Военные будни, часть 2

Николай Захаров, 2019

Эта книга о военной, повседневной жизни солдатской периода ВОВ. 1941-1945. Им – солдатам – она посвящается. Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Однако выйти из леса велосипедисты не успели. Помешали появившиеся бомбардировщики Люфтваффе, очевидно поднятые командованием, обеспокоенным выдвижением русских к границе. В этот раз, как потом узнал старшина, налет был самым продолжительным, мощным и результативным. Немцы сразу накрыли мост, потеряв всего одну машину, сбитую зенитчиками на подходе и, карусель закрутилась такая, что от взрывов затряслась земля под ногами даже в двухстах метрах от переправы.

А летчики Геринга в этот раз, удачно пробомбившись с первого захода по понтонному мосту, принялись обрабатывать и близлежащие леса, в которых сосредоточилась и куда уползала с дороги техника. Детонировали боеприпасы и в этом аду, группа старшины Баранова дисциплинированно укрывшаяся в складках местности, тряслась вместе с землей, мечтая лишь о том, чтобы дым из трубы полевой кухни не привлек взгляд какого-нибудь паразита за штурвалом.

— Где наши истребители? — проорал в паузах между взрывами Черпак в ухо старшине и тот только мотнул в ответ досадливо головой,-"Отвяжись", — и будто бы услышав вопрос сержанта в небе появились наконец-то"сталинские соколы"на краснозвездных машинах, сходу вступив в бой и завалив пару бомбовозов. Истребители немцев, прикрывающие их, тут же сбили в ответ пару наших и воздушный бой закипел прямо над переправой. Отбомбившиеся немцы, уходили обратно и прикрывавшие бомбардировщиков истребители, вертелись парами, не позволяя русским летчикам их безнаказанно сбивать. Обе стороны несли потери и в небе уже болтались парашютисты.

— Поздно подоспели. Звиздец мосту, — вздохнул сержант, поднимаясь с земли и отряхиваясь. — Все, отбой воздушной тревоге. Ушли сволочи. Металлолома оставили после себя гору и смылись, — сплюнул он в расстройстве.

— На финской территории у них аэродромы и у самой границы. А нашим, приходится летать на пределе возможного. Подскоки немцы не просто так пробомбили. Хоть наш возьми. Преимущество маневра и эффективность использования авиации на лицо. Пока наши теперь смотаются и перезаправятся, немцы еще два раза прилететь успеют, — старшина с сожалением взглянул в сторону переправы, где чадили дымом останки боевой техники и горел разбитый вдрызг мост.

Фрагменты горящие уносило течением, а к месту переправы уже спешили грузовики с саперами. Засуетились, растаскивая в стороны покореженную технику с помощью уцелевшей и, застучали топоры рядом в лесу, валя деревья.

— Все, кончились понтонные, начались деревянные, — понял правильно и прокомментировал старшина. — За мной марш.

Переправляться решили стами метрами выше по течению от разбомбленного моста, соорудив плот из подручных средств.

— Лес кругом. За бревнами шагом марш, — скомандовал старшина, посматривая на небо. Попасть под бомбежку вторично на открытой местности не хотелось и, когда бойцы приперли пару бревен трехметровой длины, он не стал сооружать что-то изысканное, а попросту стянул их веревкой, бывшей короткое время поводком собачьим. Ёька вертелся вокруг суетящихся бойцов и, похоже, что бомбежка его напугала не очень.

— Тупая ты скотина, — погладил его по спине Сафронов. — Пока по башке не попадет, не поймешь. Не мешай.

Получившийся в результате всеобщих усилий плот, позволил переправить за два захода велосипеды с имуществом, а личный состав заодно искупался, совместив приятное с полезным. Ёська в воду за Сафроновым сиганул не раздумывая и вылез вслед за ним на противоположный берег так же следом. Отряхнувшись, он коротко тявкнул, будто доложил что все у него в порядке и старшина рассмеялся, указав на него:

— Степана опекает. Вперед не лезет. Сзади контролирует. Прямо Ангел Хранитель.

— Эх, как дурак, так счастье, — притворно вздохнул Черпак.

— Да у него ума поболее твоего будет, между прочим, — прикинулся непонимающим Сафронов. — И он, между прочим, жизнь тебе может быть спас. Вон какой стал опять розовый, как поросенок на Рождество, — ухмыльнулся при этом Сафронов так самодовольно, что Черпак впервые изменил своему правилу и оставил последнее слово за ним. Взглянул, хмыкнул и принялся облачаться в майорскую гимнастерку, морщась от боли. Водные процедуры, очевидно, не пошли на пользу раненой и почти выздоровевшей руке.

— Что? Нечем крыть? — обрадовался своей маленькой победе Сафронов.

— Нет, просто я действительно искренне благодарен Ёське. Хороший пес, настоящий. Ты его не прогоняй, — ответил тихо Черпак, присаживаясь на траву и сворачивая цигарку. — Давай покурим, Степ. А вот скажи мне честно… — протянул он ему кисет, — ты чего ко мне стал цепляться с первого дня? Не понравился что ли?

— Да нет, — присел рядом Сафронов, — характер у меня такой просто. Самому бывает тошно от него. Язык мой — враг мой. Леха, ты чего от коллектива отрываешься? — позвал он Иванова, копошащегося у использованного плота.

— Веревку развязываю. Узлы зараза намокли и никак, — отозвался Леха.

— Да брось ты ее. Нахрена она тебе сдалась?

— Пригодится. Мало ли. Сколько еще рек там… — махнул Иванов рукой в сторону Выборга.

— Эта последняя, через которую вплавь приходится, остальные ручейки, — ответил ему Черпак.

— А Вуокса? Я слышал, что широкая она.

— Она не пересекает наш предполагаемый маршрут. Вдоль нее пойдем, — ответил сержант, но Иванов продолжал упрямо копаться у плота и старшина швырнул ему нож.

— Не мучайся, перережь, коль хозяйственный ты у нас такой оказался. И свой почему на поясе не носишь?

— Не привык я к ножам, — улыбнулся Иванов виновато и даже покраснел как девушка, будто уличили его невесть в чем предосудительном.

— Привыкай. Нож в лесу — первый инструмент. И у солдата на войне, после ложки тоже, — старшина присел рядом с Черпаком и спросил:

— Что рука?

— Да нормально. Намочил дурак и заныла чего-то. Переохладил наверное.

— Врач вон он, — кивнул головой в сторону Ёськи старшина, но с медом проблема.

— А сгущенка годится? — спросил Иванов.

— Годится. Только к чему спрашиваешь? Мед, пожалуй, даже проще здесь найти, чем сгущенку.

— Так она всегда в любом сельмаге зато есть. Мед не всегда, а сгущенное молоко всегда, — уверенно заявил сибиряк, присаживаясь и закуривая.

— Это в Сибири у вас она всегда. Потому что народ ее не покупает. Обходится натуральными продуктами, а к консервам с недоверием относится. А здесь, я бы не сказал, чтобы ее всегда навалом стояло. В городе да, а в сельмагах что-то я и не видел ее, — возразил ему Черпак. — И где тут ближайший сельмаг теперь? И если открыт, то наверняка шаром покати. Если только в лавке военторговской. Только где ее в этом бедламе сыщешь? Да и не болит особенно рука-то у меня. Так что не нужно ничего. Ни меда, ни молока. Обойдусь. В Выборге, если что, отоваримся.

— В Выборге — само собой. И врачи там, в халатах есть, а не шерстью заросшие, — пошутил Сафронов. — Положат тебя, Яшка, в госпиталь, а там сестрички в халатиках… Красота. Даже завидно.

— Да здоров я уже почти. Чего это меня положат? — Черпак взглянул на старшину и во взгляде его было столько мольбы, что он махнул рукой и поделился скорректированными планами с остальными членами группы.

— Меня, значит, проводите до части, а сами в Ленинград? — помрачнел Иванов.

— Ну, так мы же на сборах и имеем право схитрить, а ты как? Мы бы с радостью, но ведь дезертирство тебе навесят. Первый же патруль военный в Ленинграде остановит и задержит. А там и до трибунала рукой подать. Оно тебе надо? — взглянул на него с сочувствием старшина.

— А если нет части уже на месте? Если выбыла? Тогда как? Товарищ старшина, я год прослужил рядом с Ленинградом и ни разу в нем не был. Стыдно будет родичам в глаза смотреть, когда спрашивать станут, какой он город Ленина.

— Дембельнешься и на обратном пути заскочишь. Я тебе свой адресок чиркну и останавливайся, живи хоть месяц, — улыбнулся ему старшина.

— И наши запиши. Мы все с Васильевского, так что не далеко друг от друга живем. Павлович на 15-ой линии, к Среднему, а я на третьей, ближе к Малому. А ты, Степан, где?

— На Среднем живу, в начале, дом десять. Записывай, Леха, пока не передумали, — подмигнул тот Иванову. — Подфартило тебе. У каждого по месяцу поживешь — это же все лето. Вдоль и поперек весь город облазишь и будет что потом в Сибири родичам трындеть про него.

— Давайте, — обрадовался Иванов, — а вы мой сибирский запишите. Мало ли судьба зашвырнет. Рад буду принять гостей. Товарищ старшина, бумагу бы нам.

— Этого добра у меня полная планшетка. Держите, — старшина снабдил бойцов бумагой с карандашами и пока они занялись писаниной, отправился к мосту еще раз. Захотелось узнать жив ли младший лейтенант и очень обрадовался, встретив его на этой стороне реки с перевязанной головой, но живого.

— Цел? — поприветствовал, как старого знакомого.

— Мимо пока, — улыбнулся и лейтенант. — Говори громче, мне ящиком снарядным по башне прилетело, — и тут же помрачнел. — Ребят половина побило и зенитку разнесло. Хорошо попали гады. Метко отбомбились. Такого налета еще не было. Так что теперь я без орудия, старшина. Пытаюсь связаться с начальством, но пока безрезультатно. А вы как?

— А мы в лесу, рядом с кухней переждали налет. Кухня в порядке, — крикнул старшина.

— Ну, это ты слишком громко орешь, — поморщился зенитчик. — Уходите?

— Да, попрощаться заскочил и спасибо за хлеб соль сказать. Даст Бог, свидимся еще и, тогда отплачу, чем смогу. С меня пол литра, — пообещал старшина.

— А у меня есть, — подмигнул ему младший лейтенант.

— Что есть? — не понял старшина.

— Спирт. Тут санитарную машину разнесло слегка, вчера, ну и ребята проверили целостность содержимого. Людей всех побило, а бутыль лежит себе на боку и хоть бы хны. Могу отлить пару литров. Ну, и помянем парней моих, — предложил младший лейтенант.

— А давай, — не стал кочевряжиться старшина, снимая с пояса флягу.

В блиндажике зенитчиков они и присели, выпив наскоро по сто грамм. Налил младший лейтенант прямо в котелок из десятилитровой стеклянной бутыли, а уж из него разлил по кружкам.

— Ну, за помин душ убиенных и нашу победу, — произнес он дежурный тост и метнул свою порцию так лихо, что старшина только крякнул и чуть не захлебнулся теплым спиртом, пытаясь не отстать от зенитчика.

— Закусь, извини, простая, — сунул ему галетину в руку зенитчик. — Ну и запасайся, пока не передумал, — пошутил он

— А что, можешь? — удивился притворно старшина.

— Эх, старшина. Да нет, конечно. Ребят жалко, а эту дрянь, чего ее жалеть? Ты думаешь, мы тут ее пить собираемся заместо службы? Да пропади она пропадом. Стояла два дня, никто и не облизнулся. Медикам думал вернуть, первым же подвернувшимся, да забегался…

— Спасибо, только у меня с собой фляжка одна. Два литра в нее не влезут, — посетовал старшина.

— Ну, этого-то добра… Рядовой Сидоренко, — в блиндаж тут же сунулась конопатая физиономия красноармейца.

— Флягу пустую организуй, — распорядился младший лейтенант и через минуту протянул ее старшине.

— Держи.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил старшина и отдарился Парабеллумом, приведя парня в мальчишеский восторг.

— Мне? — не поверил он удаче нежданной.

— Бери. У меня еще один есть. Группу диверсантов ликвидировали и там два офицерика с такими машинками оказались.

— Ну, старшина, ну… — младший лейтенант так расчувствовался, что даже полез обниматься. — Запиши адресок, пересечемся после войны, — предложил он и надиктовал свои координаты, записав адрес старшины.

— Рядом почти живем. Заходи запросто.

— А у меня еще и телефон есть в квартире, — похвастался старшина, добавив к координатам своим и номер телефона. — Звони.

— Обязательно, — протянул руку зенитчик. — А нам давно обещают телефонисты, но пока без этого удобства.

Вернувшись, час спустя к своим, старшина сразу попал под критический взгляд принюхавшегося рядового Сафронова, что-то буркнувшего при этом себе под нос.

— Что, Сафронов, ты там бормочешь? Думаешь, на других гавкаю, а сам пришел выпимши? Да, принял сто грамм за упокой душ парней. Там половина взвода погибла во время бомбежки. И отказаться было нельзя. Но я с собой принес целых две фляги и спирта причем. А пить его в одну харю, у меня харя треснет. Так что, ты там не бурчи и меня с собой не сравнивай.

— Так это… По грамульке? — расплылся в улыбке рядовой.

— Вечером, после ужина. Потерпите. Жарища же стоит. Я вон сто грамм всего принял и сразу развезло. А если мы тут начнем сейчас, то хрен выйдем и ехать как? — отмел его предложение старшина. — Вечером, Степа, на ночь. Чтобы спалось и чтобы к утру выветрилось. И губу прибери, что ты в самом деле?

— Да я ничего, — скуксился Сафронов, поднимаясь и хватаясь за свой велосипед.

— Тогда за мной марш. Пока эти сволочи опять не налетели, — скомандовал старшина.

А вот ехать им практически и не пришлось. Дорога оказалась настолько заполнена, что впору было и велосипеды бросив, перемещаться рядом с ней по местности очень для них не приспособленной. К военным, спешащим в сторону границы, добавились гражданские, уходящие в тыл. Пропускная способность трассы не позволяла этим двум встречным потокам мирно сосуществовать и военные, пользуясь преимуществом, гнали гражданских на обочины, безжалостно вышвыривая их в эти пресловутые"складки местности".

Сразу же после окончания зимней кампании, правительство Страны Советов, радея о вновь приобретенных территориях, всячески способствовало переселению сюда населения из других регионов страны. И люди приехали, заняв брошенные предыдущими хозяевами земли. И теперь они уходили, понимая, что вернувшись, те предъявят им претензии и уйти все равно придется… если отпустят.

Гужевой в основном транспорт беженцев вынужден был дорогу освободить и пережидать поток военный в окрестных лесах довольно болотистых и для телег труднопроходимых. С этой же проблемой столкнулись и велосипедисты, уткнувшись в первое же озерцо, примыкающее к дороге и больше похожее на болото. В этом месте оно еще и на трассу выплеснулось, добавив проблему военным дорожникам и, саперы решили ее просто. Соорудив настил из бревен, длиной метров в пятьдесят и танки теперь грызли его траками с остервенением, воя двигателями. Беженцы проложили вокруг болотца обходную тропу, взявшись кое-где за топоры и по ней колдобистой и топкой, медленно огибали препятствие, волочась со своим скарбом. Многие тащили с собой домашнюю скотину, привязав ее к телегам и, это добавляло столько экзотики, неудобств и дополнительного шума, что старшина не рискнул провести бойцов по этой дороге жизни, втиснувшись между прущим гужевым транспортом.

— Переждем, может, товарищ старшина? К вечеру всяко рассосется встречное движение, тогда и нагоним потерянное время, — высказал здравое вполне предложение Черпак.

— Оно конечно так, но торчать вот здесь тоже не самая замечательная идея. Давай левее попробуем обойти все это вавилонское столпотворение лесом, а там посмотрим, — принял решение старшина и повел бойцов в обход. Однако тут же и пожалел об этом через сто метров. Путь преградило уже не озерцо, а полноценное болото, чавкающее под ногами и смердяшее сероводородом. Оно заставило группу огибать его, уклоняясь еще левее, а в итоге развернуло их в обратном направлении, так что еще через пару сотен метров старшина плюнул и отказался от своей идеи обхода, скомандовав: — Привал, — а потом сидел, курил и думал, как из этой скверной ситуации выползти:

— Эх, местного бы кого-то привлечь. Может быть, тут вообще есть проходы, только мы про них не знаем. Сверху за нами смешно, наверное, наблюдать. Тычемся тут, как слепые котята, — со вздохом поделился он своими соображениями с сержантом.

— Где его взять, местного? Вон из тех? Так они сами тут недавно поселились и места эти знают не лучше нашего. Нам бы на ту сторону дороги перебраться — правую. Там суше вроде бы.

— Да один хрен, что там, что здесь, — махнул рукой старшина. — Леха, сгоняй к дороге, разведай, может, рассосалось там или встали уже? — сибиряк сбегал быстро и, вернувшись, сообщил, что техника прошла тяжелая и теперь прет колесная:

— Это надолго, конца им не видно. Может и наш полк тут шурует сейчас?

— Может. Соскучился? — взглянул на него мрачно старшина.

— У меня там земляки, — неопределенно ответил рядовой.

— Тогда встань на обочине, растопырься, может, узнает кто из них и все, нет проблемы, — предложил ему старшина.

— Как это растопыриться? — не понял Иванов.

— Раком, — отрезал старшина, обидев парня так своим ответом, что тот даже засопел, отвернувшись.

— Разводи костер, комарье уже зажрало, — и не подумал извиняться старшина, пребывая в скверном расположении духа и рядовой огрызнулся: — Так сидим, потому что в болотине.

— А где тут не болотина? — взглянул на него старшина с укором.

— Ближе к дороге. А на той стороне вообще поле колхозное. Нам бы туда перебраться, товарищ старшина, и справа попытаться прорваться? — Иванов понял, что обижаться бесполезно и опять озвучил сержантское предложение, — нужно влиться в поток встречный и выскочить из него на ту сторону, — развил он свою мысль. — Там и пехота прет пехом. Вполне можем сманеврировать.

— Пошли, — встал на ноги старшина и, затоптав окурок, первым увел свой велосипед в сторону трассы. И здесь им повезло, если так можно назвать очередной налет вражеской авиации, одним своим появлением очистившей грунтовку, разбитую траками танкового корпуса. Эскадрилья штукасов прошла на бреющем, поливая разбегающихся людей из пулеметов и залегшие велосипедисты, по команде старшины пересекли дорогу опустевшую, сразу же после пролета немцев. Сволочи эти, однако, развернувшись, прошлись еще раз в обратном направлении, но группа к тому времени уже залегла на противоположной стороне, правда, в поле и была замечена сверху одним из пилотов, уделившим ей свое персональное внимание. Прошелся прямо над ними, расходуя боезапас и, старшина дернулся, услышав над головой свист пуль. Вжался в землю, прикрыв инстинктивно голову руками и, услышал рядом пару ударов чем-то тяжелым по металлу и болезненный вскрик кого-то из бойцов. Самолеты скрылись за кромкой леса и старшина сел, оглядываясь.

— Кого зацепило? — спросил он осипшим от волнения голосом и, не услышав ответа, переспросил:

— Черпак, Сафронов, Иванов?

— Я. — Я. — Я, — отозвались три голоса и старшина, облегченно вздохнув, опять задал первый вопрос:

— Кто, кричал? — Дак у меня по велику попало, ну и он ногу крылом царапнул, — откликнулся Иванов.

— Ну, это перетерпишь, а что с велосипедом? — обеспокоился старшина целостностью трофейной техники.

— Седлуху пробило, остальное в порядке, — доложил Иванов.

— Отделались легким испугом, — подвел итог старшина. — Подъем. Вперед к лесу, — лес, на правой стороне, действительно оказался более сухим, но и людьми заполнен по этой причине интенсивнее. Группа, сходу в него влетев, сразу же нарвалась на стадо крупного рогатого скота, которое так же гнали в тыл колхозники. Пастухов было пятеро, все верхом, а поголовье такое, что старшина даже растерялся, пытаясь сориентироваться в нем, прущем казалось, что со всех сторон.

Коровы выскакивали неожиданно из-за деревьев с выпученными от ужаса глазами и группа вынуждена была прижаться к сосне, отгородившись от стада велосипедами.

— Затопчут нахрен и не заметят, — пробормотал Сафронов, подобравший увесистую дубину полутораметровой длины и отпихивающий ей от себя животных. Появившемуся пастуху на лошаде он же и крикнул, пытаясь доораться до него сквозь мычание паническое перепуганных коров.

— Эй, парень, долго нам тут еще под елкой торчать? — пастух его вряд ли услышал, но и без слов, очевидно, понял, что у него спрашивают, прижавшиеся к дереву военные и вывернув кобылу прямо к ним, крикнул, проносясь мимо:

— Это последние.

— Ну, слава Богу, — отозвался старшина, в следующую секунду отшатываясь от выскочившего прямо на них рогатого монстра с кольцом в ноздрях. Монстр — бугай стадный, мотнул головой, ткнулся мордой в дубину, подставленную Сафроновым, мыкнул утробно и, развернувшись, как танк на месте, ушел вслед за поголовьем любимым, напугав личный состав до дрожи коленной, пожалуй, не меньше чем авианалет, только что пережитый.

— Чисто Зубр. В холке метра два, — дрожащим голосом поделился своими впечатлениями Сафронов.

— Пустили бы его заместо КВ на финнов, он бы их до самых Хельсинков догнал, — поддакнул ему Иванов и тоже голосом не самым мужественным.

— А Ёся где? — вспомнил о своей собственности Сафронов. — Ёся, Ёся, — позвал он и, не увидев пса, явно огорчился этим обстоятельством. — Затоптали пса.

— А я его вообще после дороги уже не помню, — огорчил его еще больше Черпак.

— Погиб пес смертью храбрых, — предположил старшина, оглядываясь. — Все, кончилось стадо. Почапали, братцы. Чего стоять? А вон и твой лохматый заявился, — обрадовал он Сафронова, первым заметив, выскочившего к ним Ёську. Пес прыгал вокруг, ставшими его стаей, людей и визжал от радости, что нашел их.

— Говорил же я тебе, что хрен он от тебя отвяжется теперь, — напомнил старшина, обрадовавшемуся Сафронову, присевшему рядом с Ёськой и гладящему его по голове.

— Умница, — нахваливал, тот пса и Ёська млел от счастья.

— Расцелуйтесь еще, — посоветовал ему старшина, двигаясь вслед за стадом и перешагивая через коровьи лепешки, проворчал, — Весь лес загадили, заразы. Нужно правее забирать, где они не перлись, — однако, правее опять уткнулись в топкие места и пришлось вернуться на коровьи следы, ведущие в то самое светлое будущее, к которому они всей группой стремились уже неделю и которое никак не наступало.

Все же до вечера группе старшины удалось преодолеть еще километров десять, по его прикидкам и скомандовав: — Привал, — он хоть и несколько мрачно, но высказал вполне оптимистичное мнение:

— Более-менее. Треть пути прошли. Если в таком темпе будем двигаться, то еще пару дней и мы в Выборге.

— Тридцатое сегодня июня кажется. Кто помнит? — спросил сержант, распаковывая поклажу и расстилая плащ-палатку.

— Ну, я помню, тридцатое. А что? — ответил Сафронов, также возясь со своим имуществом.

— День рождения у меня сегодня, мужики. Двадцать шесть стукнуло, — сообщил всем сержант.

— Поздравляем, вот повезло же тебе, Яков, родиться именно сегодня. Как знал, что встречать будешь его на чистом воздухе, в компании исключительно мужской и что найдется у них пара литров спирта на этот случай, — пошутил старшина, под одобрительные улыбки Иванова с Сафроновым и смущенную Черпака.

— Пьянка намечается по этому поводу, — потер ладони Сафронов и принялся копаться в своей поклаже, готовясь к мероприятию, отталкивая, сующего в нее нос Ёську.

— Отметим, конечно, — не стал возражать старшина, — но в меру. По сто грамм и все.

— Че там пить-то, сто грамм? Это как вон тому бугаю дробина, — попробовал пробить заранее запрет Сафронов и получил такую тираду от старшины в ответ, что сержант опять пожалел, что записать нечем, а Ёська брызнул в лес и целый час потом, нос свой не высовывал.

— Так бы сразу и сказали, — проворчал Сафронов и за праздничным ужином молча проглотил свою порцию спирта, зажевав его курятиной. И даже, когда смягчившись, старшина разрешил принять еще по сто граммов, не очень-то этому обстоятельству и обрадовался, пожав только плечами неопределенно, выпил и опять засопел, удивив своим молчанием весь остальной личный состав.

— Обиделся что ли, — спросил его старшина, — а, Степа?

— Чего это? — взглянул на него рядовой невозмутимо. — Не положено нам. По уставу, товарищ старшина.

— Ах, вон ты чего, — понял его молчаливый демарш старшина. — Дистанционировался. Мол, ты начальник — я дурак. Так что ли?

— Так, — взглянул на него опять рядовой, но уже с некоторым вызовом, — что не прав я скажете?

— Да прав, конечно, — согласился старшина. — С твоей кочки болотой, если на жизнь смотреть.

— А если с вашей?

— С моей чуток иначе. У меня ответственность не только за себя, но и за тебя оглоеда и по тому же уставу, и по совести. Так что ты уж потерпи, родной, когда слезешь с моей шеи, — усмехнулся старшина.

— Я, с вашей? — вытаращил на него глаза Сафронов. — Я-то как раз наоборот думал.

— Не правильно думал, Степа. Вот скажи ты мне, если сейчас из лесу патруль военный выскочит и станет вопросы задавать, то, что ты станешь делать?

— Что? Так вы же старший здесь и ответите за всех, — произнес, не задумываясь Сафронов.

— А если они меня арестуют, засомневавшись в правдивости моих слов, то, что ты станешь делать? — задал следующий вопрос старшина.

— Если арестуют, тогда и думать стану, а чего заранее пургу гнать, — ответил рядовой, опять особенно не задумавшись

. — Вот видишь, ты спрятался за моей спиной. Не такой уж и широкой. У тебя, Степа, по сравнению со мной, есть преимущество… Тебе есть на кого валить, если что. На меня. Я твоя броня и отмазка. Так что сел ты на мою шею плотно и еще погонять норовишь, чтобы я вез и не взбрыкивал. Вольницу тут тебе разрешил. Гуляй рванина… Хрен вот тебе, — закончил старшина.

— Да уж, — поскреб озадаченно за ухом Сафронов, — впору прощение просить мне у вас, Алексей Павлович. Так выходит. Вы, ежели что, за меня поплатитесь. А я вроде как тот бугай, тупой?

— Почему как? — рассмеялся старшина. — Хрен с тобой, уболтал, наливай, Леха, еще по сто грамм и отбой. Завтра подниму рано. Дежурим по очереди.

Первым старшина и отсидел до полуночи, подняв Иванова и укладываясь на нагретое им место, посоветовал:

— Ты, Леха, если что увидишь подозрительное, буди, не стесняйся. Только не пали в белый свет, как в копейку, навроде Степана. Здесь не хутор. Гражданские опять же шляются. Подстрелишь еще кого-нибудь, будешь потом казниться всю оставшуюся жизнь.

— Хорошо, товарищ старшина. А если этот… ну, Морозов подкрадется?

— Тоже буди. Давно не виделись, — пошутил мрачно старшина. — Узнаешь если его в потемках, то стреляй, не раздумывая. Подкрасться ему не позволяй. Зарежет или шею свернет в две секунды, — старшина отвернулся от рядового и тот залег в обнимку с автоматом, чутко прислушиваясь к окружающей среде. Перспектива получить ножом по шее или ее же получить свернутой, так впечатлила Иванова, что сон у него пропал мгновенно, а адреналин в крови зашкалил, заставив сердце стучать так громко, что он даже поморщился, досадуя на самого себя.

Иванов и разбудил старшину час спустя, теребя нетерпеливо за плече и шипя ему в ухо:

— Товарищ старшина, Алексей Павлович.

— Что? — разлепил глаза старшина.

— Ползает кто-то рядом, — свистящим шепотом сообщил рядовой.

— С чего ты взял, что ползает? Может, показалось все же?

— Нет, точно. Ёся встрепенулся и вон за те кусты умотал, а там пару раз взвизгнул. Точно, Морозов этот тут ошивается.

— Морозов! — гаркнул старшина во весь голос, будя спящих. — Ты здесь, кукушонок? Чего молчишь, оглодыш?

— Здесь, — донеслось вдруг из леса в ответ.

— Чего надо, придурок? — крикнул опять старшина.

— Нож отцовский верни и вали со своими архаровцами хоть в Сибирь, — прозвучало в ответ.

— Иди, возьми! — крикнул старшина, заводясь.

— Щас, — ответил Морозов, — когда ты один останешься, тогда и приду. Рядовых передушу по одному и приду, — пообещал он самоуверенно. — Оставьте нож на лежбище утром и тогда никого не трону, кроме тезки-сибирячка. Этому я все равно шею сверну за батю.

— Вот гад, — задергался Иванов, — я же ему сказал давеча, что это я Авдеича убил.

— Эй, Морозов, он тебе соврал. Не он это. Это я твоего папаню завалил, — крикнул старшина, решив успокоить парня.

— Тогда пусть они уходят, а с тобой мы разберемся, как мужчина с мужчиной, — проорал в ответ Морозов, явно стервенея.

— Да хоть сейчас, — психанул старшина, вставая на колени.

— Жду и, нож не забудь, сволочь! — поднял градус злобы в голосе Морозов.

— Иду, — вскочил на ноги старшина и оттолкнул, вставшего на пути Иванова.

— Товарищ старшина, нужно всем пойти и расстрелять гада из четырех автоматов, — заблажил сибиряк.

— Ты меня за кого принимаешь, тезка? — прихватил его за грудки старшина. — Я что, похож на суку? Сам разберусь, — и крикнул во все горло:

— Эй, Морозов.

— Что? — немедленно отозвался тот.

— Сходимся один на один. Мои не вмешиваются. Пусть Бог решает, кому жить, а кому загнуться в этом лесу.

— На ножах? — спросил Морозов деловито.

— Хоть на оглоблях, — рявкнул в ответ старшина.

— Тогда на ножах. Побожись, что твои не увяжутся следом, — поставил условия Морозов.

— Вот те крест, — крикнул в ответ старшина, перекрестившись и, цикнул на подчиненных:

— Сидеть здесь и не дергаться. Если жив останусь, то крикну. Если он меня кончит, то делайте потом что хотите.

— Алексей Павлович… — начал было сержант Черпак, очевидно, намереваясь вразумить старшину, но тот швырнул ему ремень, сняв с него ножны с ножом булатным и молча ушел в сторону Морозова.