Общество мертвых пилотов

Николай Горнов, 2009

В романе омского писателя и журналиста Н. Горнова рассматривается аксиологическая сфера реальности, выраженная в форме переживания и обретения смысла. Переживание трактуется автором как бытийная форма жизненного и культурного освоения и присвоения реальности, как процесс перехода в субъективный внутренний мир человека объективированных форм проявления сущности в процессе функционирования систем «человек – человек» и «человек-социум».

Условный горизонт. Лето. 1982

— Даже и не знаю, что с тобой делать, лейтенант…

Комполка хмурился. Гриша стоял, опустил взгляд в пол. В кабинете Железного Феликса он оказался уже второй раз за неделю. И оба раза по неприятным поводам.

— Товарищ полковник, не избивал я Куклю, — упрямо повторил Беляков.

Комполка привычным движением поправил галстук.

— Вот его рапорт, лейтенант, у меня на столе. Хочешь сказать, что это не ты был вчера вечером в ресторане «Север»?

— Я, — уныло подтвердил Гриша. — В ресторане «Север» был я. Но старшего прапорщика не избивал…

— Уже понятнее. — Комполка усмехнулся. — А драку кто затеял?

— Это была не драка…

— А что это было, черт подери, лейтенант?! Танец маленьких лебедей из балета «Лебединое озеро»? — Кулак Железного Феликса опустился на стол, и тяжелое пресс-папье подлетело в воздух сантиметров на пять.

— Я только ударил его по щеке, — еле слышно произнес Гриша. — Не удержался, простите…

— Что значит: «простите», лейтенант Беляков? Ты кто — боевой пилот советских военно-воздушных сил или институтка какая-нибудь, дочь купца третьей гильдии Калашникова? Отвечать по уставу!

Гриша поднял взгляд. По круглому лицу комполка уже строем шли красные пятна. Верный признак, что Железный Феликс рассержен не на шутку. Но Грише нечего было сказать. Он действительно не знал, какая сила толкнула его вчера под руку. В «Севере» они сидели с Путинцевым. Хорошо сидели, никого не трогали. У обоих был законный выходной, да и остатки денежного довольствия в карманах завалялись, вот и решили два лейтенанта посидеть в культурном месте. И только присели за столик, заказали по шашлыку, приняли на грудь по пятьдесят граммов водки, как занесла нелегкая в «Север» старшего прапорщика Куклю.

— Виноват, товарищ полковник! — Беляков опять вытянулся по стойке смирно. — Готов понести заслуженное наказание!

— Понесешь, не волнуйся, — кивнул тяжелой головой Железный Феликс. — Но я все равно не понимаю. Ты же, вроде, интеллигентный человек, лейтенант. В аспирантуре, говорят, учился. В Ленинграде…

— Так точно, товарищ полковник, учился!

— И драки в ресторанах затеваешь…

— Причина была веская, товарищ полковник.

— И какая причина? — живо заинтересовался комполка. — Женщина?

— Никак нет, товарищ полковник. Женщин там не было. Товарищ старший прапорщик рассказывал нам анекдоты о Генеральном секретаре ЦК КПСС, товарище Леониде Ильиче Брежневе. За это он и получил от меня… пощечину…

Рассказывать анекдоты Кукля любил. Но не умел совершенно. Причем, как назло, вспоминал только самые глупые. Вот Беляков и не удержался. О чем, в принципе, успел уже неоднократно пожалеть. Ведь понимал же, что Кукля — человек на редкость подлый и пакостный. И догадывался, что утром тот первым делом побежит с рапортом…

— Не понял. Какие еще анекдоты? — Комполка слегка растерялся.

— Разрешите не повторять их вслух, товарищ полковник?

В кабинете повисла предгрозовая тишина. Впервые в жизни Железный Феликс не знал, что ответить своему подчиненному…

— Рапорт! — хрипло выдавил он из себя. — Хотя, нет. Отставить, рапорт. Сам разберусь, без рапорта…

Через секунду на пороге кабинета вырос помощник комполка — капитан Любимов.

— Старшего прапорщика Куклю! Ко мне! Срочно!

— Разрешите идти? — Гриша подскочил как на пружине.

— Да иди уже, лейтенант. Глаза бы мои вас не видели, защитничков Отечества, — проворчал на прощание Железный Феликс.

Гриша обогнул плац, на котором комендантская рота оттачивала подходы к командиру и отдание чести, огляделся по сторонам, убедился, что никто его не видит, и только после этого просочился в узкую щель между баней и столовой. Здесь дорога в гарнизонный поселок была намного короче. Если идти по ней все время прямо, а потом у трех березок взять левее, то через некоторое время упрешься в Объект. Отсюда его не видно, естественно. Он весь под землей. Сверху только невысокое бетонное строение, в котором за десятимиллиметровой броневой сталью затаился пост охраны.

Если Объект обогнуть и пойти еще дальше, то через пару километров будут два ряда колючки. Еще дальше — двухметровый бетонный забор Периметра, вдоль которого равномерно расставлены вышки. Ну а если все эти непреодолимые препятствия мысленно преодолеть и пойти еще дальше — уже за территорию части, — то обязательно выйдешь к Реке. Она приблизительно в двадцати километрах. В другую сторону от части — Город, куда ведет единственная дорога с твердым покрытием. И хотя городом поселок при Комбинате стал совсем недавно, да и состоял он, преимущественно, из щитовых бараков, но все же там была цивилизация, что ни говори…

Беляков ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Ему не нужно было ни к Реке, ни в Город. Его цель — квартира Кашина — располагалась намного ближе, хотя по непривычной для этих мест жаре и такое расстояние преодолеть оказалось совсем не просто. На его счастье, Кашин оказался дома.

— Где супруга? — осторожно поинтересовался Гриша.

— С утра в Город умчалась. — Кашин подмигнул. — Заходи не бойся, уходя — не плачь! Извини, что я в таком затрапезе…

Старлей показал на растянутые на коленях спортивные штаны. Голый волосатый живот он прикрывал фартуком, испачканным в муке.

— Здрасьте, дядя Гриша!

Из-под руки Кашина выпорхнула его шестилетняя дочь Дашка.

— Привет, привет, стрекоза-дереза. — Беляков вынул из кармана заранее припасенную шоколадную конфету. — Вот тебе «Белочка» от Деда Мороза.

Дашка прыснула в кулачок.

— Дедов Морозов летом не бывает! Я уже не маленькая, дядя Гриша, и ты меня теперь так легко не обманешь, — гордо сообщила она.

Но конфету, подтаявшую от жары, цепко сжала в кулачке. И сразу скрылась в дальней комнате. Гриша стянул ботинки и протиснулся в кухню, где на узком столе Кашин пытался раскатывать тесто.

— Вот, пирог решил испечь, — смущенно пояснил Кашин. — С рыбой…

Гриша присел на табурет и тут же вымазал локоть в муке.

— Слушай, у тебя выпить есть?

— Вообще-то есть. А с чего вдруг? — удивился Кашин.

— Тоска-кручина, понимаешь, охватила. Обещала насмерть придушить.

— Завтра вылет, — напомнил Кашин. — Комполка на тебя и так волком смотрит. Малейший прокол — и не видать тебе, Гриня, третьей звезды…

— Наплевать. Пусть хоть вообще спишут! — Беляков помрачнел. — Все надоело. Не могу больше…

Кашин покопался в маленьком шкафчике, нашел между банок с вареньем бутылку без этикетки, взболтнул прозрачную жидкость и наполнил два шкалика.

— Если по чуть-чуть, то не считается, — напомнил Беляков.

Рюмки они опрокинули одновременно. Гриша занюхал серой корочкой, обнаруженной в хлебнице. Кашин крякнул, но закусывать не стал.

— Никакой сивухи. Двойная очистка. И горит, я проверял…

— Еще по одной? — оживился Гриша. — За автора этого изумительного продукта.

— За автора можно, — согласился Кашин. — Только это не я, а супруга. И научилась же! Специально рецепт какой-то мудреный с родины привезла. Только ты это… смотри, чтобы никому…

— Да как ты мог такое подумать?! — возмутился Гриша. — Да что бы я хоть слово!

Со спиртным в части было не то, что плохо, а совсем плохо. Водку в гарнизонный магазин завозили исключительно по личному разрешению комполка, и то по самым большим государственным праздникам. В остальные дни приходилось либо мотаться за ней в Город, либо как-то выкручиваться. Вот и выкручивались. Потому-то самым покупаемым продуктом в гарнизонном магазине круглогодично оставался дешевый сахар, произведенный союзниками с жаркого Острова Свободы…

— На пирог-то останешься? — Кашин кивком показал на раскатанное тесто и разлил по третьей. — Не бойся, жена только к вечеру вернется. Не раньше восемнадцати ноль-ноль.

— А с чего ты взял, что я боюсь. Я не боюсь. Просто опасаюсь немного…

Кашин рассмеялся.

— Хороший ты парень, Гриня, честное слово. Только попал, как говорится, не по адресу. Защитил бы свою диссертацию, преподавал бы сейчас сопромат… Эх, жизнь-жестянка… А ты в Ленинграде, кстати, давно был?

— Давно… — Гриша шмыгнул носом и улыбнулся уголками рта.

Они выпили по четвертой. Потом по пятой. Поговорили о жизни. Без соплей поговорили — по-мужски. А тут и пирог подоспел…

Со своими вечными вопросами на кухню периодически забегала веселая и довольная Дашка. Она любила, когда к ним в гости кто-то приходил. И Гриша постепенно расслабился. После седьмой рюмки все его проблемы показались ему мелкими и не заслуживающими внимания.

— А спой нашу, любимую, — попросил вдруг Гриша.

Кашин отнекиваться не стал. Приволок из комнаты гитару, откашлялся, тихо перебрал пальцами струны и затянул приятным баритоном:

Кожаные куртки, брошенные в угол,

тряпкой занавешенное низкое окно.

Бродит за ангарами северная вьюга,

в маленькой гостинице пусто и темно.

Командир со штурманом мотив припомнят старый,

голову рукою подопрёт второй пилот,

Подтянувши струны старенькой гитары,

следом бортмеханик им тихо подпоет…^[1]

На последнем аккорде Гриша всхлипнул и уронил внезапно потяжелевшую голову на стол. Почему-то она категорически не хотела держаться вертикально…

* * *

Фельдшер на Стартовом уровне осматривал Белякова долго и задумчиво. Кашин тоже покачал головой с явным осуждением. В отличие от Гриши, Кашин был свеж и бодр. И пахло от него французским одеколоном «Тет-а-тет». Беляков же отошел от вчерашнего веселья только на Высоте, когда под куцее ватное пальтецо стал забираться легкий морозец…

На вахте в этот раз дежурила симпатичная второкурсница, и Гриша с удовольствием притормозил.

— Привет, красавица. А для Белякова есть что-нибудь?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Александр Городницкий, «Песня полярных летчиков»