Следак. Паритет интересов

Николай Живцов, 2022

Представитель золотой молодежи зигзагом судьбы оказывается в семидесятых годах XX века в стране, о которой знает лишь из учебников. Попав под советскую систему распределения выпускников вузов, он становится следователем органов внутренних дел. Вот только у него совсем другие планы на свою дальнейшую новую жизнь. Он ставит перед собой цель – бежать на Запад, в более привычный для него мир капитализма. И ради осуществления своих замыслов Альберт способен на многое, даже на использование своего служебного положения.

Глава 1

Разбудил меня шум дождя. Настырная трель бьющихся о стекло капель заставила открыть глаза.

Надо мной нависал некогда белый потолок. Но сейчас краска рассохлась, образовав темные трещины, что обтекали давно не мытые трубчатые лампы, из-за чего помещение выглядело запущенным.

Повернув голову, я наткнулся взглядом на стоящий рядом со мной штатив от капельницы.

Специфический запах хлорки и лекарств дополнил картину, подтвердив догадку о больничной палате.

Помимо моей здесь стояло еще три кровати, но, судя по голым металлическим сеткам и пустым тумбам, в палате я был единственным пациентом.

Дальше взгляд зацепился за дверь. Та была приоткрыта, и до меня из коридора периодически доносились голоса.

«Все-таки угодил в больницу», — констатировал я.

Последнее из того, что помню, — мы с Головачевым садимся в служебную машину нашего следственного отдела.

Когда я, подписав заявление и протокол, вышел из кабинета Решетникова, в коридоре меня ждал только мой непосредственный начальник. Он отмеривал шаги в одиночестве и при моем появлении принялся выговаривать мне за заслуги: мол, ночью надо спать дома, а не шляться по городу, беспокоя начальство, у которого от нового сотрудника лишь проблемы да головная боль.

Еще на лестнице у меня началась одышка, когда же мы с Головачевым залезли в салон автомобиля, меня начал душить кашель, а грудь сдавило от боли. Дальше я слышал лишь скрип тормозов и мат подполковника, ощущал резкие развороты, как автомобиль набирает скорость и вновь тормозит, затем меня куда-то потащили, после покатили, и в завершение я очнулся в этой палате.

Прислушался к своим ощущениям, но, кроме дискомфорта в груди и заполненного мочевого пузыря, ничего критичного не обнаружил.

Сбросил одеяло, пошевелил конечностями. Боль отдалась лишь в грудной клетке, но была терпимой, так что я решил продолжить. Кое-как уселся — мешало головокружение.

Оглядел себя. На ногах штаны от поношенной пижамы, вместо пижамной рубашки — накрученные на грудь бинты. Тапочек под кроватью не нашлось, но деревянный пол не особо студил босые ноги, и я отважился на вылазку. Вот только, поднявшись с кровати, я едва не свалился обратно. Ощутимо пошатывало.

Пришлось воспользоваться помощью штатива. Выкатил эту хреновину за порог и побрел в самый конец коридора, где обычно в таких заведениях находится туалет. Тут главное не ошибиться с выбором направления, иначе рискуешь плестись через весь коридор в обратную сторону. Я взял верное и оказался в санузле, где помимо туалетных кабинок располагались еще и душевые. Судя по звуку льющейся воды, по крайней мере, одна из них сейчас была кем-то занята. Но мне следовало взять левее, к кабинкам.

— Что за… — выругался я.

Штатив наехал на преграду, а я чуть не навернулся. На полу лежали тапки. Их-то мне и не хватало. Пол в санузле, в отличие от коридора и палат, был выложен кафелем, отчего ноги уже замерзли.

На обратном пути меня спалили.

— Больной, вы почему встали?! — Передо мной возникла пышущая здоровьем молодая женщина. Ее объемные формы стягивал белый халат.

Пришлось отвести взгляд. Пока было не до них.

— Я не совсем встал, — выдавил улыбку и кивнул на штатив.

— Эта штука для капельницы, — строго заметила медсестра, колыхнув бюстом.

— Это многофункциональная штука. — Отвечая, я старался игнорировать раздражитель.

— Под кроватью у вас стоит утка, — настырно проинформировала меня женщина.

— Не видел, — соврал я. Сложно было не заметить этот тазик, а еще сложнее было заставить себя им воспользоваться.

— Сейчас же вернитесь в палату! — потребовала медсестра. При этом она подбоченилась, грудь выпятилась, халат натянулся, а пуговицы опасно напряглись.

— Я туда и иду, — отвел я взгляд и покатил штатив дальше.

Только я уселся на кровать, чтобы передохнуть от марш-броска, забравшего у меня все силы, как в палату с криком: «Завтрак!» — вошла еще одна сотрудница госпиталя. На этот раз не такая привлекательная, зато толку от нее было не в пример больше. Она принесла тарелку с кашей, чай в стакане и хлеб с кусочком сливочного масла.

Пребывание в этом времени сделало меня неразборчивым в еде, так что я умял безвкусную и уже остывшую кашу, даже не поморщившись. Предложили бы мне добавки, и от нее бы не отказался.

Спустя полчаса до меня добрался и лечащий врач.

— Так-с, что тут у нас? — деловито начал он осмотр. — Ну и как вы себя чувствуете? — повесив стетоскоп на шею, спросил он.

— Нормально чувствую, — честно ответил я.

— А поподробнее? — не удовлетворился врач.

Он пододвинул единственный в палате стул к моей кровати и с удобством на нем расположился. Лет за пятьдесят, на голове уже полно седых волос, глаза живые, смотрят профессионально участливо.

— В груди болит, и голова кружится. — Я еще минуту поразмышлял, прислушиваясь к себе. — Вроде всё.

— У вас, молодой человек, серьезная травма — перелом ребер, а вы, как я понимаю, рекомендацию врача не выполнили, отсюда и осложнение. — Теперь он смотрел на меня с укором.

— И долго мне здесь лежать? — задал я вопрос, никак не прокомментировав высказанную мне претензию.

— До конца недели точно. Будем вас наблюдать, — обрадовал он меня. — Вам прописан постельный режим, а судя по тому, в каком состоянии вас вчера ночью привезли, самостоятельно вы его соблюдать не в состоянии.

— Вчера ночью? То есть сегодня понедельник? — уточнил я.

— Да, понедельник.

Подтвердив тот факт, что я целый день провалялся в отключке, врач покинул мою палату.

— Охренеть, — дал я оценку произошедшему, когда остался один.

Вспомнился Ломакин, и захотелось вернуть ему должок. Я перебрал в уме условия заключенной с первым секретарем сделки. Согласно им я должен был молчать об участии его племянника в грабеже и подписать оформленные следователем документы. За это Свиридов обязался в ближайшее время организовать мне туристическую путевку в капстраны. И на этом всё. Так что придется Ломакину ответить за все хорошее, что он мне устроил.

За дверью послышался шум: топот ног, взволнованные женские голоса и гневный мужской. Пришлось отвлечься от обдумывания плана мести. Заинтересованный, я слез с кровати, приоткрыл дверь и через образовавшуюся щель посмотрел в коридор.

— Где мои тапки?! — орал мужик в полосатой пижаме.

Медицинский персонал, подстегнутый начальствующим рыком, бегал по коридору и заглядывал в палаты, разыскивая пропажу. Мужик развернулся в мою сторону, и я тут же отпрянул от двери.

— Черт! — Стряхнув с ног тапки, я затолкал их под матрас на кровати и улегся сверху.

Дверь открылась, в палату прошмыгнула уже знакомая мне медсестра.

— Тапки не видел? — спросила она у меня, одновременно заглядывая под кровати.

— Нет, — не сразу отозвался я, занятый разглядыванием ее обтянутых халатом аппетитных округлостей.

— А твои где? — поинтересовалась медсестра, не обнаружив искомого.

— Не знаю. Проснулся, а их нет, — ответил я, сглотнув, когда она наклонилась пониже.

— Постой, а разве в коридоре ты не в тапках был? — задумчиво спросила медсестра, выпрямляясь, и мое внимание переместилось с попы на грудь.

— Босиком, — по инерции соврал я, недвусмысленно пялясь на женщину.

— Что за день такой, — вздохнула она, отчего медицинский халат вновь натянулся. — Санитарка, что ли, когда мыла пол, унесла? — произнесла задумчиво и тут заметила мою заинтересованность. Ее глаза довольно блеснули, и, покачивая бедрами, женщина плавно удалилась.

«Ломакин, я тебе вообще все сломаю», — мысленно пообещал я, провожая шикарную фигуру взглядом.

Больше меня никто не тревожил, и я до самого вечера провел в одиночестве.

Нарушила его лишь санитарка, которая забросила мне тапки, и работница столовой, что два раза приносила еду и забирала посуду.

Никто меня не навещал. Некому. Здесь нет отца, который обязательно пришел бы узнать о моем здоровье. Здесь нет друзей, а значит, некому завалиться и развеселить меня. Здесь нет девчонок из той жизни, поэтому никто не принесет мне вкусняшек. Стало тоскливо.

За окном стемнело, я лежал на кровати и подумывал о том, чтобы поспать. Но для этого нужно было выключить свет, а вставать мне было лень. Поэтому я лежал и ждал, когда кто-нибудь заглянет в палату и его можно будет напрячь с выключателем.

Наконец дверь открылась, но вместо симпатичной пышки-медсестры, радующей меня своими формами, на пороге возник Леха. Я даже привстал от неожиданности.

— Надо же, нашел, — довольно произнес он, войдя в палату. — Ты как?

— Привет. Нормально. Выздоравливаю. — Я прям обрадовался. Одиночество, оказывается, та еще хрень.

— Это хорошо. — Леха уселся на стул. — А что случилось?

— Ребра сломаны, осложнение, — кратко изложил я диагноз и добавил причину: — Ограбить пытались.

— Ограбить?! Тебя?! — озадаченно воскликнул он и, подвинув стул ближе, потребовал подробности.

— Так я и попал в госпиталь, — закончил я свой невеселый рассказ.

— Вот уроды. — Леха сдвинул челюсти. — Нашли грабителей-то?

— Нашли, — зло ответил я. Сломанные ребра не способствуют доброте и всепрощению.

— Ну хоть что-то.

— А ты как узнал, что я здесь? — сменил я тему.

— В твой отдел позвонил, — ответил Леха. — Меня же на должности утвердили, звание дали, — начал он хвастаться успехами, и его лицо засияло от радости. — Хотел тебя позвать отметить. А тут такое. — Леха уставился на мою перебинтованную грудь.

— Спасибо, что пришел, — поблагодарил я его на полном серьезе. И где-то в глубине души ощутил стыд за то, что сам Леху на обмывание первого звания не приглашал.

— И долго тебе здесь еще валяться? — оглядев палату, поинтересовался он.

— Обещали до конца недели продержать, — вздохнул я. — Лех, а ты можешь мне вещи из дома принести? А то у меня здесь даже зубной щетки нет.

— Конечно, — с готовностью подорвался он с места. — Вот только второй раз меня в палату вряд ли впустят. Сейчас-то еле прорвался, — сказал он с усмешкой. — Но ничего. Попрошу кого-нибудь внизу передать тебе вещи.

— О’кей. Держи ключи. — Вытащив из тумбочки, я протянул их другу.

— Адрес, — деловито потребовал он и, пообещав управиться за час, выскочил из палаты.

Вторым посетителем оказался, как ни странно, Шафиров. Он заявился ко мне на следующий день после обеда все в той же полосатой пижаме, но в новых тапках.

Посмотрев на них, я отвел взгляд. Неудобно получилось.

— Ну, здравствуй, товарищ Чапыра, — поприветствовал он меня. — Доложили мне вчера о твоих подвигах. — Шафиров по-хозяйски оккупировал стул напротив моей кровати.

— Здравствуйте, товарищ полковник. — Я сменил положение «лежа» на положение «сидя».

— Мало тебя на матах валяли, — заявил он мне, — всего с тремя уголовниками не смог справиться. Мне сказали, у них даже ножей не было. — Шафиров посмотрел на меня осуждающе.

— Как смог, так и отбился. — Мой ответ прозвучал излишне раздраженно, что развеселило полковника.

— А вот не надо «как смог», надо «как отличник милиции», — усмехаясь, высказал он мне. — Задержал бы их сам, и наградили бы знаком «Отличник милиции».

— Мне и без наград нормально, — огрызнулся я.

— Ладно, не обижайся, а то посмурнел весь. — Шафиров рассмеялся своим каркающим смехом. — Против благодарственной грамоты, за которую ратует Храмцов, возражать не буду, — смягчил он позицию.

— Премного благодарен.

Сдались мне их грамоты.

— Все-таки обиделся, — констатировал полковник.

— Ничего я не обиделся.

Этот Шафиров начал утомлять. Я еще не забыл, кому обязан своей службой в органах.

— Служба-то как, нравится? — сменил он тему, наступив на больную мозоль.

— Нравится, — пробурчал я, устраиваясь поудобнее. Судя по никуда не спешащему уходить Шафирову, разговор обещал быть долгим.

Так и вышло, полковник принялся подробно меня расспрашивать о стажировке, о работе в следственном отделе, о расписанных мне уголовных делах, о коллегах и взаимоотношениях в коллективе.

От полного потрошения меня спас заглянувший в палату Головачев.

— Добрый день, Валерий Муратович, — первым делом поприветствовал подпол старшего по званию.

Если он и удивился нахождению полковника в моей палате, то виду не подал.

— Добрый, добрый, — развернулся в его сторону вместе со стулом Шафиров. — Беседуем тут с вашим подчиненным, — пояснил он свое присутствие. — Пришли к мнению, что Альберту следует усилить физическую подготовку, разумеется, после того как полностью поправится, — огорошил он нас обоих, я даже закашлялся, но тут же скривился от боли в груди. — Вы уж, Илья Юрьевич, проследите за этим.

— Прослежу, — взял под козырек подполковник.

Шафиров удовлетворенно кивнул.

— А теперь объясните мне, почему ваш сотрудник ловит преступников в соседнем районе, а не в том, к которому он приписан?

Головачев не нашелся, что ответить на поставленный начальством вопрос, и перевел взгляд на меня. Шафиров также сместил на меня свое внимание. Пришлось разруливать самому.

— Да я там случайно оказался. Меня же никто не предупреждал, что в центре города у нас неблагоприятная криминогенная обстановка, — вернул я любезность за «слабака».

— Что значит неблагоприятная криминогенная обстановка?! — моментально вскипел Шафиров. — Ты где набрался таких формулировок?! Ты вообще соображаешь, что говоришь?! — вылупил он на меня свои и без того выпуклые темные глаза. — Советская милиция эффективно борется с преступностью, и число преступлений с каждым годом падает! Заруби себе это на носу! — припечатал он в конце.

— Чапыра! — предостерег меня от вступления в спор с начальством Головачев.

— Да молчу я, молчу, — пробормотал я, отведя взгляд на окно, в которое опять хлестал дождь.

— И смотри нигде такое больше не ляпни! — предупредил меня Шафиров, демонстрируя недовольство всем своим видом. — Надо будет сказать Мохову, чтобы усилил работу с личным составом, тем более с молодыми сотрудниками. Или вообще на уровне управления этот вопрос поднять, — пожевывая губами, задумался начальник. — Да, так и сделаю. Комиссия по вопросам политико-воспитательной работы среди личного состава в МВД уже создана. Значит, и на местах скоро озадачат с созданием чего-то подобного. Так что надо будет проработать этот вопрос, а когда из Москвы придет распоряжение, у нас уже будет все готово, — подвел он итог своим размышлениям, и его лицо просветлело.

А я понял, что невольно запустил какой-то процесс.

Теперь Шафиров смотрел на меня уже более благосклонно. Все же я направил его мысли в нужную сторону, поскольку он придумал, как выслужиться перед московским начальством.

— А за несдержанность будет тебе урок, — заявил он, когда я уже было решил, что пронесло. — Даю тебе поручение, — произнес он, с садистским удовольствием наблюдая за моей не особо радостной физиономией.

— Какое поручение? — тоже не особо весело встрепенулся мой непосредственный начальник, которого, как и меня, только-только начало отпускать от вспышки начальственного гнева.

— Раскрыть серию краж или грабежей в своем районе! — торжественно сообщил нам полковник. — Поработал на соседей, а теперь у себя криминогенную обстановку улучшай, — вернул он мне подачу и веско добавил: — Срок тебе — до Дня советской милиции!

Услышав вводную, я завис, вспоминая дату праздника.

— А если не успею? — настороженно спросил я.

— Что значит не успеешь? — начал набирать громкость полковник. — Ты комсомолец или кто?!

Я не ответил, размышляя на тему того, почему мне так «везет» и как с этим бороться.

— И не вздыхай, — одернуло меня начальство.

— Он неделю всего как в должности утвержден, да и ноябрь уже близко, — попытался урезонить разошедшегося полковника Головачев.

— Залог у него быстро получилось согласовать, значит, и серию хищений по силам раскрыть, — отверг возражения Шафиров.