегося у реки: — Ох, сейчас окунусь.

— Смотри, там трупы от моста может принести. Красных сегодня с утра пораньше накрошили там роты две. Спишь, блин, сны эротические смотришь по парнушным каналам, а тут люди за революцию жизнь отдают сотнями.

— Да ладно тебе ворчать. Я же предлагал в безлюдное время переместиться. Чья инициатива в 18-тый рвануть? Вот и помалкивай, моралист хренов, — Серега спустился к реке и влетел в воду, с диким хохотом. Силиверстович, вернувшийся с водой и тяжело дышащий, сердито проворчал:

— Шалапут. Доорется. Заявятся сюда победители с проверкой.

— Красные с утра давят. Монастырь уже взяли, перебили там всех. Даже раненых. Центр сейчас берут. Вон уже стихает пальба. К обеду зачистят городок, — Мишка включил плитку и поставил разогреваться чайник. — Продуктов у нас в запасе только позавтракать.

— Значит, в обед и уйдем, — Силиверстович взглянул в сторону монастыря хмуро и от комментариев воздержался. Собрал палатку и сунул ее в рюкзак. — Хорошая вещь. Спал как дома на печке. Главное дело и не давило бока, зря ты беспокоился, там вроде как низ отдельно слегка подкачан и матрас матрасом. Еще бы Серега во сне руками и ногами бы не махал, так и вовсе было бы хорошо. Чего дергается? Вроде вырос уже.

— Сны ему порнографические показывают, вот он в них за девками и бегает, руками и ногами дрыгает, — Мишка снял закипевший чайник. — Здорово. Минута и закипел.

— Сны говоришь? Может к ветеринару его сводить? — Силиверстович взглянул вниз, на реку. — Крутой тут бережок-то. А высотка хороша, господствующая над местностью, как военные говорят. Как бы не приглянулась, кому-нибудь по этой причине.

— Зачем к ветеринару, Евлампий Силиверстович? Может проще женить охламона?

— Да где же проще? Разборчив больно. А ветеринар — лучшее средство от снов этих охальных. Раз и нет проблемы. Даже без наркоза работают. Я как-то видел. У соседа хряка обрабатывали. Такой был паскудный хряк. Всю изгородь погрыз в экстазе. Видать тоже от снов-то эдаких страдал. Зато потом такая хрюша из него спокойная получилась, лежит себе в луже целыми днями бревном. А до этого ведь проходу никому не давал, за старухами гонялся. Вот что с людями делает любовь!

— Да-а, страшное дело, — поддакнул Мишка. — А вдруг Серега не правильно поймет пользу-то ветеринара и откажется?

— А мы его и спрашивать не станем. Веревку на рога намотаем, да и оттащим."Завесу"главное не дать ему напялить. — Да, с"Завесой"ветеринару не справиться будет.

— Чего это вы"Завесу"к ветеринару приплели? — мокрый Серега присел на травку возле скатерти.

— Да вот Евлампий Силиверстович считает, что от снов твоих он самое эффективное средство, — ухмыльнулся Мишка.

— Ну, дед! — возмутился Серега. — А я думал, что еще правнуками вас осчастливить успею.

— Ты пока соберешься, сам дедом станешь, — Силиверстович пил чай и внимательно посматривал в сторону городка. — Боюсь, что не доживу я до счастья этого.

— Доживешь. Я вон, в крайнем случае, через XЦX-овину к вам с бабулей с детишками заявлюсь.

— Хрен она тебя с ними пропустит куда. Форс-мажор ты для детишек-то. Противопоказаны они, видать, некоторым по жизни людям. А ты, видать, из таких.

— Ну, это ты зря, Евлампий Силиверстович, детишек я люблю. Даже чужих. А своих-то, наверняка буду.

— Посмотрим. Давайте сворачивайтесь. Заканчиваем здесь, да домой. Прибрать тут нужно за собой и в Сибирь смотаться через денек. Может там, в глуши все и заскладировать. А здесь все похоронить. Закидать этими тротиловыми эквивалентами, чтобы любопытные не шастали. А карьер здесь знатный. Видать веками камень дробили для построек. Вон сколь зданий понастроено из него. Да и ограда вроде монастырская из него же. Собор-то точно. Однако пушчонка пробивает запросто.

— Нет, собор вроде кирпичный, — Мишка взял бинокль. — Хотя под штукатуркой не понять. А в городе-то стрельба стихла совсем. Раньше красные управились. Вон к мосту им на подмогу еще и морячки подходят. Полк целый пылит. Орлы прямо. Силиверстович глянул в сторону моста.

— Ишь ты, как в кино, в лентах пулеметных некоторые. Теперь полковнику Сахарову остается только сматывать, если жив еще.

Два следующих часа провозились с аппаратурой. Мишка почти угадал. Большинство приборов в лаборатории были им без надобности и предназначались в свое время для проведения исследовательских работ в области высокой физики. С уровнем образовательным «хроников» вникать во все эти проблемы было бессмысленно. Силиверстович посоветовал дверь закрыть и забыть про сортир без воды и приборы бесполезные.

— Этот вход, когда завалим, тогда сюда только опять же с помощью динамита можно будет попасть. Это барахлишко в Сибирь перебросим и там посмотрим. Пошли, взглянем на прощанье, как там дела у красных, да домой уже пора.

У красных дела, похоже, были в полном порядке. Стрельба прекратилась совершенно, а по центральной улице, наверняка потом названой улицей Ленина, железной поступью шли морячки ротными колоннами. Они еще и пели там что-то, но сюда едва доносились отдельные слова, и по ним можно было понять, что поют: — «Смело, мы в бой пойдем…».-

Присели на камни и принялись рассматривать городок на прощанье в бинокли.

— А вот там село Карачарово, в котором Илья Муромец на печи сидел, — Мишка попробовал разглядеть родное село былинного богатыря. — Значит, он не муромец, а карачаровец.

— А какая разница, кто он? Пацан был правильный, отморозков всяких мочил по всей Руси и даже по Хохляндии тогдашней гастролировал, — Серега рассмеялся. — Может в его времена махнуть? Поглядеть на героя. Жаль я года его жизни не знаю. В каком он веке-то геройствовал? А, Миш?

— А я что, конский доктор что ли, чтобы знать все? Вон у Евлампия Силиверстовича спроси. Он, пади помнит.

— Ну, Мишаня, ты меня совсем в деды дряхлые записал. Шутишь все. А Илья Муромец-то действительно был и церковью канонизирован. Монахом Киевско-Печерской лавры жизнь закончил. Я жития его читал. Умер-то не старым еще — в 45-ть лет. А родился действительно вон в той деревне — Карачарово в 1143-м году. Это в житиях так пишут, 1-го января поминают.

— Так может, и махнем к нему в гости? — Серега взглянул в бинокль на родную деревню богатыря. — Раз время знаем. Выходит он в 1176-м с печи слез и всего-то двенадцать лет, потом жил?

— Некоторые и по сто живут, а от них ничего кроме черточки между двумя датами не остается. Ну что пора домой? Забрасываем вход гранатами допотопскими и к Агафье Тихоновне? Заждалась, пади там нас уже?

— Если по времени, то еще и ждать не начинала. Бегает сейчас где-то пешком под лавку. А к нам гости идут, кстати. Вон поднимаются в количестве трех человек. Два мужика и девка с ними. Что делать будем? Прятаться или пообщаемся с местным контингентом? Вроде не красные. Скорее всего — мятежники белогвардейские в бегах, — предположил Серега. Силиверстович и Мишка с любопытством взглянули в сторону тяжело бредущих к ним по склону береговому людей. Двое мужчин и женщина. Впереди шел мужчина лет сорока, в военном френче и офицерской фуражке с кокардой, следом за ним переставляла ноги женщина в длинной юбке. Замыкал процессию парнишка лет 15-ти. «Хроников» они по-видимому заметили еще раньше, чем их самих высмотрел Серега, и, очевидно, посчитав, не опасными, решили не обходить. Однако наган в руке офицер держал и с курком уже взведенным.

— «Завесы» на всякий случай активируйте, как бы палить не начал беляк с расстройства, — Силиверстович достал пластину и прихлопнул ее к ладони. Мишка с Серегой пожали плечами и повторили туже процедуру.

— Как скажешь, товарищ командир. Да только вряд ли он по нам палить вот так сразу примется. Не похожи мы на красных.

— Ага, на калик перехожих похожи. Особенно ты в майке этой с надписью «Не учите меня жить». Поумнее, чего не мог подобрать? — не удержался от замечания внуку Силиверстович.

— Да я и не глядел особенно чего там написано. Не матерно и ладно.

— И у Михи тоже видок тот еще, рубашка вся вообще исписана и не по-нашенски. Чего хоть пишут, спросил продавца?

— Спросил. Написано. — «Я тебя люблю». — «Ай лав ю». Это на английском.

— Да по мне хоть на китайском. Вот я вполне за их современника сойду. Простенько одет, — назидательно проворчал Силиверстович.

— Ага, особенно лапти. Армейские берцы — размер 43-44-ре.

— Ну и что? А вдруг тут змеи есть? А я гадюк с детства не переношу. А ты думаешь, тогда ботинок не было? Вон, офицерик-то в сапогах хромовых вышагивает. Уж не сам ли полковник Сахаров к нам пожаловал со своими домочадцами? Парнишка на него личиком смахивает. И баба по возрасту в самый раз, — тем временем троица уже подходила к ним, и когда осталось метров тридцать, впереди идущий офицер во френче, без погон, повернул голову назад и что-то сказал, следовавшим за ним женщине и парнишке. Те остановились, а офицер зашагал дальше один и, остановившись метрах в десяти, хриплым, усталым голосом произнес:

— Здравствуйте, господа. Пикничок на природе? Время выбрали самое благоприятное для сего времяпрепровождения. Полковник Сахаров Николай Павлович — с кем имею честь?

— Здравствуйте, господин полковник, — ответил за всех Силиверстович. — Археологи мы, в экспедиции здесь из Санкт-Петербурга. Это Соболев Михаил Петрович — студент пока. Рядом с ним аспирант, хгм — Руковишников Сергей Алексеевич — внук мой. Меня же Евлампием Силиверстовичем можете называть, если с одного разу запомните.

— Запомню. Склеротических симптомов за собой пока не замечал. Со мной супруга моя Анастасия Григорьевна и сын Владимир, — полковник вложил наган в кобуру и, повернувшись к своим, сделал приглашающий жест.

— Знакомьтесь — это археологи из Питера, — успокоил он подошедших — супругу и сына.

— Здравствуйте, господа. До науки ли теперь? Война кругом гражданская, — женщина поправила повязанный на крестьянский манер платок. И с любопытством принялась рассматривать «археологов». — А где же инструментарий ваш? И что ищете в краях наших?

— «Глазастая. Ишь как сразу все просекла», — подумал Мишка, тоже с любопытством рассматривая незваных гостей.

— Здесь рядом, в пещерку убраны, — глазом не моргнув, ответил Силиверстович. — А приехали мы вот эти каменоломни исследовать. Есть сведения, что здесь библиотека царя Иоанна Грозного может быть захоронена. Не желаете ли чайку с дороги?

— Вздор какой. Кто это вам наплел про библиотеку, да еще в этом карьере? — удивился полковник. — А вот от чайку бы не отказались, признаться с утра росинки маковой во рту не было.

— Михаил, принеси термос с кипятком, — Силиверстович принялся вынимать из рюкзака остатки продуктов. — Разносолов не предложим, но печеньице с сахаром пока еще есть. Присаживайтесь, господа, — Мишка смотался в пещеру за китайским чудом и, выставив пластиковые кружки, бросил в них пакетики чая. Залил кипятком и присев на камень, с любопытством продолжил рассматривать гостей. А те не заставили повторять приглашение дважды и присев у расстеленной скатерки, с любопытством уставились на термос и кружки, в которых чайные пакеты начинали окрашивать кипяток в морковные цвета.

— Это что за посудина у вас такая чудная? — заинтересовался полковник Сахаров.

— Термос это, Николай Павлович, китайский правда, но температуру держит исправно более суток.

— И заварка у вас порционная, тоже китайская?

— Нет, заварка английская, походный вариант. Очень удобно. Заварной чайник не требуется.

— Придумают же на туманном Альбионе, — удивился полковник, размешивая сахар в пластиковой кружке пластиковой же ложечкой. — И посуда тоже английская? — Силиверстович не стал уточнять, чья посуда. Пусть будет английская.

— Да, одноразовая.

— Как это? Разового использования что ли? А потом ее куда? — не поняла супруга полковника Анастасия Григорьевна.

— В утиль, на переработку. И снова под штамп. Пластмасса. Материал дешевый и много раз выдерживающий термообработку.

— Ее, что же и мыть нельзя? — опять не поняла Анастасия Григорьевна.

— А зачем? Она же дешевая. Проще новую взять. Копеечная посуда, специально для экспедиций создана. Бывает ведь, что и возможности помыть-то нет.

— А чай-то хорош, хоть и из пакета порционного, да и запах ароматный, — полковник с удовольствием грыз овсяное печенье и запивал его чаем. — И как там, в Питере красном? Лютуют большевики? ЧеКа ихнее, говорят, террор красный объявило.

— Мы, Николай Павлович, люди от политики далекие и во все эти тонкости не вникаем. Пока Бог миловал. Академия функционирует и при новой рабоче-крестьянской власти. Поживем-увидим.

— Ох уж мне эти интеллигентские кунштюки. Толстовщина, да достоевщина. Пропала ведь Россия. Не жаль державу?

— Россия, полковник, не пропадет. Была, есть и будет. Татаро-монгольское иго пережила, а уж большевиков…

— Да татары по сравнению с ними — дети малые, безобидные. Неужели вы не видите, что это Антихрист на Россию в их лице пришел? Коллективный Антихрист. Звезды ведь нацепили сатанинские на фуражки себе.

— Ну, полковник, звезда сатанинская она ведь двумя рогами вверх. А у этих наоборот. Материализм проповедуют диалектический. Социализм. А у вас в белом движении, не те же ли эсеры, да эсдеки? И не тому же ли Карлу Марксу молятся? Что-то я разницы большой не ощущаю. Растолкуйте старику, если имеете представление ясное. В чем разница между вами и красными, в этом смысле? В том, что красные на нищих рабочих ставку сделали, а вы на лавочников и прочих разночинцев? Так рабочих ведь больше. И в этом их преимущество. Обречено белое движение изначально, так как целей определенных не имеет. Программы так сказать ясной. — Полковник скривился в гримасе возмущенной.

— Вы, Евлампий Силиверстович, вижу, горазды каверзы громоздить. Что же мне — дворянину русскому, прикажете на все это безобразие безучастно смотреть со стороны? Или может быть, к большевикам в услужение податься прикажете, раз их больше и сила на их стороне? Спасибо за чай, любезнейший.

— На здоровье. А вот как вам поступить я и не знаю. Я ведь хотел ваше мнение услышать о эсерах, да эсдеках, которые те же социалисты, что и большевики, но почему-то с вами. Народу то какая разница? Красные хоть такие же рвань на рванье и потому понятны. А от вас им чего ожидать? А большевики им еще и землю первым же декретом посулили. Вот тем и крестьянство к себе перетянули. А вы? Где ваши декреты? Ведь, кроме того, что призываете красных перебить, ничего и не говорите народу. То есть тех перебить зовете, кто им землю дал. Что там еще это собрание Учредительное решит, которое вы собрать обещаете? Может, решит землю не давать? А эти уже разрешили брать. Понимаете разницу? Вот в чем их преимущество. Пока вы рассусоливаете и промеж собой к согласию прийти не можете, они действуют. Декреты публикуют от имени своего Совнаркома. «Бери», — говорят крестьянину. А вы говорите ему: — «Погоди брать, сначала большевиков перебей, а потом мы соберемся и решим — брать или не брать». — Ну и как?

— И что вы считаете делать нужно? — растерялся полковник.

— Жить по совести. И кровь русскую не лить. Ни красную, ни белую, ни какую. Большевики все равно власть возьмут. Потом нажрутся и свое барство заведут. Народу это большой крови стоить будет. Потом и этим пинка под зад дадут, в свое время. Уезжайте полковник с семьей в эмиграцию. В Америку, Австралию. Не суйтесь в эту смуту.

— Пророчествуете, Евлампий Силиверстович? — Усмехнулся Сахаров.

— Знаю!

— Занятный вы собеседник и я бы с вами пополимезировал с удовольствием в более благоприятные времена, но сейчас, к сожалению, не располагаю ни временем, ни желанием. В эмиграцию, значит, советуете отбыть? Бросить Отечество в годину трудную? Пожалуй, что не воспользуюсь я этим вашим советом, милостивый государь. Уж не обессудьте. За сим, позвольте откланяться. Честь имею, — и ушло семейство Сахаровых, не оглянувшись ни разу.